ВЕРШКИ И КОРЕШКИ

Свинская это должность - старшина гауптвахты. Ни дня отдыха, сплошная нервотрепка, постоянно на переднем крае... Трудная должность, но почетная. Уважаемая.
Уважение к старшине гауптвахты проявляется по-разному: то битые стекла в квартире, то веселые какашки под дверью, то еще что-нибудь - фантазии у воинов хватает всегда. Особенно, если учесть тот факт, что старшина гауптвахты самолично провоцирует озорных матросиков и солдатиков на проявление этого самого уважения.
Была у старшего мичмана Хрипко черта такая, всем зажравшимся начальникам присущая - уж очень он любил посаженных на кичу использовать в качестве универсальной и бесплатной рабочей силы. Брал с десяток арестантов - и к себе на огород. Под ружьем, конечно, да только любой конвойный твердо знал - сегодня ты стережеешь, а завтра тебя стеречь будут - а потому всегда действовал с кичмарями заодно.
Привез как-то в воскресенье наш старшина гауптвахты - все туда же, на огород - очередную партию рабов, высыпал перед ними шесть мешков картошки и велел посадить. Объяснил профессиональные тонкости процесса, убедился, что его поняли, а потомм глупость сморозил: сел на мотоцикл и упылыл домой. Ну, они ему и посадили - не особо утруждаясь. Выкопали здоровенную яму посреди огорода, высыпали туда всю картошку, сверху как следует заровняли и грядочки аккуратненько обкопали. И даже часовой участие принял. Хрипко после обеда вернулся и умилился: уй, как ровненько! И даже благодарность кичмэнам объявил - скостил каждому одни сутки ареста... Через два месяца кое-какие подозрения у него зашевелились, когда у всех картошка равномерно по всему огороду растет, а у него грядки пустые, и только посередке дикий куст неимоверных размеров, на атомный взрыв похожий... Ну и дальше, осенью дождливой, когда пришла пора урожай собирать, искал он в остервенении старые списки арестованных, дабы вычис! лить участников посевной кампании - без толку, конечно. И жаловаться не пойдешь - рабство-то еще когда официально отменено, по головке не погладят.
Как говорится, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, но зато можно дважды наступить на одни и те же грабли. На следующий год старшина организовал посев точно таким же образом, только теперь домой не уезжал, а лично осуществлял контроль за ходом процесса. Правда не непосредственно, а с соседней дачи, где параллельно лакомился шашлычком под водочку (и снова тактическая ошибка!).
На этот раз коварные арестантики под прикрытием бдительного выводного с карабином умудрились собрать огромное количество старых консервных банок - по числу сажаемых картофелин. Есть подозрение, что акция была подготовлена заранее. Каждая картошка была аккуратно уложена в банку, засыпана землей и посажена в ровненькие грядочки. Донышком вниз. В итоге вершки были - мечта Тимирязева, вот только оснью со сбором "урожая" возник ряд проблем...
Но верхом шалости все же явилось мероприятие, проведенное неизвестными злоумышленниками непосредственно на территории гарнизонной гауптвахты. Тут они превзошли самих себя. Фокус старый и проверенный, результат гарантирован.
Дело в том, что заведение это, обнесенное бетонным забором с колючей проволокой, имело (и по сей день имеет) свой собственный гальюн типа "сортир" на шесть дырок с выгребной ямой, выполненной в лучших военных традициях в виде бетонного же мешка. Сверху и сбоку - опять бетон, прямо не гальюн, а бункер Гитлера. Так вот, именно туда, где сплошной однородной массой лежало оно, вековое и нетленное... именно туда, в одну из шести дырок как-то раз прекрасной теплой летней ночью некий неизвестный солдат-матрос Пупкин сыпанул необходимо-достаточную дозу фирменных военно-морских дрожжей, и дремлющий дракон таким образом был разбужен. Через несколько дней после инициации жуткое тесто неопределенного цвета, булькая и пузырясь, рвануло на свободу, сопровождаемое оглушительным амбрэ. Страшной неуправляемой биомассой содержимое ямы неудержимо перло на солнечный свет, и не было на свете силы, способной остановить этот порыв... Оно было бесконечным и бессмертным, как Конан Мак-Клауд. Неравна! я битва с дерьмом длилась почти неделю, с применением технических средств, и с трудом победивший в ней старшина гауптвахты на победителя не походил. Больше месяца после этого на кичу никого не сажали, потому что дышать там было решительно нечем. Гарнизон ликовал.
Ну, любят военнослужащие старшину гарнизонной гауптвахты, ну не могут они никак сдержать своего уважения к нему, ну есть в нем что-то такое, что с необычайной силой притягивает внимание наиболее изобретательных членов наших воинских коллективов! А потому - многая ему ле-ета!