Здравствуйте, уважаемые подписчики! ^.^

Перед вами - первый сигнальный выпуск рассылки "Как рисовать мангу"! Получился он, или нет - решать вам. Я, как ведущий рассылки, старался изо всех сил, чтобы она получилась максимально информативной и интересной! Надеюсь, у меня это получилось.
Что будет в рассылке? В первую очередь, это будут новейшие уроки и статьи с нашего сайта (http://manga.kulichki.net), с помощью которых вы сможете повысить свое мастерство и узнать хитрости профессиональных художников-комиксистов. Ваше художественное и писательское творчество также найдет свое отражение в рассылке. Со временем, думаю, будет еще много всего интересного.
ВНИМАНИЕ! Если вы не видите картинок, вам нужно просматривать не в почтовом клиенте, а в браузере, в режиме онлайн. Особенно это касается пользователей The Bat!

Всё-таки замечательно, когда твоя девушка тебе ещё и подруга. Я в очередной раз понял эту очевидную вещь, когда мы с ней сидели в ванной друг напротив друга и рассуждали о жизни — о нашей и вообще. Не могу сказать, конечно, что её вид меня нисколько не отвлекал от предмета бе-седы — ну, все мы одинаковые, нам только одного и надо, вы же сами по-нимаете! Только представьте, как нежна и горяча стала её кожа, а тело расслабилось в воде, и как податлива будет она, когда я …
Мы давно не разговаривали на эту тему. Даже не знаю, почему она всплыла в тот вечер
— Что ты будешь делать, когда меня не будет рядом?
— Пойду за тобой, — без раздумий сказал я. Не для красного словца и не сгоряча. Просто потому что так оно и будет. Я знаю. А когда я говорю, что знаю, то это уж точно так.
— Но ведь это неправильно!
— Как это? Тебя нет — и меня нет. Всё правильно.
— Нет…
— А ты? Что ты бы стала делать?
— Либо буду просто существовать…. Либо покончу с этим. Но сама я не смогу. Уже убедилась. Придётся искать помощника. Например, киллера нанять…
— Дорого, — скептически оценил я.
— А мне уже тогда всё равно будет. Тебя нет, на кого же деньги тра-тить?
— Ну так их же тоже где-то взять придётся…
— Это не проблема.
Чёрт, всё время забываю, как богата их семья. Никогда не привыкну!
Мы перешли к обсуждению заработков, работы, планов на лето… Было время, когда мы вдоволь наговорились на тему смерти, так что ответы знали наперёд. И всё же слышать что-то подобное от любимого человека, когда любишь так, что за пределами этой любви ничего больше нет — это нечто особенное.
Время летело неумолимо. Когда мы вспомнили о нём, было пора выле-зать из ванны. Она обернула мокрые волосы полотенцем и залезла в мою рубашку.
Потом я уйду из этого дома в той же рубашке, пронизанной её присутст-вием.
В дверь ванной постучались. Это оказался старый подслеповатый слу-га, который считал своим долгом покровительствовать влюблённых. Он всегда нас любил. Как всегда, он нас спасал. Матушка моей возлюбленной как раз вернулась домой, и мне явно следовало убираться восвояси, по-тому что в отличие от этого славного слуги, эта престарелая мадам не пи-тала ко мне никаких тёплых чувств. К слову, это было взаимно.
Я вбежал в комнату моей Леди с одеждой в руках и спрятался за шка-фом, разделяющим комнату пополам. Есть там такая удобная выемка — и от двери меня не заметно, и из зимнего сада. А вот я прекрасно видел тех, кто сидел на креслах в саду.
Оказалось, матушка с гостями. В комнату, где я скрывался (ладно хоть успел одеться), вошла семейка с двумя очень подвижными, я бы даже ска-зал живыми детьми. Они уселись за стол и только тогда заметили меня. Пришлось читать книгу и общаться — впрочем, довольно сдержанно, не хватало ещё, чтобы меня приняли за члена семьи. Уж лучше пусть дума-ют, что я прислуга.
Настоящая прислуга, кстати, действовала быстро. Вскоре стол был на-крыт, и хозяйка комнаты наконец присоединилась к гостям. Она раздвину-ла гардины, незаметно открыв засовы на окнах, и села за стол. Я посмот-рел ей в глаза на прощание. Она отвела взгляд, сдерживая смущение. Ей неплохо удалось — всего лишь лёгкий румянец.
Вот черти… даже не поцеловал её напоследок…
Воспользовавшись тем, что все занялись трапезой, я выскользнул на балкон, протянувшийся по периметру всего их огромного дома. Конечно, он не так уж и велик по здешним меркам, но у меня нет и такого. Поэтому её мать меня и не любит.
Ритуал, в общем-то, был отработанный. Я уже не раз спрыгивал с этого балкона, когда приходила её мать. Но сегодня у меня был другой маршрут. Пройдя по балкону до соседнего зала, я пролез сквозь приоткрытое окно внутрь. Раньше там была комната парализованной бабушки. Теперь зал не используется. Мебель так и стоит вдоль стен, кругом пыль, обои вы-цвели.
Я точно знаю, что бабушка ещё здесь. Она меня тоже не любит. Зато очень рада, что может снова двигаться. Моя милая Леди тоже знает. Она у меня такая. Необыкновенная.
Сегодня в бабулиных угодьях играли двое гостящих детей. Они вози-лись с какими-то старыми странными вещами, им было не до меня, так что я дошёл незамеченным до входа в потайной этаж. Кроме нас троих, им ни-кто не пользуется. Бабушке это не нужно, а остальным и увидеть-то его не так-то просто.
Я спрыгнул на старые ступени, отряхнул рукав от рыжей пыли и мучи-тельно вгляделся в полутьму. Где-то здесь я его и спрятал… Дело было в запарке, нельзя было, чтобы он достался этому помешанному священнику. А теперь вот жалко. Начальство, конечно, ничего не сказало. Для неё та-кие расходы — обычное дело. А мне вот жалко. Эти двое тоже посмея-лись. Впрочем, они всегда смеются…
Я принялся разгребать завалы старья, пытаясь докопаться до заветной щели, где должен был лежать мой прекрасный меч с тонким, бритвенно острым лезвием. Моя Леди тоже была к нему неравнодушна. Она не раз поправляла макияж, глядя в отражение на его идеальном клинке. Я под-нял уже приличное облако пыли, когда из желтоватых недр хранилища вышли две фигуры.
— Слушайте, — начал я жалобно, — помогите мне найти моё оружие! Будьте … этими, людьми! Ну пожалуйста, помогите найти…
Алукард закатил глаза вверх.
— Я помню, что засунул его куда-то сюда. Ну что вам стоит!?
Алукардовы глаза выкатились из-под нижних век.
— Если бы это не было бесполезно, я бы убил тебя на месте!
Началось. Сейчас заведёт свою шарманку про то, что я — истинный представитель своего недоделанного поколения, которое…
— … мало чем отличается от того хлама, что выкидывают на новый год, и только людскому отрепью может пригодиться такой паршивый мусор да гнильё!..
А вот этой своей Виктории он такого ещё ни разу не сказал. Хоть бы по-стеснялся, каждый вечер ведь глохчет кровь, которую я приношу из опера-ционной.
— Давайте не так громко, — попросил его Демиан. — Меня тошнит.
— Наверное, у тебя резус-конфликт с завтраком, — предположил я.
Демиан ухмыльнулся. Он относится ко мне куда более лояльно.
— Сколько можно возиться? — процедил сквозь зубы Алукард. — Твоё позёрство нас только задерживает.
— Ох, уж чья бы корова мычала… — пробормотал я.
— Что там булькнуло в помоях? — Вампир шумно перезарядил свой чу-довищный пистолет. Это, конечно, производит впечатление. Но он не вы-стрелит. Это, конечно, портит произведённое впечатление…
Меча не было. Я вздохнул, вставая.
— Не вешай нос. — Демиан хлопнул меня по плечу. — Давай найдём здесь другой.
— А тут есть?
— Здесь такое место… никто точно не знает, что тут есть и чего нет.
Алукард принялся ходить кругами. Скрип старого паркета немного раз-дражал. Демиан с интересом углубился в поиски.
Конечно, они оба меня недолюбливают. Они оба совсем даже меня не любят. Алукард вообще никого не любит, даже себя — такого сильного, всемогущего и предельно крутого (с чем трудно поспорить). Он любит раз-влекаться, уничтожая вампиров. Демиан любит мстить. Он убивает вампи-ров с тех самых пор, как сам им стал. Мстит он за свою любовь, превра-щённую в упыря и убитую священником. Он свято (насколько это возможно для вампира) уверен, что мстит и за всех людей, но это не так. Он уже давно забыл даже имя той девушки. Он просто увлёкся, и теперь на других ему начхать. Впрочем, не замечал, чтобы кто-то из этих двоих чихал.
А вообще, они здорово смотрятся бок о бок. Алукард, конечно, одиноч-ка, но Демиана он признал (нет, не равным, в этот день небо бы рухнуло на землю…) полноправным напарником. Даже эстетически всё продумано — по цвету в одежде у них всё наоборот. У Алукарда красный плащ, шля-па и галстук, а костюм чёрный. У Демиана чёрная шляпа, плащ и шейный платок, рубашка и брюки тёмно-красные. Оба классически бледные и чер-новолосые. У Демиана лихой хвостик до копчика. Как он на него не садит-ся?..
Проходя мимо, Алукард испепелил меня взглядом. Как ему не надоест? Можно подумать, я единственный, кто догадался прочитать вслух его имя задом наперёд.
Демиан тоже раньше называл себя по-другому. После первого имени он ставил букву «Д», которая превратилась потом в «Демиан». Я видел его подпись на документах, которые лежали рядом с моим контрактом. Я ещё тогда подумал, что они тут в Хеллсинге наверняка заставляют вампиров заполнять налоговые декларации. Честные они очень.
— Вот это кладезь! — изумился Демиан, когда я случайно налетел на ширму и повалил её. За ней, вонзённые в пол, стояли в ряд старинные клинки.
— Бесполезное старьё. Это вчерашний день. Нет, вчерашний век! — раздалось сзади. Мы с Демианом переглянулись и понимающе кивнули друг другу.
— Спору нет, пистолет куда современнее и мощнее, — сказал я очень вежливо, — но ведь каждый имеет право на свой стиль…
Алукард фыркнул.
— Нечего фыркать, — разозлился я. — Клыки вылетят.
Даже не знаю, почему я выжил после этого.
В нормальном состоянии были разве что секиры. Демиан, конечно, сра-зу потянулся к широкому двуручнику. Это его стихия. Я со вздохом провёл пальцем по грубым гранёным клинкам.
— Смотри! — провозгласил Демиан, подавая мне рукоятью вперёд ко-роткий меч. Эфес и сама рукоять были целиком покрыты мелкими тёмно-синими камнями — несомненно, чистейшей воды сапфирами. Я приме-рился. Камни делали меч скользким.
— Всё! В завещании напишешь, что наследую его я.
— Угу, без проблем… — ответил я. Нет, не то. Коротковат, толстоват, безвкусен… Не моё.
Что-то сверкнуло в самом конце ряда, как сверкает срывающаяся с края раны последняя капля крови — глубоко и густо. Я бросил оружие на трух-лявые доски и вытащил из зазора в паркете длинный прямой меч с пря-мым тонким клинком, зазубренным у рукояти, украшенной завитыми пла-стинами из серебра и кроваво-алыми рубинами.
Конечно, Уолтер покачает головой и скажет, что я разоряю запасы кре-стов Ватикана, но я хочу, чтобы и этот клинок покрыли переплавленным из ватиканского креста серебром. Из сердца веры — в сердце кровопийцы. И пусть выгравируют молитву, чтобы наверняка. Чтобы даже Алукард не хо-тел порезаться. Чтобы слова «Отче наш» застревали у них в горле, когда я отрубаю им головы.

Обновлённый меч болтался у меня за спиной в чехле. Интересно, чем он показался этой продавщице — тоже свёрнутым ватманом?.. В конфет-ной лавочке в подземном переходе появились голубые мармеладные сер-дечки и прозрачный жевательный мармелад в виде облачка.
— А они съедобные? — недоверчиво спросил я, готовя деньги.
— Конечно, съедобные! Очень вкусно. Хотите попробовать?
Конечно, хочу.
— Нет, я и так Вам верю. Я склонен верить блондинкам, мисс.
Даже если они крашеные, мисс.
Моя натуральная блондинка как всегда опаздывала. Я стоял у фонтана, глядя на людей, гуляющих в парке. На скамейку неподалёку сел старичок и раскрыл газету. На первой странице красовалась фотография заляпан-ной кровью стены, на которой пулевыми отверстиями было написана пе-ревёрнутая буква «А». Моя идея. Даже странно, что Алукарду понрави-лось. Впрочем, ему нравится и то, что вместо доклада я молча кладу голо-вы убитых вампиров на стол леди Хеллсинг. Это и на Андерсона произве-ло впечатление. А вот Демиан любит житейские шуточки. Например, как я однажды – ещё в начале своей карьеры – спрыгнул с того самого балкона, да так неудачно, что свернул шею… а в саду был садовник. Ну, я за ним и походил немного с головой набок, хрипя «помогите…», пока шея не реге-нерировала. С шеей это всегда так долго…
Так что там пишут?… Ну, как всегда — группа религиозных маньяков, агрессивные сатанисты… Не видели вы ни религиозных маньяков с полу-метровыми заточенными и освящёнными шпателями, ни агрессивных са-танистов с серьгами во всех выступающих частях лица. Да вы и вампиров-то настоящих не видели.
— Давно ждёшь? — спросила она, обнимая меня.
— Да нет. — Соврал я, переминаясь на затёкших ногах. — Недавно пришёл.
В конце концов, давно — недавно… какая мне разница? А она пережи-вает. Только опаздывать не перестаёт.
— Что это у тебя за спиной?
— Новый меч, — гордо ответил я.
— Уже обновил?
— Да. Ночью. Прошу по этому поводу угощаться!
Ко мне домой мы пришли, когда стемнело. Мама была дома, уже спала, поэтому пришлось ютиться на моём раскладном кресле. Да, это не её ста-роанглийские интерьеры… Но не сказал бы, что это нас не устраивало. Получилась весьма интимная теснота. Грех было бы ей не воспользовать-ся.
Конечно, моя мать ничем не лучше, чем её. Она едва ли не агрессив-нее в своём протесте насчёт наших отношений. Я бы никогда не привёл бы свою девушку домой, когда мать там, и не оставил бы на ночь… но те-перь мы для мамы так же невидимы, как тот тайник. Моя Леди даже не удивилась, когда узнала, что моя мать больше никогда нас не заметит.
— Это чудо. Ты — мой принц, который творит чудеса.
Обычное дело.
Я закрывал её лицо от солнца, чтобы она всё-таки выспалась. Мама со-биралась и завтракала. Мы перебрались на её большую раскладушку и, поправляя причёску, она то и дело вглядывалась в зеркало, в отражение кровати, но, конечно, ничего не увидела и ушла на работу.
Моя любимая сонно улыбалась. Поцеловав её в залог возвращения, я пошёл за мармеладом на кухню. К моему возвращению она успела выта-щить купленный журнал и листала его.
— О чём тут?
— Не знаю. Это я купила для подруги. Видишь, тут много моделей оде-жды зелёного цвета. Она любит зелёный…
Я целовал её тонкие руки с аккуратными ноготками, исполосовавшими мне за ночь всю спину, тыкался носом в её ладони, выбивая журнал из рук, откинул её на подушку и поцеловал за ушком, в нежную горячую ото сна кожу, скользнул губами к соблазнительной ямочке под мочкой уха, по-том к шее…
— Тихо-тихо-тихо, не увлекаться! — её нежное прикосновение превра-тилось в крепкую хватку — конечно, недостаточно сильную для меня, но в её исполнении хватило бы и меньшего. Словно в извинение за недоверие она с силой привлекла меня к себе, награждая поцелуем.
Зазвонил телефон. Пришлось бежать к столу и искать сотовый среди всего, что мы накидали на него, раздеваясь вечером.
— Слушаю.
Пауза.
— Район Старого моста.
Пауза.
— Search and destroy. Search and destroy!
Я оборвал завершённый разговор. Два зелёно-жёлтых глаза смотрели на меня из пены простыней, и я поймал себя на том, что забыл перестать ухмыляться «профессионально».
— У нас ещё весь день, — сказала она.
— Весь день.
— Я люблю тебя.
— Сделать кофе?
Я ещё помню, как это делается.
— Да! Со сливками.
— И гренки?
— Я тебе помогу!
— Посмотрим потом эти фильмы? С какого начнём?
— С гренок!
— Давай ты пока выберешь фильм, а я приготовлю завтрак.
— Давай, — легко согласилась она, лукаво отводя взгляд. Я улыбнулся. Она всё равно придёт на кухню, одетая в одну мою рубашку, и обнимет сзади, прижавшись к спине голой кожей.
А потом я одену эту рубашку и пойду «на работу».
— Я люблю тебя. Ты слышал?
— Да…
Почему всё труднее мне говорить эти простые человеческие слова?
— Я тоже… тоже люблю тебя.
Спрятав её в объятьях, такую родную и тёплую, я могу провести веч-ность, и не важно, где это будет, чем мы будем при этом заниматься. В тот день мы смотрели все фильмы, вечерние сеансы которых пропускали из-за меня. Краем глаза я смотрел в окно, наблюдая, как сгущаются сумерки.
— Пора? — спросила она, хотя я не выдал этого ни одним движением. Вот такая она у меня. Необыкновенная.
— Пора.
— Алукард опять будет злиться, если задержишься…
— Сегодня я один.
Мы выходим в Лондонские туманные сырые сумерки. Как бы медленно ни ехала подземка, этого всегда будет мало для прощания. Я держу тебя за руку до самых твоих ворот, где нас уже могут заметить твои родствен-ники, и отпускать тёплую ладошку так не хочется… Поцелуй сквозь ре-шётку, когда дверь уже закрыта — и ты произносишь мне в губы:
— До завтра?
Наверное, считать разлуку в ночь долгой – это пережиток той моей жиз-ни.
— До завтра, — отвечаю я. Ты сверкаешь мне улыбкой и спешишь к до-му, оглядываясь на ходу.

Конечно, у моих двух «корифеев» есть причины не любить меня. Я ведь не так экстравагантен, как они, не изображаю перед леди Хеллсинг покор-ность, зная, что сильнее её… и вообще называю её леди. Я не пользуюсь современным оружием, я дилетант… и при этом иногда оказываюсь нужен им. И ещё они не знают, почему я убиваю вампиров. Их это насторажива-ет. Но самое главное… они не любят меня за то, что я всё ещё тебя люб-лю и буду любить всегда. А когда я говорю всегда, я знаю, что говорю.
Леди Хеллсинг смеётся над нашими конфликтами, особенно когда я уличаю двух матёрых вампиров в том, что они «просто зави-и-и-идуют!». Нисколько они не завидуют. Они знаю, как это больно. Знают, что будет только хуже. Они бы и рады помочь, да знают — к своей печали — что это бесполезно. Вот и кипятятся.
Смейтесь, леди Хеллсинг. Будет так, как я скажу.
Вампир может любить вечно. Но вечно любимым ему не быть. Я обре-чён увидеть смерть возлюбленной. Я бы хотел разделить эту вечность с ней, но не хочу превращать в чудовище. Да и не получится. Это я попался на зубок весь такой целомудренный. А она уже тогда не была девственни-цей.
И надо бы отступиться. Не мучить бы её… но она так счастлива. Если бы вы только видели…
Никому не желаю таких сомнений, таких метаний, такого отчаяния. Это теперь навечно.
Поэтому я и беру свой меч. Не хочу, чтобы они тоже страдали, а тем более заставляли страдать кого-то ещё. Не мне вершить такой суд, но по-скольку меч уже в моих руках… A m e n.
Вы не заметите меня, если мы столкнемся на улице. Я не всегда беру меч с собой. Да и мало ли попадается вам на глаза парней в белой ру-башке и чёрном костюме. У меня всё ещё смуглая кожа, я не боюсь солнца и ношу крест с рубином. Как и у остальных, у меня тоже есть очки — зер-кальные, без дужек, как у того Морфеуса из фильма, но и без них под чёл-кой вы не разглядите, что глаза у меня на свету точь-в-точь того же цвета, что и ваша вишнёвая кровь. Угадал меня только Андерсон, и я открыто улыбнулся ему, показав свои вполне ровные зубы с самыми обычными короткими клыками.

Он дождётся.
Однажды я сам приду к его церкви, без меча и креста. Он отпоёт мою Леди.
А потом и меня.

A m e n.
Т. У.
20.01.2003