Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Как гражданин Кузьма Минин потерпел поражение от бояр

Смотрел по телеканалу «Россия» разглагольствования небезызвестного Главы Отдела
внешних церковных связей Московского Патриархата, митрополита Смоленского и Калининградского
Кирилла (Гундяев Владимир Михайлович) о превосходстве даты 4 ноября 1612 года
над датой 9 мая 1945 года. И это говорит человек, который как давнишний  сотрудник
КГБ имеет в наше время неочекизма больше всего шансов стать Патриархом РПЦ после
ухода Алексия II (Ридигера)! Уж так хочет угодить правящим бесам, что утратил
чувство самосохранения
и заврался вконец. Или надеется на дебилизацию нас, русских. Мол, это быдло схавает.
А вот мы - не забудем. И никакое лицемерное красноречие не спасет. Не по словам,
а по делам судить будем. Умалять нашу Великую Победу над мировой силой зла ради
конъюнктурного восхваления антикоммунистической подмены действительно великого
праздника 7 ноября на искусственный 4 ноября – перечеркнуть своё достоинство.
Лучше бы Владимир Гундяев воздержался, промолчал. Или приказали «отработать тему»?

Аргументация хитроватая, но легковесная, на лохов. Мол, события тех лет были
поважнее Великой Отечественной Войны, поскольку Гитлер не взял Москву, а поляки-де
захватили Кремль. И если бы 4 ноября 1612 года русский народ, якобы ведомый Русской
Православной Церквью, не выгнал поляков, то не состоялось бы Русского Государства.
И далее в том же духе – если бы да кабы, и выход из Смуты важнее разгрома Гитлера.
Наводит тень на плетень

И насчёт лидерства РПЦ в избавлении от Смуты – не совсем так благостно было.
Да, был праведный патриарх Гермоген, было и много нестроений, и недаром Константинопольский
Патриархат одно время поручил курировать православие на Руси не иерархам Московского
патриархата, а православным братствам антиуниатского Львова. 

Когда представители духовенства делают политические заявления, то я как политик
имею право реагировать по существу, без излишних здесь экивоков. Юлить в политике
не хочу.

Сейчас – Новая Смута. И в Кремле сидит программируемая мондиалистами мародерско-геноцидствующая
власть, против которой надо вести национально-освободительную борьбу, чтобы выжить,
остаться на земле. И нужно новое ополчение, новые Минины и Пожарские. Возможно,
через какое-то время дата предстоящего Нового Освобождения затмит славную дату
Великого Октября и будет праздноваться как главный праздник новой русской державности,
но пока мы, отдавая должное своим предкам, покончившим с Великой Смутой начала
XVII века,
не хотим потакать использованию 4 ноября для политиканских кощунств.

Что же произошло тогда, четыреста лет назад, когда субъектный «взрыв сверхновой»
Нового Времени (модерна) затронул и Россию. Русский экономически-самодостаточный
и тем самым политически-субъектный нижегородский горожанин-гражданин Кузьма Минин
поднял народ на борьбу за наведение порядка и мира в собственной стране, за прекращение
межбоярских шкурных распрей и за изгнание мародерствующих чужеземцев и «своих»
хищников. Однако плоды победы достались не гражданам (по-западному – «буржуям»
от слова «бург», «город»)
– а тем же шкурным боярам, которые вместе с церковным начальством основали феодальную
монархию. На эту тему – премьерная и дельная подборка «Историческое расследование»
в «Новой Газете». Начнем со статьи Александра Меленберга «Ни Польше, ни меньше:с
датой праздника наши власти ошиблись на три дня и ещё шесть лет» (Новая Газета,
Москва, 03.11 – 06.11.2005г., № 82 /1107/,стр.15-16 http://2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/82n/n82n-s18.shtml):
 

«Недели за две до новой «красной даты» календаря официозные средства массовой
информации завели шарманку: «В этом году Россия впервые празднует 4 ноября —
День народного единства». Но уже сейчас понятно, что для народа праздник этот
— лишь дополнительный выходной день. Даже если его назвать «Днем народного пофигизма»
или «Днем народного пессимизма». Народ прав. Весь образ действий второго ополчения
в Москве летом-осенью 1612 года подводит к тому.
     
Опять 7 ноября

Земская рать Минина и Пожарского, состоявшая главным образом из дворянского ополчения,
а также добровольцев от городов и местных стрельцов, прибыла к Москве 20 августа
1612 г. Практически все российские историки единодушно отмечают, что земские
ополченцы боялись не столько поляков, сколько своих «союзников» — казаков. Казачье
войско и блокировало в Кремле и Китай-городе польский гарнизон и его русских
сторонников.

Казаки 1612 года — это в большинстве своем крестьяне, разоренные Смутным временем,
или холопы, чаще всего даже не беглые, а отпущенные хозяином по причине невозможности
далее их содержать. Вот они и шли казаковать, жить вольно за счет грабежа и поборов.

Князь Пожарский расположил свои силы по черте Белого города (по линии нынешнего
Бульварного кольца) от Петровских ворот до Чертольских (на месте ст. метро «Кропоткинская»).
В то время как казачьи таборы стояли на Воронцовом поле. 22 августа на горизонте
появился отряд гетмана Ходкевича. Он сопровождал обоз с продовольствием для польского
гарнизона в Кремле.

Оставив обоз у Новодевичьего монастыря, Ходкевич повел наступление на Земляной
вал (нынешнее Садовое кольцо) в районе Остоженки и сумел потеснить войско Пожарского
до Чертольских ворот. Трубецкой с казаками, заняв Замоскворечье, весь день наблюдали
за боем, не выражая ни малейшего желания вмешаться. Такое вот народное единство.

В течение следующего дня Ходкевич перегруппировал силы и переместился в район
Донского монастыря. 24 августа польская кавалерия, запорожские казаки и венгерская
пехота нанесли по валу удар в районе Серпуховских ворот. Ополченцы Пожарского
были обращены в бегство, прижаты к Москве-реке и спаслись, лишь переправившись
на ее левый берег. Положение было критическим, а казаки и не думали вступать
в бой.

Вместе с тем Ходкевич понял, что продовольствие осажденным он не доставит, и
ушел на запад. Участь кремлевского гарнизона была решена.

Из дневника полковника Иосифа Будзило, одного из польских начальствующих лиц
в Кремле:
«23 сентября русские с гиком бросились на Крым-город (Кремль. — А.М.), но легко
были отбиты.
 2 октября… Пожарский устроил батареи на Пушкарском дворе (на месте нынешнего
ЦУМа. — А.М.).
14 октября… осажденные, не видя возможности выносить далее голода, снова отправили
к гетману двух товарищей, Бельского и Вольского, с просьбой подать им помощь
на этой неделе, потому что дальше они не могут вынести своего положения, потому
что томит невыносимый, неслыханный голод. Ни в каких летописях, ни в каких историях
нет известий, чтобы кто-либо, сидящий в осаде, терпел такой голод… когда не стало
трав, мышей, собак, кошек, падали, то осажденные съели пленных, съели умершие
тела, вырывая их из земли; пехота
сама себя съела и ела других, ловя людей…
4 ноября русские пошли на приступ к Китай-городу, но, благодаря Бога, были отбиты.
6 ноября. Когда нас, несчастных осажденных, злополучие охватило со всех сторон,
когда мы не могли получить никакой помощи от короля нашего государя, когда колесо
нашего счастья опрокинулось и настал иной конец наших дел… мы принуждены были
войти с русскими в договор, ничего не выговаривая себе, кроме того, чтобы нас
оставили живыми. Русские того же дня дали присягу, что сохранят нам жизнь и будут
держать в чести…
7 ноября русские вошли в крепость…».

Согласно польскому источнику, Кремль был сдан 7 ноября (по григорианскому календарю).
Получается, что День народного единства выпадает все на то же мистическое 7 ноября,
ради отмены которого и затеяли весь этот сыр-бор.

Путаница в датах

Дневников русские люди тогда не вели, журналов военных действий — тем более.
Поэтому с датой освобождения в дальнейшем возникли проблемы. Квартет наиболее
выдающихся русских историков определил ее по принципу, кто во что горазд.

В.О. Ключевский был лаконичен: «В октябре 1612 г. казаки взяли приступом Китай-город.
Но земское ополчение не решилось штурмовать Кремль; сидевшая там горсть поляков
сдалась сама…».

С.М. Соловьев на основе разрядных книг (были такие, куда записывались все вызовы
дворян и бояр на службу) вывел заключение: «22 октября казаки пошли на приступ
и взяли Китай-город. В Кремле поляки держались еще месяц… 27 ноября войско и
народ вошли в Кремль…».

И.Е. Забелин дату будущего «народного единства» определил так: «22—26 октября
Кремль был очищен».

С.Ф. Платонов подошел к определению дат основательно. Он обратился к «Новому
летописцу», последней по времени русской летописи. Во всех многочисленных списках
«Нового летописца» указано, что Китай-город был взят «на память святого Аверкия
Иерапольского». А его память празднуется православной церковью 22 октября. В
переводе на новый стиль это будет 1 ноября. Что согласовывается с датой штурма
в польском источнике. Однако там указывается, что 4 ноября (25-го по старому
стилю) русские опять пошли на штурм Китай-города
(по их версии, уже взятого ими три дня назад!), но были отбиты.

Касательно Кремля С.Ф. Платонов назвал дату 26 октября и решительно заявил, что
у него имеется неопровержимое тому подтверждение — свидетельство самого князя
Пожарского. Документ этот — письмо князей Пожарского и Трубецкого, а также земской
думы новгородскому митрополиту Исидору с известием об освобождении Москвы от
15 ноября 1612 г.

Однако в этом письме обнаруживается следующий текст: «сентября в 22 день, прося
мы у Бога милости, город Китай взяли взятьем… и в город (Кремль. — А.М.) вошли
октября в 26 день…»

Получается, что прав Соловьев, когда писал, что после падения Китай-города поляки
продержались в Кремле месяц.

Все вышеприведенные коллизии заставляют громко вопросить: а был ли вообще мальчик?!

Не в том, конечно, смысле, было или нет освобождение Москвы? Оно было. Вопрос
в том, установилось ли с этого дня долгожданное народное единство? Или же кремлевские
политтехнологи в очередной раз вешают лапшу на уши доверчивых россиян?
       
Бунт против начальства

Всем торжественно возглашающим об освобождении Москвы от поляков следует знать
один непреложный факт: поляки, собственно, не захватывали Москву, их гарнизон
пригласило в Кремль русское боярское правительство, так называемая Семибоярщина.
Персонально: Ф. Мстиславский, И. Воротынский, А. Голицын, Б. Лыков, И. Романов
(дядя будущего царя), А. Трубецкой, Ф. Шереметев. Пригласило для собственной
безопасности. Ибо это правительство, пренебрегши мнением общества, наплевав на
земское представительство, предоставило
русский престол польскому королевичу Владиславу.

Но народ не захотел Владислава. Ярчайший в русской истории пример, когда он выступил
против собственного начальства. Может быть, в этом увидели кремлевские мечтатели
народное единство?

Известно, что боярское начальство больше года сидело в Кремле, осаждаемом казаками
и народным ополчением. Но менее известен и откровенно замалчивается тот факт,
что в Кремле все это время находился будущий царь всея Руси Михаил Федорович
Романов. За день до капитуляции поляки предложили покинуть Кремль женам и детям
бояр и других русских сторонников Владислава. По предварительной договоренности
с Пожарским они тайно вышли через Троицкие ворота Кремля по Каменному мосту через
Неглинку. Это в нынешнем Александровском
саду, а тогда в глубоком расположении ополчения Минина и Пожарского, далеко от
казаков.

Сама капитуляция Кремля началась с того, что опять через Троицкие ворота на Каменный
мост вышли все бояре и их русские сторонники. Для их охраны сюда было стянуто
все войско Пожарского. Лишь только после того, как бояре под усиленной охраной
ополченцев разъехались по своим имениям, открылись все ворота Кремля и началась
сдача гарнизона.

В 1618 г. войска королевича Владислава и запорожские казаки гетмана Сагайдачного
огнем и мечом прошлись по России. Захватили большую часть Москвы, осадили русских
в Кремле и Белом городе. Осадили Троице-Сергиев монастырь, после чего было заключено
перемирие на выгодных для Польши условиях.

А нам, простодушным, подкидывают 4 ноября 1612 г. Для празднования победы над
«польскими захватчиками» выбрана дата за шесть лет до прекращения их «захвата»!
Это все равно, как если бы победу в Великой Отечественной войне администрация
президента повелела нам праздновать 5 декабря 1941 года — в день остановки немецкого
наступления на Москву.

Люди из той же администрации, заявляя дату 4 ноября, утверждают, что акцент здесь
вовсе не на поляках, а на единстве. Не нашлось среди близких к администрации
советчиков исторически образованного человека, который смог бы доходчиво объяснить:
было в истории взаимоотношений двух народов еще одно 4 ноября — 1794 года. В
этот день русские войска под командованием А.В. Суворова штурмом взяли Варшаву.
Это был заключительный аккорд подавления восстания конфедератов во главе с Тадеушем
Костюшко. После чего последовал
известный в истории третий раздел Польши».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Меленберг сообщает более или менее достоверные сведения
о событиях той Смутной поры. Пусть каждый сделает свои выводы. Сергей Баймухаметов
выступил в последний  год с рядом интересных статей, основанных тоже на достоверных
фактах, но истолкованных без царистских или церковных предвзятостей. Его новая
статья «Хороший Минин при плохой игре» дополняет и углубляет картину, которая
намечена выше (Там же, стр. 16 http://2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/82n/n82n-s19.shtml):


«Вместо 7 ноября мы нынче впервые празднуем 4 ноября — День народного единства.
При учреждении сей даты в Госдуме отмечалось: «4 ноября 1612 г. воины народного
ополчения штурмом взяли Китай-город, освободив Москву от польских интервентов…».
Значит, это День нашего единства в борьбе против поляков? А почему тогда не изгнание
Наполеона из Москвы, например?
       
И самое главное: поляки в Смутном времени — пятая спица в колеснице. Смуту на
Руси затеяли и поставили государство на грань полного уничтожения князья-бояре.
Это были боярские разборки. Вначале князья во главе с Шуйским и Мстиславским
поднялись на Годунова. «Крестьянский вождь» Иван Болотников на самом деле был
воеводой у князя Григория Шаховского. А Шаховской — ярый враг Шуйского, на которого
он и натравил орды Болотникова. Одновременно пошли гулять по стране разбойничьи
казачьи ватаги Хлопка, Илейки Муромца,
Ивана Заруцкого — и Русь утонула в крови и разрухе.

А поляки лишь воспользовались ситуацией. Опять же по наущению и при поддержке
русских бояр-князей. Вождь исконного русского боярства Федор Мстиславский — Гедиминович,
братья Шуйские и Воротынский — Рюриковичи. И эти родовитейшие из родовитых встречали
с почестями в Туле первого Лжедмитрия! А Филарет, отец будущего царя Михаила
Романова? В сан митрополита его возвел Лжедмитрий I, а патриархом назначил Лжедмитрий
II. За какие такие заслуги перед самозванцами? Вместе с Филаретом при дворе Тушинского
вора состояли
Дмитрий Трубецкой, Салтыковы, Годуновы, Плещеев, Масальский, Вельяминов…

Потом они кинулись к польскому королю Сигизмунду — его сына, королевича Владислава,
на русский трон позвали. При этом у церкви было одно условие — Владислав должен
креститься в православии. И была бы у нас польская династия… Но тут совершил
глупость (с польской точки зрения) король Сигизмунд. Он сам захотел сесть на
кремлевский трон. При этом Московия перестала бы существовать, русские города
стали бы польскими воеводствами. Так ведь и на Сигизмунда были согласны Мстиславские
и Салтыковы! Мстиславский потом
на Земском соборе выставлял свою кандидатуру в русские цари, а когда возвели
на трон Михаила Романова — венчал его и остался первым боярином на Руси.

И в Китай-городе, и в Кремле вместе с поляками сидели русские князья-бояре —
первейшие из первых. И среди них — Марфа Романова, Иван Романов и их сын и племянник
тринадцатилетний Михаил Романов, который через три месяца станет царем. Когда
бояр выгнали из Кремля, казаки хотели побить их «как изменников», но Пожарский
остановил. А то б у нас была другая династия…

Князья-бояре были во всех лагерях: и у обоих Лжедмитриев, и с поляками в Кремле,
и у Заруцкого с Мариной Мнишек, и у Трубецкого, и у Минина с Пожарским. Некоторые
(среди них был и Пожарский) звали на русский трон шведского королевича Карла-Филиппа,
а иные даже присягали Лжедмитрию III, был и такой! И, разумеется, все время переходили
из одной партии в другую — за то их в народе называли «переметная сума». Каждый
прикидывал, как выгадать пользу для себя, на чью сторону перейти. И не важно,
за кого быть, потому
что в итоге каждый сам за себя.

А кто за Русь-то был? Один Кузьма Минин. С ополчением. Он не хитрил, не выгадывал,
не связан был прежними боярско-княжеско-придворными хитросплетениями. Он ясно
видел цель — и подталкивал на решительные действия Пожарского…

Царские, советские и новые российские бояре и историки изо всех сил замалчивали
и замалчивают истинную роль Кузьмы, низведя его до казначея при князьях-боярах.
А Кузьма Минин был главным действующим лицом тех событий. О чем ясно говорит
«Хронограф» из рукописного собрания князя Оболенского. Официальная история его
отвергает и вообще нигде не упоминает. Он даже не опубликован.

Прежде всего надо четко обозначить: не Пожарский и бояре подняли и повели Кузьму
и народ, а народ и Кузьма выбрали, «указали на Пожарского» и повели дворян на
Москву. Более того, Кузьма был полководцем. В Никоновской летописи со всей очевидностью
говорится, что главным военным успехом ополчение обязано только Кузьме Минину,
а не Пожарскому или Трубецкому.

Когда 23 августа 1612 года под Москвой, у Крымского брода, поляки и войска литовского
гетмана Ходкевича пошли в атаку, в лагере ополченцев началась паника. Только
ночь остановила наступление. «Всею ратью стали плакать и петь молебны». Нашли
время! И если бы гетман Ходкевич развил наступление, конец бы пришел ополченцам.
А там, кто знает, кто к кому снова переметнулся — и снова закрутилась бы смута
на года…

И тогда поднялся Кузьма, взял три дворянские сотни, перешел через Крымский брод
и ударил по полякам. Те побежали. Другие, видя успех атаки, устремились за Кузьмой.
Поляков выбили с Крымского двора. Гетман Ходкевич отступил на Воробьевы горы,
а на следующий день ушел (?) из Москвы на Можайск — видно, у великого литовского
гетмана не было решительного настроя биться за поляков до смертельного конца.
Поляки остались одни. Это была окончательная победа! А нам говорят: казначей…

Но и после этого ополчение топталось у Китай-города два месяца (!): никто не
решался на штурм, потому что везде были свои, бояре! Для многих московских бояр
Минин и Пожарский были хуже поляков. Гораздо хуже! В стан к ополченцам приходили
братья Шереметевы, Шаховской, Плещеев, Засекин и пробовали натравить народ на
Минина и Пожарского.

Исходя из вышеизложенного, день 4 ноября можно и надо считать Днем народного
единства в борьбе против бояр вообще и бояр в Кремле в частности! Вот что получается
на самом деле из придуманного властями праздника.

Все это вместе производит скверное впечатление. Выходит, могучий, высокообразованный
коллективный ум администрации президента, Госдумы и Совета Федерации вкупе с
консультантами и академиями не способен придумать даже ясного и внятного праздника?
А с другой стороны — и это тоже признак невнятицы, мутности, смутности и двусмысленности
времен нынешних».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Интереснейшая тема исторического исследования – почему на Руси,
в отличие от ряда стран тогдашнего Запада, низовая субъектность типа Кузьмы Минина
не смогла удержать инициативу и обеспечить достойное представительство русских
граждан-протобуржуев в том же Земском Соборе. Сергей Баймухаметов обозначил канву
ответа. Надо провести дальнейшее исследование этой проблемы. Минин сделал своё
дело – и пошел вон.