Чудан Цки Удэ Кимэ Нагэ.

Эта техника может выполняться как в жестком (статичном) положении, так и в динамике. Под словом динамика мы понимаем вложение силы в движение всей массы тела, направленной на то, что бы столкнуть человека. Именно этот вариант и будет рассмотрен:

1. Первое и основное – не мешать движению атакующего, не сбивать, не замедлять его движения, не пытаться увести в другую сторону. Необходимо дать развиться атаки и продолжать её совместно. Психологический фактор: у нападающего на вас противника должно быть ощущения вашей массы тела – стена стоящая перед ним. И эту стену можно столкнуть, только вложившись всей массой тела в толчок. (Все восклицания, типа: А я не буду всем телом толкать! Здесь не рассматриваются, это будет немного другое исполнение) И так, происходит выплеск сил и всего веса атакующего для сбивания вас с ног. Далее – провал. Как та дверь, которую вы выбиваете, думая, что она закрыта, а дверь не заперта….
2. Далее всё просто – Используя уже имеющее движение, уходим с линии атаки. Локоть атакующей руки попадает в замок. И так как, происходит болевое воздействие на локоть плюс само движения тела – бросок. Небольшой нюанс: при достаточно большом навыке и чувстве броска есть возможность бросать не повредив локоть, а только причинив боль. Но…. Это только при очень большой практике. На первых стадиях обучения нужно помнить о главном, что создавался этот приём именно для повреждения локтя, и в боевой ситуации (если таковая возникнет) необходимо так его и исполнять. 
3. P.S.     Берегите ваших Уке, они вам ещё пригодятся… :-)      ПОСМОТРЕТЬ >>>

Господь творит мир, и Он же восклицает: "Это хорошо". Господь не совершил ни моральных, ни аморальных поступков. Это просто "благо добра". Эту "благость" вещей японский дзен и синто называют сономама. Заслуживает интереса следующий перефразированный пассаж (отдельное место в книге, тексте, статье, речи) из Чжуан-Цзы "Понимающий сущность жизни":
Сунь Изгой пришёл к воротам учителя Бяня Счастливого и, смущённо вздыхая, сказал:
- Я, Изгой, жил в селении, и не случалось, чтобы меня называли ленивым, чтобы в опасный момент называли трусом. Но вот на полях не было урожая, а на службе царю я не встретил удачи. Меня изгнали из селения и из области. Но в чём моё преступление? О, небо! За что досталась судьба изгоя?!
- Разве ты не знаешь о поведении настоящего человека? - сказал Бянь Счастливый. - Он забывает о своей смелости, забывает о зрении и слухе, бесцельно блуждает за пределами мирской пыли в беспредельном, не занимаясь делами. Это называется действовать, но не настаивать; быть старшим, но не управлять. А ты ныне приукрашиваешь свои познания, чтобы удивить невежд, очищаешься сам, чтобы осветить грязь других: сверкаешь будто поднимаешь солнце и луну. Ведь в сравнении со многими, слепыми, глухими и хромыми, безвременно погибшими - ты обрёл крепость своего тела, всех его девяти отверстий. Это уже счастье! Зачем же попусту ропщешь на небо? Уходи!"
Следует заметить, что японские фехтовальщики никогда не думают о защите, а только о нападении. И особенно ясно писал об этом Одагири Итиун, который наставлял своих учеников встречать противников с мыслью об ай-ути, т.е. взаимном убийстве. Это тактика нападения, а не защиты, характерна для японцев. Может быть с этим связано то, что японцы держат меч двумя руками, не оставляя ничего для защиты. Не известно, с какого времени японским мечом пользуются именно так. У него длинная ручка, чтобы браться двумя руками и наносить удар со всей силой, которая есть у человека.
Всегда нападать, быть в едином стремлении поразить противника, не взирая ни на какие обстоятельства, забыв о собственной безопасности, ни секунды не думая о страхе и смерти. Если такая мысль возникает хоть на мгновение, тогда инстинкт самосохранения вмешается в устремления человека. Единство будет нарушено, и это приведёт к плачевным результатам. Проблема смерти должна с самого начала быть проблемой. Тогда бесстрашие, как говорит Дзягю Тадзима-но-ками, может помочь воину выйти из схватки живым. Когда фехтовальщик встал перед противником и поднял меч, он должен отождествлять себя со своим мечом и дать ему действовать по его воле. С психологической точки зрения здесь меч символизирует неосознаваемое в фехтовальщике. В этом случае он двигается, как автомат. Он больше не он. Он отдаётся тому течению, тому влиянию, которое вне его обычной жизни, но на самом деле это его собственное, глубоко похороненное в нём бессознательное, чьё присутствие он раньше не осознавал. Но мы должны помнить, что совсем нелегко осознать это состояние ума, что для этого необходимо пройти суровую дисциплину, нравственную и духовную. Как говорит Итиун, совершенный фехтовальщик должен быть и совершенным человеком, он должен быть величайшим не только в своей профессии, но и везде. Настоящий фехтовальщик не должен думать о том, как бы ему продемонстрировать своё искусство убивать. Стычка Умэдзу с Тода Сэйгэном даёт нам прекрасный пример печальной судьбы, которая ожидает несовершенную личность, и показывает, что меч - это символ духовности, а не орудие слепого убийства.
Фехтовальщик, по прозванию Умэдзу, живший в начале семнадцатого столетия, был известен своим мастерством и высоко себя ставил. Когда он услышал, что приехал Тода Сэйгэн в Мино, где Умэдзу преподавал фехтование, то он решил испробовать на нём своё искусство. Однако, Сэйгэн не собирался принять вызов. Он сказал: "Мечём пользуются тогда, когда нужно наказать преступника или в дело замешана честь. Мы не преступники и нам не нужно решать вопросы чести. Зачем же нам устраивать поединок?" Умэдзу принял это за попытку противника, сознающего свою слабость, уклониться от встречи. Он стал ещё более самонадеянным и высокомерно рассказывал направо и налево о происшедшем.
Саито Ёситану, правитель Мино, услышал о вызове и заинтересовавшись исходом поединка, послал двух вассалов просить Сэйгэна принять вызов. Но Сэйгэн не ответил. Просьба правителя была повторена трижды. Не имея возможности отказывать далее, Сэйгэн был вынужден согласиться. Избрали судью, время и место поединка.
Умэдзу отнёсся к делу серьёзно. Три дня и три ночи он провёл, совершая ритуал очищения. Кто-то стал советовать Сэйгэну, чтобы и тот последовал его примеру. Но Сэйгэн отказался и объяснил это так: "Я всегда культивировал сердце искренности, а оно не даруется богами по особым случаям. Я никого не хочу задевать или ранить. Я принял вызов лишь потому, что неблагородно было отказывать правителю провинции, который так настоятельно просил меня."
Когда настал день поединка, оба фехтовальщика пришли на условленное место. Вслед за Умэдзу шли его многочисленные ученики. В руках Умэдзу был деревянный меч длиной три фута, шесть дюймов, а у Сэйгэна был короткий меч всего фут и три дюйма. Умэдзу попросил у судьи взять настоящий меч. Это передали и Сэйгэну, но он сказал, что если Умэдзу хочет настоящий меч, то пусть берёт, это его дело, а сам он останется со своим коротким деревянным мечом. Судья решил, что оба противника должны сражаться деревянными мечами, а длину пусть сами выбирают, какая кому нравится.
Теперь оба были готовы. Умэдзу со своим длинным мечом вёл себя, как свирепый лев, готовясь сразить противника одним ударом. Сэйгэн смотрел на него совершенно невозмутимо и выглядел как кошка, которая будто дремлет, а сама собирается поймать крысу. Так они некоторое время смотрели друг на друга. И тут вдруг Сэйгэн издал крик и ударил своим коротким мечом Умэдзу по шее. От удара выступила кровь. Придя в ярость, Умэдзу изо всей силы размахнулся своим длинным мечом, желая мгновенно уничтожить противника. Но прежде чем он успел это сделать, Сэйгэн уже нанёс удар по правой руке, и Умэдзу сразу выронил оружие. Сэйгэн ударом ноги разломал его меч на две части. Тогда Умэдзу схватился за меч, который висел у него на поясе, но рука не слушалась, и он упал на землю.
Позднее один из наблюдателей сообщал: "Действия Сэйгэна были похожи на раскалывание бамбука - всё так легко, так чётко и ясно, и так безразлично." И так "беспрепятственно" - могли бы добавить буддисты секты Кэгон.
Сэйгэн был не просто фехтовальщик, он был "совершенный человек", по определению Чжуан-Цзы, который в огне не горит и в воде не тонет. А Умэдзу был полной его противоположностью. Он ничего не знал о нравственной стороне своего искусства, а ведь это главное. Его эгоизм и гордыня были просто безграничны. Он думал, что его самоуверенная агрессивность в сочетании с техническим совершенством делают его настоящим фехтовальщиком. Он никогда не сознавал, что стоит за атакующим стилем японского фехтовальщика помимо спортивного стремления к победе. Он не понимал, что это стремление выиграть или проиграть должно быть совершенно забыто, и проблема жизни и смерти не должна волновать фехтовальщика ни теоретически, ни практически, Итиун и Тадзима-но-ками подчёркивают важность дзенской тренировки фехтовальщиков, чтобы те смогли выйти за пределы техники.

Рассказ Ю.Ю.Сенчукова (Контен)

“В Узбекистане, в одном областном центре, где я прожил несколько лет, была секция тэквондо. Открыл ее парень, учивший в конце семидесятых тэквондо в Москве у каких-то студентов-корейцев. Они ему показали два туля, основные удары, блоки и перемещения. Пару дыхательных упражнений. И он уехал к себе в Узбекистан.
Потренировался пару лет один, потом как-то сама по себе образовалась секция. Человек двадцать. И они отрабатывали эти удары, блоки, перемещения и тули. До потемнения в глазах. И дрались именно так - как показывал "сенсей" (надо было говорить - "сабомним", но этого корейцы Бахадыру не сказали, забыли. Так и остался "сенсеем") - который сам плохо представлял, как полагается драться "по классике" - и дрался так, как ему казалось правильным. То есть - свято соблюдая технику, не обращая внимания на синяки и гематомы (а бывали и переломы) и искренне считая, что способен забить любого боксера или борца только потому, что занимается Тэквондо. Как ни странно - забивал.
Все без исключения связки известных ему двух тулей Алибеков отработал в бою. Где-то через пять лет после начала тренировок ученики Бахадыра притащили ему кассету, где некий каратист разбивал доски и черепицу, и с изумлением спросили - "А почему мы так не делаем?!". Баккы "удалился от мира" к себе на задний двор и за полгода научился колоть... силикатные кирпичи. Попутно обнаружив, что основанием ладони это почему-то делать легче, чем ребром. У него, правда, получалось не колоть, а дробить. Осколки летели во все стороны; впечатление было такое, словно по несчастным кирпичам били кувалдой...
Ученикам понадобилось несколько больше времени. Доски они разбивали (и разбивают) и руками и ногами - всеми известными им ударами. И все они истово верили в то, что вот приедут из Кореи настоящие мастера тэквондо, похвалят их - и вот тогда-то и они станут настоящими тэквондистами. С поясами.
Вера творит чудеса.
В девяносто первом к ним в Хорезм приехала группа из Ташкента. Кажется, от Фонда тэквондо Джуна Ри. Шесть человек с черными поясами не ниже третьего дана. Глава делегации - пятый дан. Плюс десяток ребят для показательных выступлений.
И Бахадыровы питомцы, преданно глядя им в рот, продемонстрировали все, что умели. Все два туля и все, что наработали сами. Комиссия, кривясь, вяло смотрела на это. Потом Бахадыра спросили "Где вы это увидели?". Он сказал, где. Ему сказали: "Это не тэквондо. Это - ерунда. Тули никто так не делает. Вам надо долго учиться у наших инструкторов в Ташкенте, пройти промежуточные экзамены, потом - ..." И так далее.
Потом начались показательные выступления. Строго по правилам соревнований. Что в этот момент творилось в душе Баккы, неизвестно. Что происходило с его ребятами, на глазах у которых их тренера выставили малограмотным идиотом - тоже неизвестно.
Однако Алибеков - Учитель, и повел он себя вполне разумно - просто попросил уважаемых гостей разрешить "его балбесам" поспарринговать с настоящими тэквондоистами. Дескать, пускай поймут, к чему надо стремиться. Ему разрешили. Для спаррингов он отобрал лучших из лучших. Тех, что могли кулаком разбить подброшенную сырую картофелину - был у них такой "тест".
Когда избитых в прямом смысле до полусмерти гостей потащили в автобус, Бахадыр позвал председателя делегации. Тот осторожно подошел. За происходящим наблюдали человек семьдесят - все, кто поместился в школьный спортзал. Бахадыр вручил председателю кирпич - тот самый, "белый". Показал, как держать. И "щелкнул" кулаком. Кирпич аккуратно развалился. Председатель внимательно посмотрел на половинки. Алибеков внимательно посмотрел на председателя. И сказал: "Вот это - тэквондо. А твое тэквондо - просто фигня какая-то. Больше не приезжай." Подтянул свой "незаконный" черный пояс, повернулся и ушел. Тот больше не приезжал.”
Вы знаете, сколько тулей - комплексов формальных упражнений - в тэквондо? Их 30. Первые 2 туля изучают ученики чтобы сдать зачет на белый пояс! То есть, пока ученик не сдал эти два туля, он еще не ученик, ему нельзя даже кимоно (добок) одевать, так как белого пояса у него еще нет. То есть в этом примере Бахадыр действительно не занимался тэквондо в общепринятом понимании.
По существу он с группой ребят взял какие-то удары тэквондо за основу и создал свой новый стиль тэквондо, свое новое боевое искусство. Он сам все придумал: методику тренировок, тесты, методику разбивания предметов, правила спаррингов. И посмотрите, насколько это в итоге оказалось эффективнее классических тренировок тэквондоистов.

www.sasory-kan.nm.ru                              

 со всеми комментариями, вопросами и предложениями обращайтесь      davidovskij@yandex.ru