Главная О сайте Поэзия Проза Графика Музыка Рецензии Журнал Персонажи Фотоальбом Рассылка 260 Обновления Записочки

Здравствуйте!

Ребята, я извиняюсь за неудобства, вызванные отсутствием доступа к "Рецензиям". Это временно и вызвано "небольшими разницами" в работе хостера и локального апача... Когда налажу, то будет одновременная отправка рецензий как в персональную страничку автора, так и в общий лист рецензий. Работаем...
Что ешё... Счётчики посещений теперь работают во всех разделах, кроме "Музыки".
И последнее: наш ИЦ (индекс цитирования) поднялся до 80 (+30 за неделю!!!): будем работать дальше...

Вот так...

Всем удачи в делах личных и творческих!
С уважением, Демиург.
P.S. Предыдущие выпуски рассылки можно найти на сайте "Мир 260" в разделе "Рассылка 260".

Утром ему позвонили.
- Здравствуй Яков Ильич, - сказал незнакомый голос.
- Привет, - буркнул он, глядя на остывающий кофе.
- Не узнаешь? - весело спросил приятный баритон.
- Не узнаю, - согласился он.
- Разумеется. Сколько лет, сколько зим!
- А сколько? - зачем-то спросил он.
- Да пожалуй уже…, - задумался баритон, - много. А ведь были мы с тобой не разлей вода. Кубинку помнишь? Полигон. Сколько спирта казенного выпили! - хохотнул собеседник, - а какие ландыши были в зоне!
- Не люблю ландыши, они мылом пахнут. Я там фиалки собирал.
- Ты цветочки, а я грибы. Ну вспомнил?
- Конечно, - соврал Яков Ильич, - жарили с картошкой в гостинице.
- Ну, блин, и память! - удивилась трубка, - я чего звоню. Юбилей сегодня у меня. Круглая дата. Соберутся наши старички. Пиши адрес. Записал? К семнадцати ноль-ноль. Не опаздывай. Зинаида Михайловна просила передать, что будет непременно. Она тебя очень хорошо помнит, - снова хихикнул баритон, - будем ждать!
Запивая бутерброд с сыром холодным кофе, Яков Ильич мучительно пытался вспомнить Зинаиду Михайловну. В памяти скользили дамы в легком и совсем легком одеянии. "Кассирша пищеблока, - решил он, - кажется ее звали Зиночкой." И в памяти возникла сцена, после которой Яков Ильич уже не мог игнорировать приглашение.
В семнадцать ноль-ноль он стоял перед подъездом высоченного обшарпанного дома с бутылкой французского коньяка "Наполеон" в кармане и пестрым букетом цветов в руке. То что он совершенно не помнил юбиляра, его не смущало. "Увижу вспомню" - надеялся он на зрительную память, которая, как известно менее подвержена возрастному склерозу.
Если тебе за тридцать, и судьба с тобой неласкова, постепенно появляется в твоем арсенале защиты от ее капризов и шалостей "внутренний голос". К сорока он крепнет, а к пятидесяти становится оглушающе настойчив. Якову Ильичу было изрядно за пятьдесят, и голос вдруг посоветовал ему сунуть букет в урну и быстрым аллюром шлепать домой. Урна была рядом, но он вспомнил Зиночку из пищеблока, высказал настырному голосу все, что думал о дурацких рекомендациях, прошел через омерзительно заскрипевшие двери и огляделся. Обычный подъезд старого дома. Грязь, мрак и устоявшийся кошачий дух. Лифтов было два. Разные грязно-голубые закрытые двери. Широкая и поуже. Рядом с широкой горел под кнопкой вызова красный огонек. Занят. На узкой двери косо приклеена грязная картонка с корявой надписью: "не работает". Кнопка рядом с ней выдрана и висит на проводке. Вместо сигнального огонька - дыра. Стараясь не слушать внутреннюю тревожную сирену, Яков Ильич понюхал букет, который слабо конкурировал с кошками, и, глядя на красный огонек, терпеливо ждал просторный работающий лифт. Огонек не потухал. Восходить на одиннадцатый этаж по лестнице, после случившегося пару лет назад инфаркта, Яков Ильич не решался. Он вытер испарину с лысины, потыкал кнопку пальцем и услыхал где-то высоко невнятные, искаженные эхом голоса. Голоса были сердитые. Яков Ильич разобрал слово "клиент". Дурацкое слово его почему-то возмутило и он потыкал кнопку еще. Голоса затихли. Огонек мигнул, но не погас, а сделался тускло-багровым. Тут Яков Ильич увидал на пыльном кафельном полу четкую цепочку следов. Цепочка начиналась у двери сломанного лифта, шла к глухой стене с почтовыми ящиками и исчезала. Он глубоко вздохнул, еще раз вытер лысину уже мокрым платком и начал обмахиваться букетом, как веером. "Линять надо", - тоскливо сказал внутренний голос, но в этот момент дверь сломанного лифта щелкнула, открылась, и из кабинки вышел парень в длинном, не по росту, пиджаке и широкополой ковбойской шляпе. Парень внимательно оглядел Якова Ильича с головы до ног, вежливо приподнял шляпу и жизнерадостно воскликнул. Не сказал, а именно воскликнул очень доброжелательно, как старому знакомому:
- Я вас приветствую!
Он проследил взглядом странную цепочку следов, укоризненно покачал головой и направился к двери подъезда.
- Значит этот лифт работает? - торопливо спросил Яков Ильич.
Парень остановился, еще раз оглядел его, посмотрел на потрепанный букет и задумался.
- Пожалуй можно и так сказать. Работает? Весьма, весьма остроумно! Прошу! - парень изогнулся в поклоне и гостеприимно простер руку к двери с фальшивой наклейкой.
- А зачем же надпись?
- Не обращайте внимания, - он небрежно махнул рукой, - крючкотворы! Перестраховщики! Чинодралы!
"Почему крючкотворы?" - подумал Яков Ильич, нажал ручку и вошел в лифт. Дверь за ним тут же захлопнулась с мягким щелчком. "Попался, дурак", - убедительно и обреченно сказал внутренний голос. Яков Ильич обернулся к двери. Изнутри она, как и другие стенки тесной кабинки, была зеркальной. Никакой внутренней ручки, чтобы открыть ее, разумеется, не было. Яков Ильич поискал взглядом этажные кнопки, не нашел их и первый раз за вечер согласился с внутренним голосом. Со всех сторон на него смотрело потное растерянное лицо в больших роговых очках.
- Идиот, - тихо сказал ему пленник и посмотрел на часы. Стрелки показывали семнадцать ноль-ноль, - забавно, - вслух произнес Яков Ильич и сел, поджав ноги, на мягкий толстый ковер, устилавший пол зеркальной кабинки. "А ведь кассиршу звали Клавочка, - вдруг вспомнил он, - Клавдия Ивановна ее звали". Яков Ильич вынул из кармана бутылку, содрал с горлышка сургучную печать и штопором от карманного ножичка с большим универсальным набором вытащил пробку.
- Будем здоровы! - кивнул он серьезным красным лицам, смотревшим на него со всех сторон. Лица ответно кивнули, и он, запрокинув голову, длинно глотнул, - хороший коньяк, не самопальный, - сказал Яков Ильич зеркальным собутыльникам и еще раз взглянул вверх. Потолок кабинки был прозрачен и через него ясно виднелся кусок черного ночного неба со звездами. Пленник попытался угадать большую медведицу, так как других созвездий не знал и еще раз изрядно глотнул. Примерно через полчаса бутылка опустела. Яков Ильич снова посмотрел на часы. Стрелки, как он и ожидал, показывали семнадцать ноль-ноль. Он поднес часы к уху. Они исправно тикали. Конечно, можно было врезать бутылкой по зеркалам и начать буянить с матом криками и пьяной слезой. Но внутренний голос против диверсии категорически возражал, и Яков Ильич уже не решался его ослушаться.
От жизненных запредельных невзгод, неуклонно ведущих в желтый дом скорби, здоровый организм защищает себя сном, и Яков Ильич, уронив пустую бутылку на пестрый букет и еще раз взглянув на яркие звезды, задремал, чему, вероятно, содействовал и выпитый без закуски коньяк. Разбудило его ритмичное подрагивание лифта. Свежий грозовой запах заполнил кабинку. Яков Ильич попытался подняться и встать на ноги, но не смог. Свинцовая необоримая тяжесть прижала его тело к ковру. Лифт, быстро набирая скорость, рвался ввысь к звездам.
- Что же это? - пробормотал пленник чугунным языком, услыхал странный шипящий свист, захлебнулся насыщенным электричеством воздухом и потерял сознание. Очнулся Яков Ильич с ощущением стремительного падения в бездну. Он испуганно открыл глаза. Нет, он не падал, а безвольно висел в кабинке в метре от пола. Изумиться этому состоянию Яков Ильич уже не смог. Способность человека, даже и умудренного человека с внутренним голосом, к удивлению не беспредельна. Поэтому, когда он увидел в зеркальной стенке не свое лицо, а девичье, Яков Ильич почти не удивился. Только потрогал очки, которых на лице молодой дамы не было, и пощупал скверно выбритую щетину на щеке. Девушка была не одна. Сердито нахмурив темные брови, она что-то выговаривала давешнему парню. Теперь парень был без шляпы и виновато поглядывал на собеседницу и пленника. Девушка повелительно указала рукой вверх и парень исчез, а сама она каким-то чудом оказалась в тесной кабинке лифта, ухватила Якова Ильича за то, что в молодости было талией и поставила его на пол.
- Ведь русскими буквами написано: "Не работает", - сказала она, как показалось Якову Ильичу, с прибалтийским акцентом. Впрочем, в Прибалтике Яков Ильич не был и поручиться за акцент не мог.
- Но молодой человек на нем приехал и уверял, что…
- Нашли кому верить. Клоун! Паяц! - перебила Якова Ильича девушка, сморщилась и замахала перед его лицом ладонью.
- Импортный коньяк… французский, - смутился Яков Ильич.
- Весь ваш импорт делается на Малой Арнаутской в Одессе, - назидательно сказала девушка, - читать надо. Классику он не читает, грамотно написанное предупреждение не читает. Может вы не умеете? - в ее голосе появилось сочувствие.
Яков Ильич немного подумал и твердо ответил:
- Умею.
- Может не видели? Скверное зрение? Как это у вас называется?… Вспомнила! Очки!
- Никак нет, - Яков Ильич почему-то вытянулся в солдатскую стойку, - прочел.
- Тогда я понять вас не умею, - огорчилась девушка, - вы, очень надеюсь, не самоубойщик?
- Инвалид. Вторая группа, - жалобно отрапортовал Яков Ильич.
Девушка надолго задумалась, потом сказала:
- Хлопоты и канитель.
Она не сильно надавила пальцем живот пленника, положила ладонь на его лоб, отчего он охнул и привычно потерял сознание.
Очнулся Яков Ильич от толчка в бок.
- Все, милок, просыпайся. Поспал и слава Богу. Зачем в лифт-то залез? Не иначе, как спьяну. Под лестницей-то теплее. Трубы там горячие.
Яков Ильич открыл глаза и увидел, что лежит он на грязном заплеванном полу большого лифта, заботливо укрытый собственным пиджаком. Двери просторной кабинки открыты и перед ними стоит старушка уборщица с длинной палкой на которую намотана мокрая тряпка. Он встал, аккуратно надел пиджак и пошел к выходу.
- Бутылку прихвати. Может примут, - крикнула ему вдогонку уборщица.
- Нет, - не обернувшись, сказал Яков Ильич, - импортные не принимают, - у дверей он остановился и, поколебавшись, вернулся, -
Скажи, бабуля, а кто живет в пятьсот шестнадцатой на одиннадцатом этаже?
- Господи! И этому пятьсот шестнадцатая покоя не дает! Спасенья от бомжей нет. Домофон надо ставить.
Яков Ильич, молча, протянул уборщице мятый червонец. Бабка удивленно взяла его, расправила и посмотрела через него на пыльную лампочку.
- Так никто таперича не живет, милок. Уж девять ден, как померла хозяйка. Хорошая была женщина Зинаида Михайловна. Земля ей - пухом.
Якова Ильича шатнуло.
- Кто-то еще интересовался этой квартирой?
- Циркач тоже выспрашивал.
- Почему циркач?
- Циркач, - уверенно повторила бабка, - по стене ходит, как паук.
Яков Ильич погладил левую сторону груди и покинул жуткий дом.

Аксакур Акоп гневался. Великолепно задуманный и отлично спланированный проект накрывался медным тазом. Что такое таз Аксакур не знал, но смысл изречения аборигенов понимал и оно ему почему-то нравилось. Да, проект непрерывно натыкался на случайные несуразные препоны и неурядицы. И опять ему, маститому корифею, научному руководителю десанта приходилось вникать и решать.
- Не бесись, Акопыч, - Рустик скорчил виноватую рожицу, - напутал, ошибся, исправлюсь, - отбарабанил он привычную тираду и неуверенно закончил, - может обойдется как-нибудь.
- Как это? - ехидно спросила Зарина, - как с этой настырной дурехой из пятьсот шестнадцатой? Нет, теперь шлюз надо менять.
- Кто он? Подробнее пожалуйста, очень вежливо попросил руководитель десанта.
Рустик выудил над собой памятную табличку и прочел:
- Шестьдесят пять лет. Доктор технических наук. Инвалид. В настоящее время не работает, живет на пенсию. Круг общения - районная поликлиника, магазины, рынок. Друзей и родственников в городе почти нет. Часто играет в шахматы со случайными партнерами в интернетном клубе "Берег". Уровень игры - средний. Все, Акопыч. Четвертый считает, что наш клиент.
- Я просил подробнее, уважаемый стажер Рустик, - еще вежливее сказал Аксакур Акоп и прикрыл глаза, - мне не нужна невнятная чушь. Что такое "технических наук"? В каком, извини, смысле? Что он умеет? Интеллектуальный потенциал. Эмоциональный уровень. Что означает твое "почти нет"? Шестьдесят пять? Степень его сексуальной активности ты мог уяснить? Тебя чему учили в разведшколе, стажер? И, наконец, какой балбес решил вербовать этого перезрелого мужа?
- Решил Четвертый, а ты одобрил, - грустно сказала Зарина, - подробнее ему! На практиканта набросился! Сутки еще не прошли после прокола. Что ты от него хочешь? Завтра я тебе все доложу.
- Где Четвертый? Где он? Его что уже освободили от забот и изгнали? - уже, не сдерживаясь, закричал научный руководитель, - Все! Достаточно! Питаться и спать! Шлюзом не пользоваться и никаких, я повторяю, никаких контактов!
- А как же я…, - начала Зарина.
- Никаких! - заорал Аксакур Акоп и сурово воздел указующий перст.
- Ну как он? - спросил в питальне Четвертый, выжимая из тюбика "суп рыбный с грибами".
- В черном гневе, коллега, в черном гневе, - Рустик осторожно припал губами к розовому шарику, витавшему перед его лицом, и ловко втянул его в себя, - а как дела с регенератором, коллега? Какой день умыться нечем.
- Отвали, - ответил Четвертый на туземном диалекте.

Стажер десанта на третью планету Желтой Звезды, Рустик Акы Бей, совершенно не прояснил Якова Ильича. Доктор наук был и смекалист, и любознателен, и изрядно образован. И друг у него был, спрятанный стажером под словом "почти". Во времена бешенной ракетной гонки нашего любвеобильного государства со злым дядей Сэмом жизнь Якова Ильича лучилась яркими надеждами и благосклонными улыбками властителей. В те пиратские годы он старательно измышлял безнаказанные способы порвать заокеанского дядю на шнурки и гегемонить потом на всей многострадальной планете. От тех, насыщенных панической ненавистью времен, остались у доктора технических наук изрядно подорванное здоровье, въевшийся в душу стыдный страх перед чиновным начальством и скромные накопления. Совершенно бессонной ночью он пил сердечные таблетки и тщетно силился уразуметь дичайшие нелепейшие обстоятельства, обухом павшие на его голову. Несмотря на отчаянные интеллектуальные потуги, обстоятельства не выстраивались в логическую цепочку, не поддавались разумному толкованию, а, наоборот, начали представляться Якову Ильичу болезненным бредом. Под утро он забылся тревожным непрочным сном и ему примерещились ползающие по стенам гигантские пауки с озабоченными лицами народных вождей. Бренчание дверного звонка прервало энтомологический кошмар.
- За что?! - крикнул он, пытаясь отодрать от себя цепкую паучью лапу давно почившего генералиссимуса, и окончательно проснулся. Звонок настойчиво повторился.
"За мной!" - ножом ударила в сердце мысль, и тело Якова Ильича мгновенно покрылось липким холодным потом. Он кинулся к окну смотреть черную "Волгу" у подъезда, увидел серый мутный свет наступившего дня и вспомнил, что лучезарное лихое время, когда "брали" ночами, ушло. Кануло в бездонную вечность невозвратно. "А может и возвратно" - подумал Яков Ильич и пошлепал открывать железную дверь с тремя запорами. Прежде чем открыть, однако, посмотрел в глазок и увидел виноватую ухмылку закадычного надежного друга.
- Привет злостным прогульщикам, - притворно нахмурился хозяин, впуская гостя, - завтракал?
- Не-а, не успел, - как обычно ответил гость.
- История древнего мира? - полюбопытствовал хозяин.
- Ну! Ведьма она! Если не выучишь, обязательно вызовет, а у меня уже две пары поднакопились. Перебор будет. Предок озвереет и пароль на БИОС поменяет, - объяснил гость.
- Сурово, - посочувствовал Яков Ильич и потащился на кухню заваривать зеленый чай и жарить яичницу.
Пока гость расторопно расправлялся с яичницей, хозяин прихлебывал чай и излагал вчерашнее. Когда он рассказал, как висел в кабинке, не касаясь пола, друг не выдержал.
- Заливаешь Ильич или надрался до фиолетовых глюков. Бутылку же выдул! - ужаснулся гость, - тут кто угодно зависнет.
- Нет, Генка, - вздохнул доктор наук, - был в невесомости. Точно, - он наморщил лоб, вспоминая клятву, - зуб даю!
Зуб произвел впечатление. Гость удивился и перестал жевать.
- Ты не обижайся, Ильич, но ты же не думаешь, что взрослый мужик, - он потыкал себя вилкой, - поверит детской сказочке?
- Ну что ты, Геннадий Моисеевич. Забудь! Глюк коньячный. Фиолетовый.
Гость молча доел яичницу, намазал ломоть хлеба маслом, насыпал на него горку сахара и налил себе чай.
- Звезды, говоришь, видел?
- Видел, Генка.
- Адрес помнишь? Может сходим после уроков?
- Нет, Геннадий Моисеевич. Я тебя на сегодня освобождаю от школы. Допьешь чай и пойдем. Адрес у меня записан.
- Слезный баллончик возьми, который ты мне показывал, - безропотно согласился закадычный друг, и, обжигаясь, торопливо допил чай.

- У Четвертого интуиция и опыт контактов с аборигенами в экстремальных условиях. Он убежден, - Зарина старалась не смотреть в глаза-щелочки научного руководителя. Аксакур Акоп был тоскливо озабочен. Час назад он рассказал въедливому чинуше из Совета о состоянии проекта, и тот весьма раздраженно заявил, что оправдать нарушения Галактической Хартии не может ни при каких обстоятельствах, сложившуюся ситуацию доложит Верховному Координатору, и он, как консультант по космическим проблемам, будет рекомендовать закрытие проекта и немедленное возвращение десанта. Научный руководитель отлично знал, что Верховный - непредсказуемый сумасброд. Заискивая перед другими координаторами Ассоциации, он вполне может поручить судьбу экспедиции Серому Кардику. При мысли об этом, Аксакур плотно сжал воспаленные от бессонницы веки и сглотнул слюну от внезапно подступившей тошноты.
- Вербовку запрещаю, - быстро сказал он.
- Ты же одобрил, - обречено сказала Зарина.
- Категорически. Решение обсуждению не подлежит.
- Но тогда…
- Нет-нет! - Аксакур Акоп замахал руками, - вопрос не моей компетенции. На станции есть консультант по этическим проблемам контактов.
- Но Юдимь по настоянию врача уже неделю спит.
- Разбудить. Разрешаю разбудить. Немедленно!
Две женщины возлежали на толстенном топком ковре малого салона станции. Юдимь, тяжко страдавшая от неуемной жажды, была нага и горестна. Она не пожелала надеть гравиботинки, и в салоне пришлось включить искусственное гравиполе, которое нещадно насиловало энергетику станции.
- Через десять минут вырублю, - предупредил их Четвертый, оставляя одних.
- Длительность и объем контакта? Предельно коротко, - Юдимь облизала сухие потрескавшиеся губы и зевнула.
- Был в шлюзе в режиме движения и покоя. Две-три не относящиеся к вербовке случайные фразы.
- С кем контактировал?
- Со мной и стажером.
- Потенциал?
- Четвертый считает, что достаточный для вербовки.
После минутного размышления Юдимь вытянула перед собой правую сжатую в кулак руку и указала большим пальцем вниз.
- Кто еще?
- Мальчик. Школьник.
- Осведомлен?
- Клиентом. Невнятно. И он… ничему не верит, - в глазах Зарины стыли слезы.
Консультант по этическим проблемам пристально посмотрела на собеседницу и тихо сказала:
- На твое усмотрение.

Верховный Координатор Седьмой планеты Ассоциации Каракурт Семнадцатый был труслив хитер и умудрен годами. Имидж капризного непредсказуемого диктатора был давно ему рекомендован, и он привык к нему, как привыкают к неудобной, но обязательной одежде. Испив дремотный напиток из неосушаемого кубка, он нажал зеленую клавишу "прием". В день трех лун он был доступен народу. У стола беззвучно возник секретарь в цивильном платье. Каракурт нащупал взглядом почти незаметный многозарядный стикс, спрятанный в складках мантии.
- Кто и сколько?
- Восемь военных наместников провинций с прошениями о субсидиях, полномочный посланник Шестой планеты, консультант по инопланетным контактам и магнат от торговой гильдии.
Координатор сморщился и испил из кубка.
- Одиннадцать! Изведут скудоумцы! Посланник зачем?
- С депешей от твоего брата, властелин. Неспокойно на Шестой после последней атаки. Смута мутантов.
- Скверный напиток. Не дает стойкой радости. Передай кулинарам. Пусть поправят.
- Поправят, властелин.
Верховный задумался, съел калорийную лепешку, запив ее из кубка, и тяжко вздохнул. День трех лун. Его предшественник намеревался распылить одну из них, но не успел.
- С воителями разберись сам. Дай каждому половину из того, что просят. Зажрались! А в песчаных провинциях, мне докладывали, неспокойно. Уровень обожания низок. Не обожают, скоты! Внедрить! Силой внедрить! - вдруг закричал властелин, но быстро успокоился и устало продолжил, - посланнику передай, что атак более не будет. С братом я поговорю без посредников по телекому. Кто там еще… Консультанта проверь на детекторе и введи. Магната потом. С ним будет обстоятельная беседа. Ступай. Не забудь кулинаров.
Прихрамывая на искусственную ногу, в кабинет вошел и почтительно остановился у стола консультант по инопланетным контактам. Лицо его уродовал длинный багровый шрам от подбородка до левого уха.
- Будь радостен, властелин!
- Садись-садись, герой, - радушно улыбнулся Верховный, и бережно поставил наполнившийся кубок в центр стола, - хлебнешь? Знаю-знаю, что любишь себя побаловать, - он шутливо погрозил посетителю пальцем, - с чем пришел? Опять про Желтую Звезду? Как проект? Скольких завербовали? Дорого ты мне обходишься, дружок. Их ведь еще и вооружить надо. И не какой-нибудь дешевой ерундой, а плазменными ульметами и стиксами. А транспорт? Уже сколько десантов, а результата пока не видно. Нет результатов! Нет? - он хлебнул из кубка и улыбнулся, - поправили радость кулинары. Пей! Не хочешь? Ну тогда докладывай.
Консультант по инопланетным контактам говорил более часа. Верховный Координатор Седьмой Планеты хмурился, багровел и прикладывался к кубку. Напиток помогал плохо.
- Хватит! - яростным шепотом перебил консультанта Каракурт Семнадцатый. Тот умолк и попытался встать.
- Сидеть! - тем же злым шепотом скомандовал Верховный, - тебя послушать, так не планета, а зверинец, сборище лишенных ума мутантов… Молчать! Не возражать! К Серому Кардику захотел! - он встал и медленно, чтобы успокоиться, прошелся по кабинету приемов, - проект продолжить. С наибольшим усердием всех, кто в нем задействован. Усердие стимулировать. За реализацией проекта будет надзирать Серый Кардик. Плевать на любые нарушения Хартии. Цивилизация Желтой Звезды должна войти в Ассоциацию под нашим правлением. Все! Решение окончательное. Обсуждению не подлежит. Ступай и помни о надзирателе.
Каракурт Семнадцатый опустился в кресло и жадно припал к кубку.

Виталий Сидорович Воронец сходил утром на почту, расписался в трех разных бумагах и получил пенсию со всеми положенными надбавками. От мэра, за длинные веселые годы службы в Комитете Госбезопасности и какую-то незначительную разовую добавку непонятно за что. Он аккуратно уложил пачку купюр в бумажник, мелочь, не считая, сгреб и сунул в правый боковой карман пиджака, бумажник положил в нагрудный и пошел домой жарить окуневое филе на завтрак. После еды полчаса на прессу, лежа на диване, потом на работу. Режим. На новой работе Виталию Сидоровичу платили много. Очень много. Два раза в месяц он получал толстые конверты с зелеными чужими банкнотами, пересчитывал их, радостно вздыхал и прятал в тайник за батареей парового отопления в кухне. Жил на пенсию. Излишеств себе не позволял, поэтому заслуженной пенсии хватало. Новой работой он гордился и считал себя избранным вершителем людских судеб. Вечером перед сном, уже в кровати, Виталий Сидорович всегда размышлял о работе, прикидывая как бы половчее выполнить полученное задание. Выполнял он задания нового начальства всегда четко, с должным рвением, чем заслужил в короткий срок доверие и благосклонность. Виталий Сидорович Воронец работал палачом.
Застав в запертой на хитрый замок квартире молодого до черноты загорелого парня, он ничуть не удивился. Привык. Давно понял, что никакие запоры им не помеха, потому и обычную деревянную дверь на стальную менять не стал. Виталий Сидорович присел на стул и вежливо поздоровался. Гость ответно улыбнулся, вынул, как обычно из воздуха над головой, красивую цветную фотографию и вручил ее хозяину. С фотографии на Виталия Сидоровича смотрел пожилой встревоженный мужчина в больших очках. По нижнему ее краю красными буквами по белому полю был напечатан адрес.
- Запомнили? - спросил гость.
Хозяин вгляделся в приятное интеллигентное лицо с высоким лбом.
- Ученый или поэт какой?
Гость сморщился и повторил вопрос.
- Запомнил, - вздохнул Виталий Сидорович и выпустил плотную картонку из пальцев. Не успев упасть на пол, картонка исчезла, будто ее и не было. Умное встревоженное лицо осталось только в цепкой надежной памяти палача.
- Когда? - спросил он.
Гость небрежно махнул рукой.
- Можно завтра.
- А за что его? - вдруг ненужно спросил Виталий Сидорович и ужаснулся. Такие вопросы задавать темным людям не следовало. Но гость, помедлив, неожиданно ответил:
- Вербовать затеяли, как вас, потом передумали.
- "Ну передумали и передумали, а карать-то зачем?" - подумал хозяин, но озвучивать вопрос уже не посмел. Гость, однако, мысль угадал и нахмурился.
- Нарушили конспирацию, - вздохнул он, - прокололись.
- Завтра, - пообещал Виталий Сидорович Воронец и отвернулся, чтобы не видеть, как темный человек покидает запертую квартиру.

Яков Ильич, зажав вспотевшей рукой ладонь друга, разглядывал знакомый лифт. Все в подъезде было так же, как и вчера. Та же грязь, тот же мрак и тот же мерзкий кошачий дух. Исчезла лишь ручка на двери маленького лифта и на грязной картонке в конце надписи: "Не работает!" появился жирный восклицательный знак.
- Этот? - спросил Генка.
- Ручки нет.
- А была?
Доктор наук метнул в друга гневный взгляд и пнул ногой дверцу.
- Была.
- Ну сперли.
Яков Ильич промолчал, сунул палец в отверстие оставшееся на месте исчезнувшей ручки и поискал странные следы на полу. Следов тоже не было. В углу под лестницей стояла коньячная бутылка.
- Сволочи! - прошептал доктор наук, схватил бутылку и грохнул ее о стальную дверь проклятого лифта. Стеклянное крошево посыпалось на пол, - сволочи, - повторил он и сжал голову руками.
- Ты что, Ильич, сбесился? - испугался Генка.
Большой лифт загудел, чавкнул и открыл двери. Из кабины вышла грузная дама с лохматым псом. Пес оскалился зарычал и натянул поводок.
- Рекс! Не смей! - испугалась дама, но пес выдернул поводок из ее руки и прыгнул к побелевшему Якову Ильичу.
- Господи! - всхлипнул тот и оттолкнул ботинком оскаленную морду. Женщина проворно схватила поводок и обняла собаку за шею.
- Ты зачем ногой? Не любит он пьяных!
Генка схватил доктора наук за руку и вытащил его из подъезда.
- Ну, Ильич, ты даешь! Беда мне с тобой. Бутылки бьет. На собак кидается. Все, ковбой! Домой срочно.
Яков Ильич трясущейся рукой положил в рот таблетку, пробормотал что-то об американской агентуре и покорно побрел за другом.
- Домой нельзя, но срочно в другой край света, - услыхал доктор наук тихий голос с прибалтийским акцентом. Яков Ильич обернулся и увидал вчерашнюю смуглую девушку из зеркальной кабинки. Девушка протягивала ему пачку зеленых ассигнаций.
- Шпионка! - ахнул доктор, - держи ее Генка! Это же доллары!
- Доллары. Тут хватит, - подтвердила смуглянка, но вдруг глаза ее расширились и в них появился ужас. Яков Ильич проследил ее взгляд и увидел, что через дорогу, с другой стороны улицы, к ним направляется плечистый человек в старомодном габардиновом макинтоше.
- Черт! Черт! Черт! - девушка схватила Генку за руку, оторвала его от оторопевшего друга и с неожиданной силой потащила его к оказавшейся рядом арке дома. Зеленые бумажки веером разлетелись по улице. На круглом лице подходящего мужчины расцвела веселая улыбка.

Народу на похороны Якова Ильича собралось густо. Был кем-то заказанный оркестр и были три иномарки с тонированными стеклами и охраной в камуфляже. В речах у могилы бывшие коллеги вспоминали заслуги покойника перед родимым отечеством. На пиджаке Якова Ильича, который при жизни он надевал в особо торжественных случаях, красовались ордена и медали. Реденький зябкий дождик почти не мешал ритуалу. Доктор технических наук как-то быстро начал подгнивать, однако появившийся запашек искупало косметическое обаяние трупа. Лицо в больших роговых очках было благостно и покойно. Когда процессия на кладбище истаяла, у свежего могильного холмика остались двое. Смуглая девушка с иссиня-черными роскошными волосами, падавшими на узкие плечи, и длинный нескладный школьник. Он испуганно огляделся, убедился, что они остались одни и вдруг заплакал. Девушка хмурилась и молчала. Ждала. Потом обняла парня за плечи и сказала:
- Некрасиво. Надо жечь в горе, - подумала и поправилась, - в вулкане. Пойдем теперь. Я возжелала отвезти тебя домой.
Не оглядываясь, она пошла к машине, и всхлипывающий парень побрел за ней. Сев за руль, она посмотрела на часы.
- Не плачь. Слезами ничего не исправишь. Будем ждать. Теперь совсем скоро, - смуглянка прикрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.
- Вот они, - прошептал школьник.
На пустом кладбище над могилами беззвучно висел межзвездный корабль.