Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Икренне о разном

  Все выпуски  

За что боролись, на то и напоролись



За что боролись, на то и напоролись
2017-01-31 10:07
Оригинал взят у tvsher в За что боролись, на то и напоролись
После революции 1917 года представителям старой военной элиты, что остались в Советской России, пришлось туго. Их лишили всех прежних привилегий, пренебрежительно относились к ним, называя бывшими, заставили бороться в прямом смысле слова за элементарные бытовые условия. Но лично у меня к ним нет никакого сочувствия, т.к. большая часть из них выступали активными участниками становления большевистского режима отнюдь не по убеждениям, а из карьерных соображений. И может поэтому с ними происходили истории почти по Булгакову. А может они и легли в основу произведений Булгакова... Расскажу одну из них.

Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич - генерал царской армии, один из создателей Красной армии, старший брат Владимира Дмитриевича, соратника Ленина В.И.

ca857938d21baa5994d08fc5c3745211.jpg

Уйдя с руководящих постов в армии, с 9 августа 1919 г. Бонч-Бруевич с супругой Еленой Петровной поселился в квартире N 2 дома N 7 на Знаменке (до революции в этом доме жил знаменитый физиолог И.М. Сеченов). Жильё бывший генерал получил от Полевого штаба Реввоенсовета Республики. Квартира представляла собой две комнаты, одна из которых имела площадь в 6,45 квадратной сажени (квадратная сажень - 4,55 квадратных метра. ) и была жилой, а вторая, площадью 2,88 квадратной сажени, являлась кабинетом, где генерал работал по вечерам над научными и литературными трудами.

Не могу сказать доволен был генерал своей квартирой, или нет, но жил он там спокойно без скандалов. Но в 1923 года председатель жилтоварищества гражданин Гурович задумал выселить Бонч-Бруевичей из дома и возбудил против бывшего генерала несколько фиктивных дел. Постановлением Московского губернского суда от 1 апреля 1924 г. дела были прекращены. Но история на этом не закончилась, она только начиналась.

В начале 1924 г. в ту же квартиру Гурович вселил своего знакомого - начальника 8-го отделения милиции И.И. Пудякова, быстро ставшего председателем жилищного товарищества. Не прошло и месяца, как Пудяков стал требовать от бывшего генерала допустить его в кабинет Бонч-Бруевича... для приготовления пищи. Как выяснилось, еще в 1920 г. бывший генерал за свой счёт устроил там для отопления и приготовления пищи небольшой очаг, приспособил освещение, провёл телефон. В доме была общая кухня в цокольном этаже дома, но жильцы не пользовались ею, поскольку устроили себе собственные очаги в комнатах. Так мог поступить и гражданин Пудяков - в его комнате было два дымохода и временная печь. А всего в доме имелось пять кухонь, но ни одна из них не использовалась по прямому назначению: в двух жил дворник, ещё две сдавались, одной пользовалась семья Гурович.

Казалось бы, что для решения проблемы надо было освободить одну из кухонь. Но, Пудякову почему-то хотелось занять под кухню именно кабинет Бонч-Бруевича, где был паркетный пол, хорошие обои, телефон, два окна на лестницу, но не было ни вытяжки, ни раковины. Причина выяснилась позже. Как оказалось, правление жилтоварищества сдало по соседству большую комнату в 11 квадратных саженей гражданину Д.М. Назарову, взяв с того значительную сумму и обещав устроить кухню из комнаты Бонч-Бруевича.

В заявлении, направленном в московскую комиссию по улучшению быта ученых 21 февраля 1924 г., Бонч-Бруевич жаловался: "С санитарной точки зрения мне не будет житья... если семья Пудякова будет готовить себе пищу в моей комнате, т.к. некуда будет укрыться от смрада и от посторонних людей... Прошу защитить меня от этого и предоставить мне возможность спокойно жить и работать на жилой площади, которая была мне отведена еще в 1919 году и которую я оплачиваю по тарифу"

Бонч-Бруевич сдаваться не собирался и активно защищался. В итоге его исключили из жилтоварищества. Соседи (Пудяков, Гурович и В. Карпов) сговорились между собой и выдвинули против Бонч-Бруевича сразу три иска. Теперь у бывшего генерала пытались отнять не только комнату, закрепленную за ним Центральной комиссией по улучшению быта учёных, но и перевести в общее пользование ванную, которую сам Бонч-Бруевич отремонтировал и купил к ней колонку. Бонч-Бруевич отмечал, что "ванна необходима мне для моей жены, которая третий год больна воспалением почек, а я не имею средств отправить её на курорт. Если же в эту ванну будут ходить мыться другие жильцы, то в моей квартире жить будет невозможно от жары, пара и смрада".

Может сложиться впечатление, что Бонч-Бруевич жил слишком вольготно по сравнению с требовавшими справедливости соседями. Но Пудяков и Карпов также имели большую ванну в коридоре общего пользования, соединенную с их квартирами внутренним ходом.

А теперь посмотрим состав жильцов дома. Бонч-Бруевича отзывался о них, как о неблагополучных: "Бывшие владельцы дома и их родственники, очень мало советских служащих, преступные элементы (злостные спекулянты и проч.), мелкие подрядчики строительных работ, торговцы с Арбатского рынка; я и двое рабочих (Чижовы)".

С целью усугубить положение Бонч-Бруевича и выселить его, жилтоварищество перестало принимать у него квартплату. Тогда бывший генерал стал вносить её на депозит губернского суда. Тем не менее Пудяков, очевидно, воспользовался служебным положением председателя жилтоварищества, от правления которого был выдвинут судебный иск о невнесении Бонч-Бруевичем квартирной платы и о выселении. Вопрос разбирали летом 1924 г. в народном суде Хамовнического района. С Бонч-Бруевича требовали платы и за еще одну комнату площадью 15,36 квадратной сажени в том же доме, где в 1923 г. он хранил дорогостоящие геодезические инструменты высокой точности, полученные из-за рубежа для возглавляемого им Высшего геодезического управления ВСНХ. Однако эта комната относилась не к семье Бонч-Бруевича, а к геодезическому управлению.

В итоге 25 июля 1924 г. бывшего генерала приговорили к выселению, а освободившуюся площадь суд передавал правлению жилтоварищества, которое должно было туда заселить рабочих. Кроме того, Бонч-Бруевича обязали выплатить в пользу жилтоварищества задолженность по квартплате в размере 266 руб. 46 коп. и возместить судебные расходы - 38 руб. 50 коп.

Бонч-Бруевич стал искать помощи по службе. 9 августа 1924 г. бюро ячейки РКП(б) при Обществе добровольного воздушного флота "Добролет" обратилось к председателю московского губернского народного суда "с товарищеской просьбой принять меры к законному ограждению прав нашего ответственного работника, заведующего аэросъемочным отделом т. Бонч-Бруевича, который подвергается систематической травле и клевете от группы сомнительных личностей, стоящих во главе жилтоварищества, где он проживает. Благодаря удачно сфабрикованным доносам и всяким подставным личностям от этого жилтоварищества, т. Бонч-Бруевич решением Хамовнического нарсуда приговорен к срочному выселению из занимаемой им площади, где он живет уже 4 года. Спекулируя прошлым т. Бонч-Бруевича как генерала, они, конечно, затравили нашего ответственного работника, который с первых дней Октябрьской революции стал во главе высших командных обязанностей в защите советской власти, организации Красной армии. Мы не можем допустить, чтобы после такой ответственной работы наши красные специалисты подвергались несправедливым репрессиям". Бюро потребовало пересмотра решения суда и привлечения жилтоварищества к ответственности за клевету и травлю.

11 августа Мосгорсуд рассмотрел кассационную жалобу Бонч-Бруевича и обнаружил серьезные нарушения в процессе судопроизводства. Дело было возвращено в Хамовнический суд для разрешения в другом составе суда. Несколько заседаний прошло в сентябре, когда была назначена ревизия и вопрос затянулся. Ревизия не нашла нарушений в действиях Бонч-Бруевича, но суд продолжал разбирательство летом 1925 г.

Казалось, что этому не будет конца, но тут помог Его Величество случай. В ночь на 28 апреля 1925 г. ОГПУ арестовало в доме Бонч-Бруевича пятерых преступников, среди которых оказались два члена правления жилтоварищества, включая гражданина Гуровича. Под давлением жильцов прошли перевыборы правления, новым председателем стал вселившийся в дом в апреле 1924 г. Клопов (помощник прокурора Верховного суда СССР), а Пудяков сделался секретарем правления.

Клопов выдвинул новый иск против бывшего генерала (уже четвёртый). Все иски были объединены для разбирательства. В ответ Бонч-Бруевич занялся сбором компрометирующих данных на своих обидчиков. В деле имеется письмо от 3 июля 1925 г. без адреса с пометкой - секретное. В этом документе Бонч-Бруевич нарисовал план квартиры и дал убийственные характеристики всем истцам, вполне наглядно рисующие обстановку того времени:
"I. Клопов, будучи членом компартии, пришел на помощь Гуровичу в его преступных действиях тем, что 24-го апреля 1924 г. удалил из членов жил[ищного] тов[арищества] N 2823 меня и других советских служащих, которые мешали Гуровичу делать в доме преступные дела. За это Клопов получил в квартире Гуровича комнату (столовую), которую Гурович никому до этого времени не хотел отдавать, как необходимую ему для его широкой жизни. В настоящее время Клопов захватил освободившиеся комнаты в квартире Гуровича. Клопову лично я 24-го апреля 1924 г. объяснил, какими делами занимается Гурович, но он не обратил на это внимания, поселился у Гуровича и, очевидно, зная преступные действия Гуровича, все-таки не сообщил о них властям. В настоящее время для выхода из положения Клопов делает вид, что руководит пролетарским элементом, проживающим в д. N 7 по ул. Знаменке...
II. Пудяков служил н[ачальни]ком 8-го отделения Московской городской милиции; за преступные дела удален из компартии и со службы. Состоя н[ачальни]ком милиции, и после того, всякими способами помогал Гуровичу в его преступных делах. Пудяков безработный; живет на какие-то сомнительные средства. Для прикрытия источника своих доходов при помощи Клопова в настоящее время устраивает себе должность управляющего домом N 7 по ул. Знаменке. Клопов, после ареста Гуровича, сделался председателем правления жил[ищного] тов[арищества].
III. Карпов - недавно возвратился из-под ареста и тотчас же начал действовать совместно с Клоповым и Пудяковым".
Оппоненты Бонч-Бруевича изменили иск, но пошли тем же путём. Они перестали требовать выселения, но потребовали изъятия лишней площади (кабинета и ванной), отказа в восстановлении в жилтовариществе, а также взыскания платы за комнату, занимавшуюся под геодезические инструменты. На суде Клопов заявил, что Бонч-Бруевич создаёт в доме невозможную обстановку, кроме того, он выступил с митинговой речью, в которой назвал ответчика генералом царской ставки (хотя он при царе там не служил), заявил, что Бонч-Бруевич был исключён из профсоюза горнорабочих (что произошло не за проступки, а по должностному статусу Бонч-Бруевича), рассказал о ревизии геодезического управления, которым руководил Бонч-Бруевич и назвал его "антисоветским элементом".


Это подействовало, и судья иск удовлетворил, потребовав изъятия у бывшего генерала лишней площади, взыскания задолженностей и судебных издержек.

Бонч-Бруевич вновь подал кассационную жалобу, в которой 31 августа 1925 г. отмечал, что судебным решением от 18-20 августа 1925 г. "кроме нарушения законов, декретов, постановлений и циркуляров совершенно нарушены директивы XIV партконференции об урегулировании труда и положения технического персонала и постановление ЦК РКП(б) "О специалистах", объявленное в N 191 (2523) газеты "Известия Центр[ального] исполн[ительного] ком[итета] Союза ССР и ВЦИК Советов". Это последнее постановление предусматривает выработку ряда мероприятий по "улучшению жилищных условий специалистов".

Будучи инженером-геодезистом, я засвидетельствовал себя опытным практическим работником при организации Высшего геодезического управления и техническом руководстве его работами в государственном масштабе в течение более пяти лет, а также при создании Государственного технического бюро "Аэросъемка", поэтому я имею право пользоваться защитой вышеуказанных постановлений... Кроме того, я являюсь специалистом военного дела, что также доказал на практике.

Между тем нарсуд Хамовнического района не только не защитил меня как специалиста-инженера, но даже отнял у меня то, что полагается мне по закону, т.е. поступил наоборот тому, что указано в этих двух актах Советской власти".


Чаша терпения создателя Красной армии переполнилась. Но Бонч-Бруевичу, как и герою Ильфа и Петрова лётчику Севрюгову, в защите жилплощади помогла известность. Поняв, что склочников обычными методами не одолеть, 3 октября 1925 г. Бонч-Бруевич как состоящий в распоряжении РВС СССР подал рапорт заместителю председателя РВС СССР И.С. Уншлихту, в котором не стал себя сдерживать:
"С 1923 года и по настоящее время я подвергаюсь непрерывной и систематической травле со стороны некоторых лиц, которые ради достижения каких-то своих целей возбуждают против меня в суде гражданские и уголовные дела, совершенно фиктивные, заканчивающиеся обыкновенно постановлениями и решениями Губсуда в мою пользу. Однако эти судебные процессы, продолжающиеся уже три года, причиняют мне большое беспокойство, стоят дорого моему здоровью, требуют значительного расхода денежных средств и лишают меня возможности спокойно и планомерно исполнять возложенные на меня обязанности по службе и другие работы.
В течение трех лет я принимаю всякого рода зависящие от меня меры к прекращению этой травли, но все-таки не достиг желаемого результата.

Исчерпав все доступные для меня средства, прошу Вашей защиты и распоряжений о прекращении травли". Далее подробно излагались обстоятельства тяжб, причём Бонч-Бруевич жаловался, что за три года "вызывался в суд по искам на меня около 30 раз; вызывался неоднократно к следователям и к прокурору по фиктивным делам, возбужденным против меня; если принять во внимание, что к каждому заседанию и вызову я должен был подбирать документы, свидетелей, писать доклады, жалобы и возражения и всюду обеспечивать свое дело от неправильных посягательств противной стороны, то станет ясно, что я затратил слишком много здоровья, сил, времени и денежных средств, отбиваясь от травли, направленной против меня.

Самые жестокие атаки, сопровождавшиеся публичными оскорблениями меня в суде как гражданина и красноармейца, всегда работавшего в интересах нашего Союза и Красной армии, вел и ведет на меня Клопов".


Только покровительство младшего брата Владимира Дмитриевича, соратника Ленина, помогло Михаилу Дмитриевичу Бонч-Бруевичу победить в коммунальной битве.

Соседи вроде бы оставили бывшего генерала в покое, но убежать от системы не удалось. Через несколько лет его арестовали по делу "Весна". И хотя Бонч-Бруевич довольно быстро вышел на свободу, жить приходилось с опаской. Десятки знакомых, таких же, как и он сам, бывших офицеров были расстреляны...

Интересно, а задумывался ли старый генерал о том, правильно ли он поступил осенью 1917-го, сделав свой выбор...





Источник: https://rg.ru/2016/11/18/rodina-bonch-bruevich.html







История пани Лидии. Глава 10.
2017-01-31 14:26
Оригинал взят у 20history в История пани Лидии. Глава 10.
Уже на следующий день Лидия получила первое письмо от своей матери Анны. Несколько страниц были исписаны текстом на русском языке. Судя по стилистике и почерку, женщина очень волновалась, когда писала письмо дочери, с которой не виделась так много лет.

Здравствуй наша дорогая доченька Людочка!

Вчера на нашу долю пришла большая радость, мы получили из бюро розыска уведомление, что тебя нашли и в письме две твои фотографии. Милая моя крошечка, ты на всю жизнь в моей памяти осталась такой, какой я сейчас вижу тебя на фотографии в маленьком возрасте. Ты на этой фотографии чуть больше и полней, но черты те же, какие были у тебя, когда нас с тобой разлучили. Моя дорогая деточка, тебе тогда было 4 года и один месяц. Ты, моя деточка, может и не помнишь, забыла, но я, моя крошечка, никогда не забывала тебя: ни днём, ни ночью. Мы пережили с тобой все невзгоды Освенцимского концлагеря, и ты передо мной все эти 17 лет оставалась живой. Я, как только вышла на свободу, сразу начала тебя искать, везде писать, но всё было напрасно и всё же я решила искать тебя до конца моей жизни.



И вот пришёл мой желанный день, и я сейчас очень счастлива, моя доченька, что ты живая. Я сама сейчас дома, а душа моя с тобой. Я не дождусь, когда придёт тот долгожданный день, когда я увижу тебя и смогу так крепко привлечь и держать, как я держала тебя в тот момент, когда тебя забирали фашисты от меня. Нас с тобой разлучили фашисты.

Моя дорогая деточка, 18 января 1945 года нас всех подняли ночью, кто мог двигаться, построили в колонны и сказали, что погонят на вглубь Германии. Нас было несколько матерей, мы пошли к коменданту лагеря, просили его разрешить взять наших деточек. Мы говорили, что понесём на своих руках своих детей, он нам ответил: «Вы знаете, где вы и кто вы», и приказал стать в шеренгу. Под конвоем погнали нас вглубь Германии, в концлагерь «Равенсбрук». И вот, моя Людмилочка, представь, моя деточка, как тяжело мне было жить все эти годы, не имея о тебе никакой весточки. Прошу тебя, дорогая моя доченька, напиши мне всё подробно о своей жизни, как и с кем ты живёшь, если ты имеешь приёмных родных, то передай им большую благодарность за то, что они тебя воспитали и сохранили тебе жизнь. Скажи им, что для твоей родной матери они самые дорогие люди на Земле.

Моя дорогая доченька, не волнуйся. Будем ждать нашей встречи. Ты со своей сторону ходатайствуй, мы будем с папой твоим со своей стороны ходатайствовать о встрече, чтобы нам скорей дали возможность встретиться. Людочка, деточка, мы сличили твою фотографию, где ты взрослая и папину, ты точно папа, и ямочка на подбородке, и нос, только глаза такие, как у меня. Людочка, деточка, мы этими днями сделаем семейную фотографию и пришлём тебе.

Деточка моя, я бы тебе писала и, наверное, не было бы конца, да разве я сейчас в таком радостном волнении могу писать. На этом до свидания, целуем тебя, твоя родная кровная семья, ждём письма.

К следующему письму, действительно, прилагалась фотография — мама, папа и три дочери: Светлана, Римма и Ольга. Одиннадцатого февраля вся семья пошла делать фотографию, которую в тот же день выслали в Польшу. С этой фотографии все пятеро смотрят серьезным, но счастливым взглядом.



В течение следующих нескольких дней приходили всё новые письма — от матери, отца и троих сестёр Лидии. Из писем девушка узнала о последних днях пребывания Анны в лагере и о том, как разлучили мать и её маленькую дочку. В середине января 1945 года, когда советские войска уже были на подходе к концлагерю в Освенциме, узницам разрешили в последний раз увидеть своих детей. Женщины под конвоем вошли в барак, чтобы попрощаться с детьми. Немцы понимали, что оставалось всего несколько дней до того, как солдаты Красной армии освободят лагерь, поэтому было решено эвакуировать трудоспособных узников в другие лагеря, подальше от линии фронта. После того, как большинство узников и весь нацистский персонал покинули Освенцим, в лагерных бараках осталась лишь небольшая группа тяжело больных женщин и мужчин, которые балансировали на грани жизни и смерти. Кроме них в лагере остались маленькие дети — работать на нужды гитлеровской армии они не могли, поэтому их оставили на произвол судьбы. Матери умоляли эсэсовцев разрешить им взять своих детей, но всё было напрасно.

Так 14 января Анна Бочарова в последний раз увидела свою Людочку. Усадив дочь на колени, она сказала свои прощальные слова: «Помни, что твоя фамилия Бочарова! Помни, что имя твоей мамы — Анна, имя отца — Алексей! Твой папа — офицер Советской армии, а твоя родина — Советский Союз. Помни, что ты родилась в Минске!» Анна искренне надеялась, что когда закончится война — а судя по ходу военных действий, этого момента оставалось ждать недолго, — она найдёт свою малышку. Девочке было всего четыре года и было очень важно, чтобы она запомнила, кто она и откуда. Мама даже специально говорила, что Люда родилась в Минске, в надежде на то, что этот город дочь запомнит легче, чем название небольшого Самбора. Да и найти дочь в Минске будет проще. По крайней мере, так казалось Анне.

— Я буду помнить это, мамочка! — отвечала девочка. С того дня она больше не видела свою маму.

Через несколько дней состоялся завершающий этап эвакуации концентрационного лагеря Аушвиц-Биркенау. 18 января женщин разбудили среди ночи, им велели построиться и приготовиться к отправке из лагеря. Многие рыдали, просили оставить их с детьми, а кто-то, несмотря на запреты, покинул колонну узников и побежал в направлении детского барака. Отчаявшихся женщин, не подчинившихся приказам эсэсовцев, расстреливали на месте. Судя по всему, Люда видела убийство одной из таких женщин, приняв её за свою маму.

В письмах Анна рассказывала дочери, что из Освенцима её вывезли в концентрационный лагерь Равенсбрюк, а потом перевели в Берген-Бельзен, который располагался к северу от Ганновера. Последние месяцы заключения Анны были очень тяжелыми, она вспоминала, как в Берген-Бельзене узников морили голодом, неделями не давали хлеба и кормили тошнотворной баландой. Огромное количество людей погибало каждый день из-за голода, эпидемий и невыносимых условий заключения. Но Анне повезло, она выжила. Спустя три месяца мучениям пришёл конец — 15 апреля её вместе с другими остававшимися в живых узниками освободили британские войска.

Сразу после освобождения из Берген-Бельзена Анна собиралась отправиться в Освенцим, где осталась дочь. Однако несмотря на все просьбы женщины, соответствующего разрешения она не получила. Более того, военные ей сообщили, что всех детей, которых освободили солдаты Красной армии из концлагеря Аушвиц-Биркенау, вывезли в Советский Союз. Там и следовало Анне искать свою девочку.

Анна вернулась в СССР и продолжила поиски. По возвращении она устроилась работать в детский дом в Енакиево — надеялась, что однажды среди детей, оставшихся после войны без родителей, она встретит свою Людочку. В поисках дочери Анна посетила множество приютов по всей стране, видела тысячи детей, потерявших своих родителей, но так и не могла наткнуться на правильный след. Бывшие узники Освенцима, которые возвращались в Советский Союз, сообщали противоречивые сведения. Кто-то говорил, что Люда погибла, кто-то клялся, что видел, как девочку из лагеря забрала с собой какая-то украинка. Несчастная мать не могла себе позволить прекратить поиски — для неё Людочка всегда была живой, оставалось только найти её. В 1956 году Анна написала в Москву, в Советский Красный Крест, с просьбой о начале поисков потерянной дочери за границей. В поисковом запросе она указала свой лагерный номер, который, как и у других узников, был вытатуирован у неё на руке, — 70 071. И только спустя шесть лет, 10 февраля 1962 года в Енакиево из Москвы пришло судьбоносное письмо:

Мы счастливы сообщить Вам, что Ваша дочь, теперь она носит фамилию Рыдзиковска, проживает в Польше, в г. Освенцим. Разделяя Вашу радость, желаем Вам быстрейшей встречи с дочерью.

Остальные части истории – по тэгу пани Лидия.
Подписывайтесь, добавляйте в закладки – история будет продолжаться.


Не Баба Яга, но против
2017-02-07 21:31
Оригинал взят у a_tushin в Не Баба Яга, но против
https://rufabula.com/media/upload/images/2016/02/08/19758_large.jpg


Я против… Я против любых льгот, хотя сам ими пользуюсь, а тут в России собираются карточки вводить! Чай не война! Но может я чего не понимаю? Давайте разберемся

Министр промышленности и торговли Денис Мантуров заявил, что в 2017 году в России будет запущена программа продовольственной помощи населению.

Он считает, что введение продуктовых карточек сможет помочь определенной категории граждан, которые не могут купить некоторые товары, например, свежее мясо, рыбу и овощи, а деньги, которые будут получать россияне, не будут скапливаться на счетах граждан. Их можно потратить только на покупку продуктов отечественного производства.

Мне же кажется, что введение карточке это отличный повод для коррупции в гигантских размерах. Кто и по каким критериям будет определять, какие продукты каких производителей примут участие в программе?

Для решения массы оргвопросов создадут специальный орган (управление и т.п. в рамках министерства). Угадайте за чей счет?

Я уже написал вверху, что против льгот вообще. Я за живые деньги. Льготы – это субсидирование государством отдельных отраслей (транспорт, ЖКХ, производство лекарств и пр.). Ведь получение огромных средств гарантировано! (как бы не стонало РЖД).

Если бы бабули не ездили бы на халяву, уверен многие бы маршруты закрылись, уступив место маршруткам. Это грубый пример… Тоже и с лекарствами, от производства которых кормятся аффилированные предприятия не способные к конкуренции.

Наступили, короче, на любимую мозоль… Карточки! Охренеть просто! Слов нет, одни эмоции






Забыл совсем.
2017-02-07 21:39
Оригинал взят у damil в Забыл совсем.

Знаете кто это?

Это Брэд Фитцпатрик, основатель ЖЖ. И позвчера у него был день рождения.
Happy birthday, brad !!!



В избранное