Новости культуры в Русском Журнале / Театр

Во второй половине декабря все издания как подорванные бросаются подводить итоги года. Можно подумать, что от этого что-нибудь зависит. Что этим можно будет что-нибудь изменить. В конце концов, какой год, дайте хотя бы декабрь закончить! Но почему-то, пока в голове крутится мысль о том, как бы подытожить год, все последние спектакли декабря кажутся для этого самого 2004 года символичными.

Вот главное событие второй половины декабря: гастроли вуппертальского Театра танца Пины Бауш. Бауш, создательница целого течения в модерн-дансе, да и вообще в театре, была в России очень давно, в 1989 и 1993 годах, и те ее спектакли: "Гвоздики", "Кафе Мюллер", "Контактхоф", "Весна священная" - жесткие, отчаянные, нервные - забыть невозможно. Теперь она привезла "Мойщика окон" - постановку о Гонконге из своей серии спектаклей о городах - невероятный сплав танца, музыки, драмы и клоунады, как это всегда бывает у Бауш. Но такой, каких мы еще не видели у нее, - счастливый и нежный, доверчиво обращенный к каждому.

Образ этого спектакля Пина нашла, когда увидела крошечного мойщика окон, подвешенного высоко на стеклянной стене гонконгского небоскреба. Этот мойщик появляется и на сцене, намывая под самым потолком прозрачную полиэтиленовую завесу, похожую на стекло. Для Бауш была важна именно двусторонность метафоры: не поймешь, мы ли смотрим, на нас ли смотрят, изнутри или снаружи... И само представление, изумительно красивое, кружащее вокруг горы красных цветов, которые засыпают сцену, как снег, было таким двусторонним, соединяя в себе восточную медитативность с китайским китчем, ощущение буйной жизни мегаполиса - дансингов, ресторанов, эротического сервиса, аэропортов - с одиночеством, детскими воспоминаниями, фотографиями и письмами.

Про Пину Бауш можно рассказывать долго - позже, оглянувшись, мы наверняка поймем, что главное театральное событие второй половины декабря окажется и среди двух-трех главных событий года. Но вот, что я имела в виду, когда толковала о символичности. В прошедшем году практически все самое важное было не московским, а приезжим. И, если бы столичная гастрольная жизнь благодаря разным фестивалям в последние годы не развивалась так бурно, боюсь, прошедший год мы мало, чем могли бы вспомнить.

Из премьер главные декабрьские надежды возлагали, пожалуй, на реанимированную Миндаугасом Карбаускисом "Гедду Габлер" в Мастерской Фоменко. Он ставил ее четыре года назад на своем курсе в ГИТИСе, спектакль считался очень удачным, и теперь решено было его повторить, тем более что исполнители главных ролей стали актерами Мастерской. Получилась удивительная вещь: вроде бы все хорошо, артисты уместны и Наталья Курдюбова, играющая Гедду надменной и безжалостной, выглядит стильно. И "картинка" благородна: дорогой круговой диван, патефон, в дальних комнатах видны полосатые обои. Но то, что казалось свежим у студента, у "взрослого" режиссера, увенчанного многочисленными премиями, стало... скучным. Критики недоумевали: "Спектакль Карбаускиса практически неуязвим для критических стрел, поскольку режиссером не совершено ни одной грубой ошибки и каждая роль в камерном пространстве простроена с филигранной точнос тью. Звание безошибочного спектакля было бы, пожалуй, наивысшей похвалой для курсовой работы, но в репертуарном спектакле эта безошибочность служит поводом для неудержимой, хотя и уважительной зевоты" (Глеб Ситковский, "Газета"); "Его спектаклю больше всего подошел бы эпитет "добропорядочный". Он (спектакль) со всех сторон застрахован от острой критики" (Марина Давыдова, "Известия"); "...Порой мучительно хочется последовать примеру Гедды, да и застрелиться от тоски" (Алена Карась, "Российская газета").

Надо сказать, что Карбаускис все же не вполне повторил свой студенческий опус. Он попытался быть жестче и язвительнее. В прежней постановке бывшего возлюбленного Гедды, порочного и талантливого Левборга, играл сам режиссер. Тогда предположить склонность к разврату в юном ясноглазом существе, каким выглядел Карбаускис, было трудно, но некоторый порыв, позволявший заподозрить в нем талант, все же был. Теперь Левборга играет учившийся на том же курсе Максим Литовченко, более всего со своими зализанными на пробор волосами напоминающий нелепого зануду Сергея Филиппова в роли Кисы Воробьянинова. Да и вообще, мужчин, от которых Гедда так хочет эффектных жестов и красоты поступков, Карбаускис, словно мстя героине за чрезмерность ее притязаний, превратил в троицу клоунов в полосатых костюмах. Не только Киса-Литовченко, но и муж-пузан Тесман (рассказывая о Алексее Колубкове ни один рецензент не забывает упомянуть, как Гедда рассупонивала его из корсета), и любовник Бракк (похожий на ловкого конферансье чудный комический актер Никита Зверев) не стоят того, чтобы стать героями чьего-то романа. С самого начала Гедде это так же очевидно, как и зрителям, у нее нет причин обольщаться, и потому умная героиня холодна, брезглива и совершенно пуста. Ни страсти, ни стремления к поэзии в ней нет, и зачем ей вздумалось стреляться, остается непонятным. Так же как зачем Карбаускис взялся делать ремейк своей студенческой постановки. "Новый спектакль скроен как добротный сюртук. Он впору актерам и зачем-то нужен режиссеру, но найти причину, по которой "Гедду Габлер" непременно надо смотреть, я не могу..." (Олег Зинцов, "Ведомости"); "Где ходит режиссерская душа и что бы ей хотелось сообщить небольшому кусочку мира, собравшемуся в зрительном зале, - вопросы, остающиеся без ответа" (Ольга Егошина, "Новые известия" ).

Если продолжить тот же разговор о знаковости последних декабрьских премьер, то "Гедда" будет символизировать постановки молодой режиссуры, на которую сейчас большой спрос и которая не слишком оправдывает ожидания (надо сказать, к самому Карбаускису это относится в наименьшей степени - для него 2004 год был скорее удачным). Второй премьерой из этого же ряда будет "Сон в шалую ночь" Нины Чусовой в театре имени Пушкина.

Шекспир в чусовском варианте и вовсе изумил бессмысленностью. Тут как раз задача режиссера была ясна: порадовать зрителей перед Новым годом, сделать развеселый подарок к елке. И всю свою неуемную витальность Нина бросила на достижение этой цели. Главный креативный ход режиссера заключался в том, что действие комедии было перенесено из Афин в Африку. Соответственно африканским стало оформление (Виктор Платонов завесил сцену разноцветными лианами, вырастил пальму из веселых ленточек и придумал здоровенную светящуюся нишу-луну, на фоне которой африканские пляски выглядели особенно эффектно). Африканскими были костюмы (Евгения Панфилова вымазала полуголых актеров в шоколадные цвета, надела на них коротенькие юбочки и набедренные повязки, завесила бусами и браслетами, и заплела волосы во множество африканских косичек). Конечно, африканским оказалось и поведение (актеры скачут под барабан, дико рычат, урчат и вращают глазами от страсти). Спектакль, в котором шекспировский текст сокращен чуть ли не вдвое, и вправду получился полным бешеной и какой-то невменяемой энергии. И обозначил собой еще один тип постановок нынешнего года - спектаклей-шоу, в которых главным оказывается один-единственный прием, к тому же имеющий мало отношения к смыслу текста.

Продолжением этой темы оказалась и музыкальная комедия "Веселые ребята" - антрепризный продукт театральной компании Ирины Апексимовой. Не буду углубляться в детали - все родовые травмы отечественной антрепризы в этом произведении налицо, не стоит их даже и перечислять. Любопытно другое: спектакль, который был задуман занятно - режиссером стал Виктор Крамер, либретто по сценарию Н.Эрдмана и В.Масса написали Вадим Жук и Игорь Иртеньев, к музыке Исаака Дунаевского недостающие номера дописал его сын Максим, пригласили заметных актеров, включая Ирину Богушевскую на роль Анюты, - превратился в шоу костюмов Юрия Харикова. Причем эти костюмы - ярко-разноцветные в первом, летнем, акте и белые во втором, зимнем, - были действительно остроумны, изобретательны и разнообразны, как это всегда бывает у Харикова, но спектакля за ними было решительно не видно. Впрочем, может, это и к лучшему.

Ну и наконец, как последний аккорд к московским шоу-премьерам и гастролям - латиноамериканское шоу De La Guarda, для которого специально перестроили цех завода имени Орджоникидзе. Представление, где нет разделения на сцену и зал, соединяющее цирк, дискотеку, теневой театр с разнообразными эффектами, в которых вода, музыка и свет участвуют на равных со страстными испаноязычными актерами и втягивают в свое течение зрителей, - это то самое синтетическое интерактивное действо, к которому в последнее время стремится театр, живущий на альтернативных площадках. И хотя само по себе "Шоу De La Guarda" - развлечение подросткового типа, я уверена, что подобных зрелищ, рассчитанных на зрителей самого разного возраста, будет становиться все больше. (Недаром даже в самом классическом - Пушкинском - театре в спектакле Чусовой актеры, изображающие эльфов, летали на цирковых подвесках.)

На этом я, пожалуй, остановлю дозволенные речи о символическом значении премьер конца декабря и перейду к собственно итогам года. Самое удобное в таких случаях - посмотреть, как выглядят премиальные расклады. Но, поскольку вообще-то театральная жизнь считается не годами, а сезонами, то нам остаются всего три премии: частная московская "Чайка", представляющая скорее "зрительское", чем экспертное мнение (ее дают в декабре, оценивая именно год, а не сезон), престижная "Премия Станиславского" (она тоже дается по итогам года) и самая представительная и солидная - российская "Золотая маска" (в конце декабря она оглашает номинантов на приз за прошлый сезон, который вручат будущей весной).

Существенно, что подавляющее большинство лауреатов "Чайки" - совсем молодые артисты и режиссеры. Так происходит уже не в первый раз, что вполне отражает нынешние всеобщие надежды на молодых. Да и лауреаты старшего поколения имеют отношение к той же тенденции: "лучший дуэт" Алла Покровская и Андрей Мягков играют в "Мещанах" молодого Кирилла Серебренникова, "лучший продюсер" Олег Табаков строит репертуарную политику МХТ в расчете на новое режиссерское поколение и в основном благодаря ему оказывается успешен. Премию "за заслуги" получил замечательный шекспировед Алексей Бартошевич, выучивший истории театра несколько поколений театральных критиков, режиссеров и актеров, одни из которых уже и сами считаются патриархами, а другие еще только дебютируют в профессии.

Премия Станиславского, наоборот, знаменита тем, что дается, как правило, людям уже давно заслуженным, чье право на получение наград не требует подтверждений. И даже формулировка ее звучит очень общо: "За спектакли последних лет" или вообще "За вклад...". А что еще можно сказать, если награждаются, как, например, в нынешнем году Майя Туровская, Людмила Петрушевская, Юрий Погребничко, Алиса Фрейндлих или Давид Боровский? Но и в этом списке нынче два имени молодых: в номинации "Искусство актера" - Галина Тюнина, а в "Искусстве режиссера" - Миндаугас Карбаускис.

Мнение экспертов "Золотой маски" не вполне подтверждает, что молодые лидируют по всем направлениям, но дает по-своему выразительную картину прошедшего сезона. По версии "Золотой маски", главные театральные события происходили в Москве. От столицы в списке лучших спектаклей семь постановок, от Питера - две, еще один из Якутска, один из Омска и один из Советска. Среди московских спектаклей четыре поставлено режиссерами, которых принято считать молодыми. Тот же Миндаугас Карбаускис с двумя постановками: скорбно-ироничной "Когда я умирала" в "Табакерке" и нежным "Дядей Ваней" в МХТ. Кирилл Серебренников с массивными и противоречивыми "Мещанами" - снова в МХТ. И Юрий Бутусов с гротескным "Ричардом Ш" в "Сатириконе". За пределами столицы молодой номинант всего один - ученик Марка Захарова Сергей Потапов поставил в Якутске по-захаровски же энергичного "Макбета" Ионеско.

Зато режиссеров среднего поколения в Москве нет - это тоже показательно. Сорокалетние ставят в Питере: болгарин Александр Морфов номинирован за парадоксального и, на мой взгляд, не слишком удачного "Дон Жуана" в театре Комиссаржевской, а Андрей Могучий - за совершенно очаровательную импровизационную "PRO Турандот" в "Приюте комедианта". Еще из среднего поколения Евгений Марчелли - он поставил "Трех сестер" в своем "Тильзит-театре" в Советске. Старшее режиссерское поколение опять же живет в Москве: Кама Гинкас выдвинут за суховатую и безнадежную "Скрипку Ротшильда" в ТЮЗе, а Юрий Погребничко - за пронзительно-ностальгическую "Лестничную клетку" в театре "ОКОЛО". К старшим относится и Вячеслав Кокорин, поставивший в Омске "Король умирает".

Что касается актеров, то здесь и вовсе почти нет молодых. Разве что Ирина Пегова (Соня из "Дяди Вани") и Нелли Уварова (Лекторша из спектакля РАМТа "Правила поведения в современном обществе"), да еще с некоторой натяжкой к молодым можно отнести Александра Баргмана, сыгравшего заглавную роль в питерском "Дон Жуане".

- Какой же итог? - спросит пытливый читатель. Да бог его знает, нет никакого итога. Если главные премьеры последнего года, как уверяет "Золотая маска", происходили в Москве, а какова московская сценическая жизнь, вы сами видите, то особенного оптимизма по поводу наших театральных перспектив у меня нет (ведь ради того, чтобы определить перспективы, и спрашивают обычно про итоги года, правда?). С другой стороны, каждый год все ноют, что дело плохо, а к концу сезона, как правило, все как-то выруливает. Так и будем думать, отправляясь на каникулы.