Deirdra. Путь. Навеянное.
У кого-то – Путь, а у меня – Дорога...
Вернее, так – у меня была Дорога. Она начиналась там, где к земле прикасается
лунный свет, и шла в бесконечность, прорезая все новые и новые миры. И мне казалось,
что я никогда не смогу с нее сойти.
Порой я благословляла Ее, порой – не чаяла от Нее избавиться. Я шла сквозь миры,
как идут через город по все новым и новым улицам, и мое отражение в зеркале всякий
раз обретало иные черты, и всякий раз я проживала иную, чужую жизнь, порой –
до самого конца... И шла дальше.
Покуда не пришла на Перекресток.
Благословенны будь перекрестки! Они дарят иллюзию того, что все можно начать
сначала, надо только знать, куда свернуть...
Но этот Перекресток был особенный, потому что там стоял Дом. Дом со множеством
дверей, каждая из которых выходила все на ту же Дорогу – в ином месте, в ином
мире.
Дом, в котором царил уют, где не было места тоске – одни лишь краткие мгновенья
отдыха и тепла перед тем, как идти дальше.
У Дома не было хозяев, и никто не знал, откуда он взялся. Может быть, его создали
те, кто идет по Дороге – ведь самому неутомимому путнику когда-нибудь нужен отдых...
Я видела там Улисса, беспокойного Одиссея, который на самом деле так никогда
не вернулся на свою Итаку – Дорога увлекла его прочь, а история о верно ожидавшей
Пенелопе и о перебитых им сорока царях оказалась самым обыкновенным вымыслом...
не любят люди, когда сказки заканчиваются ничем.
Я встречала там женщину, которую звали просто Охотница – я так и не знаю, кто
она была и откуда, зеленоглазая, молчаливая, с громадным белым псом, который
повсюду неотступно следовал за ней...
И еще множество странников приходили в Дом и уходили, открывая – на выбор – любую
дверь.
Только вот для меня с тех пор, как я пришла в Дом, все двери открывались в пустоту.
Слишком поздно я поняла, что Дом исполнил мое тайное желание и дал мне покой.
Наконец-то я свернула с Дороги!
Вот только из Дома мне теперь не уйти.
Я оказалась в ловушке исполнившегося желания. И теперь вечерами я сижу у камина,
поджидая новых гостей, и неистовая прежде душа моя свернулась домашней кошкой
у огня.
И ночами – даже в самую ясную ночь – ни в одном окне Дома не видна Луна.
Только море рокочет и вздыхает, и ворочается во тьме, содрогаясь размеренно,
точно сердце неумолимого Бога...