Жанр: фантастический боевик
Оценка (0-10): 6
Ссылка: "Фэнзин"
Приблизительный объем чистого текста: 1165 + 584 + 551 = 2 300 kb

Из Бейрута, где квартировал ближневосточный филиал Комиссии, до Эйлата летели с комфортом, на маленьком чартерном "Пассате". В Эйлате их сначала хотели пересадить на вертолёт, но почему-то – Адам не стал вникать, почему (всё равно довезут, так или иначе, и зачем пытаться понять резоны, почему именно так, а не иначе? – сотрясение тонкого эфира и пережигание нервов) – лететь вертолётом оказалось нельзя, зато нашёлся тяжёлый глайдер-кунг, с двумя кондиционерами, туалетом и прочими прелестями цивилизации. Четыре часа в пути вместо полутора... оказывается, из-за этого и было столько шума, дыма и стрельбы в воздух. Восток...

Стив и Арсен сразу же завалились на койки, а чуть позже Сигги, выпив две баночки пива, последовала их примеру. Адаму же не спалось. Он вообще не любил спать в движущихся предметах. Уже дважды ему приходилось просыпаться в момент, когда всё рушится и горит, и глубоко спрятанное суеверие намекало: вот в третий раз...

Адам думал, что они сразу же двинут в пустыню, но нет: сначала долго скользили над морем, вдоль пляжей, сплошь усеянных курортниками; Адаму показалось, что непосредственно в море купается мало кто, всё больше – в бассейнах. Ну, и – всяческие серферы, миниглайдеры, яхты, ковры-самолёты... Отели на побережье были просто красивые, красивые дивно и красивые приторно. Пальмы – да и вся зелень – почему-то казались жирными.

Чуть дальше курортная зона резко оборвалась и потянулась мерзость запустения. Здесь тоже не так давно начинали что-то строить, с размахом... а потом кончились деньги. Когда потребность в нефти упала на две трети, а всяческие компьютерно-электронные корпорации, в которые саудовцы и прочие нефтяные шейхи охотнее всего вкладывали денежки, просто исчезли – буквально в одну ночь...

Адаму пришлось покататься по свету, и он хорошо знал, до чего всё везде изменилось. Не то чтобы опрокинулось, перевернулось... Больнее всего изменения ударили по Западу, лишив его высоких технологий и хитрожопой финансовой системы, в которой принцип "деньги к деньгам липнут" работал так же, как "правило буравчика" в суперпылесосе. В цене снова были прежде всего золото, сталь, дерево, рабочие руки, хлеб. То, что производилось с помощью марцалов, ценилось дёшево, потому что производилось в изобилии и не всегда годилось для повседневной жизни. В первые годы после вторжения почти все были уверены, что кончена не просто прежняя жизнь, а – кончена жизнь вообще. Но потом что-то как-то наладилось – иногда криво...

Европа, например, выстояла, а вот Америка раскололась – на Северо-восток, Юго-запад, Нью-Йорк и Техас. Местами дело доходило до пограничных стычек, но наличие общего врага наверху удерживало горячие головы от чересчур решительных действий. Тем временем Китай, не слишком активно участвующий в отражении имперской агрессии, дрессировал самую большую в мире сухопутную армию...

Навстречу, под днище глайдера, неслись крутые короткие пенные барашки. Обнажившиеся рифы, подводные камни, скалы – всё окружено было пенной опушкой. Носились чайки. За полосой ослепительно-белых пляжей поднимались горы, невысокие, пологие и совершенно голые, из светло-розового гранита. За ними шла вторая гряда – тёмных, изломанных, беспощадных.

Небо стремительно мрачнело...

Вглубь материка свернули над руслом пересохшей реки, оставив позади начавшуюся грозу. Понять, что это река, можно было по огромным валунам, полузасыпанным галькой. Наверное, в сезон дождей на эту реку приятно посмотреть... но Адам не знал, когда здесь бывает сезон дождей.

Прошло не четыре, а четыре с половиной часа, когда глайдер наконец опустился на землю, и Адам услышал стремительную арабскую речь. На этот раз, против обыкновения, не кричали – говорили негромко и с достоинством. Он выглянул из кунга, уже готовый к раскалённому воздуху.

И всё же поначалу показалось, что не сможет вдохнуть. Не ставшая привычной "сауна" это была, а – настоящая каменная печь...

Проводник и переводчик группы, ливанец Хаким, разговаривал с двумя высокими мужчинами в ослепительно-белых бурнусах. На шее одного из них висела магазином кверху винтовка М-16 с подствольником.

Увидев Адама, второй, не вооружённый так напоказ, шагнул вперёд, сдержанно улыбнулся и отдал честь. У него было тёмное сухое лицо с необыкновенно тонкими и выразительными чертами.

– Майор Хафизулла, пограничная стража, – сказал он на чистом дистиллированном английском. – Я видел, как эта вещь падала. Я пришёл, чтобы проводить вас.

– Полковник Липовецкий, – отрекомендовался в свою очередь Адам. – Контрольная комиссия по инвазии, начальник экспертной группы. Идти надо пешком?

– О, да. Пешком. Но здесь уже недалеко. Хорошо было бы лететь вертолётом, но может начаться гроза. С минуты на минуту. А может и не начаться. Здесь странная погода.

– Мы видели грозу над морем.

– Над морем – это совсем другая вещь. Это очень маленькая гроза. Давайте не будем терять времени...

Дорога заняла меньше часа, однако к концу её Адам почувствовал, что ноги готовы наотрез отказаться служить своему негодному хозяину. Арсен подвернул лодыжку и отстал, Сигги цеплялась за Стива и ругалась по-шведски и по-голландски. Все были в царапинах и ссадинах – разумеется, кроме пограничников, которые скакали по этим раскалённым острым чёрно-фиолетовым камням легко и лениво, только бурнусы развевались. Дважды над головами сгущались тучи – настолько плотные, что казалось: наступает ночь. И тут же разбегались без грохота и без ливня.

– Пришли, – сказал наконец майор Хафизулла, делая изящный плавный жест, словно был не офицером пограничной стражи, а артистом балета.

– У-ух... – выдохнул Адам.

Возможно, именно тут побывал бедняга Данте – и увидел вход в Ад.

Ещё более чёрная, чем окружающие скалы... хотя, казалось бы, куда уж черней?.. – котловина, и именно в форме котла, нет – он поискал сравнение – гусятницы. И что поразительно – водопад! Тонкая дробящаяся в полёте струйка вытекает из овальной дыры в скале и падает в тёмную лужицу, откуда уже ничего не вытекает, а только испаряется, поэтому дышать в котловине просто нечем. Страшный чад залитого водой пожара на угольном складе...

Тело крейсера занимало собой почти четверть котловины. Корабль лежал, сильно накренившись; на первый взгляд, повреждений не было, но уже через несколько секунд Адам удивился себе: в борту – огромная пробоина, дно котловины усеяно искорёженными кусками обшивки. Судя по всему, пилоты почти сумели посадить корабль. Почти сумели.

– Никто не выходил? – спросил Адам.

– Нет, – покачал головой майор. – Я думаю, они все погибли. Удар был громкий. Очень громкий. Слышно было за двадцать километров. И был огонь и дым.

– Понятно... Ваши люди туда не спускались?

Майор помедлил.

– Боюсь, что я не смог бы заставить их спуститься. Даже под страхом сурового наказания.

– А вы сами?

– Ещё совсем недавно там было нечем дышать. И я не уверен, что сейчас там есть хороший воздух для дыхания.

– Это мы тоже проверим...

Как не хотелось влезать мордой в противогаз! Даже в этот наиновейший, лёгкий, с хорошим обзором... опять же щетинка, брился утром, а – вылезла, в таком климате хорошо растёт... и если сейчас побриться, то раздражения не избежать, проходили...

Мысленно ворча, Адам облачался во всё защитное. Сигги тоже. Стив будет страховать отсюда, а от Арсена – вон, еле ковыляет, болтаясь на плече пограничника, – толку и так мало... да и переводчик он средний... Но уволить его было трудно.

Адам спустился вниз по верёвке – лихо, дюльфером; быстро раскрыл и запустил экспресс-лабораторию, посмотрел, как поднимаются гирлянды пузырьков по кюветам с реактивами, потом сверился с таблицей (хотя всё знал на память); да, что нужно, покраснело, где нужно, выпал осадок, а где не нужно, не выпал... Воздух был на грани пригодности для дыхания по кислороду и углекислоте, не содержал известных ядов, окислителей и заметного количества протеино-липидных аэрозолей. За неизвестные яды и незаметное количество рассеянной протоплазмы прибор отвечать не мог.

Поэтому имело смысл пока что противогаз не снимать.

Адам принял Сигги, и вместе они направились к разбитому крейсеру, на ходу быстро и умело вычерчивая кроки "зоны контакта" – где что валяется.

Валялось много чего. Некоторые предметы Адам опознавал, некоторые – нет. Что-то было искорёжено до полной неузнаваемости. Кажется, вот это – кусок ремонтного модуля... а это – россыпь пустых оболочек от капсул пирофага, этаких шустрых сообразительных огнетушителей...

Горело здесь, конечно, здорово. И камень был раскалён не только солнцем. Во всяком случае, под солнцем он так не плавится.

"Вхожу внутрь", – написал Адам на своих кроках, передал планшет Сигги и, оглянувшись – высоко на скале белели бурнусы пограничников и металлически отсверкивал комбинезон Стива, – шагнул в пробоину.

Отсюда всё вынесло наружу – всё, что не было монолитом, да и монолит... Адам включил фонарь, внимательно присмотрелся. Вот здесь, по идее, должен быть стрингер. А всё, что есть, – два полуметровых пенька с зернистой поверхностью. Ни фига же себе... это взрыв гравигена. Или – прямое попадание в гравиген...

Интересно.

Адам медленно пошёл по кольцевому коридору, широкому, как туннель метрополитена, только в сечении не круглому, а в форме лежащего на боку яйца. Пока что он не видел принципиальных отличий крейсера – кроме размеров, конечно – от найденного в позапрошлом году в Антарктиде маленького невооружённого судна, брошенного экипажем. Марцалы объясняли, что корпуса имперских кораблей не производятся в обычном смысле этого слова, а выращиваются – не то как кристаллы, не то как тыквы. И поэтому все они имеют практически одинаковую форму и одинаковое строение внутреннего пространства. Конечно, потом это пространство дополнительно разгораживается, заполняется всяческим оборудованием – и тут уже открывается простор для разнообразия...

Но люки должны быть в одних и тех же местах. Вот здесь, например.

Адам, вовсе не уверенный в успехе, положил ладонь на еле заметный выступ стены. И люк открылся так стремительно, что показалось – крышка его просто исчезла. Перед Адамом возникло овальное отверстие размером примерно два на полтора. Ход, ведущий под купол.

Само понятие имени привело котёнка в безумный восторг. Он сделал стойку на спинке кровати и долго болтал ногами.

– Кешшша! – повторял он. – Кешшша! Хоррошшо-хоррошшо-хоррошшо! Хочу!

– Ну, ушастый, ты даёшь! – хихикнул Санька.

Котёнок прыжком перевернулся в воздухе и прикроватился на четвереньки.

– Ты – шшшшастый. Я – Кешшша.

– А ведь он дразнится! – восхитилась Вита.

– Дразниса?

Вита, недолго думая, высунула язык и с помощью растопыренных пальцев изобразила уши.

– Шшшастый-шшастый-шшастый! – радостно повторил способный ученик и тоже показал язычок.

– Как он тебя понимает? – хватался за голову Адам. – Это же невозможно! Он же не человек.

– Сам ты нечеловек, – Вита совсем разрезвилась. – А он эмпат покруче меня.

– Эм-пат? – тут же спросил Кеша.

Вита поймала его за передние лапки, посмотрела в глаза. Её лицо стало серьёзным... потом грустным... весёлым... хитрым... Мимика котёнка была беднее человеческой, но отразила ту же гамму чувств. Вита показала пальцем на себя и на него:

– Можем.

Потом на Саньку и Адама:

– Не могут.

– Тупые? – спросил котёнок.

– Витка, ты его подучила! – возмутился Адам.

– Когда? Слово "тупые" сказал ты сам. Теперь будешь думать, что говоришь.

– Говоришш-говоришш-говоришш. Хочу говоришш! – выпалил Кеша. – Хочу много говоришш...

– ...Теперь давай с ним, – через несколько бесконечных часов Вита показала на напарника. – Не тупой. Хороший. Я устала. Есть чё-нить попить?

Санька сорвался с кровати, налил соку и галантно поднёс даме.

– А ты совсем ожил, – сказала Вита.

– Ожил! Я его ожил! Можешшь! – котёнок гордо застучал себя лапками в грудь.

Три человека в полном изумлении уставились на космическое чудо.

– А ведь и правда, – неуверенно подтвердил Санька. – Как я сам не допёр, что это он?

– Он-он-он.

– Я таки тупой, – Адам взялся за голову. – Это же очевидно было... Два таких факта рядом – и не сумел сопоставить.

– Тупой или хорошший? – немедленно уточнил Кеша.

– Хороший, – твёрдо сказала Вита.

– Тогда – говоришш.

– Подожди, Кешенька. Надо подумать. Поговори с Санькой, ладно? Саня, объясни ему, что такое госпиталь.

Разговаривать с котёнком было увлекательно и утомительно. Он переспрашивал каждое незнакомое слово – и, поняв, запоминал его с первого раза. Но поскольку незнакомых слов в каждом объяснении попадалось обычно больше, чем знакомых, процедура напоминала головоломный лабиринт.

Адам и Вита отошли к окну и немножко помолчали.

– Мы про одно и то же думаем? – неуверенно спросил Адам.

– Разумеется.

– Как я понял, он туда уже пролезал. Или рядом был. Его охранники чувствуют.

– Риск, – сказала Вита.

– Ничего другого не остаётся. В их нынешнем состоянии мы к ним даже прикоснуться не сможем, не то что вывезти. Сколько дней уже под дверью дежурим. Твой Кеша – это подарок судьбы.

– Подарок? – неожиданно вклинился Кеша.

– Хорошо! – одним словом пояснила Вита.

Котёнок упрыгал обратно к Саньке.

– Лихо у тебя получается, – позавидовал Адам.

– Так я же не только словами объясняю. Он же частично ловит, что я представляю и что чувствую. Кстати, не исключено, что взрослые коты – полутелепаты. Вряд ли он такой один.

– Взрослые? – возник Кеша. – Большшие?

– Как ты, но большие. Правильно.

– Где? Где-где-где-где?

– Не знаем. Но они тебя ищут. Мы их ждём.

– Хорошшо-о-о? – протянул котёнок. – Не зна-а-ем... Ждё-ом...

Он вдруг погрустнел. Надолго – минуты на полторы.

За это время Вита залезла в мамину сумку, вытащила остаток пирога с вишнями и разделила по-братски: половину котёнку, остальное поровну.

– Хорошшо, – закатил глаза Кеша. – Вишшня. Теперь говоришш?