Европейский Суд по правам человека[1]

(Первая Секция)

Дело «Кондратьев (Kondratyev) против Российской Федерации»

(Жалоба № 2450/04)

Постановление Суда

Страсбург, 9 апреля 2009 г.

По делу «Кондратьев Российской Федерации» Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Дина Шпильманна,

Сверре Эрика Йебенса,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 19 марта 2009 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление […]

ПРАВО

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 3 СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ

36. Заявитель жаловался на то, что его право на судебное разбирательство в разумный срок было нарушено, и утверждал, что решения о продлении срока содержания под стражей не имели достаточных оснований. Он ссылался на пункт 3 статьи 5 Конвенции, который предусматривает:

«Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом «с» пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд».

A. Приемлемость жалобы

37. Власти Российской Федерации предложили Европейскому Суду отклонить жалобу заявителя, относящуюся к периоду его содержания под стражей до 22 июля 2003 г. По их мнению, Европейский Суд имел компетенцию для рассмотрения периода содержания заявителя под стражей только в отношении шестимесячного периода, предшествующего подаче жалобы.

38. Европейский Суд полагает, что лицо, ссылающееся на нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в отношении длительности его содержания под стражей, обжалует длящуюся ситуацию, которая должна рассматриваться в целом, а не делиться на обособленные периоды, как предлагают власти Российской Федерации (см., в качестве недавних примеров, Постановление Европейского Суда от 3 июля 2008 г. по делу «Белов против Российской Федерации» (Belov v. Russia), жалоба № 22053/02, § 102; Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу «Мишкеткуль и другие против Российской Федерации» (Mishketkul and Others v. Russia), жалоба № 36911/02, § 40[2]; и Постановление Европейского Суда по делу «Солмаз против Турции» (Solmaz v. Turkey, жалоба № 27561/02, §§ 34–37, ECHR 2007‑... (извлечения)). Таким образом, Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации.

39. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

40. Власти Российской Федерации указывали, что мера пресечения в виде содержания под стражей применена к заявителю в связи с существованием разумного подозрения в том, что он причастен к совершению убийства при отягчающих вину обстоятельствах группой лиц (наказуемого лишением свободы на срок до 20 лет), и разумного подозрения в том, что в случае освобождения он скроется или иным образом воспрепятствует производству по уголовному делу. Вышеупомянутые основания сохраняли значение на всех этапах предварительного следствия и судебного разбирательства. Характер предъявленных заявителю обвинений свидетельствовал о личности заявителя. Это позволяло предположить, что он сохраняет связи с лицами, склонными к совершению преступлений. Кроме того, заявитель не имел семьи и детей; преклонный возраст и неудовлетворительное состояние здоровья его матери не помешали ему выехать из города для поступления на военную службу по контракту или скрыться после задержания его сообвиняемых. Власти Российской Федерации также подчеркивали, что сама по себе сложность дела с привлечением семи обвиняемых, которым предъявлены обвинения в совершении тяжких преступлений, обусловившая допрос более чем 30 потерпевших и более чем 70 свидетелей и проведение 17 экспертиз, затянула уголовное разбирательство и обусловила продление срока содержания заявителя под стражей. Власти Российской Федерации заключили, что срок содержания заявителя под стражей не превысил разумной продолжительности и был основан на «относимых и достаточных» причинах.

41. Заявитель согласился с тем, что на начальных этапах разбирательства его содержание под стражей было оправданно тяжестью предъявленных ему обвинений. Однако со временем значимость этого основания уменьшалась, и национальные власти были обязаны продемонстрировать наличие конкретных фактов в поддержку своего заключения о том, что он мог скрыться или иным образом воспрепятствовать производству по уголовному делу. Ссылаясь на «презумпцию невиновности», заявитель возражал против довода властей Российской Федерации о том, что характер предъявленных ему обвинений мог свидетельствовать об особенностях его личности для целей разрешения вопроса о его содержании под стражей. Заявитель также отмечал, что помимо ссылки на тяжесть обвинений и несколько смелой ссылки на его характер, национальные власти никогда не указывали на иные основания, упомянутые властями Российской Федерации в их объяснениях, и не принимали их во внимание. В то же время заявитель указывал, что он ранее не был судим, имел постоянное место жительства и работу в Калуге, принимал участие в миротворческих операциях на Северном Кавказе, его мать была серьезно больна, он не имел заграничного паспорта и потому не мог покинуть Россию, имел положительные характеристики с мест его жительства, работы и военной службы. Заявитель также оспаривал утверждение властей Российской Федерации о том, что имел тесные связи с лицами, склонными к совершению преступлений. В частности, заявитель ссылался на формулировку своего приговора, в котором отсутствовало упоминание на его принадлежность к какой-либо преступной группе. Утверждение властей Российской Федерации о том, что он выехал из города после задержания его сообвиняемых, было фактически неверным и безосновательным.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

42. Европейский Суд напоминает, что при разрешении вопроса о длительности предварительного заключения с точки зрения пункта 3 статьи 5 Конвенции период, который должен приниматься во внимание, начинается в день, когда обвиняемый заключен под стражу, и заканчивается в день, когда по предъявленному обвинению вынесено решение, хотя бы только судом первой инстанции (см. Постановление Европейского Суда от 8 февраля 2005 г. по делу «Панченко против Российской Федерации» (Panchenko v. Russia), жалоба № 45100/98, § 91[3]; Постановление Европейского Суда от 30 ноября 2004 г. по делу «Кляхин против Российской Федерации» (Klyakhin v. Russia), жалоба № 46082/99, § 57[4]; и Постановление Большой Палаты по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy), жалоба № 26772/95, §§ 145 и 147, ECHR 2000-IV).

43. Наличие обоснованного подозрения в том, что задержанный совершил преступление, является определяющим условием законности содержания под стражей. Однако по прошествии времени оно перестает быть достаточным. В таких делах Европейский Суд должен установить, оправдывают ли продолжение лишения свободы другие основания, приведенные судебными органами. Если такие основания являются «относимыми» и «достаточными», Европейский Суд должен убедиться также, что национальные власти проявили «особую тщательность» в проведении разбирательства (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «Лабита против Италии», §§ 152 и 153).

44. Существует презумпция в пользу освобождения. Как неоднократно указывал Европейский Суд, вторая часть пункта 3 статьи 5 Конвенции не дает судебным органам возможности выбора между доставкой обвиняемого к судье в течение разумного срока или его освобождением до суда. До признания его виновным обвиняемый должен считаться невиновным, и цель рассматриваемого положения заключается в том, чтобы обеспечивать его временное освобождение, как только его содержание под стражей перестает быть разумным. Лицо, обвиняемое в преступлении, должно всегда освобождаться до суда, если государство-ответчик не продемонстрирует, что имеются «относимые» и «достаточные» причины, оправдывающие продолжение содержания его под стражей (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 13 марта 2007 г. по делу «Кастравец против Молдавии» (Castravet v. Moldova), жалоба № 23393/05, §§ 30 и 32; Постановление Большой Палаты по делу «Маккей против Соединенного Королевства» (McKay v. the United Kingdom), жалоба № 543/03, § 41, ECHR 2006‑...; Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу «Яблоньский против Польши» (Jablonski v. Poland), жалоба № 33492/96, § 83; и Постановление Европейского Суда от 27 июня 1968 г. по делу «Ноймейстер против Австрии» (Neumeister v. Austria), § 4, Series A № 8). Пункт 3 статьи 5 Конвенции не может рассматриваться как безоговорочно допускающий содержание под стражей при условии, что оно продолжается не дольше определенного срока. Власти обязаны обеспечить убедительное обоснование любого периода содержания под стражей, каким бы коротким он ни был (см. Постановление Европейского Суда по делу «Шишков против Болгарии» (Shishkov v. Bulgaria), жалоба № 38822/97, § 66, ECHR 2003‑I (извлечения)).

45. Национальные власти обязаны установить существование конкретных фактов, имеющих отношение к основаниям длительного содержания под стражей. Переход бремени доказывания на заключенного в таких делах был бы равнозначен отмене правила статьи 5 Конвенции, положения, признающего заключение под стражу отступлением в исключительных случаях от права на личную свободу, которое допустимо в строго определенных случаях, не допускающих расширительного толкования (см. Постановление Европейского Суда от 7 апреля 2005 г. по делу «Рохлина против Российской Федерации» (Rokhlina v. Russia), жалоба № 54071/00, § 67[5]; и Постановление Европейского Суда от 26 июля 2001 г. по делу «Илийков против Болгарии» (Ilijkov v. Bulgaria), жалоба № 33977/96, §§ 84–85). Национальные судебные органы должны исследовать все факты, свидетельствующие в пользу или против существования реального требования публичного интереса, оправдывающего, с надлежащим учетом принципа презумпции невиновности, отход от правила уважения личной свободы, и должны указать их в своих решениях об отказе ходатайств об освобождении. В задачу Европейского Суда не входит установление таких фактов с подменой национальных властей, принявших решение о заключении заявителя под стражу. Европейский Суд призван установить наличие или отсутствие нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции, прежде всего, на основании мотивов, приведенных в решениях национальных судов, и реальных фактов, указанных заявителем в своих жалобах (см. Постановление Европейского Суда от 8 июня 2006 г. по делу «Корчуганова против Российской Федерации» (Korchuganova v. Russia), жалоба № 75039/01, § 72[6]; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Илийков против Болгарии», § 86; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Лабита против Италии», § 152).

(b) Применение в настоящем деле

(i) Период, который должен быть принят во внимание

46. Заявитель был задержан 8 ноября 2000 г. и содержался под стражей до своего осуждения судом первой инстанции 4 декабря 2003 г. Период, который должен быть принят во внимание, соответственно, составляет три года и 26 дней.

(ii) Разумность срока содержания под стражей

47. Сторонами не оспаривается, что содержание заявителя под стражей первоначально было обусловлено наличием разумного подозрения в его причастности к совершению убийства. В постановлении от 4 ноября 2000 г. прокурор ссылался на тяжесть обвинений и необходимость исключить возможность того, что заявитель скроется и воспрепятствует производству по уголовному делу, как на основания заключения его под стражу (см. § 6 настоящего Постановления). На этом этапе разбирательства такие причины были достаточны для оправданности содержания заявителя под стражей (см. Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2005 г. по делу «Худоёров против Российской Федерации» (Khudoyorov v. Russia, жалоба № 6847/02, § 176, ECHR 2005‑X (извлечения)[7]).

48. Однако по прошествии времени значение таких оснований все больше уменьшалось. Соответственно, власти были обязаны проанализировать личную ситуацию заявителя более подробно и привести конкретные основания для содержания его под стражей.

49. Европейский Суд напоминает, что после 4 ноября 2000 г. срок содержания заявителя под стражей продлевался 12 раз. Продлевая срок содержания заявителя под стражей или рассматривая вопрос о законности и обоснованности его длительного содержания под стражей, национальные власти систематически ссылались на тяжесть предъявленных обвинений как на основной фактор и на угрозу того, что он скроется и воспрепятствует производству по уголовному делу. Дважды делалась ссылка на «особенности личности» заявителя (см. § 12 настоящего Постановления).

50. Что касается ссылки национальных властей на то, что тяжесть обвинений является решающим фактором, Европейский Суд систематически указывал, что тяжесть грозящего наказания не может сама по себе оправдывать длительные сроки содержания под стражей[8] (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Панченко против Российской Федерации», § 102; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Илийков против Болгарии», § 81; и Постановление Европейского Суда от 30 октября 2003 г. по делу «Горал против Польши» (Goral v. Poland), жалоба № 38654/97, § 68). Это особенно важно для российской правовой системы, в которой квалификация деяния (и, таким образом, наказания, грозящего заявителю) осуществляется стороной обвинения без судебной проверки вопроса о том, подкрепляют ли представленные доказательства разумное подозрение в том, что заявитель совершил предполагаемое преступление (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Худоёров против Российской Федерации», § 180).

51. Иные основания длительного содержания заявителя под стражей заключались в выводах национальных властей о том, что заявитель мог скрыться и воспрепятствовать производству по уголовному делу. В этой связи Европейский Суд должен удостовериться в том, установили ли национальные власти существование конкретных фактов в поддержку своих выводов и убедительно ли его продемонстрировали.

52. Европейский Суд отмечает, что национальные власти обосновывали возможность того, что заявитель скроется, ссылкой на тот факт, что он обвинялся в совершении тяжких преступлений, в связи с чем ему грозило суровое наказание. В этой связи Европейский Суд напоминает, что хотя тяжесть грозящего наказания является относимым элементом при оценке вероятности того, что он скроется или воспрепятствует производству по уголовному делу, необходимость продления срока содержания под стражей должна оцениваться с учетом ряда других относимых факторов. В настоящем деле, вопреки доводам властей Российской Федерации, национальные власти не упоминали конкретных фактов, требующих содержания заявителя под стражей по данному основанию. Европейский Суд также отмечает, что власти не указали ни одного обстоятельства, позволяющего предположить, что в случае освобождения заявитель может скрыться или воспрепятствовать производству по уголовному делу или иным образом подорвать судебное разбирательство. Европейский Суд находит, что существование такой угрозы не установлено.

53. Что касается ссылок на особенности личности заявителя, Европейский Суд отмечает, что в обоих случаях это заявление не сопровождалось описанием характера заявителя или объяснением того, почему он делает его содержание под стражей необходимым.

54. Европейский Суд также подчеркивает, что при решении вопроса об освобождении лица из-под стражи власти с учетом пункта 3 статьи 5 Конвенции имеют обязательство рассмотрения альтернативных мер обеспечения его явки в суд (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Яблоньский против Польши», § 83). В течение всего рассматриваемого периода власти не рассматривали возможности обеспечения явки заявителя с использованием иной «меры пресечения», – такой как подписка о невыезде или залог, – которые прямо предусмотрены российским законом для обеспечения надлежащего проведения уголовного разбирательства. Такое уклонение является тем более необъяснимым, что новый Уголовно-процессуальный кодекс прямо обязывает суды страны рассматривать вопрос о применении менее строгих мер пресечения в качестве альтернативы содержанию под стражей.

55. В итоге, Европейский Суд находит, что решения национальных властей не были основаны на анализе всех относимых фактов. Они не приняли во внимание доводы в пользу освобождения заявителя на период судебного разбирательства. Особую озабоченность Европейского Суда вызывает то, что российские власти постоянно использовали стереотипные формулировки в оправдание продления срока содержания заявителя под стражей; прокуроры воспроизводили те же доводы в своих решениях. Европейский Суд также отмечает, что национальные власти, используя ту же формулу, одновременно продлевали срок содержания под стражей заявителя и его сообвиняемых. По мнению Европейского Суда, этот подход сам по себе не совместим с гарантиями, воплощенными в пункте 3 статьи 5 Конвенции, поскольку он допускает длительное содержание под стражей группы лиц без анализа конкретных оснований или проверки соблюдения требования «разумного срока» в отношении каждого члена этой группы (см. Постановление Европейского Суда от 14 декабря 2006 г. по делу «Щеглюк против Российской Федерации» (Shcheglyuk v. Russia), жалоба № 7649/02, § 45[9]; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Корчуганова против Российской Федерации», § 76; и Постановление Европейского Суда от 2 марта 2006 г. по делу «Долгова против Российской Федерации» (Dolgova v. Russia), жалоба № 11886/05, § 49[10]).

56. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что, не рассмотрев конкретные относимые факты и возможность применения альтернативных «мер пресечения», исходя в значительной степени из тяжести предъявленных обвинений, власти продлевали срок содержания заявителя под стражей по основаниям, которые, хотя и «относимы», не могут считаться «достаточными» для оправдания его продолжения в течение более чем трех лет. При таких обстоятельствах нет необходимости рассматривать вопрос о том, осуществлялось ли разбирательство «с особой тщательностью».

57. Соответственно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.

II. ИНЫЕ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ КОНВЕНЦИИ

58. Наконец, заявитель жаловался со ссылкой на пункт 2 статьи 5 Конвенции на то, что он не был уведомлен об основаниях своего задержания и о предъявленном ему обвинении. Со ссылкой на статьи 3, 5, 6 и 13 Конвенции, он также жаловался на то, что национальный суд не установил точную дату совершения убийства, что национальный суд относился более благосклонно к стороне обвинения, чем к стороне защиты, что он пренебрег представленными им доказательствами, и ограничил осуществление им процессуальных прав, и что национальный суд переложил на него бремя доказывания и неправильно оценил доказательства.

59. С учетом представленных ему материалов, и насколько эти вопросы относятся к его компетенции, Европейский Суд находит, что доказательства не свидетельствуют о наличии признаков нарушении прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или протоколами к ней. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

60. Статья 41 Конвенции предусматривает:

«Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Ущерб

61. Заявитель оценил материальный ущерб в 10 000 евро, который представлял утрату дохода в период содержания под стражей и суммы, затраченные на продовольственные передачи в период пребывания в следственном изоляторе. Он также требовал 90 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

62. Власти Российской Федерации утверждали, что требование о компенсации материального ущерба является необоснованным. Они также указывали, что требование о компенсации морального вреда является чрезмерным, и что установление факта нарушения Конвенции само по себе являлось бы достаточной справедливой компенсацией.

63. Европейский Суд не усматривает причинной связи между установленным нарушением и предполагаемым материальным ущербом. Соответственно, он не находит оснований для присуждения заявителю какой-либо компенсации по данному основанию. Европейский Суд полагает, однако, что заявитель претерпел моральный вред вследствие содержания под стражей в течение более чем трех лет, которое не имело достаточных оснований. С другой стороны, учитывая характер установленного нарушения и оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 1 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму. При таких обстоятельствах, Европейский Суд полагает, что страдания и разочарование заявителя не могут быть компенсированы установлением факта нарушения Конвенции. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 7 500 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму.

B. Судебные расходы и издержки

64. Заявитель требовал 6 000 рублей в качестве компенсации юридических гонораров, уплаченных в рамках национального разбирательства. Заявитель подтвердил свое требование надлежащим платежным документом.

65. Власти Российской Федерации утверждали, что требуемая сумма противоречит принципу необходимости и разумности расходов и издержек.

66. Европейский Суд отмечает, что не оспаривается, что указанные расходы были понесены с целью пресечения нарушения права заявителя на судебное разбирательство в разумный срок или на освобождение на период судебного разбирательства. Соответственно, Европейский Суд присуждает заявителю по данному основанию 170 евро, а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

67. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1. признал жалобу приемлемой в части чрезмерной длительности срока содержания заявителя под стражей, а в остальной части неприемлемой;

2. постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;

3. постановил:

(a) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 7 500 евро (семь тысяч пятьсот евро), а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную сумму, в счет компенсации морального вреда;

(ii) 170 евро (сто семьдесят евро) в счет возмещения судебных расходов и издержек, а также любые налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

4. отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 9 апреля 2009 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.