Просветителями был создан миф о "темном средневековье", приписываемое которому воинствующее ретроградство связывалось с христианством. Религию и познание противопоставляли друг другу многие видные представители общественной мысли, шедшие в фар ватере просветительской мировоззренческой традиции. История хранит множество изречений выдающихся мыслителей такого рода.

Д.Дидро: "Человек никогда не станет свободным, пока он не изгонит Бога из своего разума"; "Религия мешает людям видеть, потому что она под страхом вечных наказаний запрещает им смотреть".

П.Гольбах: "Если незнание природы дало начало богам, то познание ее должно уничтожить их"; "Хороший христианин должен подавить в себе разум, чтобы укрепиться в вере...".

К.Гельвеций: "Если открытие одной истины привело Галилея в тюрьмы инквизиции, то к каким пыткам присудили бы того, кто открыл бы их все".

Вольтер: "С религией получается то же, что с азартной игрой: начавши дураком, кончишь плутом".

Д.Галифакс: "Наверное, бог специально создал людей такими доверчивыми, чтобы священники могли их обманывать".

Э.Гиббон: "Религия расценивается обычными людьми как правда, умными - как ложь, а правителями - как полезность".

И.Гёте: "Вся история церкви - смесь заблуждения и насилия"; "Тот, кто ничего не знает, всему верит"; "У кого есть наука, тот не нуждается в религии".

Г.Гейне: "Случайный визит в дом умалишенных показывает, что вера ничего не доказывает".

Л.Фейербах: "Где появляются глаза и руки, там исчезают боги. Догмат есть не что иное, как прямой запрет мыслить"; "Религия противоречит нравственности тем самым, что она противоречит разуму"; "Религия - сон человеческого духа. Но и во сне человек находится на земле, а не на небе".

К.Маркс: "Религия - это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она - дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа"; "Религия сама по себе лишена содержания, ее истоки находятся не на небе, а на земле, и с уничтожением той извращенной реальности, теоретическим выражением которой она является, она гибнет сама собой".

Ф.Энгельс: "Всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, - отражением, в котором земные силы принимают форму неземных".

А.И.Герцен: "Религиозному воззрению любовь к истине, к делу, потребность обнаруживания себя, потребность борьбы с ложью и неправдой, словом, деятельность бескорыстная непонятна. Религиозный человек свечки грошовой даром богу не поставит, это ему все векселя на будущую болезнь, на будущий урожай, наконец, на будущую жизнь".

И.С.Тургенев: "О чем бы ни молился человек - он молится о чуде. Всякая молитва сводится на следующую: „Великий боже, сделай, чтобы дважды два - не было четыре!"".

А.Бирс: "Молитва - это просьба об аннулировании законов Вселенной от лица единственного просителя, по его собственному признанию, недостойного".

А.Шопенгауэр: "Вера и знание - это две чаши весов: чем выше одна, тем ниже другая".

М.Твен: "Когда читаешь библию, больше удивляешься неосведомленности бога, чем его всеведению".

Б.Шоу: "Мне не нужен бог, который не умеет ответить на мои вопросы..."

В.И.Ленин: "Мы должны бороться с религией. Это - азбука всего материализма и, следовательно, марксизма. Но марксизм не есть материализм, остановившийся на азбуке. Марксизм идет дальше. Он говорит: надо уметь бороться с религией, а для этого надо материалистически объяснить источник веры и религии у масс".

А.В.Луначарский: "Бог - затычка для дыры неизвестного".

А.Франс: "Основой теологии является отсутствие разума и священный ужас наших предков перед картиной Вселенной".

Р.Пирсинг: "Когда один человек одержим иллюзиями - это называют умопомешательством. Когда много людей одержимо иллюзиями - это называют религией".

В.Л.Гинзбург: "Я убежденный атеист. Я считаю, что религия - это следствие древних сказок, наподобие астрологии. Там тоже предсказывается всякая чушь. А учение Дарвина - это великая вещь, оно показывает, как шла эволюция всего живого (не полностью, там есть еще вопросы). И это находит полное подтверждение на опыте и наблюдениях".

Исторически накоплена обширная коллекция подобных афоризмов. Не следует думать, что эти вырванные из целой жизни того или иного мыслителя цитаты полностью отражают его представления о таком сложнейшем вопросе. Важно и то, что цитирование и афористичность изречения не тождественны их истинности и доказательности. Адресуясь скорее к эмоциональной стороне восприятия, критика религии сама часто соскаль зывает с позиции "рацио". Насколько справедливы обвинения действительной религии в обскурантизме? Попытаемся в этом разобраться. Конечно, прецеденты гонений на "новое знание" имеют в истории конфессий многочисленные иллюстрации. Но насколько они характерны только для религии? Может быть явление шире и более распространено и обычно и в иных когнитивных пространствах?

Исторически известны случаи осуществленных с позиции религии гонений на ученых. Именно они традиционно предъявляются в качестве одного из главных обвинений против религии, формируя совершенно определенное представление о мракобесии религии. Однако заинтересованный в истине разбор наиболее резонансных "дел" показывает неоднозначность их традиционной интерпретации в рамках иллюстрации борьбы религии против науки.

Вот несколько подобных историй.

Оказавшись при дворе Константина I, установившего христианство в качестве государственной религии Римской империи, Сопатр пытался склонить императора к традиционному политеизму. Собственно научные изыскания главы Пергамской школы не имели к его казни никакого отношения! Вступивши в борьбу религиозных групп против императора, он и пал в этой борьбе не как ученый, но как язычник.

Причиной императорского гнева послужили доносы на Сопатра о том, что он с помощью своего магического искусства задерживает прибытие судов с продовольствием в Константинополь и хочет низложить императора. Теоретические разработки Пергамской школы не имели в данном случае никакого отношения к делу. Сам по себе неоплатонизм получил благополучное дальнейшее развитие в рамках христианского богословия. Продолжала функционировать и Пергамская школа.

Максим Эфесский оказал определяющее идейное влияние на Юлиана Отступника в восстановлении язычества и преследованиях христиан. После смерти Юлиана языческая партия объективно должна была оказаться в положении гонимой. Собственно философские разработки Максима Эфесского гонениям не подвергались. Среди неоплатоников были как язычники, так и христиане, и сам по себе неоплатонизм к преследованиям отношения не имел. Первоначально Максим угодил в тюрьму вовсе не за философию, а по обвинению в мздоимстве. Избежать максимально сурового наказания ему удалось благодаря заступничеству другого видного философа Фемистия (впоследствии префекта Константинополя). Сам факт этого заступничества опровергает представление о тотальности обскурантистских гонений в средневековом христианском обществе, по крайней мере в этой истории. Смертный приговор был вынесен Максиму Эфесскому опять-таки не за философию, а за колдовство и участие в заговоре с целью убийства императора[1].

Гипатию убили парабаланы - представители одной из христианских полумонашеских общин. Они отличались особой конфликтностью в религиозных спорах. Их фанатизм вызывал осуждение со стороны церковных иерархов. Церковь расправу над Гипатией не санкционировала. Версия о том, что к убийству был косвенно причастен святой Кирилл Александрийский (один из главных разработчиков догмата о Троице), ничем не подтверждается[2]. Кирилл, по свидетельству историков Церкви, был, несмотря на свой темперамент, противником практики самосуда со стороны толпы[3]. Мотивы расправы парабаланов над Гипатией не были непосредственно связаны с ее научной деятельностью. Парабаланы расправлялись не с учеными, а с языческими магами. И Гипатия пострадала именно в этом качестве. "Нельзя сказать, - рассуждал в этой связи С.С.Аверинцев, - что суеверные современники по невежеству приняли ученых за магов. Ученые сами выдавали себя за магов, и притом с глубоким внутренним убеждением. Конечно, они были жертвами суеверия, однако того суеверия, которое сами обосновывали и распространяли. Чем они не были, так это мучениками науки. В лучшем случае, они были мучениками языческой религии"[4].

При историческом анализе оказалось, что в описываемых инцидентах, таких как смерть Гипатии, имела место не борьба религии против науки, а межрелигиозный конфликт. Сначала язычники устраивали гонения на христиан, затем христиане на язычников. Но это не было гонением обскурантов на научность. Сама Гипатия стала впоследствии прообразом христианской мученицы святой Екатерины Александрийской. Ее житие было составлено в X в. Установление культа Екатерины - философа, математика, астронома, погибшей от рук разъяренной толпы, свидетельствовало, чью сторону между обскурантизмом и познанием занимала сама Церковь[5].

Масштабные гонения Церкви на гелиоцентризм - это попросту миф. Гелиоцентристский подход был широко распространен среди античных мыслителей и не составлял секрета для образованной части средневекового общества. На него, например, ссылался живший в XIII в. Фома Аквинский[6].

Дискуссия со сторонниками геоцентризма была дискуссией с аристотелизмом, а не с религией. Сталкивались две научные теории. Одна опиралась на авторитет Аристотеля и Птолемея, другая восходила к Аристарху Самосскому. Религия долгое время была в стороне от этого диспута, ввиду того, что ни один из подходов принципиально не противоречил религиозному объяснению[7].

В исламской среде теория гелиоцентризма была задолго до Н.Коперника развита в трудах созданной Улугбеком Самаркандской школы. Какого-либо осуждения ее разработок с позиций ислама не выдвигалось. Существовала полемика с другими научными школами, но религия запрета на эту полемику не устанавливала[8]. В Европе также до Н.Коперника философски гелиоцентризм обосновывался Николаем Кузанским. А это была фигура не только ученого, но и видного церковного иерарха. Николай Кузанский занимал посты кардинала, епископа, генерального викария в Ватикане. И если такой человек мог обосновывать гелиоцентризм, то значит особого диссонанса в отношении религии в этой концепции не обнаруживается[9]. Никаким гонениям со стороны Церкви не подвергался и сам Н.Коперник. Будучи доктором канонического права, он занимал пост каноника, что вряд ли было бы возможным при определении его взглядов как еретических. Папа Лев X приглашал Н.Коперника принять участие в разработке реформы церковного календаря, что демонстрирует вполне определенное доверие.

Папа Климент VII прослушал лекцию с изложением гелиоцентристской теории и высказал к ней благожелательное отношение. В качестве лектора выступал ее сторонник кардинал Вигманштадт. Первое издание главного коперниковского труда "О круговых движениях небесных тел" было посвящено папе Павлу III и сопровождено хвалебным письмом кардинала Шенберга[10].

Только в 1616 г., т. е. более чем через семьдесят лет после смерти Н.Коперника, католическая церковь по инициативе папы Павла V попыталась установить запрет на распространение гелиоцентристской теории. Книга "О круговых движениях небесных тел" была включена в Индекс запрещенных книг. Однако и "запрет" был достаточно мягким. Для возможности издания книги всего лишь требовалась оговорка, что гелиоцентричная система является научной математической моделью. Реально же многие переиздания коперниковского труда продолжали выходить и без соответствующей оговорки[11].

За что сожгли на костре Джордано Бруно? Менее всего за его научные взгляды. Гелиоцентризм в 1600 г. был легален, и за приверженность ему никого не казнили. Астрономические воззрения Бруно упоминались в ходе следствия попутно, не составляя основного содержания процесса.

Разбиралось иное - альтернативная христианству бруновская система религиозных взглядов. Дж. Бруно являлся пифагорейцем и герметистом. Но даже не это ставилось ему в вину, а конкретно - хула на христианство и Христа. Главное доказанное обвинение - отрицание обвиняемым чуда пресуществления хлеба в тело Христово во время обряда причастия. Среди адресуемых Бруно обвинений - утверждение о мнимости чудес, совершенных Христом; отрицание добровольности принятия Христом смерти на кресте; отрицание посмертного возмездия за грехи; вера в переселение душ; намерение создать новую религию. Бруно, таким образом, осуждали именно как еретика, но не как ученого[12]. К этому выводу пришел, в частности, видный российский знаток философии периода Ренессанса А. Ф. Лосев. "...За что же, - ставил он вопрос в „Эстетике Возрождения", - в конце концов, сожгли Джордано Бруно? Очевидно, вовсе не за неоплатонизм и вовсе не за гелиоцентризм. Ведь не сожгли же ни Коперника, ни Кеплера, ни Галилея. Бруно сожгли за безличностный неоплатонизм, а не за неоплатонизм вообще, за борьбу с монотеизмом, за антихристианство, не говоря уже об антицерковности. Другими словами, как бы Бруно ни одушевлял свою Вселенную, он мог говорить о творце мира только в переносном смысле, а фактически никакого творца мира как надмировой абсолютной личности он никак не мог признать"[13].

Еще одной "жертвой" "религиозного мракобесия" принято считать Галилео Галилея. Ученый, как известно, пострадал за свою приверженность коперникианству. Однако процесс над Галилеем не следует представлять в виде противостояния обскурантистской церкви и одинокого вольнодумца. Гелиоцентристский подход к тому времени разделяли многие видные католические теологи, включая ряд церковных иерархов. Идейно близок к Галилею был, в частности, кардинал Маттео Барберини, взошедший в 1623 г. на папский престол под именем папы Урбана VIII. Он даже был автором оды в честь ученого. Но именно при Урбане VIII состоялся процесс над Галилеем.

В возникшей дискуссии, как показало время, научная правота далеко не по всем вопросам была на стороне галилеевской партии. Галилей, в частности, полагал, что кометы есть не более чем оптический эффект в атмосфере земли, тогда как его оппоненты среди иезуитов отстаивали аристотелевскую версию о кометах как телах внеземного происхождения. Основным обвинителем на антигалилеевском процессе со стороны церкви выступал не менее яркий, чем сам Галилей ученый, богослов-полемист Роберто Беллармини. Полемика Беллармини-Галилей проходила по всем правилам ведения научной дискуссии.

Папа Урбан VIII лично высоко отзывался о галилеевской книге "Пробирных дел мастер". Им было предписано иезуитам прекратить полемику с Галилеем. Устроенный в 1633 г. в Риме антигалилеевский процесс противоречил в этом отношении всей предшествующей логике развития науки при папском престоле. Мотивы суда были преимущественно личными. В опубликованной Галилеем в 1632 г. книге "Диалог о двух главнейших системах мира - птолемеевой и коперниковой" гротескно, в образе одного из участников полемики изображался сам правящий папа. Покровительствовавший до того ученому Урбан VIII воспринял это как личное оскорбление. И только после этого возникает тема галилеевского еретичества. Тем не менее приговор Галилею был вынесен сравнительно мягкий. Ему запрещалось впредь пропагандировать гелиоцентрическое учение. Однако книга Галилея "Диалог о двух главнейших системах мира - птолемеевой и коперниковой" фактически сразу же после процесса была переведена на ряд европейских языков и распространилась по всей Европе[14].

Борьба выражалась не в поиске истины, а в поиске и обосновании еретичества, понимаемого с позиции официальной церкви в отношении сторонников альтернативного богословия. Характерно, что апогей деятельности инквизиции приходится не на классическое Средневековье, а на транзитный период между Средними веками и Новым временем. А это уже было время, когда католическая церковь не занимала безусловного доминирующего положения в Европе. Ряд европейских стран, принявших реформацию, не подчинялся в религиозном плане папскому престолу. Папство находилось в кризисе и предпринимало отчаянные усилия для удержания власти. Представлять период кризиса одной из конфессий в качестве репрезентативного отражения всей истории религии очевидно некорректно.

В течение нескольких столетий Ватиканом составлялся "Индекс запрещенных книг". Последний раз он был опубликован в 1948 г. Запреты на книги традиционно расценивались антиклерикальной пропагандой как яркая иллюстрация противостояния религиозного ретроградства передовой науке. Однако интересно, что анализ предлагаемых "Индексами" перечней позволяет констатировать, что собственно научные работы в них, за редким исключением, отсутствуют. Запреты касались, главным образом, художественной литературы и моральной философии[15].

В основном "Индекс" Ватикана представляет собой инструмент нравственной цензуры. Подобное цензурирование существует и в светском обществе. Составление списков запрещенных книг, как правило экстремистского содержания, устанавливается законодательством современных государств, включая Российскую Федерацию. Хорошо известно как современное западное законодательство остро реагирует на книги и работы с ревизией темы "холокоста", сформировав доктрину даже уголовной ответственности за такие произведения.

Принципиального ситуационного различия в светском смысле между последним примером и реагированием инквизиции на ревизию евангельского предания о муках Христовых в общем-то нет. Сама Церковь не выносила приговоров в отношении еретиков, и уж тем более не она приводила их в исполнение. Это было прерогативой государства. Другое дело, что средневековое государство руководствовалось в своих решениях авторитетом церкви. Защита веры и чувств верующих составляла одну из важнейших государственных прерогатив. Жестко пресекались любые попытки богохульства. А такие попытки были не только вымыслом дьяволоборцев. Психологию протеста против богохульства легко усмотреть и в современности. Например, в историях, связанных с "Pussy Riоt" и фильмом "Невинность мусульман".

Само признание гонений на ученых со стороны представителей конфессий и религиозных организаций не означает признания причин гонений в самой природе религии. Авторы не имеют цели выбелить реальную историю религии. История содержит множество примеров неблаговидной деятельности религиозных организаций. Имеются в ней и прецеденты гонений на ученых и противодействия научному познанию. Но это есть иллюстрация истории, полной противоречий и всегда такой. Доказательство природы религии в части ее обскурантизма по правилам научной логики посредством приведения примеров не является корректным. На пример, подтверждающий доказуемое положение, можно всегда отыскать пример, его опровергающий, что и было приведено выше. В длительной истории религии есть, соответственно, примеры активной поддержки религиозными организациями научного познания. Первые средневековые университеты возникли на базе богословских школ. Университетские педагоги имели священнический сан.

Название одного из старейших университетов в Западной Европе - Сорбонны в Париже происходит от его создателя, видного французского теолога, королевского духовника Робера де Сорбона[16]. До возникновения средств массовой коммуникации именно церковь выполняла на Западе функции главного транслятора передовых научных знаний.

Не менее инерционно, чем клерикальная среда, часто проявляла себя во все времена по отношению к новому знанию ученая корпорация. И такая реакция вполне понятна - утверждаемые в результате открытий новые знания ниспровергали прежние научные построения. Происходила научная революция. Ученая корпорация могла их игнорировать, а могла вступать в жесткую полемику, переходящую даже в формат "травли".

Из отечественной истории хорошо известна практика таких гонений. Погрому со стороны "академической науки" подверглись в свое время генетика и кибернетика. Не только власть, но сами ученые выступали застрельщиками этих погромов.

Кто-то скажет - это в прошлом. Как бы не так. Вот реальная цитата 2011 г. из полемики одного из авторов с очень известным московским профессором политологом: "Присоединяться к тому, что я не понимаю и не считаю квалифицированным продуктом, не буду".

Не понимаю, но при этом считаю неквалифицированным продуктом. Это сказано в научном споре. Что это как не внесение в научный процесс вненаучной аргументации? Раньше подобное и квалифицировалось как мракобесие: "Не понимаю, но оценку даю". На основании чего дается эта оценка? К счастью, переносить диагноз с одного "именитого" ученого на всю современную науку оснований нет. Выше уже говорилось, что метод примера - это только часть в доказательстве истины. А именно, только необходимая часть. Достаточности доказательства никакой пример не дает.

Громкие научные погромы, казалось бы, канули в лету. Прошло время, и новые науки и открытия были признаны в качестве передового края научного познания. Но разве и в современности "академическая наука" не игнорирует иной раз передовые научные разработки? И разве не бывает, что затевается реальная травля ученых, подобная резонансному делу "осуждения" учебника по истории А.И.Вдовина и А.С.Барсенкова[18].

Выступление от имени науки еще не есть сама наука. С позиций "научной авторитетности" часто утверждались и антинаучные, и ошибочные положения.

Томас Кун, признаваемый сегодня в качестве классика науковедения, описывал историческое развитие науки как процесс смены ученым сообществом объясняющих научных парадигм. Объяснительная модель Аристотеля, обращал внимание Т.Кун, существенно расходится с объяснительной моделью Ньютона. Произошла смена самого теоретического каркаса. Затем такая же инверсия происходит в связи с выдвижением эйнштейновского концепта относительности. Происходят "научные революции".

Первоначально, согласно куновской схеме, каждое новое открытие или эмпирический факт поддается объяснению с позиций имеющейся теории. Однако далее появляются феномены, необъяснимые в рамках прежней парадигмы. Их сначала не признают в качестве факта. Но их количество возрастает, актуализируя выдвижение альтернативной объяснительной модели. Будучи первоначально альтернативой, новая теория со временем вытесняет прежнюю устаревшую. Если теория носит масштабный характер, то происходящее называют научной революцией[19]. Важен в этой смене конфликт. Именно он проверяет внутринаучный мир и его способность не выходить за рамки научности: вести спор с помощью аргумента и логики, а не оценки оппонента; не применять доводы типа: это наивно, чрезмерно, ненаучно, это идеологично, это несерьезно. (Все - цитаты.)

В современной науке применяется и так называемое когнитивное оружие[20], используемое в информационно-психологической войне. В нем целенаправленно научные истины замещаются ложными конструктами, для того чтобы ввести противника в заблуждение, поразить его в знании. Последствия могут иметь самый масштабный характер, например: ошибочное государственное строительство, экономический уклад, наносящие реальный материальный ущерб противнику, иногда такой величины, какую никакой бомбардировкой не нанесешь. Например, принятие на вооружение постсоветской российской властью теории монетаризма вывело из суверенного финансового оборота России почти два годовых бюджета (около 4 трлн долларов, что сопоставимо с потерями СССР во Второй мировой войне). Принятие на вооружение теории постиндустриализма 21 фактически привело к деиндустриализации России, снижению ее экономического суверенитета.

Таким образом, в самой науке так называемое "мракобесие" и обскурантизм также имеют место как пограничные и неизбежные в сложном общественном процессе научного развития явления.

Наука, по Т.Куну, развивается по принципу чередования периодов "нормальной" и "революционной" науки. То, что сегодня воспринимается как нечто "революционное", завтра становится общепризнанным. А то, что сегодня в научном плане "нормально", окажется завтра дремучей архаикой.

Не все, впрочем, философы признают саму революционность переходов в науке. В частности, принципиально возражал против куновской методологии Карл Поппер. Показателен разбор содержания его критических возражений. Во-первых, указывал К.Поппер, "в норме" в науке могут присутствовать не одна, а сразу несколько конкурирующих между собой парадигм. И во-вторых, новая теория, как в случае смены ньютоновской на эйнштейновскую модель, не отменяет прежнюю, а дает новые горизонты видения[22]. Оба замечания, надо признать, справедливы, но саму идею научных революций они не отменяют. То, что рушится каркас не одной, а множества теорий, не отменяет факт смены парадигм. Пусть эта парадигма будет не в единственном числе. В единственном числе в науке она никогда и не существовала. То, что новая теория может поглощать прежнюю, не отменяет ее парадигмальную новизну. Бесспорный факт преемственности научного знания не означает статичности теоретических моделей.

Важно здесь для исследуемой темы другое: сама фиксация противоречия между старой и новой научными парадигмами. Представители старой парадигмы, как правило, "инерционны", сопротивляются утверждению нового знания. Таким образом, ретроградство оказывается непременным сопутствующим обстоятельством научного прогресса. Принципиального различия в его происхождении, религиозном ли, научном ли, в общем-то нет.

Инерционность, как проявление присущего человеческой природе консерватизма, в принятии нового знания и уж тем более новых научных парадигм существует и в Церкви, и в академическом сообществе. Инерционность препятствует взаимному сближению религии и науки, необходимому обоим мыслительным пространствам и вытекающему из самой логики мегаэволюционного процесса познания. Однако представляется, что преодоление существующего положения дел неизбежно.

***

Таким образом, объективный и многогранный анализ особенностей религиозного и научного познания позволяет видеть, что абсолютных и принципиальных противостояний между научным и религиозным познанием нет. Различие в пути получения знаний есть, но оно исторично и по ходу будущего эволюционирования человека будет все меньше.

Препятствия к пониманию этого и сближению социально активных позиций науки и религии в современности обусловливаются не столько гносеологическими и фундаментальными причинами, сколько, скорее, инертностью научной и религиозной группировок. По сей день они никак не выйдут из состояния, заложенного в период секуляризации. Принципиальная позиция религии состоит в утверждении о невозможности познать научным путем не только Бога, но и божественный замысел и последствия, с ним связанные. Стереотип науки - что-то вроде представления о недостоверности и неверифицируемости религиозной феноменологии. Анализ показывает, что обе претензии корректируемы. Пока отчуждение сохраняется. По сей день сохраняет свою актуальность консенсус теории "двух истин", разграничивающий познавательные ниши религии и науки. Этот концепт последовательно реализуется в программах высшего теологического образования. Между тем, как видно из представленного исследования, потребность во взаимном сближении существует.

Религия нуждается в соотнесении выработанных столетиями учений с данными современной науки. Сегодня одной апелляции к откровениям недостаточно. Для множества людей нужна научная аргументация и верификация религиозных положений. Необходим перевод языка символов, метафор, аллегорий и притч, ключ которого в обществе частично утрачен, на язык, доступный для понимания современного человека.

Охранительная позиция религии конечно оправдана, она объясняется ответственностью перед лицом возможной утраты в результате принятия ложных направлений поиска смыслообразующего ядра, соединяющего человека с Богом. И эти опасения не напрасны, имея в виду определенные сомнительные выводы, сформулированные секулярной наукой в стремлении к абсолютизации некоторых "истин" (например, в теории "борьбы за существование"). Религиозный консерватизм исторически оправдан, ценен, но при этом не абсолютен! Мысль человека подвижна и динамична, и религиозная мысль не исключение.

Для науки религия ценна как один из инструментов очень своеобразной, но, тем не менее, объективной когнитивной генерации гипотез о мироздании, объяснительных моделей и феноменологии.

У религии и науки в современном мировом познавательном дискурсе выявляется все более явственно общий идейный противник. В этом качестве предстает постмодернизм как средоточие псевдонауки, псевдорелигии, псевдофилософии, но зато вполне натурального релятивизма, доходящего до системного абсурдизма. Обоим мыслительным пространствам когнитивным противником выступают современные мировые конструкторы псевдонаучных теорий, призванных идеологически и информационно "прикрывать" мировой паразитизм, несправедливость, новые изощренные модификации расизма и даже классического фашизма. Именно это настоящие силы зла, понимая зло и в религиозном, и в строго научном смысле, как уход от "образа и подобия" - идеала очеловеченности человека. По отношению к науке постмодернизм заявляет об относительности эмпирического знания, по отношению к религии - об относительности таких категорий, как добро и зло. Подрываются, таким образом, сами основания познавательной практики.

На ранней стадии социогенеза существовала целостная, дисциплинарно недифференцированная система знаний. В значительной мере она определялась адаптацией человека к среде обитания. Однако различия средовых условий привели к вариативности человеческого опыта. Дальнейшее гносеологическое развитие осуществлялось в направлении дивергенции знаний. Принципиальной особенностью и этапом европейского процесса стало разделение науки и религии. Концептуальное оформление оно получило в рамках теории "двух истин". Вне западной цивилизации такого разделения и в такой степени не произошло. Секулярная наука возникла на Западе, распространяясь вовне как импортируемое явление. Как показало исследование, за секуляризмом ранней научной генерации могла скрываться приверженность альтернативным по отношению к ортодоксальному христианству религиозным системам.

Дивергентный путь имел следствием выработку специального исследовательского инструментария, детализацию знаний. Происходило дробление наук, институционализация новых дисциплинарных ниш. Все это обусловило интенсификацию научно-технического прогресса. Однако с течением времени, с углублением представлений о мироздании все более остро стала ощущаться утрата единого когнитивного подхода ко всей накопленной человечеством феноменологии, включая пока необъяснимую. Особенно острый этот вызов в сфере гуманитаристики.

Разъединение науки и религии коснулось большинства представителей мировой ученой корпорации. Однако на высшем уровне научного сообщества этого разрыва не произошло. Исследование показало доминирование среди величайших ученых человечества лиц, придерживающихся религиозных мировоззренческих представлений. Вера в Бога для них не только не была контрнаучна, но, напротив, служила определенным основанием для научной познавательной практики. Вместе с тем религиозные воззрения великих ученых, как правило, отличались от ортодоксальных подходов теологии или упрощенных рутинных моделей.

Различаются и национальные школы в науке, в большей или меньшей степени тяготеющие к синтезу с религией.

Сопоставление позиций религии и пионерских разработок в гуманитарных науках обнаруживает их общность по ключевым вопросам представлений о мироздании.

Точка зрения, приписывающая религиям приверженность в объяснении глобальных общественных процессов теории регресса, не подтверждается. Религиозный взгляд заключается в утверждении разворачивающейся через историю идеи нравственного прогресса человечества. При этом прогресс мыслится не только как линейное движение, но и как путь по сложной траектории, с чередующимися прорывами и откатами.

Обнаруживается близость подходов религии и современной науки в раскрытии категории "жизнь". Трехуровневый подход к раскрытию природы человека в религии соотносится с научным дискурсом о необходимости разграничения биологической, социальной (кооперативной) и духовной (интегративной) компоненты антропологии. Вся макроэволюция живого и человека, в частности, идет по пути смены форм: биогенез, социогенез и духовный интегративный прогресс - сологенез.

Когда-то резко диссонирующие в презентации модели мироустройства религии и естественные науки все чаще обнаруживают сегодня, по меньшей мере, непротиворечивость. Казавшиеся прежде абсурдными отдельные религиозные концепты приобретают в настоящее время подтверждение с позиций новых научных открытий. Иные знания, представленные посредством "трудночитаемых" метафор, раскрывают свой глубинный на полненный достоверной информацией смысл. А между тем все эти положения были сформулированы в рамках традиционных религий столетиями, а то и тысячелетиями ранее.

Следовательно, допустима мысль о том, что могут быть верны и другие, не проработанные пока еще наукой религиозные утверждения. Такое допущение позволяет наукам расширить горизонты своего пространства гипотез и продвигаться вперед более целенаправленно.

Долгое время наука рассматривала религиозные "чудеса" главным образом как фальсификации. По сути, речь шла о соучастии в мошенничестве всей совокупности лиц духовного сана. Затем "непознанное" признается как "паранормальные явления", хотя граница табу все еще сохраняется. Когда же с ним не мирятся, то возникает, например, вполне рациональное направление изучения биолокации. И благодаря этому наука вплотную подходит к возможности научного допущения бытийственности Бога, что только и снимает обнаруживаемые противоречия иных объяснительных схем по поводу имеющейся достаточно надежной феноменологии. И не так важна здесь терминология: Бог, Высший, Абсолют, субквантовый потенциал и т. п. Важно, что для объяснения наличной феноменологии необходимо допущение еще одного уровня бытия, еще не очень освоенного наукой. И это есть платформа для соединения двух мыслительных пространств.

Не подтвердилось в ходе исследования распространенное утверждение о принципиальной несовместимости религиозного и научного исследовательского инструментария. Специальный сопоставительный анализ не позволил обнаружить ни одного значимого признака научного познания, который совершенно отсутствовал бы в религии. Другое дело, что религия содержит в своем арсенале и элементы иных, не научных, познавательных практик. Таким образом, синтез науки и религии в будущем оказывается не только целесообразным ориентиром, но и реалистической (по причине отсутствия принципиально несовместимых сфер) перспективой. Когда-то в качестве казавшегося весомым аргументом атеистической пропаганды выдвигалась апелляция - "Гагарин в космос летал, Бога не видел". Позиция секулярной науки состояла в отрицании существовании Бога по причине его нефиксируемости. Теологи оппонировали, что сама постановка вопроса "встречи человека с Богом" принципиально противоречит религиозному пониманию. Становится актуальным третий подход.

Человек пока действительно не может зафиксировать Бога так же, как он не фиксирует, например, такие объекты материального мира, как темную материю. Да сколько еще чего он пока не фиксирует, что совершенно определенно зафиксирует в ближайший миллион лет, или тысячу, или десять лет, сделав очередное открытие. Здесь принципиально важно слово "пока". Наука не стоит на месте. Вероятно, наступит такое время, когда и выход человечества на уровень прямого диалога с Богом станет реальностью.

Примечания

[1] Penella R. Greek Philosophers and Sophists in the Fourth Century A.D. // Studies in Eunapius of Sardis. Leeds, 1990; Vanderspoel J. Th emistius and the Imperial Court: Oratory, Civic Duty and Paideia from Constantius to Th eodosius. Ann Arbor, 1996.

[2] Кингсли Ч., Маутнер Ф. Ипатия. Харьков: ИКП "Паритет" ЛТД, 1994; Штекли А. Гипатия, дочь Теона. М.: Молодая гвардия, 1971.

[3] Дворкин А. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Н. Новгород: Издательство Братства во имя св. князя Александра Невского, 2005; Захаров Г. Правда и ложь "Агоры" // Фома. 2010. No 4.

[4] Аверинцев С. С. Эволюция философской мысли // Культура Византии. IV - первая половина VII века. М., 1984. С. 59.

[5] Екатерина Александрийская // Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр "Православная энциклопедия", 2009. Т. XVIII. С. 100-115.

[6] Shank M. H. Setting up Copernicus? Astronomy and Natural Philosophy in Giambattista Capuano da Manfredonia's Expositio on the Sphere // Early Science and Medicine. 2009. Vol. 14. No 1-3. P. 290-315.

[7] Рожанский И. Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи. М.: Наука, 1988.

[8] Джалалов Г. Д. Некоторые замечательные высказывания астрономов Самаркандской обсерватории // Историко-астрономические исследования. М., 1958. Вып. IV. С. 384.

[9] Еремеева А.И., Цицин Ф. А. История астрономии (основные этапы развития астрономической картины мира). М.: МГУ, 1989; Ноговицин О. Н. Концепция coinсidentia oppositorum и критика принципа противоречия Аристотеля в позднем трактате Николая Кузанского "О неином" // ΕΙΝΑΙ: Οроблемы философии и теологии. СПб., 2012. No 1; Тажуризина З. А. Философия Николая Кузанского. М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2010.

[10] Гребеников Е. А. Николай Коперник. М.: Наука, 1982; Дмитриев И. С. Искушение святого Коперника: ненаучные корни научной революции. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2006; Энгельгардт М. А. Николай Коперник // Коперник. Галилей. Кеплер. Лаплас и Эйлер. Кетле. Биографические повествования. Челябинск: Урал, 1997.

[11] Gingerich O. Th e book nobody read. Chasing the Revolutionibus of Nicolaus Copernicus. Penguin books, 2004; Фантоли А. Галилей: в защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М.: МИК, 1999.

[12] Джордано Бруно. Избранное. Самара: Агни, 2000; Антоновский Ю. М. Джордано Бруно. Его жизнь и философская деятельность. СПб., 1892; Грот Н. Я. Дж. Бруно и пантеизм // Зап. Новорос. ун-та. 1885. Т. 41; Йейтс Ф. Джордано Бруно и герметическая традиция. М.: Новое литературное обозрение, 2000; Карсавин Л. П. Джордано Бруно. Берлин, 1923; Элиаде М. История веры и религиозных идей. М.: Критерион, 2002; Менцин Ю.Л. "Земной шовинизм" и звездные миры Джордано Бруно // Вопросы истории естествознания и техники. 1994. No 1; Ордине Нуччо. Граница тени. Литература, философия и живопись у Джордано Бруно. СПб., 2008.

[13] Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М.: Мысль, 1978. С. 684.

[14] Галилео Галилей. Диалог о двух системах мира. М.; Л.: ГИТТЛ, 1948; Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.; Л.: 1934; Кузнецов Б. Г. Галилео Галилей. М.: Наука, 1964; Фантоли А. Галилей: в защиту учения Коперника и достоинства святой церкви. М.: МИК, 1999; Хеллман Х. Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов. Глава 1. Урбан VIII против Галилея: Неравная схватка. М.: Диалектика, 2007; Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римо-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993. No 1.

[15] www.cvm.qc.ca/gconti/905/BABEL/Index%20Librorum%20Prohibitorum-1948.htm; www.fordham.edu/halsall/mod/indexlibrorum.asp

[16] Уваров П. Ю. История интеллектуалов и интеллектуального труда в Средневековой Европе. М.: ИВИ РАН, 2000; Гофф Ж. Л. Интеллектуалы в средние века. М.: Пресс, 1997; Гештор А. Средневековый университет: Управление и ресурсы // ALMA MATER. 1996. No 5.

[17] Шевченко Г. Приветствует вас святитель Лука, врач возлюбленный. СПб.: Наука, 2009; Войно-Ясенецкий В.Ф. (Архиепископ Лука). Очерки гнойной хирургии. Бином, 2006.

[18] Преподавание истории в России и политика. Материалы круглого стола. М.: Научный эксперт, 2010.

[19] Кун Т. С. Структура научных революций. М., 1975.

[20] Когнитивное оружие - термин, введенный в научный оборот авторами.

[21] Якунин В.И., Сулакшин С.С. [и др.]. Теория постиндустриализма. Опыт критического анализа. М.: Научный эксперт, 2011.

[22] Popper K. Normal Science and its Dangers // Criticism and the Growth of Knowledge. Cambr., 1970. P. 51-58.

http://rusrand.ru/ideas/monopoliya-na-istinu-v-religii-i-nauke--I

http://rusrand.ru/ideas/monopoliya-na-istinu-v-religii-i-nauke--II