НОВОСТИ  ЛИТЕРАТУРЫ 

МЫ СПРОСИЛИ У ТОПОЛЯ
Эдуард Тополь: «Не имею права не соответствовать ожиданиям читателя»

Эдуард Владимирович Тополь родился в Баку в 1938 году.
Служил в армии. Окончил в 1965 году сценарный факультет ВГИКа, мастерская И.М. Маневича.
Работал журналистом, в том числе сотрудничал с «Бакинским рабочим»,
«Литературной газетой», «Комсомольской правдой». По сценариям Тополя поставлено семь художественных фильмов. С 1978 года живет в США. Автор двух десятков книг.

      -Эдуард Владимирович, писатель в России, как известно, в прежние времена был и судией и утешителем. Времена и задачи изменились. Как бы вы сформулировали смысл писательской позиции?

      - Общей, глобальной задачи я не ставлю. Когда возникает идея новой книги, тогда я определяю параметры конкретного замысла: насколько емко я могу осветить тему, раскрыть проблему - это то, что меня занимает. Я трачу на книгу год - это равносильно тому, как исследователь прививает себе вирус: либо ты преодолеешь болезнь, либо ты умрешь. Для меня писательство - тяжелый, изнурительный, выматывающий труд. По прошествии года, когда книга написана, я могу себе ответить на вопрос, решил ли я поставленную задачу.

      - Вы недавно закончили книгу о Достоевском, сценарий, написанный по документальным свидетельствам. Причем работали в соавторстве со специалистом по Достоевскому. Все ваши прежние работы строились на современном материале. Чем объяснить резкую смену интереса? В советские времена историческая канва позволяла говорить о том, что было под запретом. Ваш выбор - дело случая? Осуществление давнего замысла? Сюжетный голод?

      - Сюжетного голода пока, слава Богу, не испытываю. То, что я хотел написать на современном материале, я написал. Так что вопрос не о том.

      - Ваши книги активно продаются, их раскупают, у вас явно есть свой читатель, причем массовый. Вы обращаетесь к истории первой женитьбы Достоевского, которая в любом случае рассчитана на достаточно искушенного и немассового читателя?

      - Тот факт, что книги продаются, меня, безусловно, утешает. Распространено мнение, особенно среди журналистов, что я пишу некое чтиво, бульварную литературу. Но книги переиздают, читатель ищет вещи, написанные 20 лет назад, они востребованы. Мои сценарии 30-летней давности выходят в свет - издатель не печатал бы то, что обречено на провал. Что я могу сказать? Это приятно. У меня есть стойкое ощущение контакта с читателями и четкое понимание ответственности - я не имею права не соответствовать ожиданиям. История с романом о Достоевском следующая. Мне прислали серьезное исследование о Федоре Михайловиче. Через неделю автор рукописи был у меня. И мы начали работать в соавторстве с Михаилом Федоровым, в результате получилась книга, которую я рассматриваю прежде всего как сценарий фильма о великом писателе. В отличие от "Влюбленного Шекспира" здесь все факты имеют документальное подтверждение.

      - Вы пишете на русском языке о реалиях, которые здесь внятны каждому. Какова судьба ваших книг в мире? Имеют они американскую аудиторию, к примеру?

      - Мои книги изданы в 18 странах. Успех в значительной степени зависит от переводчика. Если перевод слабый, книга не идет. Западные издатели - люди простые. Если твоя книга не пошла так, как должно, то двери издательства, а то и книжного рынка страны для тебя закрываются. Если книга раскуплена, ты получаешь новый заказ - до первого сбоя. На пятой книге для меня закончилась Франция. Издательница мне сказала, что перевод, который она заказала, был плох. Казалось бы, вина издательства, но это обстоятельство уже никого не интересует. К примеру, в Японии и Голландии издано 18 книг, в Португалии - 1, в Англии - 6. Я не захлебываюсь от самолюбования - книгопродажа определяется суммой обстоятельств. Был период, когда русской темой западный читатель интересовался чрезвычайно активно. Россия воспринималась как источник агрессивной угрозы, особенно в Европе, поэтому читателям было интересно узнать, что их ждет в случае русского нашествия. Любопытно заглянуть внутрь этого медведя! Так что книги, написанные на интересующую тему, в жанре, привычном для западного читателя, имели успех.

      - Как вы это объясняете? Не так много русских имен известно на Западе, не столь успешны были писатели, уехавшие в эмиграцию в 70-х годах...

      - В силу своего вгиковского образования и киношного опыта я попал в жанр - жанр быстро развивающегося сюжета. Дилижансный роман отошел в прошлое, жизнь приобрела большую подвижность - литература вынуждена соответствовать темпу. Неспешная русская проза не рассчитана на массовый успех, да и задачи у нее совершенно иные. Клинтон читает 2 детективных романа в день. Романы о России, остросюжетные и компактные, имели довольно широкую популярность. Но сейчас времена изменились, массовых тиражей русская тема иметь не может. Почти 2 года назад я выпустил в Америке "Русскую диву". Книга никакого отношения к политике не имеет, было много положительных откликов в печати, но вещь не пошла...

      - А у нас?

      - Вы мне сказали, что моих книг не читаете, не так ли? Я считаю, что это одна из лучших, то, что я назвал бы своей верхней планкой. Книга переиздается и имеет удачную читательскую судьбу.

      - По вашим наблюдениям, русская литература свои позиции оставляет?

      - Российская тематика отошла на второй план. Примерно так же интересуются Пакистаном, Индией. Сколько индийских писателей популярно в России? Столько же русских авторов присутствует на западном книжном рынке. Русская литература сегодня не может рассчитывать на массовую аудиторию. Хотя я не исключаю, что завтра родится гений, который получит признание вопреки тенденции.

      - Эдуард Владимирович, вы в каких отношениях с творческой средой?

      - Если говорить о литературной, то ни в каких. Жизнь сложилась так, что я всегда был в стороне от Союза писателей и совершенно об этом не жалею. Я не побоюсь утверждать, что мне крупно повезло. А если говорить о сценарном сообществе, то здесь особая история. Я, как человек без московской прописки, 12 лет, можно сказать, прожил в Болшеве, в Доме творчества кинематографистов, там у меня были и друзья, и собеседники, и учителя, и соратники по цеху, которых мне очень недоставало в эмиграции. По цеху я тосковал. Но жизнь заставила обходиться без него. Как я замечаю, в нынешней России сценарный цех распался.

      - Иначе говоря, вы стойко держитесь вне литературной тусовки, и литературная ситуация вас не слишком интересует? Вообще, на ваш взгляд, литературная ситуация имеет место в России?

      - Ситуация есть. Равно как и имена, которые мне представляются серьезными. Пелевин, к примеру. Но я не могу сказать, что мечтаю войти в круг, живу ожиданием, когда же меня пригласят, спешу обменяться мнениями. Я приезжаю довольно часто в Россию, остаюсь на месяц или чуть меньше, но стараюсь использовать время на узнавание реальной жизни. Как правило, мои приезды связаны с очередным замыслом. И поэтому общение происходит с теми специалистами, с которыми мне необходимо встретиться.

      - Когда вы вернулись после долгого отсутствия...

      - На эту тему я написал роман, целиком посвященный впечатлениям человека, который уезжал навсегда, похоронив, отрезав свое прошлое, друзей. Прилетел я в самое интересное время, как мне кажется, - 30 июня 1989 года. С самолета попал на одно из первых заседаний межрегиональной депутатской группы. А все остальное - в моей книге.

      - Понятно, жизнь упаковываете в прозу. Поиск впечатлений, из которых делаются книги.

      - В последнее время - да. Хотя в моей жизни есть многое, что никак не пересекается с моей литературой. То, что вы называете впечатлениями, то, чем я живу - скажем, рождение сына... Но то, что касается российской действительности, безусловно, становится почвой для книг.

      - Вы издаетесь в России массовыми тиражами. Как вам кажется, издательский бизнес здесь вышел на цивилизованный уровень? Сталкивались ли вы с книжным пиратством?

      - Издательский бизнес в России имеет несколько географических особенностей. Психология постсоветского рынка в существенной мере и до сих пор определяется 70-летним книжным голодом. Отсутствие какого-либо развлекательного чтения в течение столь долгого времени на первых порах элементарно компенсировалось. Можно назвать литературу такого сорта чтивом, макулатурой, ширпотребом - не в том суть. Ее не было. Массовый читатель нуждается в ней, как он нуждается в детективах, в так называемых женских романах. Как бы мы ни относились к качеству подобных изданий, именно они составляют основу книжного бизнеса. После отмены цензуры в вакууме издательских законов возник стихийный рынок, выпускавший все, что можно было продать - успевай только закупать бумагу. Мой первый легальный издатель пригласил меня на одну из первых книжных ярмарок в Ростове. Всякий человек мог издать все, что угодно. Проблема авторского права никого не интересовала вообще. Как и необходимость платить гонорары. За несколько лет издатели первого поколения ограбили мировую литературу. В эту мясорубку и я попал. И Чейз, и Кинг, и Агата Кристи.

      - Вы пытались судиться? Это вообще реально - бороться за авторские права в России?

      - Нереально, поскольку никаких действительных координат пираты не указывают. Их предприятия устроены по методу фирмы "Рога и копыта". Купили бумагу, внесли на нее некие буквы, поставили фамилию, обеспечивающую продажность, через две недели тираж разлетелся. В те времена "дикого Клондайка" меня издавали бандиты, афганцы. Были предприимчивые люди, которые писали нечто и сверху - мое имя.

      - Этот текст не имел к вам никакого отношения?

      - Ни малейшего. Проходишь мимо киоска - лежит книжка с фамилией знакомой.

      - А нет ли у вас такой коллекции?

      - Ну почему же? Дома кое-что собрал. Жаль, что не извещают о выходе в свет. Я живу там, а тут не только печатают, но и пишут. Писатели даже не подозревают, как много их книг в России создано. Они столько не успели бы ни при какой работоспособности. Скажем, автор "Парка Юрского периода" был бы приятно удивлен, что его бестселлер издан в нескольких вариантах, ничего не имеющих общего с его версией, сюжетом и языком. И все продано! Я знаю одного автора, который написал ДРУГУЮ книгу. И в руках ее держал.

      - Здесь?

      - Здесь.

      - Получается довольно странная картина, если оставить в покое вопрос об авторском праве и гонорарах. Рынок заполонили не просто западные бестселлеры, но подделки под них. При этом непрерывно звучали обличительные речи против тех, кто желал испортить чистый российский родник порождением западного сознания.

      - Не берусь судить, был ли то глас народа или это был голос от имени народа. Но, как бы там ни было, этот голос не заинтересовался, где написаны книги, которые так яростно обличались как составляющая громадного разрушительного плана. В Нью-Йорке я как-то разговорился с неким бизнесменом, вернее сказать, торгашом. Он приехал закупать продукты, срок годности которых истекал через несколько дней. Мы сидели в кафе, я не удержался и сказал ему: "Как ты можешь, ты же русский человек! Ты же делаешь деньги на здоровье своих соотечественников!" А он мне в ответ произнес замечательную фразу. Фразу, которая до сих пор определяет отношение бизнеса к стране. "Брось. Русские - это отработанная порода". Такой фразы писателю не выдумать.

      - Не только отношение бизнеса. Политологи, журналисты, пиарщики в разговорах друг с другом исходят из тезиса, который вас так удивил. Рабское сознание при отсутствии навыка честной работы и чувства собственного достоинства. Чудовищное сопротивление среды на пути всякого дела. Дикий нрав, вырвавшийся из-под ярма, дикая зависть - социология имеет четкие объяснения состояния российского общества.

      - В книжном бизнесе проявляется многое. Может быть, главная черта - это разлитый и ничем не ограниченный цинизм. Рынок все покроет. Дюма на старости лет, пресыщенный и наскучивший славой, ставил свое имя на любой рукописи, которую ему приносили, не читая, - за соответствующий процент. Джером К. Джером в пору расцвета своей популярности посетил Америку и изумился, обнаружив несметное число произведений, подписанных его именем, к которым он не имел ни малейшего отношения. История знает такие примеры. Но Россия сделала принципиальное открытие: писатель - лишнее звено, писателей не нужно иметь. Достаточно взять имя, просто его придумать, сколотить бригаду и раскрутить проект. Есть писатели, которые, пользуясь помощью подмастерьев, издают 2-3 книги в год. Но каждые 2-3 недели штамповать новый роман под одним и тем же вымышленным именем - такого еще никто не практиковал. О цехе, работавшем за марку Незнанского, писали: журналист нанялся, поработал "негром" и провел расследование. Однако хозяевам приходилось все же Незнанскому за имя платить. Вымышленному и платить ничего не требуется. Создание потока массовой макулатуры, на мой взгляд, есть проявление болезненного состояния. С одной стороны, нет никаких сдерживающих перил - не вводить же цензуру, верно? Государство не вмешивается, да и не должно. С другой стороны, критика обособилась, не касается подобной литературы вообще и считает, что ее КАК БЫ не существует. Но и для потребителя такого рода чтива критика не существует.

      - Если не ошибаюсь, ни европейские, ни американские критики тоже не озабочены судьбами подобного рода романов.

      - Не озабочены, верно. Но, смею заметить, там уровень бульварной литературы много выше. Я имел опыт общения с российскими литературными "неграми". Они весьма откровенно рассказывали, как мало для них значат какие-либо внутренние ограничения. Там нет никакой редактуры. Только рынок - у них покупают и издают. Видите ли, в Америке подобное чтиво - не более чем чтиво. Там иное отношение к книге вообще. И такая литература не разъедает сознание, не насилует его. В России и в Америке роль писателя разная - так сложилось, так обусловлено исторически.

      - Мы с этого начинали разговор, но вы свели задачу писателя к чисто прагматической.

      - Вопрос был обращен ко мне. Сейчас я говорю о писателе как о феномене. Вот уже три века русский писатель несет бремя пророка, учителя. Высокая планка требований поспособствовала рождению титанов. В Америке писатель не является общественно значимой фигурой. Чехов, Горький, Солженицын - это вехи философского осмысления действительности. Там даже самый знаменитый писатель не ставит перед собой таких задач, подобное качество литературы не востребовано, не воспринимается. Разные подходы - бессмысленно сравнивать. Мы же не ходим в скафандрах, ссылаясь на опыт космонавтов на Луне. В России есть высокие образцы. Равно как представление о гуманизме, о том, что такое высокая литература.

      - Есть стойкое ощущение, что Россия устала от всего "высокого и духовного", которым ее готовы промучить в том же масштабе, как 20 лет назад коммунизмом.

      - Тогда страна читала более-менее качественную литературу.

      - Быстро забылось, что эта хорошая литература не присутствовала в магазинах и вполне проходила как "дефицит". А писатели писали производственные романы, про партию и комсомол и "паровозы", чтобы протолкнуть написанное "в стол". Разве не так?

      -Я не говорю про "Малую землю" или партийные документы. Цивилизованная часть населения страны была ориентирована на хорошую литературу. Теперь у цивилизованной части отняли средства на приобретение любой литературы. И сегодня стало выгодно вместо литературы подсовывать макулатуру, на которой быстро и ловко можно делать деньги.

      - Эдуард Владимирович, если не ошибаюсь, вы тоже пробовали создать подобный цех, куда приглашали молодых авторов, собирались им платить за то, что они на три года продавали все, ими в данный срок написанное.

      - Моя идея заключалась в том, чтобы противопоставить пиратству любую цивилизованную форму. У меня была договоренность с издательством о создании творческой мастерской в том виде, как это было во ВГИКе во времена моей учебы. Мастерская при издательстве, в которую входило бы 8-12 ребят с литературными способностями, имеющих журналистский или сценарный опыт и умеющих работать. Они писали бы свои книги или книги на материале, который доступен мне в силу моих возможностей и который с улицы не достанешь. Они работали бы, безусловно, под своими именами - не за меня, а за себя. Моя корысть, если угодно, заключалась в том, чтобы противопоставить наши книги рынку макулатуры. В одиночку это сделать невозможно, я, повторяюсь, больше книги в год писать не могу. Наша мастерская задала бы планку, которая неизбежно возникла бы в творческой атмосфере: все читают друг друга, халтурить перед товарищами стыдно. Мне кажется, что я достиг того уровня и того умения, которые следует передавать молодым. Наш логотип "мастерская Тополя" устраивал издателя, который обязался выплачивать ребятам стипендию, довольно серьезные деньги, в счет аванса - творческий человек должен быть избавлен от изнурительной поденщины за кусок хлеба, должен знать, что минимум ему обеспечен, так мне казалось.

      - Почему же план не удался?

      - Я не нашел таких ребят.

      - Вам не понравились их работы?

      - Нет, работы мне понравились. Видимо, им не понравилась перспектива работать над книгой как минимум полгода, а я считаю, что за меньший срок написать нельзя. Были попытки: я приезжал, мне присылали разработки, но это оказалось совсем не то, ради чего стоило серьезно завязываться с издательством. Не получилось, что ж поделаешь, к моему большому сожалению...

      - Я рада, что вы так четко описали ситуацию, потому что информационное облако вокруг ситуации было довольно причудливым. А теперь внесена ясность.

      - Я ничего нового не сказал. В тех же словах я говорил об этом по радио, во ВГИКе, на Высших сценарных курсах.

      Беседовала

      Надя КЕВОРКОВА

"Книжное обозрение", №44 за 23 ноября 2000 г.

Авторская страничка Э.Тополя на Russian Shoppimg Club 

__________________________________________________________________________________________________