Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Поговорим о странностях любви...

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Всё о сексе и не только о нём..." на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Август 2002   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Sinoptick

Статистика

257 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Поговорим о странностях любви... Выпуск 11


Информационный Канал Subscribe.Ru
Поговорим о странностях любви...

Приветствуем Вас, уважаемые наши читатели! Представляем Вам рассказ первого участника нашего литературного конкурса "Истории любви". Ждем ваших мнений о рассказе и оценок по пятибалльной системе по адресу tete-a-tete@home.tula.net.

Светлый образ.

Телефон ожил в самый неподходящий момент: Иннокентий Вольников как раз собирался отдохнуть. Он чертыхнулся и нехотя подошел к аппарату, подумав: "Недогонский. Бухать позовет. Не фига. От зарплаты осталось мало. Лучше прикинусь - джинса". Подняв трубку, поднес ее к уху и стал молча ждать. Сначала было тихо, затем чей-то неуловимо знакомый голос произнес робко и нерешительно:
- Алло...
- Да. Кто это?
- Кеша, привет!
- Привет, - механически ответил Вольников и поморщился, вспоминая: "Катюха? Ленок?"
- Не узнаешь? Это Ира.
- Ира?... Ира! Здравствуй!
Они не виделись почти год - расстались сразу после школы.
- Давно в Москве? Приехала по родным местам побродить?
В его душе возникли два противоречивых чувства. Вольников был рад вновь услышать этот полузабытый голос, но в то же время понимал, что ничего хорошего из разговора не выйдет. И он решил спокойно обменяться с Иркой новостями и поскорее попрощаться...
- Приехала. Но не побродить, а насовсем. Будем снова здесь жить и, что самое забавное, в той же квартире.
Но словно и не было длительной разлуки, забыв все накопленные за год привычки, Вольников заговорил прежним неуверенно-радостным голосом:
- Да?! А почему вы вернулись?
- Понимаешь, там строительство уже закончилось, для отца больше нет дел, и он решил вернуться, тем более что здесь дают хорошее место.
- А ты сама-то как? Чем занималась этот год?
- Я, Кеша, поступила там в химико-технологический. А теперь перевелась в МХТИ. А ты...
- Я? Не попал никуда. Работаю на заводе. Закончил шестимесячные курсы. Неплохо платят. А перспектива...
- Неужели ты никуда не поступил? Не может быть, ты же такой умный! А куда поступал?
- В художественный. По конкурсу не прошел. - Вольников уже овладел собой и, сидя на стуле и покачивая ногой, щурился на электрическую лампочку.
- Ой, Кешка, обидно-то как...
- А ничего обидного.
И они оживили образы давно ушедших дней, на время забыв о нынешних заботах. Беззаботно болтая - словно счастливые школьники, - они не замечали, как высыпались в никуда секунды. Однако не столь разнообразны были темы для разговора, к каждому пришла уже новая жизнь, и, перебрав всех школьных друзей, оба вдруг почувствовали, что обсуждать им больше нечего.
Пора было прощаться, однако и Вольникову, и Ире хотелось сказать что-то более важное, что-то старое и забытое. Но...
В конце концов она произнесла:
- Да, Кеша, что-то мы с тобой заболтались...
- Да... Это точно.
- Ну тогда... Пока, что ли? Ты звони...
- Ладно, Ирка. Пока.
Положив трубку, Ира едва заметно улыбнулась и задумчиво посмотрела в зеркало. Приятно ей было услышать голос Кешки. После столь долгой разлуки. По сути, он всегда оставался ее единственным и самым верным другом. Не другом, больше. Она не могла объяснить себе, какие чувства тянут ее к нему. Кешка - самый... Она не могла подобрать слова. Она не знала таких слов. Талантливый? Не только. Душевный? Может быть.
А когда-то ей так весело бывало со всеми прочими. Танцы, знакомые штучки, легкий флирт... Она не могла понять, почему все изменилось. Там, в чужом городе, ей встречались веселые и беззаботные люди, похожие на ее одноклассников. Такие же... Но прошел год, и она устала. Сама не знала почему...
А Вольников улегся на диван, но уснуть уже не мог: в ушах звучал радостный Иркин голос, и сквозь пелену годичной скуки прорывалось что-то старое, но гораздо более свежее, чем все сегодняшнее. Подавляя это странное что-то, Вольников оживлял неприятные воспоминания, связанные с Иркой: ее капризы, заносчивость. И тут же он думал о том, что сейчас она, конечно, изменилась, в ней осталось все самое лучшее от прежней Ирки. И он осознал внезапно, что вновь заполняет его полузабытое чувство любовного восторга. Пока еще робкое и едва заметное, оно крепнет и разрастается, чтобы превратиться... Он не хотел этого чувства и нарочно злился: "Зачем она мне, к черту, сдалась? От девок вообще одни неприятности. Не считая, конечно... А от этой тем более". Не лежалось, и, закурив сигарету, он вышел на балкон. Память навязчиво подкидывала эпизод за эпизодом.
...Выпускной вечер. Полумрак. Ирка стоит в стороне ото всех и, наклонив голову, кажется, о чем-то думает. Волосы рассыпаны по плечам. Кешка подходит к ней и приглашает на танец. Ирка говорит об усталости и отходит в сторону. А через минуту танцует с Солярским, заклятым врагом. Проходит еще десять минут, и Ирка, схватив Кешку за руку и весело смеясь, тащит его вниз, на улицу, погулять по школьному саду. И там, улыбаясь, кажется, самой искренней улыбкой, о чем-то весело расспрашивает.
День рождения Ирки. Кешку никто не приглашал, но он и не стремится на пьянку-гулянку, а просто зашел подарить Ирке ее портрет, над которым работал так долго и упоенно... Она вертит портрет в руках, улыбается, говорит что-то незначащее. И ярко в памяти ее последние слова: "Ты не рисуй так много по ночам, ведь не высыпаешься, на здоровье плохо влияет. Ну, пока, извини, меня гости ждут". А он ожидал большего, и от этого ее равнодушие кажется особенно обидным. Для чего еще ему рисовать? Ведь не самому же себе их дарить...
Память продолжала разворачивать цепь событий и лиц. Гриша. Он курит уже девятую сигарету и, свесив руку в открытое окно, говорит убежденно: "Рисуй, Кешка, не трать время на пустяки. Ты сам не понимаешь, какой ты талант! Рисуй, работай над собой. Плюнь на всех, кто не понимает, кто не хочет понимать. А я писать буду".
И снова Гриша. Его лицо, желтая неподвижная маска. И гроб, угловатый, страшный. Он презирал узколобых людишек и узколобые книги, презирал несовершенную жизнь, мечтая сделать ее совершенной, и презирал смерть. И уходил в ночь, ловить свои стихи. Его убили поздно ночью, убили на улице родного города. И Кешка остался один.
А память гнала вперед и вперед. Преподаватель художественного училища. Он тычет пальцем в Кешины рисунки и говорит: "Вы можете иметь это в виде хобби. Но до профессионального уровня не дотягиваете". Цокает языком и повторяет: "Не дотягиваете". И Кешке нечего ответить.
Вольников тряхнул головой, отгоняя от себя всю вереницу внезапно вспыхнувших в памяти событий. Потом, подчиняясь непреодолимому чувству волнующей привязанности, единственному, что сохранилось из прежней жизни, подошел к телефону. Но в последнюю секунду остановился и нерешительно потер щеку. На несколько секунд замер, мучительно размышляя: "А что я ей скажу? А что..." Потом усмехнулся собственным страхам и решительно взял трубку.
Ирка в это время неподвижно сидела за столом и с грустной улыбкой рассматривала собственный портрет, тот самый. Когда послышался звонок, она вздрогнула и подбежала к телефону.
- Привет, Ирка. Привет.
- Привет. Здоровались уже сегодня, - она весело рассмеялась.
Вольников на мгновение растерялся. И тут же непринужденно предложил прогуляться завтра по городу, по родным местам...
Следующий день выдался солнечным и был наполнен яркими красками. В условленное время Вольников встретился с Иркой недалеко от небольшого скверика, и они неторопливо побрели вдоль по улице, тихо разговаривая. Опять перебрали все прежние темы, а потом некоторое время молчали. Наконец Ирка спросила:
- А ты по-прежнему много рисуешь?
- Вообще не рисую. Бросил.
- Но как же так? Ведь ты талантливый человек.
- Раньше я этого не слышал.
- У тебя такие прекрасные рисунки. Ты же настоящий художник.
- Ирка! Все это глупости. В художественном мне один мэтр это толково объяснил. Я и не жалею. Было бы чего жалеть. Ну, были рисунки, теперь нет, что от этого изменилось?
- Странно ты рассуждаешь...
Вольников рассмеялся.
- Ну почему же странно? Нормально.
- Ну а как ты вообще живешь? - спросила Ирка огорченно.
- Как все. Утром на работу, вечером с работы. Скоро в армию пойду. Нормально.
- Значит, ты доволен?
- Конечно. А ты что, чем-то недовольна? В чем дело-то? В институт ты, как и мечтала, поступила.
- Поступить-то поступила, но... Что тут говорить, грустно мне. Я одна, совсем одна. В институте просто привычные люди, хорошие, конечно, но все же настоящих друзей нет. Вспоминаю школу, тебя... - после минутной паузы она продолжила: - Ленку, Гришу.
- Гришу убили. Давно, - быстро сказал Вольников.
- Что?!
- Я раньше не хотел тебе говорить... Кажется, что это было уже так давно... Сейчас у меня совсем другая жизнь.
Ирка пожала плечами. Другая жизнь? Гришу она знала мало и упомянула о нем лишь для того, чтобы сделать приятное Кешке. И так невпопад... Хотя о смерти друга Кешка рассказывал как о давно минувшем. Другая жизнь... Ирка была огорчена, но она все же верила, что Кешкино настроение - лишь временная блажь. Она не сомневалась: он еще будет рисовать. И она поможет ему.
А Вольников был доволен. Ирка рядом... Она в чем-то неуловимо изменилась, стала еще более красивой. Красивая девушка идет с ним рядом. И он нравится этой красивой девушке. Он поймал себя на том, что смотрит на Ирку по-новому: без прежнего робкого томления. Старые чувства потускнели. Так же, как и старая жизнь. Почему бы и нет? Тогда, после неудачи с художественным, он пошел на завод лишь для того, чтобы хоть чем-нибудь заниматься. Чтобы избавиться от тупого отчаяния и одиночества. И постепенно привык. Веселые друзья, видак, выпивка, девчонки. Он забыл бессонные ночи и нервные раздумья. Жил спокойной и простой жизнью...
Когда за деревьями показалась знакомая, щемившая Вольникову когда-то сердце многоэтажка, Ирка предложила:
- Давай ко мне зайдем, у меня никого. Чаю попьем.
Поднимаясь в лифте, Вольников думал: "Все-таки она меня любит. Пригласила недаром".
Принеся чай, Ира подошла к столу, выдвинула ящик и достала свой портрет, подаренный Кешкой.
- Помнишь? Вот здесь и подпись твоя - "Светлый образ".
- Я тебе уже говорил, все чепуха. Важнее люди, а не картинки. - Он откинул портрет, обнял Иру за плечи и поцеловал в щеку, потом в губы.
Она отстранилась и спросила:
- Почему ты так изменился? Ты совсем другой.
- В чем же я изменился? - спросил Вольников, улыбаясь.
- Ты уже не тот, что был раньше. Не рисуешь.
- Глупая моя, картинки - это ерунда. Главное - ты и я.
Вольников крепко прижал девушку к себе и вновь поцеловал. Но она оттолкнула его и закричала со слезами на глазах:
- Разве можно так говорить? Ведь ты был художником! Что ты сделал с собой? Ты загубил свой талант!
- Что ты твердишь про мой талант?! Вспомни, как ты смеялась надо мной, как ты издевалась! Тогда ты тоже верила в мой талант?
- Но, Кеша, все изменилось, я другая, я все поняла!
- Ну так я тоже другой, я тоже изменился. И понял, что суть не в картинках, а в том, чтобы жить по-человечески.
Он вновь попытался ее обнять, но девушка вырвалась и закричала, уже рыдая:
- Уходи, не хочу тебя видеть! Уходи немедленно!
- Да пошла ты!
"Не эта, так другая, никакой роли", - подумал он. И ушел, хлопнув дверью.
Спускаясь по лестнице, Вольников корил себя за прежние мысли о любви. Он шел к новой жизни, к новым людям.
А Ира рыдала безутешно, вцепившись пальцами в наволочку, мотала головой, вдавливала лицо в подушку... Она рыдала.

Выпуск

11
     
http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru 		Отписаться
Убрать рекламу
В избранное