В уже неоднократно упомянутой мной дивной книге Рэймонда Флинна и Робина Мура "Случайный папа" есть занимательный пассаж. Семья новоизбранного американского папы Петра II перед Рождеством приезжает в Рим и удивляется. Как же так, город вроде католический, а с подготовкой к главному католическому празднику дело обстоит плоховато, не как в Америке? И веночков из остролиста и темно-красных цветов мало, и неоновых огней с надписями "Merry Christmas" почти нет, и песенка "Jingle bells, jingle bells" слышна редко. На мой-то взгляд, американизированная подготовка к Рождеству в Риме чувствовалась вполне ощутимо. Колокольчики звонили вовсю. Но об
этом позже. Сперва - о Рождестве по-американски, то есть о том, как американцы справлял
и этот праздник в Американской академии в Риме.
Мы с женой - к счастью, ей удалось несколько дней назад присоединиться ко мне - оказались, в сущности, единственными, для кого Рождество, празднуемое с 24 на 25 декабря, было весьма относительным праздником. Чужим праздником.
Ни она, ни я не относимся к членам православной церкви, да и вообще не приписаны ни к одному из приходов, не принадлежим ни к какой другой религии или конфессии кроме агностической. Тем не менее по привычке Рождество для нас - в начале января, после Нового года. А тут все население, больше ста человек, состоящее сплошь из американцев разных исповеданий, а также из пары десятков итальянцев обслуживающего персонала, готовятся к своему величайшему ежегодному празднику. Есть, правда, религиозная еврейская семья из Израиля, как и положено, никакого внимания на гойское торжество не обращающая, но даже братья-сестры славяне, болгарские профессора Цочо Бояджиев и Лилиана Симеонова, Рождество празднуют вместе с католиками и протестантами. То есть так же, как прихожане церквей Вселенского константинопольского патриархата, Греческой и Кипрской православных церквей и, кажется, румыны. А сербов, грузин
и прихожан РПЦ в AAR в настоящее время не имеется. Так что у нас - взгляд со стороны
.
Итак. Как я уже писал в одном из предыдущих писем, подготовка к Рождеству началась еще в конце ноября. Были созданы комитеты и подкомитеты. Я, желая не быть букой, записался в подкомитет по производству поздравительных открыток. Из него меня заблаговременно исключили, объяснив, что в нем уже есть три человека, а больше - не надо.
Исключили, и ладно. Моим хорошим знакомым по Академии и соседям по этажу я поздравительные картинки все равно нарисовал. А более того и не особенно хотелось.
Затем в гостиной поставили огромную елку - 10 декабря. Она сразу начала осыпаться, но наполнила помещение чудесным хвойным запахом. Кроме того, гостиную, столовую и бильярдную украсили цветами - наконец не оранжевыми, а темно-красными. На ворота Академии повесили темно-зелено-красный венок.
Стали собирать деньги на подарки детям сотрудников Академии.
На доске объявлений появилась информация о подготовке к Potluck Dinner 25 декабря. О том, что это такое, - далее.
А Шон Андерсон, постдокторант Калифорнийского университета, специализирующийся в визуальной репрезентации архитектуры средствами фотографии, видео и цифровой анимации, и члены возглавляемого им театрального комитета готовили рождественский спектакль для детей.
Который и был дан днем 15 декабря. Я шел на него с опаской: ненавижу самодеятельность. В нее обычно канализируется все самое отвратительное, что есть в профессиональном искусстве. И ошибся - спектакль получился на славу. Настоящая Commedia del'arte, развеселая, с садистической гиньольной подкладкой, Шон в роли вредной феи Бефаны, итальянской бабы-яги, оказался, боюсь, лучше, чем в роли теоретика архитектуры, а дочка одного из итальянских сотрудников Академии, игравшая омерзительную помощницу Бефаны, и вообще прирожденная трагикомическая актриса. Глядишь - вырастет в Мазину.
В Академию начали подтягиваться родственники ее насельников - папы и мамы, братья и сестры, бой- и герлфренды. Правда, часть "академиков" Рим покинула - отправилась праздновать Рождество на родину.
А тем временем разгоралась подготовка к рождественскому Potluck Dinner. В первый раз увидев оповещение об этом событии, я догадался, что это праздничный стол в складчину; выражаясь словами Козьмы Пруткова, "это будет завтрак и вместе обед, итак правое плечо вперед".
Но что за potluck? Что за горшок-счастье? Дед Мороз, он же Санта, в него, что ли, подарки кладет?
Спросил американцев. Сказали: а это как у индейцев, когда они устраивали совместные пиршества. Спрашиваю: potlatch, наверно? Какой еще потлатч, говорят, потлак - вот что это такое. Индейцы, в общем. У нас в Америке многое с индейцами связано.
Невежды, одно слово, а еще американские интеллектуалы-академики. Не слыхали, видать, про великого голландского культуролога Йохана Хейзингу, в своей основополагающей книге "Homo Ludens" ("Человек играющий") одним из первых серьезно задумавшегося про обычай под названием потлач, бытовавший среди племен квакиутль и тлинкит на северо-западе США. Раз в год они устраивали грандиозное пиршество, на котором пожиралось немыслимое количество пищи и раздавалось огромное количество ценностей.
Потом до следующего потлача индейцы сидели в скудости и копили средства для того, чтобы вновь ухнуть их в никуда. А без этого - по их верованиям - жизнь стала бы совершенно невозможной.
Размышления о потлаче после Хейзинги, определившего этот ритуал как сакральное состязание в уничтожении собственного имущества, стали одним из любимейших занятий французских поструктуралистов. Так, Жан Бодрийяр великолепно связал потребительские эксцессы постиндустриального общества с архаическими ритуалами североамериканских индейцев и с жертвенным расточительством как магическим действием, направленным на спасение общества от неминуемой катастрофы.
Типа чем больше потребляешь и уничтожаешь, тем крепче основы тотального симулякра, каковым и является наше общество.
Ну и ладно. Не о потлаче, в конце концов, речь, а о потлаке, то есть американском Рожестве.
Желающим участвовать в Potluck Dinner предписывалось записаться в один или несколько комитетов.
1. Приготовление пищи (подкомитеты - закуски, основные блюда, десерт).
Причем уточнялось, что каждый, желающий быть на потлаке, должен принести столько припасов, чтобы хватило не только ему, но и соседу.
Мы с женой записались в два комитета - второй (подкомитет 2) и третий. То есть купили вина и приготовили пищу, каковой оказалась курица под соусом из светлого пива и белого изюма, с луком-шалотом, запеченным с беконом.
Курица на потлаковом столе вообще почему-то преобладала. Была скучная курица типа Kentycky Fried Chiken, и наша курица по-французски с луком-шалотом, скажу без лишнего бахвальства, с ней конкурировала очень успешно. Но отчасти ее затмевала курица по-мексикански, этакое сладко-острое чахохбили с черными бобами и кунжутными семечками, приготовленное художником Чаком из Сан-Диего.
А еще была масса всевозможных блюд из пасты, несколько разновидностей с большим или меньшим успехом приготовленного ризотто, жаркое из баранины в исполнении жены директора Академии профессора Лестера Д. Литла Лейлы Гандини и множество десертов - от итальянских, вроде тирамису, до ирландского пудинга с шоколадом и гусиным жиром.
Все это было поглощено довольно быстро и запито немалым количеством потлакового вина разного качества, а также "Джеком Дэниелсом", скотчем, водой и соком.
Но все было очень чинно. Подозреваю, тлинкиты и квакиутли свое кровное имущество разоряли с большим шиком и размахом.
Завтрак, он же обед, начавшийся в пять пополудни, к половине восьмого завершился, и все разошлись по своим местам. Только младшая часть популяции Академии сползла в город с холма Джаниколо и продолжила празднество в заведениях "Трастевере" и "Тестаччио".
В общем, так себе потлач, это американское Рождество в Риме.
Так что лучше уж об итальянском Рождестве по-итальянски.
Нет, американцы на итальянцев в праздновании Рождества явно повлияли. Перед половиной магазинов красовались механические Санта-Клаусы, совершавшие бедрами развратные движения и мурлыкавшие про "Колокольчики, звените".
Улицы мерцали неоновыми огоньками - правда, довольно скромными и не уродовавшими Рим.
Перед всеми церквями стояли елки (по соседству с зонтичными пиниями и пальмами выглядели они диковато), а кроме елок на фоне романских и барочных фасадов красовались однотипные пластмассовые Санта-Клаусы в два человеческих роста.
Но исконное, римское, итальянское, католическое все же побеждало.
Улицы устлали красными коврами - прямо как для выхода императора или первосвященника. В вечернем небе светились гирлянды с надписью "Auguri" - древнеримским, христианами унаследованным благопожеланием. А жители города скупали в огромных количествах куличи - совершенно такие же, как русские пекут на Пасху.
На площади Навона во всю ее немалую длину раскинулся рождественский базар - все, что надо для украшения праздника и для его гастрономического аккомпанемента. Но главным товаром на этот базаре были всевозможные presepio - то есть "вертепы" или "ясли", как кому больше нравится.
И здоровенные, ценой больше 1000 евро, и скромненькие. И готовые, и полуфабрикаты. Строительные детали для "вертепов" из натуральных материалов - сосновая кора, доски, ветки, засушенный мох и трава - и всяческая синтетика. Разумеется, многие тысячи фигурок и предметов обстановки, которые в "вертеп" надо поставить. Младенцы Иисусы, Девы Марии, святые Иосифы, темнокожие волхвы, пастухи и пастушки, коровы, овцы, козы, верблюды, слоны, кошки, курицы, ослы, собаки, табуретки, столы, бутылки, тарелки, стаканы, колыбели, светильники и прочее, и прочее, и прочее. И микроскопического размера, и вполне внушительного.
А все римские церкви, от Св. Петра и Св. Иоанна Латеранского до совсем маленьких и бедненьких, приняли участие в соревновании у кого presepio лучше.
В сущности, это было состязание в том, у кого китч безумнее, а по части китча католики, особенно южные, большие мастаки.
В древней, очень строгой, очень стройной церкви Санта Мария ин Космедин капеллу, где разместился "вертеп", разукрасили разноцветными лампочками так, что она более всего походила на игорное заведение московской сети "Вулкан".
Впрочем, католикам в религиозном отношении к электричеству могут дать фору иные православные. В Греции уже лет тридцать назад распространился жанр "электрических икон". Это вполне канонические образа, изготавливаемые индустриальным образом в мастерских Греческой церкви. Но их оклад по периметру усажен лампочками. Втыкаешь вилку в штепсель - икона начинает изливать, так сказать, "фаворский свет". Захотелось спать - выключаешь икону, и доброй ночи! Жалко, о. Павел Флоренский не дожил до этого изобретения, оно, полагаю, добавило бы кое-что в его гениальные размышления о сущности иконы.
В чудесной Санта Мария ин Трастевере местные умельцы обратились к новым технологиям. Фоном для традиционного "вертепа" служила обработанная на компьютере фотография: по площади, где эта церковь расположена, вперемешку слоняются современные жители Трастевере и туристы, а также персонажи из кинофильма "Бен Гур".
В аскетической монастырской церкви Санти Кватри Коронати "вертеп" выглядел как произведение третьесортного сюрреалиста с явно неуравновешенной психикой. Видимо, он должен был изображать пейзаж Палестины, но в церковных потемках, скудно подсвеченный цветными лампочками, смотрелся несуразным нагромождением голубовато-лиловых лопнувших яиц и пузырчатых волн.
Но самые отличные "ясли" были устроены в базилике Санта Мария ин Арачели, одной из самых красивых церквей Рима.
Про нее - необходимо отступление. Когда была построена эта церковь, стоящая на Капитолийском холме, неизвестно, но в VIII веке она считалась старой. И существует легенда, что в день, когда родился Иисус, императору Октавиану Августу явилась Богородица, а Тибуртинская Сивилла заявила ему, что на свет пришел тот, кто величием превзошел всех людей. В честь этого Август построил храм Алтаря неба (Ara Coeli), на месте которого потом и возникла Санта Мария ин Арачели, церковь очень чтимая и украшенная многими шедеврами.
Главной же духовной ценностью этой церкви, Рима, да и всего католического мира является Сан Бамбино, изображение младенца Иисуса.
По преданию, эту куколку ростом сантиметров в тридцать вырезали из кипарисового дерева, росшего в Святой Земле, ангелы, а потом она чудесным образом явилась в Риме. Если это так, то у ангелов был чудовищно дурной вкус. Сан Бамбино - это румяный пупсик с голубыми глазками, весь опутанный золотой парчой, увешанный драгоценными камнями и увенчанный монгольского вида золотой короной.
Правда, что именно изваяли ангелы, утверждать трудно: в 1994 году Сан Бамбино похитили злоумышленники, он так и не был найден, а чтимый ныне образ - современная копия.
Весь год Сан Бамбино обычно находится в посвященной ему капелле. В рождественские недели он ее покидает, устраивается в другой капелле церкви Санта Мария ин Арачели, где оборудуют presepio.
Это - зрелище не для слабонервных. В нижнем ярусе - иллюзионистические, в полный рост статуи Девы Марии, Иосифа, волхвов и овец, наряженные в ризы мерзкого лимонного, лилового и голубенького цветов. Над всем этим клубится что-то жуткое, вырезанное из картона, расписанное "истошными" оттенками и долженствующее изображать разверзшиеся небеса, Саваофа, ангелов, облака, фаворский свет и предстоящих святых. А посреди всего этого, стоя на пунцовой бархатной подушечке, сверкает всем своим золотом и лалами-яхонтами ангельско-человеческого производства Святой Младенчик.
Окончательную абсурдную убедительность сему апофеозу католического китча придает то, что в соседней капелле - изумительные, просветленные фрески Пинтуриккио, посвященные житию св. Бернардино.
Я бы пальму первенства в вертепном творчестве отдал Санта Марии ин Арачели. Но не мне решать, для того есть куда более компетентные лица. Да и вообще - нет предела совершенству.
Как мне рассказал один литовский друг, несколько лет назад в вильнюсском Бернардинском костеле тоже решили отличиться. И загнали за загородку, в обширный "вертеп", живых овец. Овцам там быстро надоело, они сломали загородку и начали слоняться по церкви, всюду роняя свои катухи. Литовский друг, верующий католик, человек, совершенно не склонный к святотатству, сказал, что это только добавило празднику благостности.
А я, отводя от себя подозрения как в прокатолических настроениях, так и в бесчувственности к духовному, сообщу, что Рождество в Риме еще раз и очень мощно утвердило меня во мнении, что Дух дышит, где хочет. В полдень 25 декабря с интервалом в несколько секунд зазвонили колокола всех римских церквей, и город оказался под величественным акустическим куполом. И это напомнило впечатление, испытанное в Риме-2, в Стамбуле, когда я впервые туда попал. А случилось это аккурат на Рождество. С Голубой мечети раздался призыв муэдзина к молитве, за ним зазвучали, присоединяясь друг к другу и воздвигая звуковой храм, голоса муэдзинов всех других мечетей Царьграда.
И в Риме-2, и в Риме-1 я с радостью повторил слова рождественского песнопения - "Gloria in excelsis Deo, et in terram pax, in hominibus benevolentia" ("Слава в вышних Богу и на земли мир, в целовецех благоволение").
Так что с наступающим Рождеством, русские православные, и с наступающим Новым годом!
А я в новогоднюю ночь пойду бродить по Риму, испытывать судьбу. Ведь если правда, что римляне на самом деле в эту ночь выбрасывают в окна всякие ненужные вещи, то на голову может запросто свалиться что-нибудь тяжелое.