Глава 11.1           

Едва за Епистимой закрылась дверь, как наваждение исчезло, но Крыська продолжала смотреть на пустую воду остановившимся взглядом, глубоко погружённая в свои мысли. Вернее, это были даже не мысли, а замшелые следы чужих эмоций, щедро украшенных зеркальными осколками воспоминаний, которые тоже принадлежали не ей. Обрывки каких-то картин, которые не были показаны, но, тем не менее, присутствовали или угадывались. Девочку наполняли посторонние шумы, запахи, и даже отдельные призрачные видения, похожие на забытые детские сны. Голова гудела и слегка кружилась.
            - Что, насмотрелась? – услышала она где-то за спиной, голос Лукерьи.
            Крыська не ответила. Но Лукерья ответа и не ждала, хотела лишь убедиться, что с девочкой всё в порядке.
            - Ты молодцом! – ведьма подошла ближе и обняла за плечи. – Это действительно серьёзное испытание. Как себя чувствуешь?
            - Нормально, - выдавила девочка, медленно, словно во сне, отвернулась от стола, и пошла к выходу.
            Лукерья с лёгкой, немного грустной улыбкой смотрела ей вслед, с удовлетворением отмечая, как с каждым шагом поступь Крыськи становится увереннее и твёрже. Дойдя до арки, ведущей в коридор, девочка остановилась и повернулась к ведьме. Открыла рот, чтобы что-то сказать, но нужные слова не нашлись, не сложились, да так и не слетели с языка. Робко, словно извиняясь,  она пожала плечами, скривила губы в неком подобии улыбки, и исчезла.
            Женщина покачала головой. Скорее одобрительно. Конечно, в таком состоянии девочке лучше побыть одной, а где это сделать лучше, если не в Тени? Не то, что бы Лукерья переживала за девочку, в том, что та «крепкий орешек», она уже убедилась, но всё же хотелось немного помочь, поддержать, дать опору. Такое, вот, ненужное, стыдное для ведьмы, давно забытое желание.
            Лукерья удивлённо хмыкнула, прислушиваясь к своим душевным порывам, и пошла к плите. Но, едва дойдя до кресла-качалки, громко расхохоталась, увидев открывшуюся картину.
            На кресле сидел, удивлённо таращась вокруг, заспанный котёнок, не в силах сообразить кто он и где он.
            - Эх ты! Тоже мне, подруга называется! Всё проспала! Где же ты теперь свою хозяйку будешь искать?
            Милеста в ответ растерянно мяукнула и ощетинила усы, кажущиеся неестественно огромными на её симпатичной мордашке. Спрыгнула на пол, покрутилась по комнате и вопросительно уставилась на ведьму.
            - Я думаю, ты догадываешься, где её найти, так ведь? А будь ты поопытнее, могла бы и не просыпаться, Крыська сама бы к тебе пришла. Правда она не знает, что пошла к тебе, но от этого ведь ничего не меняется?
            Милеста еле слышно пискнула, благодарно потёрлась головой о ведьмину ногу, и тоже исчезла. 

Крыська не сразу поняла, что попала в Тень. Только, что была у Лукерьи, а теперь вот, в уже полюбившемся ей, чёрно-сером мире. Девочка вздохнула. Оно и к лучшему, сейчас не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать, а уж тем более отвечать на участливые, заботливые вопросы. Хотелось побыть одной, рассортировать у себя в голове то, что она увидела, разложить по полочкам, свыкнуться. Свыкнуться с тем, что её мать оказалось обычной деревенской бабой, причём далеко не в самом лучшем исполнении. Свыкнуться с тем, что отца она так и не узнает, как не знает его и Любка, давно уже, правда, не гадающая, от кого же она понесла. Свыкнуться с тем, что Инсар, которого она знала с самого детства, который всегда ей помогал и оберегал, тоже оказался причастен к её рождению, причём не с самой приглядной стороны.
            Шок, в котором она находилась, постепенно растаял, на смену ему пришла грусть, мягкая как стерильная вата, да и пахнущая так же. И было в этой грусти, что-то такое же исцеляющее, такое же правильное, и приносящее облегчение. Когда ещё больно, но знаешь, что с этой минуты, ты пошёл на поправку, что всё закончилось, пережилось, переболелось. И стало одной из историй, которые случились неизвестно с кем, неизвестно когда, толи с тобой, толи вообще, с каким-то другим бедолагой.
            Крыська снова подумала о матери. Её она сразу узнала, именно эта женщина явилась ей в виде призрака после шабаша, моля отпустить. Почему Епистима сказала тогда, что это хороший знак? Непонятно. И что значит «отпустить»? Ведь она её не только не держала, но и знать не знала, да и впредь знаться не собирается. Отпустить? Пожалуйста! С этой женщиной, она, Крыська, не желает иметь ничего общего!
            Но гнев Крыськи так же быстро исчез, как и появился, возможно на него просто не было сил. Ей даже полетать не хотелось, хотя обычно, в этом удовольствии она себе не отказывала. Девочка просто стояла, безвольно опустив руки и задрав голову вверх, к луне, такой же, как и в обычном мире, только ещё более дурманяще-жёлтой.
            И всё-таки не удержалась. Рванула вверх, к этому горящему кошачьему глазу, мимо призрачных стволов деревьев, к реке, к громаде Моста, к свободе! К этим мириадам падающих звёзд, невесомых, призрачных...
            Звёзд? Крыська даже остановилась. Какие метеориты могут быть в Тени? Да так много! Девочка в недоумении подставила ладони под маленькие, чуть светящиеся капельки света, сыплющиеся сверху, с вечно тёмного неба. Они опускались на её руки, вспыхивали, и мягко освещали пальцы, но уже изнутри. А на смену им, спешили новые и новые, такие же отчаянно свободные, или невероятно глупые, что, впрочем, порой одно и тоже.
            Так что же это? Неужели… Дождь! Конечно! Именно так в Тени выглядит дождь, как же она сразу не догадалась!
            Крыська рассмеялась, от её грусти не осталось и следа. Набирая скорость, она понеслась сквозь снопы золотых искорок, оседающих на коже, придавая ей тёплый, янтарный оттенок, и вскоре вся Крыська, светящимся огненно-медным болидом, неслась по Тени. К Лещихе. К Старому Мосту. 

Долетев до Моста, она покинула Тень. Было утро, ещё не решившее, каким именно станет – ясным, или пасмурным. По летней привычке, склонялось скорее к ясному состоянию. Сонная Лещиха была ещё укрыта лёгким покрывалом тумана, которое пытался стянуть лёгкий, прохладный ветерок. Но получалось у него не очень хорошо, река, как разнеженная сном женщина, не спешила расставаться со своим теплом.
            Крыська удивилась: всего два дня она не была в лесу, а он так изменился! С первыми дождями, с первой, уже постоянной утренней прохладой, там воцарилась осень. И листья посыпались, словно заспешили куда-то, и воздух наполнился терпким, жухлым ароматом, стойким и волнующим. И найденный гриб, девочку уже не удивил.
            Крыська с удовольствием вздохнула полной грудью и пошла к Мосту. Зачем туда шла, она не знала, просто позволила непоседливым ногам делать то, что им заблагорассудится. И они старались, ступали чётко, слаженно, впечатывая в сырую землю пёстрые опавшие листья. Правая - левая, правая - левая. Вот и полянка, на которой она впервые всех увидела. Вот и мраморные плиты моста, отделяющие берег, от тёмных вод Лещихи.  Вот и Пафнутич, склонившийся в три погибели, и копошащийся в речной воде.
            Девочка подошла поближе, стараясь рассмотреть, чем же он занят, но старик был настолько увлечён, что ничего вокруг не замечал. Пафнутич стоял по колено в воде, чуть выше по течению от Моста, и что-то укладывал в речной воде, одновременно следя за тем, чтобы его пушистый, зелёный хвост не намок.
            - Привет! – тихонько произнесла Крыська, стараясь не испугать старика. Но тот и усом не повёл, продолжая заниматься своим делом.
            - Пафнутич! Ау! – уже не церемонясь, рявкнула девочка.
            Тот на мгновение остановился, замер, словно прислушиваясь, и снова вернулся к прерванному делу. Но потом опять остановился, недоверчиво покрутил головой, что-то бормоча под нос.
            - Надожемерещитсявсякаядребеньсутрапораньше, - только смогла разобрать девочка.
            Вскоре старик закончил работу, с удовольствием распрямился, и только тут заметил переминающуюся Крыську.
            - О! – обрадовался он, - Привет-привет! А я всё гадаю, когда же ко мне эта девчонка придёт? Когда же проведает старика в его берлоге? Уже заждался, совсем.
            - А я может, уже приходила, - съехидничала Крыська, - только тебя не дозвалась, всё ходила вокруг, звала, аукала, а ты так и не вышел.
            - Да ну?! – испугался дед. – Ээх, это всё моя глухота, будь она не ладна. Ты понимаешь, то нормально слышу, то, словно ваты кто в уши натолкал. Что такое – ума не приложу. А ты когда была-то?
            - Да шучу я, - улыбнулась девочка, - я сегодня в первый раз пришла, только, как тебя ни звала, ты так и не обернулся.
            - Вот и хорошо, - неожиданно заключил Пафнутич. Правда, Крыська так и не поняла, что же именно хорошо? То, что она его не дозвалась, или то, что только сегодня пришла?
            - А я как чувствовал, что ты придёшь, вот, подготовился, думаю, будет, чем гостью накормить.
            - А что ты делал, там, в воде? – полюбопытствовала девочка.
            - Я же говорю, тебя ждал, мясо отмачивал, чтобы угостить, вдруг, ты голодная?
            - Мясо отмачивал? Это как?
            - Что как? – не понял дед. – Как обычно отмачивал. Вчера мы с Лероном (при этом старик погладил свой пушистый хвост) кабанчика завалили, вот я его и вымочил. Правда кабанчик так себе, считай, что поросёнок, но тебе хватит, а мне вообще, не много нужно.
            - А зачем мясо-то отмачивать? Да ещё в воде? Ну, я понимаю, соус там, какой, или маринад, мы с тёткой иногда так делаем. Но чтобы в реке?
            - Фу ты, ну ты! Чтобы мясо можно было готовить, его надо в воде вымочить, смыть с него смерть. Поняла? Только после этого, мясо перестаёт быть трупом и становится едой. Смерть нельзя есть, не пойдёт такая пища на пользу. А что, Епистима, тебя этому не научила?
            Крыська отрицательно помотала головой.
            - Нет, я мясо всегда в леднике брала. И никогда не видела, чтобы тётка его, вот так вымачивала.
            - Ну, именно так и не обязательно, можно и в ведро с водой опустить, да ночь продержать, но в реке лучше, а ещё лучше - в ручье. А то, - тут Пафнутич перешёл на доверительный шёпот, - у меня пару раз, Старик, мясо-то и утянул. Ага! А какой с него спрос? Булькает, только что-то, оправдывается, видимо, а у самого глазки хитрые, сальные…
            Крыська рассмеялась. Очень уж нелепой показалась ей нарисованная Пафнутичем картинка. Огромный Старик, флегматичный пятиметровый сом, стоит перед Пафнутичем, и что-то робко бормочет в своё оправдание. А дед, грозит ему зелёным волосатым пальцем, мол, смотри, попадёшься когда-нибудь, узнаешь, где раки зимуют.
            - А что же ты своих русалок не заставил мясо стеречь? – спросила девочка.
            - Да ну их! Девки, они и есть, девки. Что деревенские, что русалки, что ещё какие…. Всё одно, - Пафнутич, горестно махнул рукой, вынося вердикт. – Им бы всё хихикать, да проказы разные сотворять. Они, небось, сами Старику мясо-то и скормили. С них станется.
            Пафнутич опять забрёл в реку, отвязал от ивовой ветки толстую верёвку, к которой был привязан вполне приличных размеров кабанчик.
            - Ну, как тебе мой улов? – дед хитро подмигнул Крыське, крякнул, и взвалил тушу на спину. – Так, что, пойдём?