Александр Иванович Протопопов намеренно выбрал для похода к святыне самое безлюдное время – ранее утро. Безусловно, улицы не были абсолютно пустыми, все-таки уже светало и «жаворонки» сонно выползали на свет божий. Но не было тех толп, которые нарушают святость момента своей суетой, шумом.
     Шестьдесят два года! Больше полувека он не был здесь. Слишком уж тяжелым грузом на душе лежали потери друзей. Слишком большую боль заключил в себе Железный курган. Даже теперь, по прошествию стольких лет, боль не утихла окончательно. Даже теперь.
     Александр Иванович остановился посреди Площади Скорби и дрожащими старческими пальцами развернул рекламный проспект, захваченный из гостиницы.
     «Мамаев курган, господствующий над основной частью города и обозначавшийся на военно-топографических картах, как Высота-102,0 являлся главным звеном в общей системе обороны Сталинградского фронта. Именно он стал ключевой позицией в борьбе за волжские берега. Здесь в последние месяцы 1942 года проходили ожесточенные бои. Склоны кургана были перепаханы бомбами, снарядами, минами. Почва смешалась с осколками металла. Это место огромных людских потерь… Именно здесь, в районе Мамаева кургана, 2 февраля 1943 года закончилась Сталинградская битва»
     Да, именно здесь. Он помнил тот день. Тогда, на один лишь только день, они позабыли о лицах тех, кто погиб на их глазах. О лицах товарищей, друзей, однополчан – всех тех, с кем бок обок шли через ад. В тот день радость была слишком велика, чтобы оставить в сердце место для грусти. Но уже на следующее утро боль вернулась. Александр Иванович вздохнул и вновь опустил глаза.
     «После битвы Мамаев курган называли железным, потому что больше, чем земли, было на его склонах металла - разорванных танковых башен, разбитых орудий, обгоревших машин, искореженных самолетов, осколков снарядов и авиабомб. В первую послевоенную весну курган не зазеленел - на сгоревшей земле не выросла даже трава…»
     Железным он и остался навеки в его памяти. Еще его называли курганом смерти, но Александр Иванович не любил это название. Смерть слишком страшна, чтобы в честь нее называть что бы то ни было.
     Он аккуратно сложил тоненький проспект вдвое, провел пальцами по сгибу.
    
     Николай, друг Александра Ивановича, закрыл его своим телом!
     В сорок первом они с Колей, будучи самыми близкими друзьями, вместе ушли на фронт. Их матери – соседки по подъезду - плакали, целуя на прощание обоих, без разбору – где свой, где соседский.
     Саша вернулся. И мать Николая так посмотрела на него в тот день, что он еще долго потом с трудом засыпал по ночам. А, засыпая, видел ее взгляд и просыпался в поту. Потом он уехал из родного города, пытаясь забыть ее упрек, но вотще…
     Александр Иванович неспешно двинулся вперед. В сердце закололо – сердечко-то уже не молодое, шалит сердечко. Пришлось остановиться и постоять, глубоко вдыхая чуть прохладный утренний воздух.
     - Папаша, подходи ближе, покупай сувениры! – Александр Иванович вздрогнул от неожиданности, и в сердце опять закололо. Повернув голову, он увидел молодого парня. Впрочем, ему теперь молодыми казались все те, кто не носит седин. Парень, почему-то ухмыляясь, искоса смотрел на него, продолжая раскладывать товар на прилавке в брезентовой палатке. Медали (чьи?), проржавевшие гильзы, что-то еще настолько ржавое, что и не понятно, что это такое. Видимо, торговый день уже начался. «Торгуют кровью на железе», - подумал ветеран.
     - Не проходи мимо, отец! Идем, выбирай-покупай, не робей, специально для тебя скидка будет.
     Панибратство бойкого зазывалы показалось Александру Ивановичу плевком в душу, и он, не произнеся ни слова, отвернулся и поковылял прочь.
     У первой ступени Александр Иванович встретил такого же ветерана, как и он. Осторожно опираясь на трость, тот неспешно шагал навстречу, неестественно задирая левое бедро. «Протез», - понял Александр Иванович. Поравнявшись, оба молча, без улыбок, чуть склонили головы друг другу. Они не были знакомы, но нечто связывало их так же сильно, как если бы они были добрыми друзьями.
     Александру Ивановичу в некоторой степени повезло – все части тела у него остались на месте. Сталинградская мясорубка, подобных которой история знавала не много, пощадила конечности. В этом отношении он заплатил за победу малой кровью - лишь легкой контузией.
     Ветераны разошлись. Александр Иванович, постояв немного, собравшись с мыслями, ступил на первую ступеньку. Первую из двухсот. Двести шагов до вершины, двести дней до победы!.. Тогда они считали не только дни, но и часы. А время, будто вязкий кисель, текло еле-еле, активно огрызаясь вражескими пулями и снарядами. Двести огненных дней и ночей.
    
     Раз ступенька, два, три… Десяток. Чертово сердце!
     Сила воли….
     Лицо…
    
     Матвей Мефодьевич Путилов – веселый дядька. Вернее, тогда он казался дядькой, хотя был не намного старше самого Саши, ныне - Александра Ивановича. Связист. В день, когда тот умер, Сашка мило болтал с медсестричкой, легко раненый осколком. А Матвея ранило смертельно, и он лежал под пулями. И в последний момент жизни сжал зубами перебитые концы проводов. Связь с батареей возобновилась (*)…
    
     Тринадцать… Пятнадцать… Двадцать…. Двадцать пять ступенек! Колет…
    
     Сестрички! Милые девочки. Некоторые из них были гораздо старше Саши, но все равно все солдаты относились к ним как к младшим сестрам. Иногда не только как к сестрам, но редко… Слишком много смерти было вокруг. Не до высоких чувств. Да и когда? Средняя продолжительность жизни в боевых условиях у командира взвода была 3 дня, командира роты – 7, батальона – 11, полка – 20 дней. А уж у солдат…
     Сестрички медсестры! Несмотря на все предостережения, они все равно лезли в самое пекло, вытаскивали их, солдат… И ведь просишь их человеческим языком – оставь, дура, беги! Так нет, тащат. Упорно тащат! Куда? До ближайшей воронки. А там – первая помощь и уже побежала дальше… А ночью катерами переправляли раненых на левый берег. Не глядя на то, что река под постоянным артобстрелом. Милые девчушки… Наверное, страшнее их смертей ничего не было!
    
     Сорок… Сорок два… Стучит, проклятое! Господи, дай сил дойти до вершины. Ведь прошел уже однажды! Неужели теперь не одолею?
     Аллея тополей. Стоят красавцы, словно на параде. Нет, все-таки не зря, не зря…
     Ох, как же тяжело. Совсем старик стал. Все-таки хорошо, что решился посетить Сталинград, нашел в себе силы взглянуть в глаза, в души погибших друзей. Взглянуть, попросить прощения за то, что сам выжил, за счет их жизней! Теперь можно помирать со спокойной душой, скинув груз…
     Александр Иванович остановился, глубоко вздохнул пару раз и поднял глаза. Прямо перед ним высилась скульптура воина-богатыря. Обладатель неестественно мощного торса мужественно, с ненавистью смотрел куда-то вперед – надо полагать, в сторону врага.
     Наверное, именно такими их представляет теперь современная молодежь. Античными богатырями. А ведь они были совсем-совсем обыкновенными. Даже, наверное, субтильнее нынешних акселератов. Сила-то была совсем в другом…
     Впрочем, Александр Иванович не был сторонником мнения об уникальности своего поколения, скорее – время было уникальное, а не люди. Он никогда не считал, что современная молодежь ни на что не годна, что перевелись богатыри на земле русской. Нет, не перевелись – народ и есть главный богатырь. И Александр Иванович верил, что случись что сейчас (не дай бог, конечно), народ поднимется точно так же, как тогда. Мальчишки и девчонки будут так же героически биться за свободу своей страны. Будут! И лучшим тому доказательством были Афганистан и Чечня. Героев порождает жизнь. И, слава богу, что сейчас не нужно то геройство, которое проявляли они, бойцы времен Великой Отечественной. По крайней мере, в тех объемах.
     Имена на стене.
     Нет, не буду читать. Зачем? Всех тех ребят, кто был рядом, я помню. И плачу, вспоминая лица. Нет нужды карябать шрам – он и так кровит все время…
    
     Сто двадцать…
     Нет, все-таки остались еще силы. Еще совсем немного…
    
     Где-то здесь… да-да, они тогда буквально головы поднять не смели - мессеры не давали, а танки и мотопехота фашистов под их прикрытием совершали маневр. Обходили высоту. Обидно, но ничего ведь не сделаешь! И тут шестерка ИЛов.
     Неистово бьют зенитки. ИЛы кажутся такими беспомощными, одинокими. Что они могут сделать? Вшестером! А ведь смогли же…
     Ведущий бросается вниз – на колонну. Мы следим за маневром наших с замиранием сердца. С робкой надеждой. Два захода – горят пять вражеских машин. Чудо, но все шесть ИЛов целы.
     Гитлеровцы оставляют машины и разбегаются – колонна замирает. На ИЛы наваливается с десяток мессеров. Нашим летчикам ничего не остается, как принять бой. ИЛы разворачиваются навстречу мессерам.
     А мы лежим в окопах, сжимая кулаки за наших, кто-то крестится, кто-то кричит!
     Ведущий ИЛ, чуть не сталкиваясь с ведущим мессером, расстреливает его из пулемета. Скупая очередь, и дымящийся самолетик летит к земле. Мы торжествуем. Но воздушный бой не закончен. Фашисты пытаются непрерывными атаками взять реванш, отомстить за гибель своего вожака, но тщетно. Оборона ИЛов неуязвима. Вскоре еще один истребитель получает изрядную порцию свинца и с длинным дымным шлейфом уходит на запад. И еще один! Оставшиеся мессеры трусливо покидают поле боя .
     Мы держались…
     Сто пятьдесят. Уже немного…
    
     Вгрызались зубами, ногтями вцеплялись в каждую пядь родной земли. Кто-то за Сталина, кто-то за партию, кто-то за Христа… но все, абсолютно все – за Родину, за оставшихся дома матерей, жен, детей. Порой даже внуков. За тех, кто оставался за нашими спинами, за тех, кто гнул свои спины на захваченных территориях, в лагерях, в оккупации.
     Впрочем, столь патетических мыслей было мало. Просто воевали. Всё понимая, молча.
    
     Сто семьдесят… Уф-ф… Сто семьдесят одна.
    
     К концу стало проще – появились катюши, появились ППШ в необходимом количестве. Хотя, зря теперешние историки-очкарики ругают трехлинейку (винтовку Мосина) – надежней ее тогда ничего не было. 6-ая армия Паулюса и 4-ая танковая армия Гота слабели, а мы становились все сильнее. Но ведь и в начале наши части, будучи в плачевном состоянии, держались! Мы все держались, непонятно на чем и за счет чего. Видимо, земля помогала… В конце ноября 1942 года началась операция “Сирена”. Тогда в одночасье три с половиной тысячи орудий и миномётов на узком участке прорыва обрушили на головы неприятеля десятки тонн металла. Удар такой сокрушительной силы наносился впервые за всю войну. В результате узконаправленных прорывов всего за пять суток 330-тысячная армия Паулюса оказалась в крепком “колечке”. Но Коли и еще тысяч уже не было… Был - я.
    
     Сто девяносто… Черт возьми, как громко стучит сердце!
     Еще совсем чуть-чуть.
     Уже совсем рядом громадина «Родина-Мать».
     «Да-а, впечатляет! Не врали мне», - промелькнуло в голове ветерана.
     Александр Иванович в очередной раз остановился, надрывно дыша, и вновь вынул проспект: «…52-метровая фигура Родины-Матери работы скульптора Евгения Вучетича. Высотой в два раза больше, чем Статуя Свободы в Нью-Йорке…».
     «Ого!»
     Остались считанные ступеньки. Вдохнув поглубже, Александр Иванович уверенно двинулся вперед.
     Сто девяносто один, сто девяносто два, сто девяносто три… О, господи!
     В глазах померкло, земля вдруг ушла из-под старческих ног. Александр Иванович уголком угасающего сознания приготовился к удару! Но так и не дождался его – сознание отключилось раньше…
    
     Серое небо, крики умирающих, боль земли!
     «В ад попал!» - первая мысль приходящего в себя сознания была ужасающей по содержанию, но почему-то не ужасала. Александр Иванович отнесся к этому открытию на удивление легко, даже безразлично. К тому же, чего еще можно было ожидать от небесной канцелярии? – всю жизнь он не верил в бога, и даже на старости лет не поверил, в отличие от многих своих знакомых. С падением режима коммунистов многие ведь кинулись в религию, пытаясь наполнить свое существование идейным обоснованием. А он не кинулся. Вот тебе и расплата!
     Вокруг разворачивалось поистине адское действо – пекло боя, непонятно, кто где, кто с кем; свист снарядов, вопли раненых, огонь, комья глины, словно снег в пургу летящие со всех сторон!
     «Прям, как в 42-м!» - подумал Александр Иванович, постепенно приходя в себя. Он лежал на земле, совсем рядом со щелью окопа. Происходящее вокруг настолько походило на уже виденное, прочувствованное раньше, что следующей мыслью ветерана стала:
    «Елки зеленые, да это ж ведь и есть 42-й! Сталинград!».
     В мистику с переносом во времени верилось слабо. Скорее уж, это действительно ад, но такой, какого Александр Иванович боялся больше всего – ад Сталинградской битвы!
     «Видимо, правы были те, кто утверждал (откуда только узнали?), что у каждого свой Рай и свой Ад – по заслугам, по страхам, по желаниям!»
     Однако продолжать лежать на открытом месте было неразумно – подсказало тренированное войной сознание. Хотя по идее - если он действительно помер, и это действительно Ад, то какого черта бояться смерти? Но эта рациональная мысль не выдержала напора эмоций – вражеский снаряд упал где-то рядом, и ветерана присыпало землей. «Интересно, с кем воюем? Неужто, опять с гитлеровцами!» Хребет ближайшего бугорка (природного ли происхождения бугорок?) покрылся хоботками пыли – пулеметная очередь.
     Александр Иванович удивительно резво для своих лет перекатился к окопу и плюхнулся вниз.
     - Осторожней, отец! – Александр Иванович свалился прямо на спину улыбчивому парню.
     - Извини, сынок.
     - Да ничего, отец.
     Парень, весь измазанный глиной настолько, что белые зубы, выстроенные в широкую улыбку, казалось, светились в полумраке окопа. Эдакая глиняная причуда природы с человеческой улыбкой в пол лица. У Александра Ивановича не было детей - не сложилось. Но он привык обращаться словом «сынок» к молодым людям (ко всем, кто младше сорока).
     Солдат почему-то сидел в одиночестве.
     - Ты чего здесь один?
     - А вы откуда?
     Одновременно нарушили короткую паузу молодой и старый солдаты. Александр Иванович улыбнулся (а парень и не переставал этого делать).
     - Можешь считать, что я свалился с неба.
     Парень засмеялся.
     – А что, разве я не в ад попал? – решил спросить напрямик Александр Иванович.
     - Вот это уж точно – прямиком в ад! – смеясь, подтвердил солдат. – Только в ад для живых.
     Пули неугомонного врага отбили очередную порцию глины где-то над головой ветерана. Комья грязи попали Александру Ивановичу за шиворот.
     - Черт, – ругнулся он, отряхиваясь. Парень засмеялся пуще прежнего.
     «И что его так забавляет?» - подумал адов гость.
     - Как звать-то тебя? – спросил он парня.
     Но тот не успел ответить. Из-за поворота окопа появилась группа солдат. «Наши», - автоматически отметил про себя ветеран.
     Сразу стало людно, часть солдат, сбив с ног Александра Ивановича, устремилась мимо, часть остановилась.
     - Все, Попов, через минуту идем в атаку! – обратился к улыбчивому парню один из прибывших. – А вы тут откуда? – Сержант, наконец, заметил Александра Ивановича.
     - А я… я случайно…
     - Ладно, неважно. Где винтовка?
     - Э-э, в бою потерял, – почему-то соврал ветеран.
     - Плохо, но не смертельно. Там, за поворотом, двое раненых лежат, возьмите у них. И БЫСТРО, БЫСТРО!
     Александр Иванович замешкался на миг, но тут же вскочил и довольно резво поковылял в указанном направлении. Удивительно, но сердце, к периодическим вывертам которого он уже привык, вело себя совершенно спокойно. Почти как в молодости.
     За поворотом, действительно не подавая признаков жизни, лежали два тела. Ветеран присел рядом и осторожно пощупал пульс у одного из парней – пульс не прослушивался. Второй тоже был мертв. Раненых больше не было - убитые…
     Александр Иванович, осторожно приподняв руку ближайшего солдата, вынул винтовку. Затем посмотрел в молодые, искаженные предсмертной болью лица погибших и прикрыл их глаза. На войне умереть сразу сложно. Чаще всего приходится помучиться перед смертью, от боли смертельного ранения.
     Вздохнув, он поднялся и торопливо двинулся назад, к сержанту и его парням, идущим в атаку.
     Не успел. Выйдя за поворот, он увидел, как солдаты резво вылезают из окопа. И в этот момент прямо в статную фигуру сержанта, помогающего вылезать своим солдатам, угодил снаряд! Александр Иванович видел это словно в замедленной съемке, совсем как в кино. Снаряд разорвал тело сержанта, еще не взорвавшись. И в следующее мгновение раздался взрыв! Александр Иванович успел поймать последний взгляд сержанта – удивление, вот что он увидел в его глазах.
     Взрыв оглушил ветерана, свалил с ног. Дым и комья грязи скрыли от его глаз то место, где находились солдаты. Но сознания он не потерял и, дождавшись, когда утихнет противный звон в ушах, поднялся на ноги и двинулся вперед, к месту взрыва.
     Не выжил никто из этого отряда. Кто они были? Остатки роты, взвода?.. Неважно. Такие симпатичные, смелые ребята… Улыбчивые… Неужели и он был таким? Наверное, был.
     Александр Иванович поднял отброшенный взрывом ППШ, тот оказался в достаточно приличном состоянии, и пошел в атаку! Один.
     Кое-как выбравшись из окопа, он побежал вперед, плюнув раз скупой очередью куда-то туда, в сторону врага. Неподалеку справа и слева тоже бежали солдаты. Наступление было жиденьким, безумным, но смелым!
     Свистели пули, враг не жалел боеприпасов, обильно поливая из пулеметов и автоматов. Наступавшие огрызались в ответ. Александр Иванович уже видел впереди клубки колючей проволоки – первая линия обороны фашистов. Почти на самой вершине. Но он так и не добежал – пуля пробила плечо, и он упал, шипя от боли.
     Он лежал, а другие солдаты пробегали мимо него, вперед, на врага, на смерть штыком замахиваясь смело.
     Он пополз вбок. Это место казалось ему знакомым. Вернее, он был уверен, что уже ходил в атаку именно здесь. Тогда, в 42-м. Где-то рядом были окопы, он помнил. В этом месте линия обороны, выгибаясь, выдавалась вперед. Надо только проползти совсем немного вбок. Совсем немного.
     Он полз, стараясь не потерять сознание от боли в плече, огибая трупы, закрывая голову в моменты взрывов, полз, сам не зная, зачем он это делает. И, наконец, оказался в окопе, тяжело перевалившись через край.
     Опять труп. «Ба, да это же!..» - вспыхнуло у него в голове. Александр Иванович прекрасно помнил Махмуда – он погиб в тот же день, что и Коля, чуть раньше. Неясная мысль-надежда вдруг промелькнула в сознании Александра Ивановича. Может быть, он сможет увидеть самого себя, найти то место, где он был в тот роковой день. Может быть, он ради этого здесь и находится?
     Сориентировавшись, вспомнив события давно минувшего, ветеран пополз влево. Себя он не узнал. Узнал Колю. Тот, пригнувшись, вцепился в пулемет и, не жалея патронов, палил в противника. Скорее Александр Иванович догадался, что это он сам, еще совсем молоденький солдатик, сидит сбоку от Коли, держа в руках пулеметную ленту.
     Вот-вот злополучный снаряд разорвется рядом с ними. Коля, видимо заметивший его еще в полете боковым зрением, закроет его своим телом, а сам погибнет…
    
     * * *
    
     Коля засек очередную вражескую огневую точку и пустил длинную очередь в ее направлении. Сашка сопел подле него, старательно перебирая пальцами ленту. Как все-таки хорошо, что они вместе пошли на фронт, что теперь рядом есть кто-то очень-очень близкий, кто поможет преодолеть все трудности, все ужасы. Коля зыркнул в сторону друга и улыбнулся. Как хорошо, что они вместе…
     Николай продолжал стрелять, полностью сосредоточившись на полосе обороны противника. И тут его взгляд уловил неумолимое, тяжелое, смертоносное, стремительное движение в сером небе. Скорее даже не увидел, а почувствовал! Снаряд летел прямо на них – он понял это со всей отчетливостью!
     - Сашка!! – закричал он, откидываясь в сторону, чтобы закрыть собой друга. Но вдруг что-то сбило его, прижав к земле. Выдох застрял в придавленной груди. И в следующий миг раздался взрыв.
     Колю подкинуло, но совсем чуть-чуть, это позволило ему вздохнуть. Он ничего не понимал, ничего не видел и ничего слышал. Лишь упорная мысль – прикрыть Сашку - пульсирующей занозой вгрызалась в мозг.
     В ушах звенело, но зрение уже вернулось, и он столкнул с себя придавившее его тело. Теперь-то Коля понимал, что на него навалилось не «что-то» а кто-то.
     «Старик, - с удивлением отметил он, глянув на своего спасителя. – Какого черта? Откуда? Неужели даже таких посылают на фронт?».
     Коля отвернулся от трупа старика и принялся искать глазами Сашку.
     Его тело лежало чуть в стороне. Сашка уткнулся головой в землю. Неестественно вывернутая за спину рука, явно сломанная где-то в районе локтя, заставляла думать о худшем, но Коля стал убеждать себя в том, что это еще ни о чем не говорит - ну, рука сломана, ну, лежит в беспамятстве. После столь близкого взрыва немудрено.
     Осторожно перевернув Сашку, Коля в шоке застыл. Сашка был мертв, и отсутствие части лица не оставляло в этом сомнения!
     «Сашка! Сашка!»
     - САШКА! – зарыдал Коля, уронив голову на грудь друга.
     Он рыдал и рыдал, не обращая внимания на то, что вокруг все еще идет война. А потом вдруг вскочил, подбежал к телу старика и пнул его:
     - Гад! Ну, кто просил! Я бы Сашку… спас бы! Я бы… Гад!.. – рыдая, Коля упал на землю. Он испугался своих слов, своих мыслей – старик спас его, а спас бы он сам друга, еще неизвестно.
     Мир вдруг показался Коле ужасно несправедливым. Неправильным.
     Пулемет разбило взрывом. Коля схватил Сашку за шиворот и пополз по окопу прочь.
    
     * * *
    
     - Дед, а дед! Ты здесь воевал?
     Правнук Сашенька настойчиво теребил его за рукав. Николай Дмитриевич отвлекся от воспоминаний, вдруг нахлынувших на него, и, вернувшись в реальность, улыбнулся правнуку:
     - Да, Сашенька, только тогда здесь было совсем не так, как сейчас. Не так красиво.
     Саше было уже семь лет, и в этом году он собирался пойти в школу. А пока Ваня, внук Николая Дмитриевича, уговорил ветерана съездить вместе с ними к Мамаеву кургану, рассказать правнуку о том, как воевали.
     Вон они, Ваня со своей женой и маленькой дочуркой в коляске, стоят чуть поодаль. Они не собирались идти наверх, по ступеням, отправив в этот нелегкий уже для Николая Дмитриевича поход правнука с прадедом. В свое время вот так же дед вел вверх по ступеням своего маленького внука Ваню, а потом еще одного внука и внучку. Бог даст, еще успеет сводить и всех правнуков. Правнуков должно быть много! Лишь бы только не было войны…
     - Пойдем, дед, ну же!.. Смотри, там имена написаны, пойдем почитаем.
     - Пойдем, внучек…
     Одно из имен было для Николая Дмитриевича очень важным. Всем внукам он рассказывал о нем, о своем друге Сашке Протопопове.
     А вот кто был тот старик, который спас его самого, он так и не смог узнать.
     - Вот здесь, внучек, похоронено много-много моих друзей, все они были очень храбрыми и сильными. Я расскажу тебе о них, Саша, но сначала запомни – главное, чтобы никогда-никогда на нашей родине не было войны! Ты вырастешь, станешь большим, и от тебя будет зависеть - быть ли миру! Понял?
     - Да, дедуля.
     - А теперь слушай…
    
     (*) - Реальный факт. Матвей Мефодьевич Путилов посмертно получил звание Героя Советского Союза.
    

     Сцена 1. Госпиталь.

     Майор Казанцев: Ларин, я понимаю, что ты невиноват.

     Майор Ларин: Чё мне делать?

     Майор Казанцев: Уедешь. Тебя должны выписать на днях. (подходит к Ларину, трогает руку) Рана зажила... Всё должно быть хорошо.

     Майор Ларин: А ты? (пауза) А она?

     Майор Казанцев: (смеется) Что я... Посмотрим. (пауза) Пускай Марина сама выберет... Я не могу решать за нее. (пауза) Это не твое дело – что я. Что она – твое дело…

     Пауза.

     Майор Ларин: Но у вас же ребенок.

     Майор Казанцев: (смеется) Ты чё? Ну, ты даешь? Не надо играть в благородство. (пауза) Пацану уже 16 лет. Он не ребенок. Вовка – моего сына зовут Вовка. Какой он ребенок? Он уже мужик.

     Майор Ларин: Не нужно было мне попадать в этот госпиталь.

     Майор Казанцев: В госпиталь вообще не стоит попадать... (пауза) Не будем только играть в порядочных... Майор, совесть есть?

     Майор Ларин: Конечно.

     Майор Казанцев: Пройдет и это. Ладно… (пауза) Ладно...

     Майор Ларин: Ладно. Я уеду.

     Майор Казанцев: Конечно, уедешь.

     Входит Марина, садится за стол.

     Марина: Казанцев, я всё решила.

     Пауза.

     Марина: Саша, я… обещаю, что об этом никто никогда не узнает. (пауза) Я перевожусь в Краснодар.

     Майор Казанцев: Желаю счастья. (пауза) А что же Ларин?

     Марина: (смеется) Ларина завтра выписывают. Он будет дальше исполнять свой долг. Воевать. (подходит к Ларину, трогает его руку) Рука в порядке. (отдает ему документы) (Казанцеву) Ты будешь дальше оперировать.

     Майор Казанцев: (подходит к Ларину) Да, он здоров – я посмотрел.

     Марина: У нас должно появится время всё обдумать.

     Майор Казанцев: Пускай будет так. (пауза) Так легко стало, когда это случилось. Хорошо, что мы с тобой не друзья, Ларин. Если бы моя жена изменила мне с другом, я бы убил… себя.

     Марина: Дай, я тебе укол поставлю.

     Майор Казанцев: (кричит) Не надо мне укол.

     Марина: Хорошо.

     Майор Казанцев: (Марине) С нами что-то происходит…

     Марина: Всё будет хорошо…

     Взрыв.

     Сцена 2.

     Горячий август.

     Марина: Иногда смерть лучше, чем жизнь.

     Майор Ларин: В помещении обрушился потолок…

     Майор Казанцев: Взорвалось мощное взрывное устройство.

     Майор Ларин: Я помню в 94 году… Было обычным явлением, что в кафе за соседними столиками мирно… Иногда, правда, выясняя отношения обедали мои солдаты и боевики. Боевики приезжали в город оттянуться, отдохнуть, смыть горную пыль и решить кое-какие проблемы материально-технического плана.

     Майор Казанцев: Тогда город закрыть не удалось, чем и пользовались "чехи". "Чехи" - это чеченцы.

     Майор Ларин: Боевики располагали агентурой в Моздоке…

     Майор Казанцев: Да, они могли без проблем получать информацию о полетах штурмовиков и бомбардировщиков, которые поднимались с базы и летели в небо Чечни.

     Майор Ларин: В Моздоке находились тысячи беженцев из Чечни и кто среди них боевик, кто сочувствующий – нельзя было разобраться.

     Майор Казанцев: Вчера в Осетии был объявлен траур. Нас с Мариной увезли в госпиталь. Смешно, правда, когда хирурги попадают в госпиталь. Майор Ларин погиб.

     Марина: (Казанцеву) Саша, а этот «КамАЗ» могли остановить на границе города?

     Майор Казанцев: Могли.

     Марина: А почему не остановили?

     Пауза.

     Майор Казанцев: «КамАЗ» мог попасть в город двумя путями – из Ингушетии и из Чечни. Вероятно – из Ингушетии. Там могли закупить технику, там могла грузиться адская смесь в мешках. Боевики, как и прежде располагают в Ингушетии базами, лагерями подготовки. Они тоже мусульмане.

     Марина: Казанцев, но ты ведь говорил, что мусульмане мусульманам рознь…

     Майор Казанцев: Говорил.

     Марина: И что?

     Майор Казанцев: В Ингушетии есть пособники в силовых структурах. Боевики могут там лечиться в местных больницах.

     Марина: Но почему?

     Пауза.

     Майор Казанцев: Мы оказывается – всё знали, Марина!

     Пауза. Появляется Басаев и Абу аль-Валид. Министр обороны Сергей Иванов и начальник Моздокского военного госпиталя подполковник медицинской службы Артур Аракелян.

     Басаев: Я бросаю очередной вызов этим собакам!!!

     Абу аль-Валид: Грозный, Знаменское, Илисхан-Юрт, Моздок, Тушино, снова Моздок… Хороша география, Шамиль.

     Сергей Иванов: Беспечности, разгильдяйства, надежды на русский «авось» больше не будет. Я буду требовать персональной ответственности от командиров за выполнение всех своих обязанностей. Иначе это не армия.

     Артур Аракелян: Я, Артур Аракелян. (вспышки фотографий, его сажают и фотографируют в профиль и анфас) 1 августа 2003 года террорист-смертник въехал на территорию Моздокского госпиталя на груженном взрывчаткой «КамАЗе». Мне предъявлено обвинение по части 2 статьи 293 УК РФ (преступная халатность, повлекшая тяжкие последствия) и по статье 332 УК РФ (неисполнение приказа).

     Сергей Иванов: 7 августа текущего году подполковник Аракелян был взят под стражу. (пауза) Сейчас можно заявить, что эти офицеры не выполнили приказа о принятии срочных мер по созданию инженерных заграждений и средств принудительной остановки транспорта.

     Майор Казанцев: Задача, поставленная Путиным в 99 году своим генералам, до сих пор не выполнена. Я жалею, что у нас нет такого генерала, как Басаев.

     Марина: Саша, иногда смерть лучше…

     Майор Казанцев: Это хорошо, что прозвучал взрыв… Хотя, как хорошо… (пауза) Человека больше нет. Ларин мертв. Но всё сразу стало ясно. (пауза) Я сегодня сниму другую квартиру. И нам не нужно больше думать. Не нужно.

     Сцена 3. Женщины.

     Зулихан Элихаджиева: Я хочу воевать. Моего любимого брата убили.

     Мовсар Бараев: Вы все – суки! Но ты можешь искупить грех кровью.

     Зулихан Элихаджиева: Мой брат – «эмир» Басаева.

     Мовсар Бараев: Ну и?

     Зулихан Элихаджиева: Он был моим мужчиной.

     Бараев: Теперь ты будешь моей женщиной.

     Зулихан Элихаджиева: Ты будешь меня защищать?

     Бараев: Я отвечаю за своих женщин.

     Зулихан Элихаджиева: Брат, делился мной с другом. Ты этого не будешь делать?

     Бараев: Нет.

     Зулихан Элихаджиева: Я пойду с тобой на край света.

     Зулихан Элихаджиева выходит. Входит Зулихан Айшат.

     Зулихан Элихаджиева: (на выходе оборачивается) Это моя сестра. Я не хочу, чтоб ее обижали.

     Бараев: Да.

     Зулихан Элихаджиева уходит.

     Бараев: Садись.

     Зулихан Айшат садится.

     Зулихан Айшат: Моим мужчиной был Коллинз. Он воевал в банде Хаттаба.

     Бараев: Хаттаба не уважаю. Хаттаб – говно!

     Зулихан Айшат: Вторым моим мужчиной был Абу-Омар…

     Бараев: Арабы едут сюда только за деньгами.

     Зулихан Айшат: (встает, садится к его ногам, прижимается к Бараеву) А ты чего хочешь?

     Бараев: Свободы, денег и женщин. (пауза) Много денег, много женщин и свободу.

     Зулихан Айшат: Женщина у тебя уже есть.

     Бараев: Ты можешь принести себя в жертву Аллаху?

     Зулихан Айшат: А ты будешь моим мужчиной?

     Бараев: Да.

     Зулихан Айшат: Да. (пауза) Аллах простит меня?

     Бараев: Аллах любит тебя.

     Сцена 4. Новости.

     Ведущая Наташа: Число жертв теракта в Моздоке достигло 44 человек, об этом нам сообщили представитель Южного регионального центра МЧС РФ. Из 36 опознанных погибших – 19 военнослужащие, 2 сотрудника МВД, 8 из числа гражданского персонала госпиталя, 12 отнесли к категории «другие». По информации МЧС, в результате теракта получили ранения 78 человек, 74 из них – госпитализированы. Из их 41в Ростов-на-Дону, 6 – в Петербург и 27 находятся в Моздоке. По предварительным данным МЧС, во время взрыва в больнице находилось 120 человек, из них 28 – медперсонал и 92 больных. Кроме того, в госпитале были посетители – их число неизвестно. Мы обязательно продолжим информировать вас о новостях с места трагедии. Сейчас после короткой рекламы смотрите прогноз погоды. Мы будем держать вас в курсе событий. До свиданья.

     Звучит отбивка. Эфир заканчивается. Наташа снимает петличку с блузки.

     Наташа: Ну, всё, п-ц! Последний эфир на сегодня. Щас Мишка садится.

     Оператор: (снимая наушники) Чё они рекламу-то не отменили. Блин, трагедия так трагедия. Ты, Наташ, чё щас на днюху пойдешь?

     Наташа: (улыбаясь, насвистывает) Вечер у меня сегодня насыщенный. Эфира у меня завтра нет. Могу с чистой совестью придти с похмелья.

     Оператор: Я тоже сегодня с корещками пивка попью. Блин, от сегодняшнего эфира башка болит.

     Наташа: Ага, елки-палки, зато, как это на наш рейтинг повлияет. Мы, по-моему, вторые.

     Оператор: Да, красиво так бахнуло.

     Наташа: Еще один такой взрыв, на который мы успеем раньше всех, считай, что премия у нас в кармане.

     Оператор: Дай бог…

     Наташа: (выходя) Бога нет.

     Оператор: А кто же есть?

     Наташа: Люди.

     Оператор: (засмеялся) Понятно. А я крещенный.

     Наташа: Я тоже. Но Бога нет.

     Оператор: И всё равно взрыв красивый. Мечта любого оператора.

     Наташа: (останавливается) Как всё просто… для вас для операторов…

     Оператор: А для вас сложно… Это для нас хлеб.

     Сцена 5. Норд-Ост

     1-й командир «Альфа»: Нужно убедить прессу, что мы не будем штурмовать…

     2-й командир «Альфа»: Понял.

     1-й командир «Альфа»: Говори, что штурм – это гора трупов... потому ведем переговоры. Постараемся обойтись без крови. (пазуа) Не знаю как...

     2-й командир «Альфа»: Понял.

     1-й командир «Альфа»: Володя, поставь задачу найти лазейку.

     2-й командир "Альфа": Понял.

     1-й командир "Альфа": Захват ДК про…ли большие деятели. Вся Чеченская война идет в Москве – банковскими платежками. Если будет совсем хреново, скажи об этом журналистам. Пусть они сами додумают, кто этим занимается, кто прикрывает. (пауза) Я бы, будь моя воля, еще родственников бандитов поискал и взял бы их тоже в заложники. Менял бы одну чеченскую старуху на сто москвичей. Жестоко? А они с нами как поступают? Хватит демократии, хватит прав человека. (пауза) Пора понять, что мы находимся на войне.

     2-й командир «Альфа»: Мовсар Бараев теперь не понимает, что делать. "Чехи" выдвигают требования, не по делу суетятся.

     1-й командир «Альфа»: Мовсар знает, что мы его возьмем. Террористы боятся… (пауза) Требуй у журналистов не нагнетать обстановку. Ведем переговоры – и п…ц!

     2-й командир «Альфа»: Миша, от меня вчера жена ушла.

     1-й командир «Альфа»: А ты?

     2-й командир "Альфа": А я сел смотреть телевизор.

     1-й командир "Альфа": А дочка?

     2-й командир "Альфа": У матери у моей.

     1-й командир "Альфа": Вернется, поди.

     2-й командир "Альфа": Не знаю...

     1-й командир "Альфа": Да фигня - война! Ты... Ты не бери в голову. Захватим зал, купим бутылку коньяка, посидим.

     2-й командир "Альфа": Понял.

     1-й командир «Альфа»: Всё будет хорошо.

     Сцена 6. Улица. Фонарь. Камера.

     Репортер: (стоит перед камерой) Напоминаем, что вчера 23 октября в 21.00 террористы захватили концертный зал, в котором шел популярный мюзикл «Норд Ост». По разным оценкам, от 20 до 40 боевиков, среди которых есть женщины, взяли в заложники зрителей спектакля и артистов. Количество заложников до сих пор точно не известно. Со слов отпущенных, главное требование террористов – прекратить войну в Чечне. За моей спиной сейчас идут переговоры с террористами, начавшиеся в 13.16 по московскому времени. В случае, если требования террористов не будут выполнены в ближайшее время, они угрожают взорвать здание. Журналисты нашей телекомпании будут находиться на месте событий. Мы каждый час будем сообщать вам о случившемся. (опускает микрофон) (оператору) Вован, жрать охота. Давай куда-нибудь сбегаем пока тишина. Время три часа, а во рту еще крошки не было.

     Вован: (собирая камеру, обращается к репортеру) Я знаю тут рядом одну забегаловку – прилично и не дорого.

     Репортер: А ты думаешь, ее не закрыли.

     Вован: Она где-то с километр отсюда.

     Репортер: Пошли тратить деньги.

     Вован: Слушай, Костя, а, правда, что террористы предлагали поменять Кадырова на 50 заложников.

     Костя: Ребята из «Альфы» говорили… Но Кадыров спрятался. Исчез. (пауза) Да тут такая хуйня, что половина политических деятелей сразу пропали. Мобильные недоступны. Помощники придворные молчат.

     Вован: Правильно, они его голову подвесили бы на сцене и любовались.

     Костя: Кого?

     Вован: Кадырова.

     Сцена 7. Мятежный муфтий.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Я родился 23 августа 1951 года в Караганде. В 1957 году моя семья переехала из Казахстана в Чечено-Ингушетию (село Центорой, Курчалоевского района). Я кровный чеченец. Принадлежу к тейпу Беной. В 68 году окончил Бачиюровскую среднюю школу. В том же году прошёл учебу на курсах комбайнера в станице Калиновская Науровского района.

     Председатель: Что вас толкнуло в религию.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Аллах. В 1980 году по направлению Гудермеской соборной мечети поступил в Бухарское медресе Мир-Араб. Позже окончил Исламский институт в Ташкенте. В начале 90-х учился на шариатском факультете Иорданского университета. Принадлежу к суфийскому тарикату «кадирийа». Пять лет я был ректором Исламского института в селе Курчалой. С 93 года – заместитель муфтия Чечни.

     Председатель: Почему вы стали бороться против федеральных сил.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Это моя Родина.

     Председатель: Другого выхода не было?

     Ахмад Хаджи Кадыров: Спросите у Ельцина. (пауза) В 1994-1996 годах я участвовал в военных действиях против федеральных сил. Был награжден орденом Ичкерии «Честь нации». В 1995 году на сходе полевых командиров в селе Ведено Джохар Дудаев назначил меня верховным муфтием Чеченской Республики.

     Председатель: Священную войну объявили вы?

     Ахмад Хаджи Кадыров: Я объявил России джихад. Помимо всего, я инициировал создание в республике шариатских судов.

     Председатель: Как вы думаете, кто подорвал бомбу?

     Ахмад Хаджи Кадыров: Я думаю, вы знаете.

     Сцена 8. Басаев жив.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Я уверен, что Басаев жив. Я твердо уверен.

     Помощник: Слухи не могут родиться на пустом…

     Ахмад Хаджи Кадыров: Я сердцем чувствую, что Басаев жив.

     Помощник: Тяжело, если это так.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Владимир Владимирович передал мне дополнительные полномочия… Он доверяет мне. Но это будет до поры до времени. Пока у него нет другого выхода.

     Помощник: Мы же делаем свое дело…

     Ахмад Хаджи Кадыров: Аллах свидетель.

     Помощник: Тебя ждут на Дубровке.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Мне плевать!

     Помощник: Лужок предлагает себя поменять на заложников…

     Ахмад Хаджи Кадыров: Мне плевать… Лужков не пойдет на смерть. Он им не нужен. Потому бравирует. Я не пойду в здание. И на Дубровке тоже меня не будет. Они хотят моей смерти.

     Помощник: Террористы предлагают 50 человек в обмен на Кадырова.

     Ахмад Хаджи Кадыров: (кричит) Не будет им Кадырова.

     Сцена 9. Грозный.

     Джебраил Гакаев: В нашей среде такое поведение Кадырова вызвало осуждение. Теперь его авторитет упал еще сильнее.

     Она: Он боится смерти.

     Джебраил Гакаев: Я вообще не понимаю, почему человек, который в первую войну призывал к джихаду против русских, стал главой администрации.

     Она: А что будем делать мы?

     Джебраил Гакаев: Ждать.

     Она: Может быть можно как-то повлиять?

     Пауза.

    .................

     Сцена 10. Норд Ост.

     Бараев: Я хочу быть хозяином.

     Зулихан Айшат: А я хочу, чтобы закончилась война. Я хочу быть первой женой, спать в чистой постели. Не боятся, что муж не придет домой.

     Бараев: Для меня война – это всё. Я только не люблю, когда мне мешают.

     Зулихан Айшат: У тебя кровь на лице.

     Бараев: Пускай.

     Зулихан Айшат: Мовсар, там, в зале две беременные женщины. Отпусти их, ради Аллаха.

     Бараев: Пускай.

     Зулихан Айшат: Ты добрый человек, Мовсар.

     Бараев: Уйди отсюда. Скажи Ризвану, что я сказал отпустить беременных. (пауза) Пусть рожают неверных, которые нас убивают.

     Сцена 11. Улица. Фонарь. Камера.

     Николаев (актер): (сжимает в руке бутылку водки) Начинается второй акт. В самом начале сцена летчиков. Выход Чкалова. Раздаются слова: «Он нам поможет!» И вдруг – автоматная очередь, выстрелы. Я стоял за кулисами. Летчики уже были на сцене, сейчас они там… Мы сначала подумали, что у нас, что-то с аппаратурой – барахлит. Но тут я увидел тетку с пистолетом. Она кричала: «Все сюда!»

     1-й командир «Альфа»: Как она выглядела?

     Николаев: Молодая, лет двадцати, темные короткие волосы. Сколько их всего было, не знаю… Я только на нее смотрел.

     1-й командир «Альфа»: А как вы выбрались?

     Николаев: Когда стало понятно, что через служебный выход идти опасно, связали всю нашу одежду как веревку и так спустились с третьего этажа. А там уже ваши – две или три машины.

     Рядом стоит Шерстова, кутается в платок. Рядом с ней 2-й командир «Альфа».

     Шерстова: Знаете, что меня спасло? Просто какое-то стечение обстоятельств – мне не успели костюм «зарядить». И вообще сегодня должна была играть Катя Гусева, но я её заменила.

     Валентина (костюмер): (включается в разговор) Скажи мне спасибо, дорогая! Это я не успела платье повесить на вешалку!

     Шерстова: Я уже была накрашенная, раздетая – к этому времени второй акт уже начался. Только я надела платье и вышла в актерское фойе, как вдруг по внутренней трансляции услышала выстрелы. Я замерла.

     Валентина: Они были в камуфляжной форме. Мне потом сказали, что они прибыли на микроавтобусах и вошли через центральный вход. А охрана вся наша была у служебного входа.

     Шерстова: Я встретила Ленку – Лену Моисееву, которая Марью Васильевну играла, вытолкнула ее в гримерку и закрыла изнутри. А потом мы выпрыгнули со второго этажа.

     2-й командир «Альфа»: Целы? Всё в порядке?

     Шерстова: Да вроде да! (пауза) (Шерстова плачет) Боже мой! Там же ребята из «Гарема» остались. Я там тоже участвую. Проект такой на ТВ, знаете? Это мои друзья, я их пригласила. Они сидят в зале! Сережа там со своими друзьями сидит…

     Сцена 12. Норд Ост.

     Майор Казанцев: Видимо, это судьба.

     Марина: Ужас!

     Майор Казанцев: Война нас везде достает.

     Марина: Я не думала, что она может нас застать в театральном центре на Дубровке.

     Майор Казанцев: (смеется)М Мне друг билеты отдал… Я, говорит, не могу сегодня пойти… дела… А у нас с тобой не было дел.

     Марина: Мы пришли сюда наладить отношения – это самое главное дело.

     Майор Казанцев: Мы сейчас здесь сидим… А по логике, я должен отобрать у одного из боевиков оружие и воевать.

     Марина: Саша, нам нужно просто выбраться отсюда.

     Майор Казанцев: Я специально свой сотовый оставил дома, чтобы меня не беспокоили по служебным делам…

     Марина: Всё будет хорошо. Главное, что мы с тобой счастливы… Всё уже позади.

     Майор Казанцев: Но террористы, наверняка, будут тщательнее обыскивать помещение. (пауза) Как там Вовка?

     Марина: В порядке. Я сказал ему, что еду в командировку на один день.

     Майор Казанцев: Нормально учится?

     Марина: Нормально.

     Майор Казанцев: Ты ему объясняла, почему мы разошлись?

     Марина: Он всё понимает.

     Майор Казанцев: Правильно.

     Марина: Дай Бог, всё будет хорошо. Я не могу тебя потерять снова. Я не хочу этого…

     Вдалеке проходит Зулихан Айшат.

     Зулихан Айшат: (обращается в темноту) Кто здесь? (пауза) Я буду стрелять. (сообщает по рации) Мовсар, у меня тут шелестят… Я нашла еще кого-то…

     Голос Бараева по рации: Держи их на прицеле. Щас придем.

     Зулихан Айшат: Ясно. (отключает рацию) (в темноту) Выходите лучше на свет. Будете живы.

     Майор Казанцев пожимает руку Марине, выходит к Зулихан.

     Бараев: (поднимает руки) Я вышел после первого акта в уборную…

     Зулихан Айшат: Руки за голову.

     Казанцев поднимает руки за голову.

     Зулихан Айшат: На колени!

     Казанцев садится на колени.

     Майор Казанцев: Я вышел после первого акта в уборную…

     Зулихан Айшат: Молчи.

     Майор Казанцев: Я хирург, доктор.

     Пауза.

     Зулихан Айшат: Я у доктора не была с 94 года.

     Майор Казанцев: Что же так?

     Зулихан Айшат: Война.

     Майор Казанцев: Женщина должна бывать у врача хотя бы раз в год.

     Зулихан Айшат: Я уже давно не женщина. (пауза) Я сука. (пауза) Моим телом распоряжаются, кто как захочет. Первый мой мужчина был американец. Он воевал с Хаттабом. Другой был араб Абу-Омар. Тогда меня еще уважали. После смерти араба. Меня пустили по рукам. Я стала общедоступна. Теперь я искупаю вину перед Аллахом. Мовсар обещал, что Аллах простит меня.

     Майор Казанцев: Родители у тебя есть?

     Зулихан Айшат: Были… Не знаю.

     Майор Казанцев: Сколько с вами женщин?

     Зулихан Айшат: 25.

     Майор Казанцев: Все такие же, как ты?

     Зулихан Айшат: Примерно. (пауза) У меня уже четвертый месяц задержка.

     Она закуривает сигарету.

     Майор Казанцев: Ты же вредишь ребенку.

     Зулихан Айшат: (громко смеется) Ты с ума сошел, доктор. Мы с этим ребенком не выйдем отсюда живыми.

     Входит Бараев с двумя боевиками в масках.

     Бараев: (обращается к майору Казанцеву) Кто такой?

     Майор Казанцев: Зритель. (пауза) Работаю хирургом.

     Бараев поднимает автомат, делает короткую очередь в Казанцева, тот падает.

     Зулихан Айшат: Зачем?

     Бараев: Я военных и ментов по глазам определяю.

     Зулихан Айшат: Он же хирург.

     Бараев: Мозги не суши, сука! (берет ее за шею) Верь мне. Всё будет хорошо, женщина.

     Зулихан Айшат: Я верю тебе.

     Боевики вместе с Айшат уходят.

     Сцена 13. Ночной клуб.

     Вовка: (танцуя) Мне нравиться эта тусовка.

     Девушка: (танцуя) Мне тоже нравится.

     Вовка: Здесь музыка клевая.

     Девушка: Да. (пауза) Вов, а ты слышал сегодня про Норд-Ост?

     Вовка: Да.

     Девушка: Ну и чё думаешь?

     Вовка: Думаю, совсем «чехи»оборзели.

     Девушка: Почему «чехи»?

     Вовка: Ну, чеченцы.

     Девушка: Страшно ведь.

     Вовка: Да ну. (пауза) У тебя грудь очень красивая.

     Девушка: Спасибо.

     Вовка: (останавливается) Может – выпьем?

     Девушка: Давай.

     Подходят к барной стойке.

     Девушка: А ты с родителями живешь?

     Вовка: С мамой. Они медики… военные… Они с отцом разошлись после того, как в Моздоке госпиталь взорвали… В тот момент они там были.

     Девушка: Как это, наверное, страшно?

     Вовка: Ладно. (пауза) А как тебя зовут?

     Девушка: (бежит к танцплощадке) Никак.

     Вовка: (бежит за ней) Как – никак?

     Девушка: (танцует) Что у нас с тобой может быть?

     Вовка: (танцует) Всё.

     Девушка: Что – всё?

     Вовка: Всё у нас с тобой может быть хорошо, незнакомка…

     Девушка: Ты хочешь меня трахнуть?

     Вовка: Да. (пауза) У меня сегодня дома никого. Мама уехала в командировку…

     Девушка: А хорошо, что мы сегодня на «Норд-Ост» билеты не купили…

     Вовка: Да ну его, этот Норд-Ост…

     Девушка: Ладно. Поедем к тебе.

     Сцена 14. Басаев жив.

     Помощник: Норд-Ост взят.

     Ахмад Хаджи Кадыров: (пауза) Ну и что? А ничего не было – понимаешь?

     Помощник: Да.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Что – да? (пауза) (кричит) Ничего не было… Ни-че-го. Это означает единственное, что Басаев жив.

     Помощник: Да.

     Ахмад Хаджи Кадыров: Что? И я жив. Понимаешь? Я жив… Главное.

     Сцена 15. Улица. Фонарь. Камера.

     Бегают люди. Военные. Телевидение. Стоит Марина. К ней подходит 2-й командир «Альфа».

     2-й командир «Альфа»: Женщина, вы не ранены?

     Марина: Нет.

     2-й командир «Альфа»: Вы были в зале?

     Марина: Нет.

     2-й командир «Альфа»: Давайте, я вам помогу.

     Марина: Спасибо.

     Подходит репортер Костя с оператором.

     Костя: Расскажите, пожалуйста…

     2-й командир «Альфа»: Не видишь, человеку плохо.

     Костя: Пару слов только…

     2-й командир «Альфа»: Нет, давай, иди отсюда.

     Телевизионщики уходят.

     Марина: Спасибо вам.

     2-й командир «Альфа»: За что – спасибо… (пауза) Там, где вы были, есть еще живые?

     Марина: Живых нет.

     2-й командир «Альфа»: (по рации) Пятый, держи стену… Гони репортеров… (оборачивается к Марине) Всё будет хорошо, женщина.

     Марина улыбается.

     Занавес.

    2005 год.

  www.ukamina.com - ВСЕГДА ЕСТЬ ЧТО ПОЧИТАТЬ!

  ukamina@ukamina.com