Рассылка закрыта
При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Новости издательства "Livebook"" на которую и рекомендуем вам подписаться.
Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.
| ← Октябрь 2004 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
||||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
4
|
5
|
7
|
9
|
10
|
||
|
11
|
12
|
13
|
15
|
16
|
17
|
|
|
18
|
20
|
22
|
23
|
24
|
||
|
27
|
29
|
30
|
31
|
|||
Статистика
0 за неделю
Книжные новости в Русском Журнале / Литература
| Информационный Канал Subscribe.Ru |
Все дискуссии "Круга чтения"
Новости Электронных Библиотек
Борис Кузьминский
Все неисправно
Оглашен шорт-лист русского Букера-2004. В финал вышли Василий Аксенов ("Вольтерьянцы и вольтерьянки"), Олег Зайончковский ("Сергеев и городок"), Анатолий Курчаткин ("Солнце сияло"), Марта Петрова ("Валторна Шилклопера"), Людмила Петрушевская ("Номер один, или В садах других возможностей"), Алексей Слаповский ("Качество жизни"). Ежегодная Букеровская премия у нас вручается 13-й раз, и комментировать ее "короткий список" можно уже "на автомате". Значимые аутсайдеры из числа фигурантов лонг-листа: Александр Кабаков с романом "Все поправимо" (а ведь как название отвечает повестке дня! Впрочем, "Солнце сияло" - тоже ничего), Евгений Гришковец с "Рубашкой", Людмила Улицкая и ее "Шурик", Александр Червинский с "Шишкиным Лесом" и - самая досадная, на мой взгляд, потеря - Александр Мелихов с великолепной "Чумой". Темная лошадка: Олег Зайончковский; "Сергеев и городок" (М.: ОГИ), судя по всему, вышел из печати не больше месяца назад, продается только в московском магазине "Билингва", и члены жюри наверняка знакомились с ним по верстке (хотя и неясно, до какой степени это согласуется с регламентом премии). Лев Пирогов, один из немногих критиков, успевших прочитать роман, характеризует его так: "Вкратце - о людях и маргиналах, о деревне и городе, о заводской проходной, без поэзии и прикрас, с избыточным иногда "юмором" (мать его), но с любовью, мудростью и красиво. Не Шукшин, конечно, но и не Довлатов уж. Где-то посередине между Шукшиным и Довлатовым, но по направлению к Шукшину". Те, кто помнит недавнюю работу Зайончковского, новеллистический цикл "Петрович", поверят Льву на слово - особенно насчет (мать его) "юмора". Пафос: похоже, жюри отдает предпочтение доходчивому реализму с публицистической жилкой; и Зайончковский, и бесхитростно исповедальная Петрова, и добродушно-усмешливый Слаповский, и бравурный ремесленник Курчаткин в этот тренд вполне вписываются. Под определенным углом зрения вписывается и Петрушевская, правда с доходчивостью у нее проблемы. Совсем не вписывается Аксенов, однако сей живой классик, эстетический сподвижник председателя жюри, за все время существования премии ни разу не попадал в шорт-лист, что не есть комильфо. Победитель: традиционно непредсказуем. Но даже если 2 декабря $15 тыс. присудят Петрушевской, ни травинка в мире не пошевелится, и горние ангелы не пропоют осанну восстановленной справедливости. Не 1991 год на дворе и не 2000-й даже. Букер перестал что-либо весить, обозначать, фиксировать. Причем давно уже перестал; чуткое руководство "Эксмо" не заявило в лонг-лист последнего Пелевина; запамятовало? побрезговало?
Незадолго до события в сетевой версии журнала "Знамя" была опубликована статья Натальи Ивановой "Литературный дефолт". Умный и обаятельный критик, почти всегда с легкостью и звонкостью формулирующий тенденции, еще только сгущающиеся в атмосфере, на сей раз словно поперхнулся. Нет, по основным тезисам возразить нечего; несогласие вызывают конкретные иллюстрации тезисов (по-моему, непоказательные и необязательные) и - главное - панически форсированный тон человека, который первым обнаружил признаки пожара. Извините, но в ситуации дефолта мы существуем как минимум года три. Читатель почитывает художественную литературу, обозреватель пописывает, а издатель... как лучше выразиться... потискивает, да? Эти процессы, точно эвклидовы параллельные, давно уж нигде не пересекаются. И давным-давно копится в околокнижном народце взаимная злость - по смачной метафоре Н.Ивановой, "гул в предбаннике".
Подобную злость мог бы испытывать персонал сложно организованной, с высоким уровнем разделения труда фабрики, которая ничего не производит. То есть, конечно, тиражи штампуются и проливаются в рынок, будто сырость из хлябей небесных, - однако эта фабрика призвана производить не тиражи, а литературный процесс: диалектическое единство текстов, смыслов, брендов и денег. Наши же авторы чают вырабатывать только тексты, газетчики - только смыслы, издатели - только бренды, а дистрибьюторы - только деньги. В результате образуется телега, каждое колесо которой считает прочие колеса пятыми.
"Ау, лит. критики, где вы?.. Где разные точки зрения на произведение, на сам текст, а не на скандал вокруг него, не на премиальное решение? - оперативно, если не на следующий день после премьеры книги, выхода журнала, то хотя бы - на следующей неделе?.." - и Иванова ставит в пример театральных, музыкальных и арт-критиков, кои-де успевают оперативно поворачиваться. Но ведь книг в единицу времени вылупляется гораздо больше, чем фильмов, концертов, вернисажей, спектаклей, и чтобы проштудировать роман, нужно, как правило, не два часа. А вычленить из этой лавины хоть сколько-нибудь репрезентативный приоритетный пул не получается, ибо в глубине души обозреватели понимают: их писанина не нужна ни публике, ни производителю, ни распространителю; ни единому человеку в России (включая самого обозревателя) от нее ни тепло ни холодно. Не нужна она и коллегам по цеху; критики практически перестали читать друг друга, и в итоге у всякой газеты, у всякого журнала - свое литературное сегодня, совпадающее с соседними лишь по тоскливым статусным поводам вроде новых релизов Улицкой или Акунина. Возьмись нынче Аделаида Метелкина за ежедневные обозрения текущей критики, она бы выглядела невразумительной дурой, а через месяц свихнулась от какофонии разнонаправленных мессиджей.
Злоба, опустошение, надсада; рутинные пинки, предрешенные восторги, мучительная отработка окладов. Страшно выговорить, но для меня литкритика перестает быть пустым сотрясением воздуха лишь раз в две недели, когда выходит журнал "Афиша". Его книжный обозреватель Лев Данилкин - кажется, последний, чьи оценки непосредственны и непредсказуемы, потому что диктуются искренним интересом к материалу, пытливостью. Данилкин может сильно лажануться, возведя в перл созданья посредственный британский роман в посредственном русском переводе, но может и крупно выиграть: только он (да еще Данила Давыдов в "Книжном обозрении") заметил и сочувственно разобрал "Предсказания очевидца" Владимира Аристова - возможно, самую значительную из доселе сочиненных прозу о 90-х. В ответ - гробовое молчание цеха; в моде совсем иные очевидцы, поновее.
Что до писателей - производителей исходного продукта, - их теперь куда больше раздражают не критики, а издатели; наблюдается непрерывное и вязкое, будто кошмарный сон, перетекание авторов от одного логотипа к другому. Мастеров слова, особенно признанных, волнуют не столько достоинства собственных текстов, сколько возможности крышующей фирмы, причем возможности эти, как правило, мнимые, и в действительности авторы меняют шило на мыло. Сергей Кузнецов выпустил "Серенького волчка", третий том своей детективно-культурологической трилогии, не в "Амфоре", как первые два, а в "Эксмо"; наверняка предложенный ему аванс был больше, но книжка-то продастся хуже, ибо "эксмошные" маркетологи не так хорошо, как "амфорные", чувствуют кузнецовскую специфику, что в конечном счете ударит по самому Сергею. Оценив цифры отгрузок, "Эксмо" от дальнейшего сотрудничества с Кузнецовым, не дай бог, откажется. Как отказалось иметь дело с Дмитрием Липскеровым (экс-"Вагриус"), который затем толкнулся в одну дверь, в другую и обрел приют в неповоротливой "Олме", не знающей теперь, куда девать полное собрание его прежних романов - и свежий беззубый самоповтор "Осени не будет никогда".
В прессе широко и помпезно обсуждался переход Владимира Сорокина из Ad marginem к "Захарову" (Сорокин именно та статусная фигура, о которой обязаны написать все). По случаю мне стала известна подоплека этой истории; поверьте, никаких концептуальных причин там не было, все решилось на уровне сугубо личных соображений. Коммерческие перспективы "Пути Бро" под крылом И.В.Захарова и обсуждать-то смешно; впрочем, ни Захаров, ни Сорокин о них не думают - во всяком случае, о перспективах в России. "Поезд пошел вдоль берега Байкала, огромного сибирского озера...", "Проехав по Ялте, этому самому красивому городу Крыма..." - переводчику даже сносок сочинять не надо, о его удобстве позаботились заранее. Соответственно, не думают и о российском читателе, на голубом глазу предлагая ему зануднейшую, халтурно придуманную и написанную сайенс-фикшн, не выдерживающую сравнения даже со средними отечественными образцами жанра.
Между тем, лишившись Сорокина, Ad marginem не стал унывать и запустил в производство серию "Суперmarket". На первый взгляд это конформистская, пораженческая затея, этакий чуть продвинутый клон неудачного "росмэновского" проекта "Рожденные в СССР". Мягкое чтение для среднего класса (на одной обложке оттиснуто "Русский Сэлинджер", на другой - "Московская гламорама"). Но лишь на первый взгляд.
Оба стартовых автора в Ad marginem не новички; у Владимира Спектра здесь прежде выходил "Face-контроль", у Владимира Козлова - "Гопники" и "Школа". И "Наезд" Спектра, и "Варшава" Козлова легко укладываются в берега т.н. новой искренности: по сути, это беллетризованные мемуары, страдающие явной сюжетной инвалидностью - в этих книжках толком "ничего не происходит". "Наезд" - откровенный провал; в предыдущей книге Спектра по крайней мере имелась брутальная любовная линия, в этой же нет ничего кроме внутреннего монолога героя. Надо сказать, омерзительного типа: самовлюбленный московский мажор, кокаинист и тряпка, недожаренный гришковец, слюняво разглагольствующий об антиглобализме и настырно блистающий своей фундаментальной эрудицией: "...Николай Коперник запалил аутодафе, сказав: "А все-таки она вертится!"
Зато Козлов порадовал. "Варшава" - размеренный, точно процеженный сквозь сжатые зубы, рассказ неимущего минского студента 90-х. Занятия, общага, челночные торговые рейды в Польшу, попытки подработать переводчиком в турфирме. Попытки любви - в основном несчастные. Неправдоподобная, фотографическая память на мельчайшие детали. "Лязгают двери, на платформу высыпает толпа, разделяется на потоки - к ГУМу, к Белсовпрофу и к переходу на "Купаловскую". Оли нет. "Астярожна, дзверы зачыняются. Наступная станцыя - "Площа Незалежнасти". Подхожу к краю платформы, смотрю на цифры табло: 18.58. 00.47". Даже если "18.58. 00.47" взяты с потолка, все равно веришь: именно так и было. И сколько гордой горечи в этом лаконичном "Оли нет".
Словом, на поверку ассортимент "Суперmarket'а" совсем не гомогенен. Однако в том-то и загвоздка, что потребителю не предоставляют возможности оценить его качество заранее. Нарядные томики продаются как в книжных магазинах, так и в продуктовых универсамах сети "Седьмой континент". И там, и там - запечатанные в пленку. Как колбасная нарезка.
Дерзкий, вызывающий, издевательский проект. Остроумная гипербола российского книжного рынка. Раскошелился - так не надкусывай. Выложил бабки - жри целиком. Написано же: Сэлинджера - 3,2 г, Брета Истона Эллиса - 40% об. Рекламации не принимаются.
Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов"
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.
| http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/ |
Подписан адрес: Код этой рассылки: russ.book |
Отписаться |
| В избранное | ||
