Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Взгляд на Северо-восточный Китай. Литературная пауза.


Уважаемые друзья,

2007 год объявлен Годом Китая в России. Время внимательнее взглянуть на эту страну. Сегодняшний выпуск рассылки необычен. Мы публикуем отрывок романа молодого китайского писателя Лю Мэна, автора целой серии романов о жизни вооруженных сил и специальных подразделений НОАК КНР. У себя в стране этот автор довольно популярен, но в России, где уже многие годы современная китайская литература практически не публикуется, л нем едва ли кто слышал. Итак, уникальный шанс познакомиться с современной китайской литературой только для подписчиков этой рассылки и друзей сайта http://www.chinazone.ru

 


 

Лю Мэн. Клыки волка

Глава 1

1

Надгробия солдатских могил…

Ряды могильных камней змейками тянутся вверх, в гору. В своем пугающем безмолвии они напоминают боевое подразделение, уходящее в тыл врага…

Замерший в оглушающей тишине строй солдат кажется колонной неуспокоенных душ павших воинов…

Каски…

Неровный ряд касок, покрытых маскировочной тканью.

Боевое подразделение чуткое к каждому слову, каждому движению своего командира и недвижимые холодные камни слились в единое целое и растворились в пространстве предгорья.

- Разведывательный батальон «Клыки волка» Народно-освободительной армии Китая, церемонию прощания с товарищами, павшими в боях на Южном театре военных действий, начать!

Ш-ш-у-а – маскхалаты издали звук встрепенувшейся птицы от движения сотни рук разведчиков, с дикой удалью поднявших чашки с плеснувшей через край водкой.

- 20 июля 1988 года вверенный мне разведывательный батальон N-ского военного округа Народно-освободительной армии Китая завершил миссию по защите южных рубежей Родины и по приказу командования отбывает к месту постоянного расположения! - командир батальона полковник Хэ Чжицзюнь, крепко сжимая чашку водки, продолжил высоким голосом. - Обращаюсь к вам, мои павшие товарищи! Наш батальон три года дрался на переднем крае, мы выполнили более двух сотен боевых задач, и сегодня в полночь нас выводят из зоны боев. В составе подразделений N-ского военного округа мы покидаем район боевых действий! Докладываю Вам, павшие герои, личный состав вверенного мне подразделения, те, кто возвращается из этой командировки живым, солдаты и офицеры нашего N-ского военного округа, - не отдали ни пяди родной земли, пусть Ваши души будут спокойны!

В воздухе пронесся шорох, напоминающий звук расправляющихся крыльев – разведчики выпили до дна желтоватую, пряно пахнущую водку. Мгновение и тишину разрубил резкий, заставляющий вздрогнуть человека, непривыкшего к грохоту выстрелов, звон сотни разбивающихся о землю чашек. Хэ Чжицзюнь, дрожащими от нахлынувших чувств руками, снял со своей груди наградную планку и положил на солдатский памятник, перед которым стоял.

- Чэнь Юн! - громко скомандовал Хэ Чжицзюнь.

- Я! - вперед из строя шагнул командир первого отделения Чэнь Юн.

- Первое отделение, заряжай!

- Есть! - Чэнь Юн резко сдернул висевшую у него за спиной автоматическую штурмовую винтовку образца 81-го года[1] и скомандовал - Первое отделение, магазины - примкнуть!

Бойцы привычным движением вынули магазины из разгрузок.

- Товарищ командир, мы же получили приказ о выходе из боев. – политрук второй роты майор Гэн Хуй, торопливо шагнув к комбату, тихим голосом попытался его предостеречь. - Боюсь стрельба сейчас неуместна.

- Они остаются на войне навсегда… - проговорил Хэ Чжицзюнь глухим голосом, не отрывая взгляда от рядов могил. - Огонь! Будут вопросы – отвечу я.

Командир первого отделения Чэнь Юн несколькими быстрыми командами вывел свое отделение из строя и в короткие секунды построил его не небольшом уступе горы перед могилами товарищей.

Стволы устремлены в небо. Проворные руки синхронно отпустили затворы.

- Воинский салют павшим! - воскликнул Хэ Чжицзюнь и резким взмахом поднес правую руку к голове, отдавая честь боевому духу лежащих в земле.

Стоящие за его спиной солдаты и офицеры вслед за командиром подняли руки в воинском приветствии. В это время воздух разорвал сухой треск автоматов, посылавших в небо пулю за пулей. Да-да-да-да… Звуки выстрелов, оглушив и наполнив звоном уши людей, эхом гуляли между гор. Всполохи вырывающегося из стволов пламени цветом закаляемой стали и отблеском крови играли в глазах разведчиков, пробуждая глубоко спрятанные воспоминания…

…На дорогу, лежащую у подножия горы медленно вползала колонна техники N-ского военного округа.

При первых звуках выстрелов охрана командной машины передернула затворы. Командир роты боевого охранения скомандовал занять круговую оборону.

Заместитель командующего военным округом Лю Юнцзюнь, проведший своих солдат сквозь пекло боев и теперь возглавляющий отвод войск, распахнул дверь автомобиля. Придерживая явно причинявшее боль плечо, он спустился на землю. Седые волосы и точные, размеренные движения делали его похожим на почтенного главу клана – уважаемого и внушающего трепет Деда. Глаза командующего блеснули, хриплым голосом он спросил: «Где стреляют?».

- Похоже на военном кладбище. - доложил командир роты, опустив бинокль.

- М-м… -  Дед едва качнул головой.

- Это наш разведбат, они мне докладывали, что по пути попрощаются с товарищами, я дал добро. - Понизив голос, сообщил начальник разведки округа.

- Понял. - Не выказав эмоций, Дед повернулся и направился к командной машине, продолжая на ходу выслушивать подчиненного.

- Прикажете разобраться? - Спросил начальник разведки.

- Незачем. Солдаты уходят с поля боя, прощаются с боевыми товарищами, что плохого в нескольких выстрелах? - продолжая говорить, Дед неожиданно резко повернулся к сопровождавшим его офицерам. – Довести до подразделений мой приказ! После выхода из Южной зоны боевых действий всем, кроме боевого охранения, сдать боеприпасы. У солдат не должно остаться ни одного патрона! Для рук солдатских война закончилась, но в сердце у них война будет длиться еще много лет, характер свой они будут показывать при всяком поводе. Командиры, все внимание на то, чтобы в такие минуты наши герои войны не превратились в гражданских преступников! Исполняйте! - Лю Юнцзюнь поднес руку к фуражке.

Дед повернул голову в сторону безбрежной цепи гор. После секундного перерыва стрельба возобновилась с новой силой. Огонь стал плотнее, похоже, что все солдаты и офицеры разведывательного батальона присоединились к прощальному ружейному салюту.

Вот ведь, Хэ Чжицзюнь! - Дед горько усмехнулся. - От этого парня мне сдачи патронов не дождаться!

2

            Раскаленный поезд медленно вполз под ярко украшенные триумфальные ворота в грохочущее звуками гонгов пространство железнодорожной станции, лениво замедляя ход, он приближался к перрону, где выстроилось руководство военного округа и местные начальники. За спинами руководителей в праздничной суматохе веселилась толпа пионеров, размахивающих разноцветными цветами, в такт ударам гонгов ритмично взлетали вверх красные платки танцоров яньгэ[2], - станция бурлила.

Линь Цюе судорожно пробиралась сквозь волнующуюся толпу волоча за собой пятнадцатилетнюю Хэ Сяоюй. Семеня за матерью, девочка сбивчиво повторяла: «Быстрее! Быстрее! Здесь столько людей! Мы не увидим папу!»

- Чего ты  беспокоишься? Папа домой приехал. Как мы его не увидим? – сказала с улыбкой Линь Цюе, вытирая пот.

- Тетушка Линь! Хэ Сяоюй! – почти под самым ухом раздался звонкий мальчишеский голос. – Вы тоже пришли!

- Ой! – Линь Цюе от неожиданности рассмеялась. – Ну, Сяофэй! А где твоя мама?

- Она не смогла протолкнуться! – Лю Сяофэй был весь мокрый от пота. – Мама сказала, что она лучше пойдет домой, приготовит еду и будет ждать папу! А мне она разрешила самому его встретить!

- Сяофэй, ты назначен взрослым! – пошутила Линь Цюе. - Теперь в школе тебе придется взять шефство над моей Сяоюй!

Лю Сяофэй посмотрел на Хэ Сяоюй и расхохотался: «Уже взял!»

- Кому нужно его шефство! – Хэ Сяоюй бросила на Лю Сяофэй уничтожающий взгляд и потянула мать дальше вглубь толпы.

- Ну, детки! – на лице Линь Цюе все еще оставалась увядающая улыбка. – Почему так грубо? 

Дочь молча тянула ее вперед.

- Сяофэй, мы пошли… - Линь Цюе обернулась к смеющемуся Лю Сяофэй. Тот помахал им вслед рукой.  

В это время паровоз испустил облако белого пара и поезд замер. Двери вагонов оставались плотно закрытыми. Несколько метров пустого перрона и цепочка солдат вооруженной охраны отделяли толпу встречающих от пришедшего с войны состава. Разгоряченный народ буквально повис на крепко сцепленных солдатских руках. Линь Цюе и Хэ Сяоюй пробились к самой линии оцепления и теперь, жадно вглядываясь в окна поезда, среди десятков лиц пытались увидеть единственное и любимое лицо мужа и отца. Пот капал с лиц бойцов, едва сдерживавших волны людского моря. То один, то другой охранник вскрикивал, пытаясь урезонить наседавших: «Назад! Все назад! Без приказа нельзя!»

- В поезде мой папа! – требовательно с нотками раздражения в голосе выкрикнула уверенная в своей правоте Хэ Сяоюй.

Уловив ее выкрик, стоящий против беснующейся толпы командир группы оцепления почти проорал в ответ: «У всех папы в поезде!»

Хэ Сяоюй посмотрела на лица людей справа и слева от нее. Только сейчас она заметила, что многие из пришедших рыдали. На фоне стоящего гвалта казалось, что они раскрывали рты в беззвучном пении причудливой песни печали и радости. Девочка перевела взгляд на мать. Линь Цюе, как завороженная смотрела на закрытые двери вагонов. Медленным движением она убрала с лица мокрую от пота прядь волос. Тревога с каждым мгновением все явственнее читалась в ее взгляде. Колонна солдат, выстроившись по двое, бегом двинулась из начала в конец поезда, быстро и слаженно оставляя у каждой вагонной двери по паре бойцов. Солдаты замирали, словно вбитые гвозди, их лица были внимательны и собраны.

Майор, командующий оцеплением, держа в одной руке красную папку с приказом, а в другой громкоговорящее устройство, подошел ближе к вагонам и обратился к тем, кто находился в поезде: «Согласно приказу командования военного округа, боевым подразделениям, участвовавшим в военных действиях, запрещено покидать вагоны! Всем необходимо прибыть на сборные пункты для прохождения месячных сборов!»

Воины в ближайших вагонах и встречающие их на перроне родственники взорвались проклятиями. Как от камня, брошенного в воду, волна возмущения покатилась во все стороны. Закрытые двери вагонов задрожали от ударов солдатских ботинок. Из открытых окон донеслись выкрики: «Откройте дверь!», «Мама, я вернулся!», «Взорвать этот вонючий поезд!»

Со стороны перрона звуки слились в один душераздирающий женский стон, из которого вырывались отдельные возгласы: «Почему не разрешают выходить?», «Неужели война еще не кончилась?», «Сыночек, дай мама на тебя хотя бы одним глазком взглянет!»

Казалось, что вокруг нет ни одного человека готового подчинится или смириться с только что услышанным приказом. Такое единодушие поколебало решимость майора. Он оглянулся на гражданских, взял в руки громкоговоритель и, направив его в сторону вагонов, сбивчиво прокричал: «Товарищи! Этот приказ командованием округа уже отдан… он чтобы исключить  непредвиденные последствия… все слишком возбуждены. Приказ согласован с местными органами общественной безопасности… Выработан совместный подход… Вы все – герои, вернувшиеся с полей битвы, все примеры для нас!»  Однако его слова еще больше вывели из себя солдат в вагонах: «Деда твоего за задницу! Замочу вместе с оцеплением!», «Мы домой вернулись! Почему меня не пускают домой!», «Дай я выйду из поезда, разберусь с тобой…», «Ни пуля со снарядом, ни джунгли с дождем «старого» не взяли, а ты вонючий вертухай «старому» приказываешь?!» - неслось со стороны поезда.

Командир оцепления бессильно опустил голову, но через секунду вскинул ее зло и решительно: «Из поезда не выходить! Это приказ!»

Под бешенную ругань, свесившихся из окон поезда солдат, из последнего вагона на перрон спустилось командование прибывших подразделений. Едва ступив на перрон, Дед - заместитель командующего военным округом Лю Юнцзюнь – направился вдоль вагонов к одиноко стоявшей фигуре командира группы оцепления, проигнорировав протянутую ему белую пухлую руку местного руководителя, прибывшего отметиться на встрече героев войны.

- Товарищ командующий! – майор отсалютовал приблизившемуся командиру воинским приветствием.

Дед забрал у него громкоговоритель: «Я заместитель командующего N-ским военным округом».

Только что надрывавшиеся в крике солдаты, услышав твердый надтреснутый голос Лю Юнцзюня, один за одним умолкли. В быстро наступившей тишине из вагона донесся жалобный, прерывающийся всхлипываниями почти мальчишеский голос, от которого у многих сжалось сердце: «Товарищ командующий… Отпустите меня, пожалуйста… Я очень долго не видел маму…»

- Все мы военные! – громко произнес Дед - Наш долг – всегда оставаться воинами! Поплакали? Покричали? Попинали двери? Тому, который хотел взорвать поезд, сообщаю: поезд – государственная собственность. Теперь ты это знаешь. Взрывай. Я посмотрю.

Над станцией повисла тишина, казалось, что никто ни в поезде, ни на перроне не смел даже пошевелиться.

- Теперь у меня вопрос к политкомиссарам подразделений: за что хлеб едите?! – железным голосом продолжил Дед. – Воспитатели, политинструкторы, чем на хлеб зарабатываете? Вы легкомысленно посчитали, что я не для вас доводил причины, по которым сегодня нельзя покидать поезд?! Слушай приказ! Командиры и комиссары общее построение подразделений в вагонах!

Твердая команда оживила замершее пространство. Гробовая тишина, в которой почти физически ощущалась концентрация готовой взорваться силы, была вытеснена из вагонов командами офицеров и нестройным топотом солдатских ног по вагонным полам. В глазах стоявших на перроне родственников читалось, что каждый звук, доносившийся из поезда, буквально резал их сердца по живому. Но движение в вагонах захватило и их, оно заставило многих проглотить слезы, подавило горестные выкрики.

- Товарищ командующий, докладываю! Гвардейская рота построена!

- Товарищ командующий, докладываю! Ударно-штурмовая рота построена!

- Товарищ командующий, докладываю! Разведывательный батальон «Клыки волка» построен! - один за другим натужно проревели осипшие голоса командиров подразделений.

…Дед едва заметно кивнул головой: «Хорошо, войска должны быть войсками! Вы Народно-освободительная армия, а не шайка разбойников! Я не разрешил вам покидать вагоны, чтобы сохранить этот ваш облик бойца Народно-освободительной армии! Вы только что вышли из пекла боев, вы пока орлы, а не голуби мира! У вас мозги заточены под войну! Как будете решать вопросы в мирной жизни не задумывались? Если вас сейчас распустить – в город войдет война! Поэтому, сначала привыкнете к мирной жизни, потом покинете казармы и встретитесь с родственниками! Я вывел вас на поле боя, но я не хочу отдавать вас местам лишения свободы! Понятно?!»

В вагонах стояла тишина. На перроне кто-то сдавленно всхлипывал.

- Понятно? - Дед повысил голос.

- Понятно! – встряхнул станцию рык сотен солдатских глоток.

- Смирно! Эшелон начать движение! Двери открыть! – скомандовал Дед и опустил громкоговоритель.

Судорожно ища глазами родных многие из стоящих на перроне вновь дали волю слезам. Линь Цюе задыхалась от плача, Хэ Сяоюй вытянувшись словно палка держала мать за руку и заливаясь слезами горько тянула: «Па-а-а…».

Десяток вагонных дверей распахнулись почти одновременно.

Стоявшие на перроне увидели в проемах раскрытых дверей мрачные лица молодых парней, вытянувшихся в приветствии. Сверкающие глаза. Россыпь блестящих золотом петлиц. Что-то леденящее душу было в этой картине. Впечатление усиливалось непривычностью того, что на тощей мальчишеской груди у многих бойцов подрагивали боевые награды.

Дед вскинул правую руку в приветствии. Майор, командовавший оцеплением, вскрикнул: «Смирно!»

Находящиеся на перроне военные поднесли руки к голове, отдавая дань уважения вернувшимся с войны.

Сдерживаемые еще минуту назад слезы солдатских родственников с шумом потока, прорвавшегося сквозь плотину, ударили в каждый уголок станции. Кому-то стало плохо. Глаза девушек - военнослужащих санитарного подразделения, участвовавших в церемонии встречи, наполнились слезами. Стайка пионеров испуганно притихла. На станции не осталось ни одной женщины, не проронившей слез.

Паровоз выпустил белое облако, колеса неохотно начали вращение.

- Па-па… - Хэ Сяоюй, не отпуская руку матери, горько всхлипывала.

Вагоны проплывали мимо людей на перроне. Вытянувшиеся словно на параде герои войны глотали слезы, не проронив ни звука.

Командующий сурово приветствовал своих бойцов. На его каменном лице не отражалось ни одной эмоции.

Вагоны полные военных, нехотя ускоряя ход, постепенно сливались в сплошную зеленую полосу. Их гипнотическое движение вдруг прервала пятнистая полевая форма разведчиков. Хэ Чжицзюнь, словно вылитый из бронзы, застыл у открытой двери, вскинув руку в приветствии. Гэн Хуй был рядом с ним.

Жена политрука, Ли Дунмэй, увидев в проеме двери рядом с комбатом мужа, подняла сынишку повыше на руки и умоляюще с дрожью в голосе прокричала вслед отдаляющемуся вагону: «Гэн Хуй, сын уже научился говорить «Папа»!

Не расслышав слов, но, уловив движение жены, Гэн Хуй опустил голову и когда снова поднял ее, по его лицу ручьями текли слезы.

Линь Цюе и Хэ Сяоюй захваченные движением потянулись было за набирающим скорость поездом, но солдат оцепления остановил их.

Одна за другой вагонные двери захлопнулись. Последний вагон покинул станцию, не оставив позади себя даже признаков царившего здесь веселья. 

Офицеры службы тыла были теми немногими, кто покинул эшелон, вернувшийся с фронта. Теперь они молча проходили сквозь толпу по коридорам, расчищенным для них бойцами оцепления.

Среди идущих Лю Сяофэй заметил отца: «Папа, ты вернулся!»

Лю Кай – офицер тыла штаба округа – горько усмехнулся: «Иди домой, а то меня сейчас начнут материть». Не останавливаясь, он вместе с другими военными шел прочь от сына по извилистому проходу в толпе. Лю Сяофэя от слов отца словно ударило холодным током. Он замер, опуская голову ниже и ниже…

Хэ Сяоюй, не обращая внимание на происходящее вокруг, продолжала сжимать руку матери. Едва выговаривая слова между судорожными всхлипами, она спросила: «Ма… Почему… Папу не… выпустили из поезда?»

- Дочка, ты еще слишком мала, тебе не понять. – Линь Цюе опустошенно оперлась о вокзальную стену…

- Приказ по войскам: каждый день строевые занятия. Каждый день исполнение «Трех принципов дисциплины и восьми правил поведения»[3]. По десять раз. При мне. На плацу. - Произнес Дед с придыханием, как будто после тяжелой физической работы. - Усилить контроль в подразделениях, провести работу по выявлению возможно имеющегося оружия и боеприпасов, в случае их обнаружения - изымать, солдат не наказывать… Теперь мы переходим к психологическим войнам…

Лю Юнцзюнь кивком головы дал понять, что закончил, после чего едва слышно добавил: «Тигру, спустившемуся с гор, судьбой предначертано показать зубы!»

3

- Строевым шагом, на два счета, марш! – резким голосом отдала приказ женщина в звании капитана – командир медицинско-спасательного отряда.

На счет раз, маленькие ступни, обутые в военные ботинки взметнулись вверх и слегка подрагивая замерли на уровне колена.

Девушки-военные медики, заложив большие пальцы рук за солдатские ремни, крепко сжали их шершавый дермантин. В черных глазах под длинными козырьками блестят непокорные чертики. Солнце до невыносимости раскалило строевой плац. Младший лейтенант Фан Цзыцзюнь, фланговая в шеренге, уже едва держится на ногах. Тело налилось тяжестью. Девушка почти ничего не видит вокруг себя. Холодный пот ручьями стекает по ее белым как нефрит щекам. Усилием воли она заставляет ватное тело выполнять приказы своего капитана.

Командир медицинско-спасательного отряда главного окружного военного госпиталя, прибывшего в учебный лагерь для прохождения сборов, в свое время прошла суровую школу. В 1979 году, командуя отрядом, в боях на границе с Вьетнамом, она проявила личный героизм, за что была удостоена встречи с руководителями Военного совета страны. Девушки ее подразделения, почти утратившие на войне веру, во что бы то ни было святое, откровенно боялись ее тигриного взгляда. Но не только сила личности внушала им благоговение перед командиром. Капитан заведовала политотделом Главного окружного военного госпиталя, что наделяло ее реальной способностью влиять на человеческие судьбы.

В учебную часть войск химической защиты для прохождения сборов прибыл не только медицинско-спасательный. В непосредственной близости от провинциального центра, сконцентрировались все подразделения прямо подчиненные командованию военного округа. Место это было выбрано не случайно. Казармы и полигоны учебки, расположились в пологой впадине между горами, что создавало здесь своеобразный мягкий климат. Практическое отсутствие ветра позволяло явственно почувствовать непоколебимое спокойствие природы.

Прибывающие с ходу включались в тренировки. Плац для строевых занятий, как огромная шахматная доска был разделен на части колоннами и шеренгами упражняющихся взводов и отделений. Отряд химической защиты, ожидая прибытия боевых подразделений, потеснился, освободив для них большой плац и две казармы. Свои учебные занятия «химики» проводили отдельно на малом полигоне. Командир и политкомиссар отряда заранее проинструктировали своих солдат и офицеров о мерах безопасности. Был дан приказ не затрагивать острых тем в беседах с вернувшимися с передовой, при встрече первыми отдавать им честь, уступать дорогу. Офицерам отряда химзащиты дана установка - при возникновении конфликта не разбираясь в его причинах помещать своих солдат под арест на трое суток. Все было сделано для того, чтобы погасить инстинкты войны у бойцов, вернувшихся с передовой.

В углу большого плаца, ослабив ремни, наслаждаясь теплом, крепким табаком армейских сигарет и неспешным дружеским разговором группа офицеров разведки собралась вокруг Хэ Чжэцзюня. Офицерам разведбата для проведения строевых занятий был придан командир взвода химической защиты. С первого дня младший лейтенант стал для понюхавших пороху «стариков» из разведки скорее источником сигарет и хорошего чая, чем инструктором по строевой.

Бойцам повезло меньше, чем их офицерам. К ним был прикреплен ветеран отряда химической защиты, который не очень строго и корректно, но точно выполнял свои обязанности. Поэтому, солдатам и сержантам разведбата приходилось с утра до вечера отрабатывать строевые приемы. Обычное дело…

Младший лейтенант чиркнул спичкой, и, закрыв огонь ладонями, поднес его Хэ Чжэцзюню. Комбат не спеша прикурил.

- Товарищ командир батальона, завтра командующий приедет проверять части прямого подчинения, как вы считаете, может быть сегодня после обеда потренируемся, походим строевым? – спросил младший лейтенант глупо хихикнув.

- На кой ходить, а? – Хэ Чжицзюнь отсутствующе смотрел куда-то мимо него. – Мы что здесь собрались не на что не годные? Тебе надо ходить – ты ходи!

Младший лейтенант не посмел ничего возразить. Он встал с краю курилки, жестом подозвал связиста своего отряда и приказал ему долить кипятка в чайник.

- Не ясная у нас складывается ситуация! – с нотками тревоги в голосе произнес Гэн Хуй. – Разведывательный батальон предназначен для проведения спецопераций против противника, сейчас масштабных спецопераций не предвидится. Может нас собираются расформировать?

Хэ Чжэцзюнь, думая о чем-то своем, горько усмехнулся в ответ: «Вернуться домой тоже не плохо. Все подросли по службе, имеют боевые заслуги, по возвращению устроятся все. Я о другом беспокоюсь. О нашем опыте. Там, в «зеленке», мы брали его с кровью. Обидно будет бездарно терять!»

Командир второй роты майор Лэй Кэмин молча слушал, попыхивая сигаретой. Посторонний человек, взглянув на него, никогда бы не подумал, что перед ним боец спецподразделения. Худой, в очках с толстыми стеклами, аккуратно причесанный он скорее напоминал профессора на военных сборах, чем кадрового офицера.

- Думаю, нас распределят по армейским подразделениям. – Хэ Чжицзюнь повернулся к Лэй Кэмину. – Да, дружище Лэй? Поедешь в Пекин в ансамбль песни и пляски палкой перед оркестром махать?

- Махать? - Подхватил шутку Лэй Кэмин. – Я в цель бью лучше, чем махаю.

- Ты, значит, в мутных водах разведки время зря не терял? – продолжил соревнование в остроумии Хэ Чжицзюнь. – Так тебе на культурном фронте просто цены не будет, начнешь последовательное обучение танцевального коллектива команде «Ложись»! Ну, а если масштабы ансамбля песни и пляски тебе уже не интересны, пойдешь со мной начальником штаба разведбата армии!

- Да, в Пекин мне, наверное, придется вернуться. – Посерьезнел Лэй Кэмин. – Вчера мне оттуда позвонили, сказали, что орготделу нужны люди, просят меня быть готовым[4].

- В какую организацию? – Спросил Хэ Чжицзюнь.

- Не знаю. – Равнодушно ответил Лэй Кэмин.

- Не избежать тебе армейской самодеятельности. – Высказал предположение Хэ Чжицзюнь.

- Возможно. – Лэй Кэмин неожиданно стал серьезным и задумался о чем-то своем.

- Мой рапорт в округ пока оставлен без ответа, данных о расформировании или сохранении батальона нет. Поэтому, всем быть готовыми, морально и физически. – сказал Хэ Чжицзюнь поднимаясь и застегивая на поясе офицерский ремень. – Всем встать! Позанимаемся строевой. К нам подходят с уважением, и мы отнесемся к людям с уважением. Не будем создавать проблем взводному. Вставай, вставай!

При виде поднимающихся разведчиков лицо младшего лейтенанта расплылось в улыбке, он засуетился и спросил скороговоркой: «Товарищ комбат, товарищи командиры, как будем ходить?»

- Как положено, так и будем. – ответил Хэ Чжицзюнь. – Вперед. До тебя начальство не доводило? Мы здесь у вас все равно, что молодые солдаты, прибыли для прохождения обучения.

- Да ну, как можно! – искренне радуясь, младший лейтенант оправил края гимнастерки. – Ваше пребывание в учебном отряде – это небольшая задержка перед отдыхом, и нам бы хотелось, чтобы у вас остались лучшие воспоминания и о нашем отряде, и о наших курах.

- Каких курах! – не понял Хэ Чжицзюнь.

- Товарищи, от меня можно не скрывать! – простодушно рассмеялся младший лейтенант. – В последние дни офицерские куры затеяли массовое исчезновение, предполагаю, что в ваших желудках! Если хотите курятины, говорите мне, я попрошу дежурного по кухне хорошенько приготовить. А то сегодня утром жена нашего политкомиссара на меня налетела как фурия, еле отбился… Они живут на четвертом этаже, а курей держали на балконе. Так кроме вас до них вряд ли кто добрался бы…

            Офицеры молча переглянулись.

- Кто крал кур? - глаза Хэ Чжицзюня налились гневом. – Кто?

            Непричастность офицеров была выяснена немедленно. Хэ Чжицзюнь перевел взгляд на колонну разведчиков, занимающихся на плацу строевой подготовкой и, скрыв гнев под маской сдержанности, окликнул командира первого отделения: «Чэнь Юн!»

- Я! – Чэнь Юн выбежал из строя и замер перед комбатом по стойке смирно.

Хэ Чжицзюнь продолжительным взглядом оглядел его. Командир отделения переступил с ноги на ногу.

- Товарищ комбат, я… Я, конечно, люблю полакомиться, но… – неловко хохотнул Чэнь Юн.

- Ублюдок, мать твою, убью! – Хэ Чжицзюнь вздернул руку к кобуре, но, не нащупав ее на привычном месте, резко снял ремень и, сложив его вдвое, наотмашь хлестнул наглеца по лицу. Чэнь Юн не сдвинулся с места и не попытался уклониться от удара. Ремень оставил на его лице кроваво-красную полосу. Несколько офицеров окружили его, готовые вмешаться. Чэнь Юн стоял на месте не шелохнувшись.

- Кур не ел?! - Хэ Чжицзюнь неистовствовал от гнева. – Мозги потерял?! Это воровство! Об этом ты знаешь?! Твоя работа?!

Чэнь Юн не смел шелохнуться. Младший лейтенант был ошеломлен тем, что произошло на его глазах. Он побледнел и торопливо принялся уговаривать Хэ Чжицзюня: «Товарищ комбат я это просто так сказал. Не сердитесь, не сердитесь, пожалуйста. Ну, это всего лишь курица. Наш политкомиссар сказал, что мы будем считать, что он угостил товарищей. Ничего страшного!»

- Ты сам опозорился и опозорил разведку! - Хэ Чжицзюнь готов был разорвать бойца. – Тебя армия учила убивать… врага…, а не кур красть! Пошел вон!

Чэнь Юн стоял на месте, низко опустив голову. Гэн Хуй подошел к нему, обхватил за плечи и потянул в сторону, одновременно сунув в руку скрученные в трубку деньги: «Что ты здесь стоишь, бегом к людям, извинишься и возместишь ущерб!»

- Есть. – проговорил Чэнь Юн. – Товарищ политрук, я…

- Все, все. Ты не хотел. – Гэн Хуй с горечью усмехнулся. – Но тебе надо запомнить – война закончилась. Когда ты, возвращаясь с боевого задания на контролируемой своими территории по пути захватываешь в местной деревне курицу – это, максимум, разгильдяйство, но когда курица крадется из дома политкомиссара Народно-освободительной армии, ты – вор, со всем прилагающимся позором и вытекающими последствиями. Иди.

Чэнь Юн готов был провалиться от стыда, он отдал честь и бегом бросился выполнять указания командиров.

Гнев Хэ Чжицзюня погас так же быстро, как вырвался наружу. Он повернулся к оцепеневшим бойцам и гаркнул: «Разведбат, ко мне! Что вашу мать, столпились как бараны! Построить вас некому! Два часа по стойке смирно! Смерти не боялись, а сейчас боитесь пошевелиться! Ваша шеренга, что кот поссал!

Комбат застегнул ремень и встал перед строем.

Разведчики замерли по стойке смирно.

Младший лейтенант произнес умаляющим голосом: «Товарищ комбат… Может быть не надо… Ничего ведь страшного не произошло…»

- Два часа, значит два часа! – Повернулся к нему Хэ Чжэцзюнь. – Я наведу порядок в этой дворовой команде!

…Чэнь Юн изо всех сил бежал по направлению к офицерским домам. Пробегая мимо площадки, где занимались строевой военные медики он невольно замедлил бег, разглядывая девушек, и вдруг замер как вкопанный. Он увидел знакомое лицо Фан Цзызцюнь. Но именно в этот момент Фан Цзыцзюнь упала не в силах превозмогать жару. Подруги бросились ей на помощь. Чэнь Юн не осмелился задержаться и оглядываясь побежал вперед.

(Перевод с китайского В.Коновалова)



[1]Стрелковое оружие официально принятое на вооружение НОАК в 1981 году. Разработка штурмовой автоматической винтовки этого семейства была начата в начале 1970-х годов для замены советских лицензионных автоматов АК и АКМ. Автомат образца 81 года использовался НОАК в ходе пограничных конфликтов с Вьетнамом конца 1980-х годов, где показал себя надежным оружием, немного превосходящим автоматы Калашникова по эффективной дальности и комфортности стрельбы (прим. переводчика).

[2] Яньгэ – народный танец с веерами или платками (прим. переводчика).

[3] «Три принципа дисциплины и восемь правил поведения» - изложение принципов воинской дисциплины и правил поведения, сформулированные Мао Цзэдуном и руководителями революционной войны для бойцов рабочее-крестьянской Красной армии. Слова были положены на музыку. 10 октября 1947 года директивой Генштаба Народно-освободительной армии Китая пение «Трех принципов дисциплины и восьми правил поведения» было объявлено частью идеологической подготовки солдат.

[4] В период, описываемый в книге, кадровые работники (ганьбу), к которым относились и офицеры, участвовали в системе ротации, когда после определенного периода службы по собственному желанию или путем выдвижения кадровый работник направлялся для работы в новую для себя сферу государственной службы или народного хозяйства (прим. Переводчика).


В избранное