В своем "Ответе Я.А. Кронроду", который имеет подзаголовок "Капитал" Маркса и проблема стоимости", Э.В. Ильенков, настаивая на том, что открытые Марксом законы товарного производства действительны не только для капитализма, но и для любых других этапов становления общества, в которых наличествует "та или иная форма или степень независимости друг от друга отдельных звеньев общественно-разделенного труда, отдельных ("частных") работ", делает одно "замечание в скобках", которое мы хотели бы привести полностью и высказать свои соображения по поводу затронутой здесь проблемы. Вот это замечание:

"(В скобках заметим, что та "независимость друг от друга отдельных - "частных" - работ", о которой у Маркса идет речь в его общей теории стоимости, вовсе не предполагает еще частной собственности, а тем более  частно-капиталистической ее разновидности. Более того, сама частная собственность выступает здесь как результат, как следствие "частного" характера труда. Частный - здесь вовсе не значит "частнособственнический". "Частный характер" может иметь и труд коллектива, поскольку ему противостоит другой такой же коллектив - в качестве хозяйственно-независимой от него единицы. С этим положением мы имеем дело, например, в процессе разрушения общинной собственности силами товарно-денежных, уже вполне развитых, отношений между общинами. Таким образом, теория стоимости Маркса остается в силе и там, где частной собственности в собственном смысле слова еще или уже нет, а известная "разъединенность" отдельных звеньев общественного производства уже или еще есть, в каком бы виде, в какой бы форме такая "разъединенность" ни имела места.

Конечно, развитая "независимость" отдельных звеньев общественно-разделенного труда неизбежно отливается в форму частной собственности и находит в ней новую питательную почву. Но возникает она раньше, чем частная собственность, а потому и умирает позже нее, некоторое время сохраняясь в качестве еще не преодоленного наследия старых, частнособственнических форм разделения труда. Это естественно, ибо коммунизм сразу, декретом, не может преодолеть и преобразовать в коммунистические отношения всю сумму унаследованных им отношений в масштабах всего народного хозяйства...)" (Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М., 1997, с. 421-422).

Позволим себе, исходя из того, что изложено в разбираемом нами ильенковском замечании в скобках, предположить, что для того, чтобы добиться действительной независимости индивида от продуктов своего труда, выступающих по отношению к нему в качестве внешних обстоятельств, нужно исключить "независимость друг от друга отдельных звеньев общественно-разделенного труда". Все эти звенья должны стать взаимозависимыми, что возможно только тогда, когда это будет от начала и до конца единый процесс, исключающий использование человека в качестве агента производства, использующий в качестве агентов производства исключительно только силы природы.

Идея исключения человека из процесса производства родилась до марксизма. Это идея "автоматической фабрики", и принадлежит она английскому экономисту Э. Юру. Вот его мысль в пересказе К. Маркса:

"Д-р Юр, Пиндар автоматической фабрики, описывает ее, с одной стороны, как "кооперацию различных категорий рабочих, взрослых и несовершеннолетних, которые с искусством и прилежанием наблюдают за системой производительных машин, непрерывно приводимых в действие центральной силой (первичным двигателем)", с другой стороны - как "огромный автомат, составленный из многочисленных механических и сознательных органов, действующих согласованно и без перерыва для производства одного и того же предмета, так что все эти органы подчинены одной двигательной силе, которая сама приводит себя в движение" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 23, с. 431).

И далее Маркс делает замечание, в котором особое внимание читателя мы хотели бы обратить на то, что он различает капиталистическое применение автоматов и всякое их применение в крупном масштабе: "Эти два определения отнюдь не тождественны. В одном комбинированный совокупный рабочий, или общественный рабочий организм, является активно действующим субъектом, а механический автомат - объектом; во втором сам автомат является субъектом, а рабочие присоединены как сознательные органы к его лишенным сознания органам и вместе с последними подчинены центральной двигательной силе. Первое определение сохраняет свое значение по отношению ко всем возможным применениям машин в крупном масштабе; второе характеризует их капиталистическое применение и, следовательно, современную фабричную систему" (там же).

Через несколько страниц Маркс конкретизирует эту мысль: "Вследствие своего превращения в автомат средство труда во время самого процесса труда противостоит рабочему как капитал, как мертвый труд, который подчиняет себе живую рабочую силу и высасывает ее. Отделение интеллектуальных сил процесса производства от физического труда и превращение их во власть капитала над трудом получает свое завершение, как уже указывалось раньше, в крупной промышленности, построенной на базе машин" (там же, с. 435). Здесь же он добавляет, что разделение труда на автоматической фабрике является чисто техническим разделением труда.

Фактически речь идет о том, что для того, чтобы преодолеть власть капитала над трудом, нужно преодолеть "отделение интеллектуальных сил производства от физического труда".

И если во времена Юра или Маркса еще невозможно было даже мечтать о том, что это разделение тоже можно преодолевать на базе автоматизации, то с появлением электронно-вычислительных машин этот вопрос ставится на повестку дня не просто экономистами (соображения которых об "автоматической фабрике" были давным-давно забыты), но и самим развитием производительных сил.

Обычно, когда сегодня пишут об автоматизации производства, начинают с Н. Винера, хотя сам Винер видел проблему более масштабно и почти в полном согласии с методом Маркса начинает с истории науки и истории промышленности. Вот что он пишет в своей "Кибернетике": "Идеи каждой эпохи отражаются в ее технике. Инженерами древности были землемеры, астрономы и мореплаватели; инженерами XVII и начала XVIII столетия - часовщики и шлифовальщики линз. Как и в древности, ремесленники создавали свои инструменты по образу небесных светил. Ведь часы не что иное, как карманный планетарий, движущийся в силу необходимости, подобно небесным сферам, а если в часах играет некоторую роль трение и рассеяние энергии, то это явления нужно устранить, чтобы движение стрелок было по возможности периодическим и правильным. Основным практическим результатом этой техники, основанной на идеях Гюйгенса и Ньютона, была эпоха мореплавания, когда впервые стало возможно вычислять долготы с приемлемой точностью, и торговля с заокеанскими странами, бывшая чем-то случайным и рискованным, превратилась в правильно поставленное предприятие. Это была техника коммерсантов. Купца сменил фабрикант, а место хронометра заняла паровая машина. От машины Ньюкомена почти до настоящего времени основной областью техники было исследование первичных двигателей" (Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. 2-е издание М.: Наука. 1983, с. 92).

Нужно сказать, что исследование первичных двигателей было не только основной областью техники, но и весьма важной, хотя и малоисследованной областью политической экономии. Хотелось бы напомнить, что именно понятие первичного двигателя положил Э. Юр в основание одного из определений автоматической фабрики, которое Маркс процитировал и определил как такое, которое характеризует капиталистическую систему применения машин (Маркс К. Капитал. Т. 1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 23, с. 431).

Таким образом, основу капитализма составляет фабричное или машинное производство, а автоматизм системы машин обусловлен первичным двигателем. Об этом пишет Э. Юр, о нем же пишет Маркс, отмечая, что адекватным воплощением ее является основной капитал, правда, при этом сразу оговаривается: "Но если капитал приобретает свою адекватную форму в качестве потребительной стоимости внутри процесса производства только в системе машин и в других вещественных формах существования основного капитала, таких как железные дороги и т.д., то это отнюдь не означает, что эта потребительная стоимость, эта система машин сама по себе является капиталом, или что ее существование в качестве системы машин тождественно с ее существованием в качестве капитала. Подобно тому как золото не лишилось бы своей потребительной стоимости золота, если бы оно перестало быть деньгами, так и система машин не потеряла бы своей потребительной стоимости, если бы она перестала быть капиталом. Из того обстоятельства, что система машин представляет собой наиболее адекватную форму потребительной стоимости основного капитала, вовсе не следует, что подчинение капиталистическому общественному отношению является для применения системы машин наиболее адекватным и наилучшим общественным производственным отношением" (Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. Соч., 2-е изд., т. 46, ч. 2, с. 207).

В связи с этим можно вспомнить известное изречение Ленина: "Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны" (Ленин В.И. Наше внешнее и внутреннее положение и задачи партии. ПСС, т. 42, с. 30). В.И. Ленин в промышленном применении электричества увидел появление "первичного двигателя" нового типа, позволяющего взорвать границы применения машин, положенные капиталом, и таким образом подойти к тому уровню развития производства, когда "общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы" (Ленин В.И. Государство и революция. ПСС, т. 33, с. 101-102). (При этом нельзя ни на минуту забывать то, о чем Ленин пишет в следующем абзаце: "Но эта "фабричная" дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед".)

Н. Винер, вряд ли догадываясь о проблеме, поставленной К. Марксом и выведенной на новый уровень В.И. Лениным, дает свой вариант ее решения. Он пишет: "Если XVII столетие и начало XVIII столетия - века часов, а конец XVIII и все XIX столетие - века паровых машин, то настоящее время есть век связи и управления. В электротехнике существует разделение на области, называемые в Германии техникой сильных токов и техникой слабых токов, а в США и Англии - энергетикой и техникой связи. Это и есть та граница, которая отделяет прошедший век от того, в котором мы сейчас живем. В действительности техника связи может иметь дело с токами любой силы и с двигателями большой мощности, способными вращать орудийные башни; от энергетики ее отличает то, что ее в основном интересует не экономия энергии, а точное воспроизведение сигнала" (Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. 2-е издание М.: Наука. 1983. С. 92).

Но, увы, "на самом интересном месте" Винер вдруг, вместо того чтобы исследовать особенности развития "общественного организма", в рамках которого и происходит превращение "века паровых машин" в век "связи и управления", вдруг ни с того ни с сего перескакивает на аналогии с живыми организмами. Собственно, это был тупиковый путь, по которому Винер увлек очень многих сторонников новой науки, но от которого вскоре отказался и сам, полностью в конце жизни потеряв интерес к кибернетике.

Другой классик кибернетики - С. Бир впадает в другую крайность. Он пытается подчинить кибернетическую идею непосредственно политическому моменту. Вот что он пишет, рассказывая о предпринятой под его руководством попытке (притом весьма успешной) внедрения автоматизированной системы управления экономикой Чили во времена С. Альенде:

"Наше новаторство следует рассматривать в перспективе. Некоторые из нас не видят в нем ничего, кроме изобретений, и стремятся избавиться от тех, кто видит реализованную в нем политическую часть. Некоторые не видят в нем ничего, кроме текущего политического кризиса (и кто станет их в этом винить?), и, следовательно, забывают о первоначальной цели проекта.

Все наши начинания должны укладываться в эти границы. Весь этот перечень, очевидно, основывается на политической философии управления страной того времени, на чем мы настаивали неуклонно в этих главах. В цели этой книги не входило обсуждать собственно политику. Перечень показывает, как общие кибернетические принципы можно заострить до полного удовлетворения конкретной ситуации.

За перечнем следовал подробный комментарий, касающийся политического смысла каждого вносимого предложения. Затем следовал возврат к управленческой кибернетике, чем мы тогда были поглощены. Утверждалось, что мы, действующие в целях перемен, упустили предоставленные нам возможности. Дело в том, что факты сложившейся ситуации нельзя понять, не ссылаясь на ее модель, воплощающую в себе политические установки, основанные на идеологических принципах. Доказывалось, что мы игнорировали и тем самым исключили из рассмотрения те факты, которые не вписались в нашу модель...

Предложение должно учитывать все наши проекты как революционные инструменты. Я имею в виду, что призыв "Дорогу производству" по-прежнему является необходимой особенностью чилийской революции, а призыв "Дорогу регулированию" является дополняющим требованием сложного мира, опыт обращения с которым не был ни усвоен, ни учтен ни Марксом, ни Лениным" (Бир С. Мозг фирмы. М., 2005, с. 351-352).

Еще один классик кибернетики - Глушков по этому поводу писал следующее: "Грядущее коммунистическое общество должно иметь и непременно будет иметь наиболее эффективную и полностью автоматизированную систему управления своей экономикой, самые совершенные формы автоматизации производства, а также широко применять средства кибернетики в умственной деятельности человека" (Глушков В.М. Современные проблемы научного управления. Лекция, июнь 1969 года).

Согласитесь, что это перекликается со словами Маркса: "...Историческое назначение капитала будет выполнено тогда... когда прекратится такой труд, при котором человек сам делает то, что он может заставить вещи делать для себя, для человека" (Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг. Т. 46, ч. 1, с. 280).

Притом Глушков не только рассуждает о необходимости автоматизации производства и управления экономикой. Он предлагает реальное техническое средство для устранения "разъединенности" отдельных звеньев общественного производства в виде общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой, которая позже получила название ОГАС.

Вопреки расхожим обвинениям Глушкова в технократизме, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что ОГАС - только техническое средство, позволяющее преодолевать присущую развитому товарному производству анархию. В отличие от подавляющего большинства тех, кто его обвинял, он ясно понимал и четко формулировал то, что было абсолютно недоступно подавляющему большинству советских экономистов, не говоря уж об экономистах сегодняшних, для которых не существует таких жертв, которые были бы слишком большими ради достижения высоких макроэкономических показателей, а именно что "цели развития социалистической экономики лежат вне экономики, задачей же экономики является развитие средств для достижения этих целей".

Главным экономическим рычагом достижения экономических целей социалистической экономики Глушков считал государственное планирование. А важнейшая функция ОГАС, по его мнению, - это "полная взаимоувязка детализированных планов, хранящихся в вычислительных центрах низовых уровней, координация взаимодействия АСУ всех уровней, диспетчеризация по линии вертикальных и горизонтальных связей. Это анализ и в некотором смысле слова контроль производственно-хозяйственной деятельности отдельных звеньев и всего народного хозяйства в целом" (Глушков В.М., Валах В.Я. Что такое ОГАС? М., 1980, с. 154).

Если вернуться к "Государству и революции" В.И. Ленина, то там мы находим следующую мысль: "Учет и контроль - вот главное, что требуется для "налажения", для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества" (Ленин В.И. ПСС, т. 33, с. 339). В ОГАС нетрудно увидеть то техническое средство, которое позволяет действительно массово и действительно действенно наладить учет и контроль за мерой труда и потребления, учет и контроль потребностей и ресурсов для их удовлетворения.

Нужно признать прямо, что Э.В. Ильенков не сумел верно оценить эту идею. Критика этого начинания, которую мы находим в статье "Машина и человек, философия и кибернетика", поистине была "блестящей, но неглубокой". Авторы статьи утверждают, будто бы "некоторые люди думают, что вся проблема заключается в том, чтобы просто заменить нынешние государственные органы мыслящими - планирующими и управляющими - машинами, ящиками вроде холодильников" (Ильенков Э.В. Ленинская теория отражения и современная наука. М., 1966, с. 280).

Ошибочность этой критики очевидна хотя бы потому, что эти слова буквально совпадают со словами автора статьи "Перфокарта управляет Кремлем", напечатанной в то же время в "Вашингтон пост": "Царь советской кибернетики академик Глушков предлагает заменить кремлевских руководителей вычислительными машинами".

В.М. Глушков был уверен, что эта, как он выразился, низкопробная статья, была инспирирована ЦРУ и рассчитана на то, чтобы напугать советское руководство (В.М. Глушков - пионер кибернетики. К., 2003, с. 330).

А в это же время для своего руководства ЦРУ готовило совершенно другие материалы: "...к 1970 году СССР может иметь совершенно новую технологию производства, охватывающую целые предприятия и комплексы отраслей и управляемую замкнутым циклом обратной связи с использованием самообучающихся компьютеров... И если Америка будет продолжать игнорировать кибернетику, - заключал эксперт, - с нами будет покончено" (Герович В. Почему в СССР не была создана общенациональная компьютерная сеть).

Бесспорно, что у тех ученых, которые предлагали в качестве альтернативы усилению рыночных методов создание общегосударственной автоматизированной системы управления, было много иллюзий, но, на наш взгляд, философы-марксисты, вполне справедливо критикуя их за эти иллюзии, благополучно "вместе с грязной водой выплеснули ребенка".

Сам Ильенков, по словам Л.К. Науменко, на вопрос о том, как справиться с теми экономическими проблемами, которые тогда уже очевидно встали перед советским обществом, "коротко ответил: "Нэп" (Науменко Л.К. Об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе. Эвальд Васильевич Ильенков в воспоминаниях. М.: Диалектика и культура, 2004, с. 109). Нужно сказать, что это было не только слишком коротко, но и не слишком удачно. Впрочем, из известного письма Ю.А. Жданову (Э.В. Ильенков: личность и творчество. М., 1999, с. 258-261) мы узнаем, что это решение он предлагал скорее от отчаяния, чем в результате зрелого размышления, приведшего к полной ясности в этом вопросе. И дело тут не только в том, что буквально через короткое время именно под лозунгом нэпа социализм очень быстро развалился: так называемый "разум стихии" оказался на поверку самым банальным стихийным безумием. Дело скорее в теоретической неверности этого решения. Социализм, видимо, тоже имеет свои восходящие и нисходящие стадии. И если на восходящей стихия еще может играть в его пользу, то после того, как по каким-то причинам вовремя не произошел переход к следующей фазе, она уже будет играть только против.

Меньше всего хотелось бы, чтобы всё написанное здесь было воспринято таким образом, будто бы автоматизированные системы управления экономикой в состоянии преодолеть ту "разъединенность" отдельных звеньев общественного производства, на которую указывает Ильенков в разбираемом нами замечании в скобках как на то, что нужно преодолеть для перехода к коммунизму. Спору нет: эта "разъединенность" преодолевается только через реальное обобществление частной собственности, или, другими словами, уничтожение разделения труда, то есть через присвоение каждым индивидом всех деятельных способностей человечества. Но без доведения до логического завершения тенденции к автоматизации производства, то есть без замены родившихся еще в домануфактурную эпоху методов организации производства на более соответствующие современному автоматизированному производству, "разъединенность" его отдельных звеньев будет воспроизводиться неизбежно, каких бы успехов мы ни достигли на ниве "социальной педагогики". Без полного и окончательного преодоления технического разделения труда, каковое невозможно без доведения автоматизации производства до ее логического завершения, когда автоматизируется не только физическая, но и интеллектуальная составляющая общественного производства (то есть функции контроля за производственными процессами и управления ими), невозможно преодоление общественного разделения труда.

Другими словами, для того чтобы уничтожить капитализм, нужно уничтожить машинное производство, ибо оно представляет собой не что иное, как воплощенное разделение труда, а соответственно, воплощенную частную собственность (разделение труда и частная собственность - это тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом - по отношению к продукту деятельности (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 3, с. 20, 31)). Машине нужно полностью отдать машинное, чтобы человек мог себе присвоить человеческое, то есть всеобщественное. Только освободив индивида от исполнения машинных функций как в области физического, так и в области умственного труда, можно перейти "от управления людьми к управлению вещами и процессами" и на этой основе восстановить "органическую" связь индивида с общественным целым. Только тогда человек может полностью освободиться от власти капитала.

Но уничтожение машинного производства возможно только тогда, когда оно достигло полной зрелости, то есть созрело для перехода в свою собственную противоположность. Что касается "полной зрелости", то есть достижения машинным производством своей адекватной формы, то таковой, по Марксу, как мы уже видели, является основной капитал. Вернемся еще раз к тексту Маркса, чтобы увидеть, на каких путях возможно самоуничтожение этой формы:

"Однако, будучи включено в процесс производства капитала, средство труда проходит через различные метаморфозы, из которых последним является машина или, вернее, автоматическая система машин (система машин, являющаяся автоматической, есть лишь наиболее завершенная, наиболее адекватная форма системы машин, и только она превращает машины в систему), приводимая в движение автоматом, такой движущей силой, которая сама себя приводит в движение. Эта автоматическая фабрика состоит из множества механических и интеллектуальных органов, так что сами рабочие определяются только как сознательные ее члены. В машине, а еще больше - в совокупности машин, выступающей как автоматическая система, средство труда по своей потребительной стоимости, то есть по своему вещественному бытию, переходит в существование, адекватное основному капиталу и капиталу вообще, а та форма, в которой средство труда в качестве непосредственного средства труда было включено в процесс производства капитала, уничтожается, превращаясь в форму, положенную самим капиталом и соответствующую ему" (К Маркс. Экономические рукописи 1857-1859 гг. Маркс К., Энгельс Ф., т. 46, ч. II, с. 203).

Получается, что, только освободив индивида от исполнения машинных функций как в области физического, так и в области умственного труда, можно попытаться восстановить его "органическую" связь с общественным целым. Только тогда он полностью освободится от власти капитала.

Но было бы слишком наивно предполагать, что такое освобождение возможно на путях простой замены людей автоматами. Мечта о том, что рабочие могут быть заменены автоматами, ничуть не умнее мечты о том, что компьютерами могут быть заменены бюрократы, хотя процесс вытеснения рабочих автоматическими линиями кажется очевидным.

То, что автоматизация производства в условиях капитализма повышается, это факт. Но не менее достоверным фактом является и то, что массы вытесненных автоматическими линиями рабочих многократно компенсируются массами втягиваемых в капиталистическую эксплуатацию рабочих, занятых ручным трудом там, где технические условия для автоматизации этого труда давно созрели. Все это происходит только потому, что капиталистам выгоднее вывозить производство в страны с дешевой рабочей силой, чем автоматизировать его.

Мы не будем здесь гадать на тему того, что будет, если в конце концов в процесс капиталистической эксплуатации будут полностью втянуты все страны мира и ресурсы дешевой рабочей силы истощатся. Не будем только потому, что эта предполагаемая возможность существует только в фантазиях, а действительностью является не только вытеснение автоматических линий ручным трудом в результате перемещения производства в страны с дешевой рабочей силой, но и прямое уничтожение производства с некоторой уже достигнутой степенью автоматизации процессов и превращение стран, некогда обладавших такого рода производством, в источники дешевой рабочей силы, с определенной тенденцией к ее деквалификации. Речь идет в первую очередь о странах бывшего соцлагеря, но в несколько модифицированной форме эти процессы уже коснулись и таких стран, как, например, Испания и Греция.

Впрочем, любой кризис капиталистического производства характеризуется уничтожением части производительных сил. Причем уничтожаются отнюдь не обязательно устаревшие средства производства. Уничтожаются невыгодные, а невыгодными могут оказаться и весьма перспективные средства производства. В основном это, конечно, устаревшие средства производства. Но далеко не всегда.

Что же касается "автоматической системы машин", то она является не просто невыгодной, она органически несовместима с капиталом, ибо, являясь адекватной формой существования основного капитала и капитала вообще, она тем самым знаменует конец его существования как капитала, то есть формы господства машины над человеком.

Как известно, единственным источником прибавочной стоимости может быть только живой труд. Соответственно, полная автоматизация производства означала бы прекращение воспроизводства капитала. Но именно этого капитал как раз допустить и не может. Поэтому периодическое уничтожение производительных сил, торможение автоматизации производства и даже деиндустриализация целых регионов, уже достигших высокой степени развития производства, являются такими же необходимыми условиями существования капиталистического способа производства, как и безудержное развитие технологий и гонка потребления.

Поэтому, говоря о построении общегосударственных автоматизированных систем управления экономикой, В.М. Глушков указывал на принципиальную невозможность их осуществления в условиях капитализма: "Нигде, ни в одной капиталистической стране об этом не может быть и речи. Невозможно практически. Несовместимо с частной собственностью, коммерческой тайной. Сами посудите... Какой предприниматель откроет национальной информационной системе свои планы и расчеты? "Секрет фирмы!" Откроешь его в интересах планирования, а взлелеянную тобой идею украдет конкурент. Предприниматели недаром стараются свои планы засекретить, а чужие секреты выслеживают, крадут - тоже с помощью электроники, но только это уже электроника не информационная, а диверсионная" (Моев В. Бразды управления. Беседы с академиком Глушковым. М., 1974, с. 21).

И напротив, любая попытка преодоления товарных отношений (или, что то же самое, "известной разъединенности отдельных звеньев общественного производства") при социализме без построения общегосударственных (общегосударственность - это минимальный уровень, при котором такого рода системы начинают быть по-настоящему эффективными; на самом же деле и отношения между социалистическими странами не могут строиться на основах, как сейчас говорит, взаимовыгодности) автоматизированных систем управления экономикой, так же как и без максимальной автоматизации технологических процессов, будет обречена на неудачу.

http://www.eifgaz.ru/pihorovich14-13.htm