Знаем ли мы украинскую ночь?
Нет, мы не знаем украинской ночи.
В.Маяковский
"ДОЛГ УКРАИНЕ"

"ВОЛЫНСКИЙ УЗЕЛ"
УКРАИНЦЫ И ПОЛЯКИ МЕЖДУ ДВУМЯ МИРОВЫМИ ВОЙНАМИ
Максим ГОН, кандидат политических наук, Ровно

      - Правда ли, что на Волыни уже все говорят по-украински?
      - Да, пани, украинцы общаются на украинском.
      - И на улице? И в органах управления?
      - Ведь украинцев на Волыни 80 процентов.
      - Это ужас! Государство в государстве. Впрочем, это ложь: никаких украинцев там нет...
      Этот диалог двух пани, зафиксированный В. Островским в конце 1930-х гг. на железнодорожном вокзале в Люблине и опубликованный в журнале "Biuletyn polsko", отражает распространенные среди поляков настроения в отношении украинцев. В то же время он приближает к пониманию сущности "волынского узла", в переплетении которого кроется проблема готовности признать (или наоборот - попытки опровергнуть) этническую самобытность украинства. Это, в свою очередь, вынуждало дать ответ на вопрос о том, кому должны принадлежать земли, где они проживали: Польше, соседней с Волынью УССР или какой-то другой политической конфигурации, которая должна возникнуть на украинских этнических территориях.
      Ответ на эти вопросы, конечно же, существенно корректировался теми, кто их задавал. Большинство поляков (хотя не обходилось, конечно же, без исключений) настойчиво доказывало, что эта земля испокон веков является составной частью Речи Посполитой, а использование фраз о пролитой в борьбе за нее крови или орошенной потом предыдущих поколений земле стали шаблонными выражениями польской публицистики и политических деятелей.
      Хотим мы того или нет, а справедливости ради должны признать правоту таких утверждений. Ведь после длительного периода бездержавности польская общественность бурлила патриотическими чувствами, а сюжеты этнической истории или даже мифы щедро питали их нужными импульсами. Рискнем сравнить их с аргументами евреев, воззвавшими к образу земли Обетованной, хотя она и была утрачена почти два тысячелетия назад. Утрачена "физически", что привело к распылению по миру, однако не духовно. Так что не помешало воспевать ее в молитвах и бороться за нее сионистам. Вспомним и о русских, проживавших на Волыни, которые после краха империи Романовых мечтали о возрождении "неделимой", которая, как и раньше, надеялись они, будет включать в свой состав и этот край.
      Стоит ли удивляться, что на этом фоне мечтаний звучал и украинский голос. Идеи древней, пропитанной потом земли, воззвания ко временам Киевской Руси, казатчины и тому подобное сливались в единый голос-требование права хозяйничать на родной земле. В своей тональности этот голос созвучен польскому - ведь оба доказывали свое право на первенство в крае. Отличались же эти голоса численностью: поляки, которых согласно переписи 1921 г. насчитывалось в Волынском воеводстве 165 тыс. человек, уступали в численности не только украинцам, но даже евреям (188 тыс.).
      Таким образом, украинско-польское видение "волынского узла" - это противостояние местного этнического большинства (украинцев) и одного из меньшинств (поляков), которое, впрочем, составляло часть государственной нации, следовательно, и пользовалось неписаным правом более сильного. Если же брать уже, то "волынский узел" - совокупность двух определяющих составляющих: с одной стороны, стратегии центральной власти и местной администрации в украинском вопросе, с другой - противоречивый комплекс взаимоотношений представителей двух наций, проживавших на этой земле.

      КОНТРАВЕРСИЙНОСТЬ УКРАИНСКО-ПОЛЬСКИХ ОТНОШЕНИЙ В 1921 - 1928 ГОДАХ
      Общественно-политические настроения, доминировавшие среди украинского населения Западной Волыни после ее включения в состав Речи Посполитой - усталость местного населения от длительного военного конфликта и его стремление наладить мирную жизнь, - создали необходимые предпосылки для достижения компромисса с польской властью. К тому же, часть украинцев Волыни не проявляла высокого уровня национального самосознания и гражданской активности. Осенью 1920 г. многие из них, истощенные войной, приветствовали возвращение в Западную Волынь польской власти, усматривая в ней гаранта политической стабильности, возвращения края из плена анархии военного времени к правовому устройству.
      Несмотря на давний украинско-польский социоэтнический конфликт за землю, историческое наследие (национальный гнет, которому подвергались оба народа в Российской империи) давало шанс для взаимодействия их государственнических сил. Он был реализован на платформе общей борьбы с большевизмом (Варшавский договор 1920 года), а лозунг "За нашу и вашу свободу!" стал своеобразным кредо польско-украинского сотрудничества.
      Хотя польско-украинское военное сотрудничество и не принесло союзникам ожидаемых результатов, оно стало непосредственным импульсом к поиску параметров взаимодействия в условиях мира. Проводниками этих идей стали бойцы армии С. Петлюры, часть которых оказалась в Волынском воеводстве. В начале 1920-х гг. они становились членами Украинского народного единства (УНЕ) и Украинской народной партии (УНП).
      Идеологические платформы этих институций определялись двумя постулатами: самостоятельная Украина и толерантное украинско-польское сосуществование в Речи Посполитой. Его достижение УНЕ связывало с принципом, согласно которому каждый гражданин обязан беречь интересы того государства, "к которому он принадлежит территориально". Лидеры партии верили, что демократические основы польской Конституции являются достаточной правовой базой для реализации национальных и гражданских прав украинского народа. Что касается УНП, то ее члены добивались предоставления Польшей автономии тем украинским землям, которые оказались в ее составе. Ее обретение рассматривалось как переходный этап к федеративному устройству Второй Речи Посполитой.
      Институции, искавшие взаимопонимания с украинцами, действовали и на польской стороне. Речь идет, в частности, об обществе "Страж Кресова", устав которого определял одной из целей своей деятельности содействие осознанию непольскими народами значения толерантного сосуществования и их взаимодействия с государственной нацией. Межнациональный диалог должен был основываться на основах реализации в жизни лозунгов "равные с равными", "свободные со свободными".
      И все же видение польско-украинского партнерства и понимания - только одна, к тому же не определяющая тенденция в диалоге двух наций. Доминирующей оказалась другая - конфликтная.
      Ярким показателем сложности и неоднозначности отношений двух наций после завершения Первой мировой войны стала прежде всего реакция волынян на Варшавский договор. Безоговорочно воспринять его не проявила готовности ни польская, ни украинская стороны. По оценке органов государственной полиции, польская общественность края была потрясена этой политической акцией. Растерянной оказалась и местная администрация. Она затребовала объяснений от высших эшелонов власти по поводу позиции Варшавы в украинском вопросе. В то же время неготовность к совместной борьбе выявила и значительная часть украинцев. Они уклонялись от мобилизации, объявленной С. Петлюрой.
      Несмотря на то, что часть волынян-украинцев была аполитичной и национально аморфной, в крае действовали те силы, которые категорически противопоставлялись польской власти. Так, накануне подписания мира органы полиции в Луцке квалифицировали деятельность общества "Просвіта" как антигосударственную и носящую сепаратистский характер. В отдельных местностях с центрами "Просвіти" взаимодействовали оппозиционные по отношению к Польше организации государственнического толка. Одна из них - Комитет защиты Украины, действовавший в Любитове.
      Своеобразным индикатором общественно-политических настроений волынян стали торжества по поводу принятия первой конституции Польши (участие в них рассматривалось властью как проявление лояльности к государству). В отличие от других наций украинская общественность Луцка демонстративно уклонилась от участия в этой акции. Местная "Просвіта" стала единственной из многочисленных организаций города, которая не делегировала представителей на торжественную процессию и не вывесила на своем помещении польский флаг.
      Препятствием к достижению толерантного межнационального сосуществования стало и растущее крестьянское движение начала 1920-х гг., которое приобрело формы партизанской борьбы. Часто энергия повстанцев направлялась на "классовых" врагов (поляков). Уже в 1923 г. польская пресса била тревогу: выражения наподобие "на кресах кипит" стали типичными.
      Возмущение среди украинцев вызвало и наступление власти на национальной почве. Его кульминация пришлась на весну 1921 г.: всего через три месяца после подписания Рижского мира - 21 мая 1921 г. - в Волынском воеводстве было запрещено использование украинского языка. В крае возводились искусственные барьеры для деятельности украинских просветительских организаций, в частности "Просвіти", деятельность которой направлялась на укрепление национальной сознательности крестьян. Образование также превратилось в объект наступления власти, о чем свидетельствует закрытие на протяжении 1924-1925 учебного года более 300 украинских школ.
      Итак, неудивительно, что уже во время первой избирательной кампании в законодательные органы Польши (1922 г.) ведущую роль в ней играли не те политические силы двух наций, которые призывали к сотрудничеству, а те украинцы, которые противопоставлялись нанесенным польскими властями обидам. Сотрудничество состоялось. Однако было оно не столько украинско-польским (эту платформу отстаивали вышеупомянутые УПН, УНЕ и другие маловлиятельные институции), сколько сотрудничеством национальных меньшинств (украинцев, евреев, немцев).
      Государственный переворот, произошедший в мае 1926 г., ликвидировал влияние эндеков на центральную власть. Новый режим, который с легкой руки журналистов получил название "санация", выдвинул на повестку дня задачу оздоровления экономики и внутригосударственных отношений. Одним из шагов на этом пути стало распоряжение о введении украинского языка в учебный процесс средних школ.
      Оно шокировало польскую общественность Волыни, которая публично дискутировала над тем, какой язык будет изучать ее младшая генерация: "восточногалицкий" или "говор днепрянский Шевченко и Кулиша"? Подобные высказывания ведут к вопросу: проявляли ли поляки Волыни готовность к восприятию "инакости", украинства?
      Отношение польской общественности Волыни к украинскому вопросу позволяет определить в нем три основных подхода. Это дилемма между признанием или отрицанием этнической самобытности украинства, рядом с которым - трактовки его как "православного населения", которое со времени включения Западной Волыни в состав Польши встало перед необходимостью осуществления политического выбора. При этом значительная часть польского политикума, оперировавшая утверждением о превосходстве западной (латинской) цивилизации над восточно-христианской, категорически отказывалась признать украинцев нацией. И только небольшая часть поляков Волыни (как, например, во второй половине 20-х гг. члены Волынского демократического союза) выступала за безусловное сотрудничество с национальными меньшинствами, украинцами в частности.
      Однако понятно, решение украинского вопроса - это, прежде всего, предоставление возможности политического самоопределения украинства. Едва ли не единственная партия, которая безоговорочно придерживалась этой платформы, - польские коммунисты, в то время как ППС выступала за предоставление северо-западным землям самоуправления. Остается добавить, что ни первые, ни вторые не имели в Волынском воеводстве влиятельных позиций.
      Пилсудчики отказались от стратегии своих предшественников в национальном вопросе. Однако новая власть не отвергла идею искусственного расчленения западноукраинских земель. Начало этому курсу было положено еще в первой половине 20 х гг., когда центр возвел преграды для разворачивания деятельности на Волыни Греко-католической церкви. Это положило начало формированию так называемой сокальской границы.
      Она - олицетворение давней украинской несправедливости, старая русско-австрийская граница, разделявшая этническое целое на подимперские части. В одной из них - австрийской - украинцы воспользовались ее конституционным порядком, во второй - подроссийской - терпели имперско-шовинистское пренебрежение на протяжении всего времени пребывания под царской властью. Создавшиеся в таких реалиях две модели политической культуры (легальной и наоборот) сочетались с конфессиональным разделением на православных и греко-католиков, что и формировало "галицкий" и "волынский" украинские типы. Первый - национально сознательный, "пьемонтный", второй - наоборот: податливый чужим культурным влияниям, в значительной степени русифицированный, политически инертный.
      Во время падения империи Романовых украинство Волыни загорелось национальным духом. И все же оно существенно поступалось в политических амбициях и зрелости духа галичанам. Обеспокоенность Варшавы перспективой перенесения политического "галицизма" на северо-западные украинские земли и привело к попытке использования имперского наследия.
      Именно оно определяло планы Варшавы в отношении украинцев. На различных исторических этапах менялись только ее варианты. В частности, на протяжении первой половины 20-х гг., когда заметное влияние на центральную власть имели народные демократы (эндеки), целью была этническая ассимиляция украинства. Она - результат утверждений о цивилизационном превосходстве поляков и политической "незрелости" жителей "восточных кресов" и тому подобное. Однако за этой риторикой скрывался главный повод ассимиляционной стратегии - обеспокоенность полиэтничностью Польши. Она, интерпретированная как наиболее существенная преграда на пути укрепления новообразованных государств, ужасала эндеков.

      "ВОЛЫНСКАЯ ПРОГРАММА" Г. ЮЗЕВСКОГО
      Приход к власти пилсудчиков привел к изменению стратегии правительства в украинском вопросе. На смену эндековскому варианту ассимиляции пришла другая - государственная. Последняя, понятно, была более "либеральной", на самом же деле - более утонченной, ведь она, как и стратегия народных демократов, служила той же цели - инкорпорации западноукраинских земель в состав государства. Известным волынским воеводой, который в течение почти десятилетия пытался реализовать эти идеи, стал Г. Юзевский - бывший заместитель министра внутренних дел в правительстве С. Петлюры. Отсюда и кредо Г. Юзевского, который возглавил Волынское воеводство в 1928 г., - реализовать идеологию сотрудничества украинцев и поляков на платформе 1920 г.
      Именно в этом контексте прочитываются планы воеводы Г. Юзевского. Его кредо - государственная ассимиляция украинства. Он отмежевался от эндековских мечтаний об его растворении в польскости, культуре государственной нации, противопоставил им задачу воспитания патриотических в отношении Польши чувств в украинской среде. Отсюда - попытка отмежевать Волынь от Галичины, герметизировать ее духовно-политическое пространство в атмосфере пропагандируемых им ценностей. Одним из средств, которые должны были служить этой цели, стало возведение искусственных барьеров для развития тех организаций, которыми руководили украинские политики из Львова или которые находились в тесных контактах с галичанами.
      Однако деятельность Г. Юзевского не следует воспринимать как прямолинейное наступление на права украинцев. Наоборот. Он предпринял немало шагов, которые так или иначе соответствовали их интересам. В частности, с одобрением отнесся к нейтрализации российских элементов в Православной церкви, следовательно - содействовал ее украинизации. Пытаясь создать предпосылки для взаимопроникновения культур, он содействовал увеличению численности тех польских школ, в которых как предмет изучался украинский язык. Кроме того, уделял значительное внимание деятельности самоуправляющихся институций. В конечном счете, в условиях мало- и безземелья - исконных спутников западноукраинского села, поддерживал парцелляцию, что содействовало приобретению немалым количеством украинцев Волыни земли.
      И все же украинцам было за что упрекать воеводу. Те, кто не входил в число его сторонников, не раз подвергали его политику сокрушительной критике. Так же оценивали ее и галичане. По поводу дел на Волыни львовский журнал "Новое время" в 1935 г. указывал: "Была только вывеска, за которой не стало совсем украинского содержания..."
      Вместе с тем, будем откровенны, многие украинцы до самого начала Второй мировой войны не интегрировались в активную общественно-политическую жизнь, сторонились "высокой политики", отмежевываясь от нее в лоне церкви. Однако и эта сфера общественного бытия скрывала конфликтную плоскость. Она связана с так называемой неоунией - инициированной высокопоставленными представителями Римско-католической церкви в Польше кампанией, направленной на создание "Римско-католического Костела Восточного обряда".
      Нельзя обойти вниманием и так называемые ревиндикации - попытки римско-католического епископата овладеть теми церквями, приходскими домами и церковными землями, которые, как они утверждали, были насильственно изъяты российскими властями у римо- и греко-католиков и переданы Православной церкви.
      В 1929 г. митрополит Дионисий оглашает воззвание, отражающее причины травматического психологического эффекта, нанесенного кампанией ревиндикации: "Если эти [судебные] иски будут выиграны, то мы утратим более трети духовных сокровищ своих святынь, которые были заложены, построены и украшены нашими прадедами, дедами и родителями... И куда же мы пойдем, когда утратим наши святыни?" Такие размышления, вместе с представлением об этносе как об общности в измерениях двух мира - живых с одной стороны, мертвых и нерожденных с другой, - содействовали усилению чувства несправедливости, давали дополнительный толчок к установлению радикальных настроений.

      ЗНАК ОБИДЫ
      Именно этим образом можно определить условный символ украинско-польских отношений в 1921-1939 гг. В сложном политическом переплетении "волынского узла" было, понятно, и немало компромиссов, на бытовом уровне - и позитива, приятного добрососедского сосуществования. Однако те, кто на Волыни составлял этническое большинство, как правило, чувствовали себя обиженными, а власть не демонстрировала готовность расплетать клубок противоречий в пользу украинцев. Ее деятельность в первой половине 20-х гг. направлялась на вытеснение из их душ национального "я", во времена пилсудчиков - на его "сцепление" с идеалами польской государственности.
      Центральная власть и ее представители на местах не отказались от этой идеи до самого начала Второй мировой войны. Разработанная правительством зимой 1939 г. "Политическая программа государственной политики на Волыни" предлагала проторить уже известную дорогу, которая должна была привести сначала к государственной ассимиляции украинцев, а впоследствии и этнической. "Волынский узел" так и остался не развязанным...

      (Опубликовано в газете "День", №№ 95,100, 2004 г.).

• Страница рассылки
• Архив рассылки
• Написать письмо автору рассылки