Книжные новости в Русском Журнале / Литература

Есть вопросы столь же вечные, сколь и бессмысленные - что делать? кто виноват? who is Mr. Putin? Ответа на них не существует, но найти его все равно очень хочется. Очередную попытку вычислить квадратуру круга предприняла известный журналист Людмила Телень. Резонно решив, что третий вопрос по нынешним временам включает в себя и два предыдущих, она сосредоточилась на разгадке феномена президента. В результате возник цикл интервью "Поколение Путина", печатавшийся в течение 2002-2003 годов в еженедельнике "Московские новости", а теперь собранный под одной обложкой и выпущенный в свет издательством "Вагриус".

Собственно, самого Путина в книге нет. Вместе с Л.Телень о нем размышляют девять экс-министров, экономистов, губернаторов из числа тех, кто пришел в российскую политику в конце 1980-х - начале 1990-х и остается в ней до сих пор. Каждый из них мог в свое время с большими или меньшими основаниями претендовать на высший государственный пост, и каждый эту развилку проскочил.

Почему преемником Ельцина и народным любимцем оказался в итоге далеко не самый яркий представитель этого поколения? Почему именно он оказался незаменим в конце 90-х, за счет чего ему удалось обойти не только своих ровесников, но и казавшийся непобедимым тандем Лужков-Примаков? Ответов на этот вопрос в книге несколько, от саркастического варианта Бориса Немцова: "Сначала девушка мечтает о принце. С принцем не вышло - об олигархе. Олигарха все нет - о представителе малого бизнеса. И наконец время поджало - выходит за управдома", - до обтекаемо-бюрократического Сергея Степашина: "Свежий человек в уже много раз перетасованной колоде. К тому же обладающий исключительными личными качествами".

На самом деле и тот, и другой в равной мере правы и не правы. Афоризм Немцова хорош, но он не объясняет главного - почему и через пять лет после замужества женщина искренне убеждена, что ее управдом - он-то самый принц и есть, а других принцев в природе вовсе не существует. А мысль Степашина, абсолютно верная в том, что касается "свежести", только выиграла бы, объясни он, о каких именно "исключительных личных качествах" идет речь. Впрочем, ему нельзя, он на государевой службе, на самом ее ответственном участке - олигархов раскулачивает.

Причина успеха Путина пусть с минимальной, но все же какой-никакой исторической дистанции видится как раз в том, что в блестящей плеяде политиков 90-х он выделяется единственно своей деиндивидуализированностью. У него нет ни интеллекта Егора Гайдара, ни стратегического мышления Анатолия Чубайса, ни плейбойского обаяния Бориса Немцова, ни принципиальности Николая Федорова. "Кто верит сегодня своему отраженью в прозрачной воде твоих глаз?" - любопытствовал некогда БГ. В прозрачных глазах будущего президента отразились все понемногу - и все ему поверили, хотя каждый увидел в них свое.

Выбиравшие преемника "кремлевские" сочли Путина клерком, ширмой, чем-то вроде сегодняшнего Фрадкова; олигархи решили, что перед ними марионетка, за спиной у которой они смогут кукловодить в свое удовольствие; избиратель предпочел разглядеть в Путине рыцаря без страха и упрека, молодого и волевого спасителя отечества. Все они в той или иной степени ошиблись, но интереснее другое - сегодня, когда наивность схем пятилетней давности в общем-то очевидна, понятнее Путин не стал.

Очень интересная и в целом удачная книга Л.Телень - лишнее тому подтверждение. Григорий Явлинский, Егор Гайдар, Ирина Хакамада - все они здесь как на ладони. Даже не вставленный в книжку из-за очередных своих капризов Юрий Болдырев, эта злая пародия на Явлинского, набросан несколькими штрихами в предисловии так, что ни с кем не перепутаешь. А Путина как не было, так и нет. Автор в постскриптуме признается: "Не думаю, что даже общими усилиями нам удалось найти исчерпывающий ответ", - но связывает это с тем, что "политическая биография этого поколения еще не дописана, и его роль в истории еще не определена".

На мой взгляд, причина в другом. При всех разговорах про "исключительные личностные качества" президента интервьюируемые смотрят на него как политики на политика. А как политик Путин вполне для своего поколения типичен - прагматичный, умеренно либеральный, слегка циничный, знающий языки.

Вот только все самые громкие решения последних лет принимал не Путин-политик, а Путин-человек. Именно он три года, как борзая за зайцем, носился с канала на канал за Киселевым и Шендеровичем, пока наконец не затравил (Роман Арбитман в связи со всей этой историей аж слово "джихад" вспомнил); именно он вытурил из страны Березовского, за то, что тот сделал его президентом, и Гусинского, за то, что пытался Березовскому в этом помешать; именно он посадил Ходорковского, потому что тот держался так, как будто бы это он тут главный. А свежая идея объявлять своих личных врагов (или тех, в ком померещился личный враг) уже не ворами и мошенниками, а организаторами массовых убийств, - какое она имеет отношение к политике? Это просто человеческое, слишком человеческое застряло под пиджаком и галстуком и просится наружу.

Роль человеческого фактора в истории вообще часто недооценивается. Издательство "Ультра.Культура" выпустило справочник М.Балд, А.Евстратова, Н.Каролидеса и Д.Соувы "100 запрещенных книг". Книга испорчена почти до полной нечитабельности безобразным переводом И.Ивановой ("Услышав новости о том, что проститутки приняли новый вид, скрытое восхищение городских мужчин было необычайно"; "Созданный Казандзакисом неортодоксальный образ Иисуса критиками был оценен в пользу романа") и множеством опечаток, но я сейчас не об этом.

При чтении книги поражает, как мало изданий запрещалось в силу каких-то хотя бы относительно рациональных идеологических резонов. Если в СССР люди, боровшиеся с Пастернаком или Гроссманом, еще пытались оправдываться высшими соображениями, то борьба американских школьных советов с Берджессом, Воннегутом или Драйзером строилась в строгом соответствии с чеканной формулой Василия Якеменко: "Наша главная претензия к Сорокину - дурной вкус". То есть просто взыграло в человеке ретивое, схватил он топор - и айда за нравственность бороться, против "порнографии в широком смысле слова", по не менее чеканной формуле того же автора. У Якеменко-то хоть уважительная причина имелась, ему отпиариться нужно было и выделенные средства освоить, а мичиганские домохозяйки ведь действительно за совесть старались, вот что печально.

Бросается в глаза и другое. Все разговоры о врожденном либерализме отдельных наций и непригодности его для всех остальных - полная чушь. В наилиберальнейшем обществе с вековыми традициями люди годами судятся с родным государством, требуя изъятия из библиотек то Сэлинджера, то Апдайка. И нередко добиваются-таки в конце концов своего. Бремя свободы вообще зачастую оказывается чересчур тяжело для человека, независимо от того, русский он, американец или еврей.

Заметьте - стоит только государству отказаться от монополии на спецхран, тут же на святом месте возникают стройные стайки добровольных цензоров. Кто они - не так уж и важно, всегда найдутся люди, испытывающие нравственные страдания при виде соседа, читающего не то, что они сами. Конечно, отказ двух библиотек приобрести роман "Вернись, сперматозоид!" не то же самое, что десять лет без права переписки. Но мы-то о другом.

К тому же далеко не все самостийные сеятели разумного, доброго, вечного оказываются столь же безобидны, как "Идущие" с их перформансами. Чем кончилась попытка издательства "Лимбус Пресс" напечатать русский перевод "Сатанинских стихов" Салмана Рушди, все забыли довольно быстро. А зря, история поучительная.

Впрочем, последние события рождают ощущение, что самодеятельности в этой области приходит конец, и государство вновь готовится взвалить на себя груз ответственности за круг чтения своих подданных. Переполошившие книжный мир боевые действия Госнаркоконтроля против Бегбедера и Уэлша - это, конечно, только разминка.

Хотя справедливости ради признаем, что у ГНК были свои резоны, отличные от общегосударственных. Во-первых, руководители ее, в силу гэбэшного прошлого, ничего другого, кроме как книги изымать, делать не умеют, а активность демонстрировать надо. Во-вторых, никаких рациональных аргументов в пользу существования антинаркотической службы нет, запретительная политика в этой области аморальна с этической точки зрения и неэффективна с практической. А кушать борцам тем не менее хочется. Естественно, любая подобная структура всегда будет стремиться вывести обсуждение альтернативных концепций (проблемы легализации наркотиков в первую очередь) за пределы правового поля. Но от этих утешительных соображений не легче.

Так что сдается мне, вопрос "Можно ли запрещать книги?" скоро догонит по популярности те три, что прозвучали в самом начале этого обзора. Очередная общественная дискуссия о допустимости кражи в гостях серебряных ложек обещает быть увлекательной.

Впрочем, пока "порнографии в широком смысле слова" в книжных магазинах все прибавляется и прибавляется. Только что "ЭКСМО" выпустило автобиографию знаменитого фотографа Хельмута Ньютона - того самого, который прославился своими снимками обнаженной натуры. Пользуясь случаем, в очередной раз выражаю свое восхищение полиграфической культурой "эксмошных" книг - бумагой, иллюстрациями, полями, переплетом, суперобложкой. Да и внутри все очень неплохо.

Хельмут Нойштадтер родился в Берлине в 1920 году в еврейской семье. В 1938 году он чудом уехал из Германии, успешно альфонсировал в Сингапуре, был интернирован в Австралию. Потом женился, прославился, разбогател, стал тем самым Ньютоном, а в январе 2004 года разбился насмерть в Голливуде, выруливая на своем кадиллаке с автостоянки. Впрочем, о последнем событии в автобиографии нет ни слова.

Говоря о Шницлере и Цвейге, которых он читал в детстве, Ньютон называет их "двусмысленными, но не похабными", и утверждает, что они были "чувственными, довольно откровенными и очень эротичными". Эта характеристика многое объясняет в стиле ньютоновской фотографии; на те же образцы мэтр ориентировался и в своих воспоминаниях. Рассказ о первых 27 годах своей жизни Ньютон строит на откровенном и вместе с тем ироничном описании своих бесчисленных романов и увлечений. Потом он женится, и мемуары заметно скучнеют.

О женщинах примерный семьянин Ньютон рассказывать теперь не может или не хочет, остается фотография. Вторая часть книги перенасыщена профессиональными подробностями и интересна скорее арт-критикам и историкам искусства, зато первая совершенно великолепна. Особенно хороши детские воспоминания Ньютона, их не портят даже непременные аксессуары постфрейдовской мемуаристики - запавшая ребенку в память одевающаяся няня и обнимающие его обнаженные руки матери.

Несмотря на не слишком удачные время и место рождения, радикал Ньютон прожил жизнь вполне благополучную. Его всегда называли художником спорным и даже скандальным, что не помешало ему покорить мир. Судьба Ньютона - еще одно доказательство того, что запреты и признание в искусстве распределяются без всякой логики. Провокационные фотографии Ньютона сделали их автора суперзвездой, а безобидный рассказ Михаила Зощенко "Приключения обезьяны" на долгие годы превратил писателя в изгоя.

О том, как популярнейший прозаик первых двух советских десятилетий стал "пошляком" и "подонком", о жизни Зощенко и посмертной судьбе его произведений рассказывается в книге Ю.В.Томашевского "Литература - производство опасное..." (М.Зощенко: жизнь, творчество, судьба)".

Около 30 лет проработавший секретарем Комиссии по литературному наследию Зощенко, Юрий Томашевский (1932-1995) был, пожалуй, лучшим знатоком его биографии и творчества. Именно он вместе с вдовой Зощенко Верой Владимировной разбирал архив прозаика, именно он составлял и пробивал большинство его изданий в 60-80-х годах. Кстати, истории публикации произведений писателя в этот период, героической борьбе одних и злобному сопротивлению других посвящен открывающий книгу очерк "Жизнь после смерти, или Воспоминание о будущем Михаила Зощенко", оказавшийся последней работой Ю.Томашевского.

Выпущенный "Индриком" сборник состоит из отдельных статей - написать книгу о Зощенко лучший его биограф не успел (один из разделов здесь так и называется: "Из ненаписанной биографии М.Зощенко"). Но подробная хронологическая канва жизни и творчества, во множестве публикуемые документы, дотошное описание отдельных эпизодов складываются в конце концов не в мозаику даже, а в цельное, пусть местами и несколько эскизное, повествование об одном из самых ярких русских прозаиков XX века.

Автор благодарит за предоставленные книги магазин "Фаланстер" (Б.Козихинский пер., 10, тел. 504-47-95).