"Любовные странности..."

Всем, привет!
Сегодня я решил послать то, что вышло только что из-под "станка"...
Предисловия излишни, кроме того, что: "И это всё о... Ней"


Валерий Егоров. e_gorov.rambler.ru - сюда пожелания и предложения.

http://subscribe.ru/catalog/lit.poetry.love - здесь каталог.

                    «Непоездка» в город «С…»

                         (рефлексии)


“Где-то есть город…”
                       песня.

       Ноябрь… Вот и зима… Снег улёгся, снег сыплется, снег… Кругом… «Город почти
ослеп…» Потому что: снег, снег… Снег…

       Снег это там, у неё. У меня – тоже холодно, есть и снег, но он, далеко
- на горах. Горы побелели, приблизились, оконтурились… Белое на синем, на голубом…
Голубой – её любимый цвет. И мне нравится. Белое, голубое, красное… Чёрное на
красном, или красное на чёрном…
       Кровь, пот и слёзы… - Жидкости. И жизнь – это их циркуляция и обмен. Или
вызывание выделения этих жидкостей: крови, пота, слёз… И тот кто заставляет их
выделять, тот заставляет жить. И она, дарит мне жизнь? Тем самым, заставляя…
???

       Поезд, номер 12, вагон - 13, место - 13… Опять 13! Как только я выбираюсь
в ту, северную сторону по направлению к обеим столицам, так обязательно у меня
попадает цифра 13. 1+3 = 4.  4 – стабильность?! «У кошки четыре ноги…» У стола
четыре ножки, у машины четыре колеса… Может быть!? Только стабильности этой нет
у меня давно. Да и не было никогда. Всегда шторма, бури… «мы говорим не штОрмы,
а штормА…»
        Хочу больше чем получаю? Много хочу? - Хочу. Да.

        «21-45… Отправление… Поплыли за окнами пальмы и восстановленный турками
вокзал.
        Восстановленный? Ободрали все бронзовые части, всю дубовую столярку,
заменили пластмассой, а бронзу – в свою, к себе… На пол - скользкую плитку, по
которой зимой пройти, - это что-то близкое к катанию на коньках. Падают, падают…
Ломаются… Люди? - Люди ломают кости себе… А мы лечим, лечим, собираем отломки…
       Это на Западе – за большее количество работы, получают большие деньги.
У нас? А у нас же всё специфическое. Чем больше, тем нам меньше. Это как женщина:
её, чем меньше любишь, тем больше она к тебе привязывается. Вот так и мы, любим
свою, так называемую «эту страну», за то, что она не любит нас. Все – пасынки,
и падчерицы.  «И другой такой страны не знаю…»

        Что ж, вечер, попутчиков, кроме того, кого я сопровождаю, нет, и, слава,
Богу. Ну, их. Скучно? Мне - нет. У меня есть что почитать, есть о чём подумать…
О ком! Да, есть о ком. Всё о ней, всё о ней… Она? Она не знаю, думает ли, или
уже давно?!  Из сердца – вон, раз спряталась за пароли и отсутствие доступа…

         Почему так устроен человек? – Как только появляется в его жизни что-то
похожее на настоящее, так он старается уйти, убежать, спрятаться в убежище бесчувствия?
Когда чувствуешь привязанность, тогда теряешь контроль над собой и над ситуацией.
А нам ведь подавай предсказуемости, чтобы всё: по плану, чтобы знать, что день
грядущий готовит.
         Нам мало, что сегодня, нам подавай и завтра то же, и послезавтра и всегда…
А ведь всегда – это для камней и седых пирамид. Но и они меняются, распадаются,
обновляются в том распаде, потому что, хотя и каменные, но… живут. А жизнь –
это перемены, непостоянство, обмен твёрдым и жидким между…
       И любовь, в её примитивном понимании, это ведь тоже обмен жидкостями.
Между ней и ним. Между двумя… И в процессе этого обмена  рождается… ощущение.
Радости, наслаждения, счастья…
       Он любит её, она любит его? Что же ещё нужно то? Нет, нам подавай препятствия,
чтобы было тяжелее добраться до источника этого наслаждения. Всё - в ожидание,
всё - в предвкушение… И выбираем себе такой источник, такие трудности… Хотя «воды»
этой кругом… Но источник не тот.
      Впрочем, может это и верно. Чем больше и дольше ожидание, тем больший апофеоз,
тем больший выброс энергии, тем большее счастье…

      Что Фрейд говорил? – «Чем больше любовь, чем больше дистанция - тем полнее
удовольствие от сексуального единения, удовольствие прямо пропорционально напряжению…»

      Любовь – ожидание, любовь – предчувствие, любовь, это значит: ждать.  Уметь
ждать. Умеем ли мы это? Умею ли я? Да всё время чего-то жду. Всегда надежда на
завтра, всё откладывание на потом… А когда это: потом? Годы идут… И это «потом»
может не наступить вовсе.

       Войны, бандиты, случайные эксцессы… Захваты заложников… Вот, живёшь себе,
трудишься на благо… Не далее как вчера  пришло в больницу предупреждение – могут.
Ну, могут, и?.. Что, вы думаете, патруль нам дали, охрану усилили, или хотя бы
участился приезд сотрудников из тех самых внутренних? – Да, конечно, усилили.
Разбежались. Закон джунглей – каждый сам за себя. Это потом вещают с экранов,
как они всё знали, как следили за каждым террористом. Он поворачивается – и снайпер
за ним с прицелом… Поворачивается… Может и поворачивается, да команды на отстрел
«зверья» нет. Нет. А тут придёт заросшее «чудо» с гранатами, и скажет: всё, всем
п… ц! Больница захвачена, вы – заложники, через час начну расстреливать по одному,
хочу Радуеву свободу, или  Бен Ладену, или… Кому там ещё? Сколько их, тех, кто
желает решать за меня, как мне жить, с кем, кому молиться, кого любить?.. Сколько?
Почему всегда я кому- то что-то должен? А мне, мне? - Когда будет мне хоть чуть-чуть,
немножко счастья, немножко любви?..

       Снова всё на «потом». И теперь я еду опять в расчёте  на «потом». Почему?
Потому что: просто еду. Сопровождаю больного, которому в Москве в институте им.
Бурденко должны сделать операцию. У нас? Нет, у нас лучше подобное не делать.
Исход один – туда, за грани…
       В Москве есть надежда. Но и деньги… Не малые. В наше время всё за деньги.
Всё! Только проблема одна: где их взять? Если честно заработать столько, чтобы
просто жить, не возможно! Нужно: нарушать, воровать, брать без спроса. Всё растащили
раньше. Теперь – перераспределение и делёжка награбленного.

       Так было у нас всегда. Вначале революцию, чтобы наш, новый… Старый разрушить…
Ограбить. Экспроприация… так, кажется, звалось это тогда. А «парень» в кепке
вместе со своей боевой подругой хотел просто денег, чтобы пожить в эмиграции
на хороший процент и подготовить «мировой пожар».  Вот тогда уж действительно:
«Мы наш, мы новый…» Но теория  подготовила новое: для отдельно взятой страны.
 Сделали. Отдельную… Страну разрушили, создали один огромный лагерь и паханов.
Так и живём, до сих пор. Как всегда…

       Больной, что я сопровождаю, вполне самостоятелен, но «попросили»… Не бесплатно,
понятно. Но какие это деньги – три штуки «дерева»? На один раз слегка посидеть
 в кабачке, или на билет – туда-обратно… На один раз. Но это – не главное. Главное
для меня поездка, туда, хотя бы на несколько часов. Чтобы побыть, пусть и не
с ней, но рядом, под окнами. Под её окнами!
      Старый романтик? Последний романтик страны? Пусть так, называйте, как хотите.
Но к ней не войду, просто: постою рядом. Её покоя не нарушу… Она его ищет, теперь,
возможно с трудом?! А может?.. – Нашла!?
      Как преступника на место преступления? – Может быть и так. Ведь она хотела,
хочет(???), с моей помощью убить любовь.  Жить со мной и без меня. Жить в покое
с собой. Держать себя и свои чувства под контролем. Но когда чувства под контролем
– это состояние близкое к бесчувствию. А не чувствовать – это и не жить. Человек
– это существо из чувств и ощущений. И
не всегда над ними нужен контроль. Спонтанность, непредсказуемость, непонятность…
- Вот тогда и интерес, тогда и притяжение… Любовь – это всегда непредсказуемость!

        Колёса колотятся о стыки… Интересно, вот, а почему такие же металлические
колёса о такие же металлические рельсы, а там, «за бугром», так не стучат? Там
поезд не едет, а летит, поёт, упивается скоростью… И ты, сидя в вагоне, в мягком
кресле поёшь вместе с поездом. Хочется жить, хочется работать. Потому что знаешь,
что твой труд будет оценен, оплачен, по крайней мере. И ты, на эти заработанные,
сможешь поехать куда хочешь, быть там, где хочешь, купить многое, что хочешь?
Почему? Почему я не могу заработать по своей высокооплачиваемой в мире специальности
– врача анестезиолога столько, чтобы хотя бы раз в месяц ездить за две тысячи
вёрст туда, куда я еду сейчас, но уже за чужие деньги? Почему я не могу это делать
на свои? Потому что не ту специальность выбрал, потому что за наркозы у нас не
платят, а платят взятки только хирургу? А почему нужны взятки? Что министры и
президент не знают, что прожить на две тысячи рублей заработка доктору не возможно?
Не говорю уже о повышении своих знаний. Всё - за свой счёт. С какой стати, я
ведь на государевой службе, почему я должен платить за свою учёбу? Потому что
это – политика государства? А как ещё думать?  Развалить госмедицину, чтобы создать
всё частное, всё платное. Кто не может оплатить, тот вымрет, Вот и вымирают.
 Мы все: вымираем. Скоро в госмедицине останутся одни рвачи и бездари. Мне уже
тоже пора из неё. Хоть в кочегары или в частные извозчики. Не хватает на всё
это сил смотреть и участвовать. А участие, даже и невольное в поддержании видимости
благополучия, это тоже своего рода участие в преступлении. Против себя в конечном
итоге. Сколько можно наступать на горло собственной песне. «Этот стон у нас песней
зовётся…» Точно, так и стону, скрежещу, но тяну лямку нелёгкого ремесла анестезиологии-реаниматологии…

        Прошла ночь, простучал колёсами день, ночь последняя, завтра я буду рядом.
Не с ней, а, просто: рядом. В одном городе «С..» возле её дома. Возле… Завтра!

        Казанский вокзал… Под высокими арками раздаётся голос диктора: «не оставляйте
вещи без присмотра… не доверяйте случайным людям… при обнаружении бесхозных вещей,
сообщайте сотрудникам милиции….» По перрону снуют грузчики, нас встречают родственники
больного, что я сопровождал. Слава Богу, применять мои знания и умения не пришлось,
всё благополучно, мы идём на стоянку машин, едем в институт…
       Приехали. Там суета приёма нового больного, место оплачено… Ничего себе
расценки, мне это за несколько лет не наработать, а здесь? А здесь день пребывания
– мои ??? зарплаты, и не сосчитаешь сразу. Живут медики столицы! Умеют хапать.
Ну, столица она всегда была впереди планеты всей!
       Так, вот и мои три тысячи, хм, сто баксов – «бАлшие дЭНги». Эти деньги
за час девчонки  «колотят», известно за что, известно чем…
       Благодарю, меня благодарят, потом вручают обратный билет на самолёт, на
сегодняшний вечер, говорят, что на завтра не было. Скорее всего, не захотели,
мне устраивать ночлежку, тоже - проблемы. Помню, как-то год назад в Питере, старушка
интеллигентного вида возле Московского вокзала сдавала комнату, спросил. И что?
Да в Сочи такие цены за номер люкс в «Лазурной». Столицы, блин. Одна северная,
другая… Настоящая.
       Москва слезам не верит, Москва верит только деньгам. - Это точно! «Всё
на бабках… И пахан теперь новый, а всё: всё равно на бабках…»

        Что же, так значит суждено, только успеть найти, где этот город «С…»,
приехать, посмотреть… И обратно. К ночи должен вернуться туда, где живут те,
кто знает прикуп… Я прикуп не знаю, но… Живу. Существую мал-мал…

         Вот ВВЦ, что был когда-то ВДНХ. Были времена. Жил я и здесь, но немного.
Тогда можно было учиться за счёт больницы, давали командировочные, общага на
Баррикадной… Правда, общага не фонтан, но жить можно, бывало, даже и весело.
Доктора со всей необъятной. Ташкент, Баку, Новосибирск. Горячие восточные женщины
и длинноволосые блондинистые сибирячки. И я такой желающий, молодой… Впрочем,
желающий не меньше и теперь. Да и не сказать чтоб уж и стар. Теперь, вот ещё
и любящий. На старуху – проруха… Хе, хе…

        Стоянка автобуса номер 425. Туда мне и нужно. Беру билет, еду… Я еду…
Еду не к морю, я еду от моря, еду… к ней. Старый я балбес. Что я делаю, ведь
всё равно бестолку!? - Но еду, еду, еду…

        Сосны обвалены густым снегом, их зелёные лапы проглядывают из белых,
маскирующих  балахонов… Берёзы с тонкими ветвями тоже облепились мягкой, снежной
ватой… Поля белые с кое-где выглядывающими жёлтыми колосьями неубранного хлеба.
Тоже проблема года – некуда девать зерно. Элеваторы переполнены, зерно едят птицы,
всё под снег, гнить до весны. А потом вместе с грязью в реки и озёра… «Что имеем,
не храним…» - Увы. Страна парадоксов и неправильностей. Но живём, считая себя
богоизбранным народом. На что избранным? На то, чтобы другие смотрели и понимали,
что так нельзя!?  Живём… Как можем… Можем, но не живём. Так, большей частью:
существуем.

        Попутчики рядом, говорят про местный дом отдыха, неплохо бы было на снежок
пару недель, неплохо… Чтобы все проблемы – побоку.

        Вот он, тот городок. Её городок. «С…» Зачем я это делаю? Но делаю, выхожу,
смотрю на номера домов. Странная традиция таких вот закрытых городков. Не называть
улицы - улицами, а всё под номерами.
        Помню, как в старое время поехал в Пущино, к другу детства, что сгинул
где-то в неведении и пьянстве на просторах СССР. Пропал, как и не было его. Похоже,
его уже нет в списках живущих на нашей земле. Многое давалось ему: талант, память,
исследовательская жилка… Хотел подарить человечеству бессмертие. Наивный. В тот
период в том же Пущино, довели человека, учёного Белоярцева до самоубийства,
того, что изобрёл искусственную кровь - перфторан. Тоже завистники –бездари.
Комиссии, суд, обвинения… А теперь этот перфторан везут с Запада, тот же состав,
но – оттуда и за валюту!
        Сколько раз и мне приходилось писать прокурорам объяснения на жалобы
и обвинения коллег, и родственников заведённых «коллегами хе…ми»?.. Реанимация
– это где всегда рядом: боль, кровь и слёзы… И сам становишься болью, кровью,
слезами… Потому что чувствуешь… Чувства с годами притупляются, конечно, но с
каждым умирающим больным уходит часть тебя… Уходит… Что осталось мне, сколько?..

        Сейчас одно, как навязчивая идея: я хочу постоять под её окнами. Хочу!
Я люблю её!
        Вот и тот номер. Тот? Тот.  Вот и те маленькие деревца во дворе, что
посажены её милыми ручками, что вынесли и продолжают нести... Многое!
        Этими руками она обнимала других… Гладила разномастье цвета и густоты
волос… Других…  Её глаза смотрели и смотрят… на других… Её выдыхаемый воздух
вдыхали, вдыхают… Другие…

        Чтоб уменьшить желания пыл, я б дыханье её испил…

        Её гладили и ласкали… Другие… Она была и будет… С другими…

        Мне – тишина и безмолвие…
        Мне – обещание помнить и думать(?)
        Мне – со мной и без меня…

        Мне – любить без ответа…
        Мне…
        …

        Теперь, мне просто: н и ч е г о… Ожидание, вера, надежда…

        Вот с этой верой я и стою под её окном… «У бульвара под часами…»
        Стою, но не вдвоем, а «…с грустными глазами» – это да, этой грусти хватит
утопить всех желающих…

        Вечереет… Мои не очень тёплые ботинки начинают пропускать холод к ногам.
Да, у меня всегда мёрзли и мёрзнут ноги и руки…
       «Руки холодные – сердце горячее…» Что-то подобное шутили в детстве.

       Сердце бьётся, оно ещё бьётся, оно любит… Оно ждёт.
       Вот и засветились её окна. Тени мелькают по шторам… Наверно, у неё гости.
Сосед-командир, редактор –поклонник… Директор…
       Им весело, тепло…  Меня там нет. Я чужой на этом празднике, я чужой в
её жизни…
       «Я просто тот, кто любит тебя, ты меня слышишь? Шепчу я замерзшими губами…»
       Увы, только тот, кто любит... Это сейчас никому не нужно, это - нельзя
потрогать, это – в карман не положишь, на хлеб не намажешь…

       Нет, она не слышит. Она с кем-то, она не со мной…
       Она не со мной,  она  - без меня…

       Я вообще чужой на этой планете непонимания и нелюбви И только эти строки,
что возможно кто-то… (она-???) прочтёт, кому-то нужны?! И я живу затем, чтобы
рождались эти строки?!
       Неужели мне - только строки? Но я ведь сейчас и её строк лишён. Я могу
только говорить сам с собой и с тем, кто это читает? С тобой, мой редкий, избранный
читатель! Я говорю с тобой, как с собой. Нужно ли? Не важно. Уже не важно…
Приходит время, не страшны оценки…
Молва людская – суета-сует…

       Вот и финал этого рассказа:

       Я успел на автобус, успел на самолёт, я вернулся в свой город, тоже «С…»,
но другой, ракеты над морем не испытывали, меня не сбили… Море было тёмным и
блестящим… Тихим и спокойным.
       Я остался с… собой…
       Она? Она далеко, она - где-то… Она - с кем-то…

       Может быть, тот, с кем она, это всё-таки я?! И тот, кто стоял под её окнами,
это я, но в прошлом, или в одном из вариантов настоящего? И теперь: всё не так.
Я не стою сам себя обрёкший на безмолвие и безгласие, не стою под окном замёрзшей,
укоряющей статуей, а я - рядом с ней, мы – одно. И я – это она, а она – это я!?
И мы не можем разобрать где мы… Кто мы… Потому что: нам хорошо вместе! Потому
что нет одного без другого…

       Дальнейшее: сверши воображенье...

       И помоги нам… Господи!

       Необратимость… Постоянство в сути… Не к этому ль мы пониманию идём?!

19.11.01
(С) В. Егоров.