Академия лохов

Сауна получилась в этот раз великолепная. Рыбный стол, - я уже и не говорю. Все-таки,
- проводы зимы, последний день масленицы. Не было только крестьянского сына,
но ему и не положено было. Молодой еще. Однако и здесь заботы о деле не оставляли
академиков. Нет-нет, да и вспыхивали, вроде между делом, научные дискуссии.

Так, между прочим, Лобан спросил меня:

- А зачем тебе вся эта фигня?

- В смысле?

- Ну, вот, записываешь, что мы тут болтаем, куда-то отправляешь... Зачем?

- Не могу тебе сказать точно. А что, много ли в жизни твоей поступков, о которых
ты точно можешь сказать, зачем они тебе нужны? Что ты знаешь их смысл? Да еще
со временем это подтверждается? Во всяком случае, мне это пока интересно. Может,
это недостаточно надежный ориентир, но... можешь предложить лучшее?

Лобан поразмыслил.

Да нет, пожалуй. Возможно, ты прав. Иногда мне очень четко представляется, что
человек вообще жив до тех пор, пока сохраняет способность удивляться, интересоваться
всем, что его окружает. Тогда хитрая судьба тоже сохраняет к нему интерес. И
поддерживает его на плаву. Самое интересно, что существует сколько угодно различных
методик, направленных на развитие всевозможных человеческих качеств. И шаманские
и научные, - какие хочешь! А вот как развивать свой интерес к жизни, - это по-прежнему
искусство. И какое! Может быть, потому, что интерес, как раз и является главным
мотором для всех остальных человеческих побуждений? Наверное, это очень страшно
– полностью потерять интерес к жизни. Знаешь, у меня был период, когда у меня
напрочь пропал интерес к любым книгам. Я просто не мог взять ни одну в руки!
Представляешь? Это ведь была всего лишь часть моей жизни, но я почувствовал себя
инвалидом. Что-то во мне умерло, отпало. Я не знал и не понимал ни того, как
я попал в эту полосу, ни того, как из нее выбраться.

Внезапно я понял по-другому, по-своему, что хотел сказать Лобан. Я дорожил минутами
общения с этими ребятами. Да и тем, что они просто существуют в этом мире. В
моем мире. Я вполне зримо ощутил, что в каждом из нас уже навсегда запечатлен
оттиск наших отношений. Все то, что я сейчас, явилось результатом не только моих
усилий, но как бы результатом совместной деятельности многих личностей. Я вспомнил,
нашего общего друга, моего лучшего друга, которого уже нет. Стал бы я тем, кто
я сейчас, без него? Без той, казалось бы, незначительной встречи, которую он
тогда организовал. А потом, как часто бывало, отошел в сторону. Я остался. И
до сих пор продолжаю. А его просто нет. И партнера, с которым мы вместе развивали
ту идею, то же со мной нет, – уехал за границу. Я – здесь и я есть. И такой,
какой получился в результате всех наших отношений.

- Кстати, - отпив из бокала полный глоток и задумчиво его, прожевывая, продолжал
он. - Я заметил, что мы стали как-то чаще собираться. Что, само по себе, очень
даже неплохо! Не могу назвать к этому никакой другой причины, кроме инициативы
с твоей стороны.

Но Лобан не был бы самим собой, если бы не развил тему дальше.

- Очень интересно было бы рассмотреть вопрос об эффективности ненаправленного
воздействия на окружающую среду. Понимаешь, о чем я? Я думаю, нет, - я уверен,
что в человеческой жизни очень часто наиболее ценными оказываются не те результаты,
которые стремишься получить, а вроде бы побочные, косвенные. Которые как будто
сами собой получились. Или в форме отходов. Нежданные неожиданные. А? Трагедия
зачастую может заключаться в том, что вот этих-то, самых ценных по существу результатов,
человек и не замечает! Вроде, как зерно пшеничное обрабатывают или рис до белизны,
- продолжил он. - Отруби выбрасывают и с гордостью говорят, что получили высококачественную
муку для белого хлеба или рис очищенный. От чего очищенный, спрашивается? Ну,
а потом начинают витамины искать. И называют все это технологическим прогрессом!
Кстати, напомни, кто назвал человека разумным животным?

- Ну, и какой же из всего этого следует вывод? - прервал я затянувшуюся паузу.

Вывод? - переспросил Лобан. - Элементарный! Я хочу предложить тост за сохранения
интереса к этой жизни при всех возможных вариантах ее развития!

Разве можно было ему возразить?

Но далее все развивалось уже не так идиллично. Перебрав, видно, своего излюбленного
напитка, которого было запасено вдоволь, Лобан становился все более сварливым.
Он вконец достал меня своими претензиями и нравоучениями и, наконец, обозвал
никчемным бюрократом. Я озлился:

- А ты, между прочим, по классификации самого Гильбо, - старик. Значит, никуда
не годишься. И все связи твои, которые были, - гетесексуальный! Что совсем уж
не модно! Отсталый ты! Правда, не лохматый и нечесаный, а наоборот, - голый сверху,
как коленка. Только по бокам с шерстью. Ты ведь не забыл, что ты старше ПП на
три месяца, а меня, так на все одиннадцать!

- А что, у них с ругательствами так плохо? Посоветуй им, чтобы матюгальный тезаурус
поправили. Для этого лучший вариант, - взять нашего ПП консультантом. Или, как
модно сейчас говорить, - тренером.

Надо сказать, что ПП был не только джентльменом с виду, но и весьма тонкой и
богатой натурой, весьма чувствительной, прежде всего, к любой несправедливости.
Еще с 8 класса он мечтал стать адвокатом. Можете себе представить, чтобы мальчишка
в этом возрасте зачитывался не романами Дюма, а речами Кони, Плевако и других?
Но все это происходило в пору, когда для поступления в юридический,  требовалось
не менее, чем два года трудового стажа. В натуре.
И вот после школы, желая честно добыть эти самые два года, заодно и подзаработать,
приодеться, ПП отправился на стройку. Не знаю, как бы сложилась его судьба, если
бы одна полусгнившая деревянная балка не треснула его по голове на этой самой
стройке. В семье, оставшейся без отца, ПП был старшим мужичком. И мать со слезами
на глазах, умолила его бросить, как она выражалась, свою нелепую мечту и “поступить
в нормальный институт”.

Так или иначе, поправившись, ПП поступил, может быть, частично назло, в строительный
институт. Почему он решил, что это как раз “нормальный” институт, я не знаю.
После диплома, он получил распределение, от которого и не думал уклоняться. И
попал сразу... на зону. В смысле, на стройку народного хозяйства, которую возводили
лица, не вполне добровольно бравшие на себя повышенные обязательства. Дали в
подчинение зеленому юнцу несколько десятков “ударников”, у которых за плечами
были годы усиленного режима. А впереди, - светлый путь к освобождению за ударный
труд. Когда же освободился и ПП, то при первой же нашей встрече он поразил нам
таким богатством лексики, что мы и до сих пор считаем его авторитетом в тех случаях,
когда определенная экспрессия чувств, требует выражения в нестандартных формах.
Впрочем, ПП никогда не злоупотреблял своим приобретенным даром. И прибегал к
нему только в исключительных случаях. Например, когда, требовалось срочно разогнать
средний размеров несанкционированный митинг, устроенный рабочими.

Вспоминая иногда тот случай, когда он получил на стройке по голове, ПП иногда
в шутку говорил, что именно тогда он получил внезапное просветление. По его словам,
он познал истину. В его изложении и понимании и, она заключалась в том, что никогда
не надо делать самому то, что могут сделать другие, если об этом их попросить.
И этого правила, он придерживался во всей своей деятельности все последующие
годы. Исключений не было вовсе. Так, например, ПП, всю свою трудовую деятельность
ездивший на машине, никогда не только не водил машину сам, но и до сих пор даже
не удосужился получить водительские права. Будучи молодым прорабом, он получил
однажды в свое распоряжение старый растрепанный самосвал, которого звал Захаром.
С течением времени, менялись его должности, менялись у него и машины. К началу
перестройки ПП ездил на уже черной Волге. Прошло еще немного времени, динамики
ревели: “Мы хотим перемен!”. Когда я увидел, что ПП пересел на серебристую Тойоту,
я понял, что перемены уже тут. Я припомнил это потому, что, не зная об этой великой
истине, которая досталось ПП таким чудесным способом, иногда можно было принять
его за чудака. Например, что бы вы сказали о человеке, который сам никогда не
берет трубку телефона, даже находясь дома. Причем и трубки, как таковой у него
в телефоне нет, - когда он убеждается, что надо ему все-таки ответить самому,
он тычет пальцем в кнопку спикерфона. Зная, о его, ничем не ограниченном любопытстве,
сравнимым разве что только с моим, я рассказал ему о рассылке школы лидеров и
о самом проекте. ПП всегда интересовался подобными вещами. Я знал, что он, прежде
всего, не жалел денег на подготовку и переподготовку своих сотрудников. Тем не
менее, он спросил, нет ли возможности все это увидеть в форме тезисов или какого-нибудь
реферата. А из условий поступления в школу, он выделил, на его взгляд, самое
главное, - что все эти материалы придется читать. Дальше с ним на эту тему можно
было не разговаривать.
Может, он и шутил, - но именно так он и поступал.