В Михайлов. Произведения

ЛАБИРИНТЫ ДВУНОГОЙ КРЫСЫ

Продолжение:



ФИЗИКА ДЛЯ ДАУНОВ. В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ-КАМЧАТСКОМ ПОЛНОЧЬ.


Машину тряхнуло на кочке, потом еще и еще. Купер открыл глаза. Асфальтовая дорога
кончилась. Вокруг была степь. Вчерашнее похмелье еще давало о себе знать. Было
не то, чтобы совсем плохо, а так, ни туда, ни сюда.
-Лихо ты вчера накушался, - сказала Ирина, когда он весь трясущийся от холода
вышел из ванной.
-Никогда не думала, что… такие как ты… я имею ввиду…
-А я никогда не думал, что в психушках разрешается пить, и не просто пить, а
напиваться в… - ответил Купер, наливая чай, который предусмотрительно заварила
Ирина. Он так и не решил, какое слово должно было следовать за «в». 
-Это не психушка.
-А я не такой как я.
-Тогда кто ты?
-Пациент непсихушки.
-Уже нет.
-Жаль. С того момента, как я очутился в этой части вселенной, я чувствую себя
полным идиотом.
-Тоже неплохо. Многим для этого нужно прожить всю жизнь, и только на смертном
одре…
-Тебе налить?
-Он еще спрашивает.
Купер сделал маленький глоток горячего крепкого чая и от удовольствия зажмурился.
Давненько ему не приходилось пить такой замечательный чай. 
-Как капли дождя на иссушенную солнцем землю пустыни…
-Ты сильно не засиживайся.
Купер вопросительно посмотрел на Ирину.
-Машина будет через час.
-Мы куда-то едем?
-Да.
-На экскурсию?
-Тебя выписывают.
-Ты сказала мы?
-А я увольняюсь.
-Скажи, Глебов тоже был в этой палате?
-Не знаю.
-Но в клинику его привозили.
-Разумеется.
-Его тоже встречала ты?
-Нет.
-А кто?
-Рыжая.
-Кто?
-Рыжая. Ты ее видел. На фирме.
-Не понимаю…
-Ты в какой-то степени создаешь Глебова, идя по его следу.
-Что ты имеешь в виду?
-Если я начну объяснять, ты еще больше запутаешься.
-А ты попробуй.
-Позже.
-Когда?
-Когда ты будешь готов. 
-Только не надо со мной, как с маленьким.
-Хорошо. Это что-то вроде современной мистерии. Тебя хочет видеть Директор, но
для этого ты должен пройти определенный путь.
-И ты говоришь, что мы не в психушке.
-Я же говорила, ты не готов. Ладно, у меня есть кое-какие дела, а ты пока собирайся.

Ирина вышла. Купер забрался под одеяло. Минут тридцать еще можно было подремать.

-Мы привыкли. Мы просто привыкли, - вспомнил он пьяные слова Авессалона, - добро…
зло… да и многое другое кажется нам понятным только лишь потому, что мы каждый
день… каждый день сталкиваемся с этими вещами. И нам совершенно невдомек, что
понять и замызгать до дыр… это совершенно разные вещи. Добро и зло… Мы так часто
рассуждаем об этом, особенно о добре и зле во вселенском масштабе, как будто
хоть что-то в них смыслим. Я сам когда-то думал, что служу добру, сражаюсь с
силами зла бок о бок с такими же ревностными солдатами добра, как и сам. Господи,
каким же я был идиотом! Решающая битва… Армагеддон… Страшное будущее за которым
абсолютное торжество божественного добра… Красиво. Как, в принципе, и любое произведение
искусства. Война глазами баталистов… Или как они там… На самом же деле… Но… Думаю,
вы и сами немного представляете себе, что такое война… Открыл мне Господь, что
нет никакого зла, вернее, нет никого, кто стремился бы к абсолютному злу. Каждый
старается творить добро. Абсолютно каждый. Даже самый ужасный злодей в глубине
души уверен, что он поступает правильно. Вот только его правота в корне отличается
от другой, принятой в обществе правоты. Даже так называемые силы зла тоже стремятся
к добру, только их добро в корне противоречит Господнему. А раз так… Раз так
смешались они с силами добра… Не великая битва, а великая партизанская война,
саботаж, диверсии… вот что такое Армагеддон. Внедрились они в самое сердце добра,
стремясь разрушить его изнутри, подобно червю, пожирающему плод. Проникли во
все мировые религии, заняли ведущие посты. Извратили слово Божие и стали всеми
силами насаждать свои демонические обряды. Инквизиция, охота на ведьм, религиозные
войны, запрет всех радостей, которые даровал Господь людям, лицемерие, ханжество
– вот далеко не полный список их деяний. Они продолжают говорить о боге, любви
и всепрощении, но на деле внушают своей пастве страх, чувство вины и нетерпение
ко всему иному. Превратить церкви в оплот мирового зла! Такова их конечная цель…
Пьяный Авессалон долго бы еще рассуждал о добре и зле, но спирит, или, говоря
проще, спирт оказался сильней. 
-Что будем делать? – спросил почти столь же пьяный Купер у чудом державщейся
в теле Софии.
-Оставь его. Это забота официантов. Он всегда так…
-Ты еще не встал? – прервала его размышления Ирина, - машина ждет.
-Три минуты. 
-Не больше.
Превозмогая головокружение и тошноту, Купер, как мог, быстро оделся, несколько
раз поелозил зубной щеткой во рту, ободрал десну, выругался, и спустился вниз.
Там ждал уже в возрасте семейный автомобиль. Ирина села на переднее сиденье,
а Купера втиснули между двумя молодыми парнями совсем не детской комплекции.
Водитель был тоже двадцатипятилетним детиной внушительной наружности. Копия боевики-мафиози
из новорусских бездарных фильмов. 
В дороге Купер пытался дремать, Ирина молча думала о чем-то своем, а молодежь
без умолку рассказывала всяческие небылицы. Судя по тому, что они городили, ребята
были как минимум под анашей. 
«Мы идиоты, - слушал сквозь дремоту Купер, - самые настоящие. Лицензия № - 22332222332222...
Жаркий летний день. Мы в центре каменной пустыни графства Демоншир. Раскаленный
асфальт, пахнущий как носки офицера. Его нервы на пределе. Он устал. Наши ноги
проваливаются по щиколотки, а острые каблучки женских туфелек ранят его в самое
сердце. Мимо проносятся стада демонов, изрыгая дым и запах бензина. Согласно
постановлению за хх. хх. хх большинством голосов сера признана антинародной.
Мы путники. Солнце превращает нас в живые мумии. Наши верблюды пали. Наши тела
- огонь. В наших душах Господь, и он протягивает нам руку помощи. Озеро. Чистая
ледяная вода, от которой сводит зубы. Яркая сочная трава. Пальмы. Анчар с его
благодатной тенью. Несколько пугливых газелей... Мы в кафе. Одна из осиротевших
в эпоху горбашоу забегаловок. Народу, как в трамвае. Все пьют минералку. Залпом
и закусывая. От аромата пота, табака и помойки слезятся глаза. Берем мутное пойло.
Некий экстракт токсических отходов, продуктов жизнедеятельности и бацилл. Эта
дрянь у них кофе зовется. Берем чашки и выходим на улицу. Не успели мы толком
расположиться на ступенечках, как из кафе вылетает бабка с грязной тряпкой. Тряпка
- это символ власти. Четыре раза ку. 
-Вы что это делаете? - кричит пережиток комиссарщины, грязных сапог и портупей.

-Кофе пьем. 
-Вам кто разрешал посуду выносить? 
-Свежий воздух ей только на пользу. 
-Ты мне тут нечего грубить! Дома будешь грубить! Маме своей! Немедленно войдите
внутрь! 
-К сожалению, это невозможно. 
-Почему? 
-Гераклит запретил. Кафе \ Что воды твои \ О, Лета моих дней... 
Бабуля становится похожа на ту хрень, которая телепается под носом у индюка.
 
-Да вы бы не нервничали так. Мы идиоты. 
-Как идиоты? 
-Создал нас Господь идиотами. Трава зеленая, небо синее, а мы идиоты. Тут ничего
не поделаешь. Но вы не волнуйтесь, мы тихие и посуду не бьем. 
-Зачем вы так, ребята... какие же вы идиоты...вы...хорошие молодые ребята...учитесь
наверно...зачем на себя наговаривать... 
-Вот вы нам не верите, а мы идиоты. 
-Да что я идиотов не видела? 
-А что, видели? 
-Довелось повидать на своем веку. 
Бабуля садится рядом с нами на ступеньку и начинает исповедь…»
«… в автобусе. Мы в одинаковых пальто. Серый драп елочкой. Всего за пятьдесят
два рубля. Не знаю, почему судьба к ним была так несправедлива. Хорошие пальто
имени польско-советской дружбы. Едем сидя на соседних сиденьях. Несем очередную
чушь. У нас тогда была такая игра. Мы обсуждали какую-нибудь совершенно нереальную
ситуацию, причем заранее ни о чем не договаривались.
-Чертова работа. Вместо того чтобы с девочками отдыхать, тащимся тут к черту
на кулички, да еще на этом дерьме, - начинает игру Вадик. 
-А как ты хотел? Твою "Волгу" вся страна знает. А так нас никто не ждет.  
-Ты Жоржа не знаешь. Это параноик всегда ждет. Будь уверен, его гориллы все люки
и мусорники облазили на предмет нас с тобой. 
-Автобус - это не мусорник. Все не облазаешь. 
-Не волнуйся, Жорж облазает. 
-Слушай, а ты уверен, что это тот самый Жорж? 
-Не понял. 
-Мне тут пришло в голову... - шепчу Вадику на ухо. 
-Вот б...! Это сколько нам Жоржей ловить надо? 
-Причем на одну зарплату. Остальные пойдут, как наше с тобой хобби. 
-Шеф скотина! Вечно он со своей конспирацией! Нихрена толком не объяснит! 
-Тише, нас слушают. 
Засовываем правые руки во внутренние карманы пальто и поднимаем глаза. Над нами
стоит студент из дружественной африканской страны. Пристально смотрим ему в глаза.
Он нервничает, потеет и начинает белеть. Остановка. Расталкивая пассажиров, он
как пуля вылетает из автобуса…» 
«… Руководил же нашей птичьей стаей красавец петух. Большой, горластый, боевой.
Двор охранял не хуже хорошей собаки. Усядется себе на заборе и сидит, но стоило
кому-то войти во двор, как он тут же кидался неосторожному гостю на плечи и принимался
клевать и бить его ногами, пока тот в ужасе не бежал прочь. Сколько было скандалов,
угроз, требований зарезать петуха к такой-то матери, но папа был непреклонен,
и петух оставался жив и здоров. Своих же он никого не трогал. Иногда папа его
дразнил: 
-Петя мудак, - говорил папа. 
-Ко-ко-ко! – возмущенно отвечал петух. 
-Мудак ты, Петя, мудак. 
-Кво-ко-ко-ко! 
-Мудак. 
Петух поворачивался и обиженно уходил в дальний угол двора. 
-Да нет, Петя, ты хороший. 
Петух недоверчиво смотрел на папу. 
-Я пошутил, Петя, ты хороший. Петя хороший.
-Ко-ко-ко! – говорил гордо Петя и шел к своим курам.
Потом Петя пропал. Наверно убил кто-то…»
«… Вернул ее к нормальной жизни сон. Приснилось ей солнце. Опустилось оно с неба
на землю. Люди кричат, мечутся, боятся огня солнечного. Мама же идет прямо в
солнце. А солнце совсем не горячее, не жжет оно, греет, и так маме на душе спокойно
стало. Поняла мама, что это сам Бог пришел к ней на помощь. Так и стала мама
верующей за одну ночь. Засыпала она бывшим комсомольским вожаком, профсоюзным
лидером, в свое время она даже читала лекции по научному атеизму, а проснулась
глубоко и искренне верующим человеком. Мама верит в Христа и только в Христа.
Церкви ее не интересуют. Сектантов она не любит за их тупость, предрассудки и
фанатизм, а православную церковь вообще на дух не переносит: они все там бывшие
осведомители КГБ. Случилось так, что мы познакомились с американскими миссионерами
– мормонами. Очень быстро мы подружились. Один из мормонских пророков, Иосиф
Смит, долгое время находился в смятении, не зная, к какой церкви примкнуть. Тогда
Бог явился ему во сне и указал истинную веру. Мама решила поступить точно так
же. Перед сном она помолилась и попросила Иисуса Христа указать ей, во что нужно
верить.  И вот снится ей, что идет он в окружении учеников. Вокруг люди, люди.
От него исходит сияние, а глаза…Мама бежит к нему, расталкивая всех, подбегает,
берет его за руку. 
-Что тебе? – спрашивает он. 
-Иисус Христос, укажи мне истинную веру! 
-Веришь ли ты в меня? 
-Верю! Всем сердцем верю! 
-Тогда гони их всех на…!
-Повернулся и ушел...» 
«…Моей тете врачи запретили жить. Была тетя наивной женщиной, и когда ей стало
плохо, вызвала "скорую". Надо отдать должное – «скорая» приехала, причем с врачом,
со своими лекарствами и даже денег с нее не взяли. Конечно, любой здравомыслящий
пациент никогда бы не поверил, что здесь обошлось без нечистого, но тетя так
ничего и не заподозрила. Она покорно приняла лекарства и даже позволила на дорожку
вкатить себе в задницу "винегретик". И через несколько дней у нее пол задницы
отвалилось – занесли какую-то заразу через иглу. Врачи только резать. Тетя к
колдунам. Те вместо задницы принялись за тетины мозги. Растолковали ей сущность
кармического учения. Надо вам, говорят, срочно всех простить, полюбить, перестать
ругаться, и так далее до появления крыльев. Крылья у нее не выросли, а вот инфаркт
хватил. Заболело у нее в груди. Она к колдуну. Тот говорит: 
-У вас позвоночник перекрутился, сейчас вставим. 
Уложил ее на пол и давай от души вставлять. Минут на несколько ей полегчало,
а потом как заболит, да еще сильней. Повезли ее тогда по больницам. Там только
для белых, там рожей не вышла, там еще что-то. Кое-как пристроили. Обширный инфаркт.
Думали, трандец ей, но ничего, откачал ее дежурный врач. До смерти будет она
его помнить. После больницы звонит она колдуну. 
-Какой же ты хренов лекарь, если при инфаркте мне спину ломал? 
-Это не ваш инфаркт. Вы на себя чужую карму взяли. В вашей карме его нет. 
Задницу ей, кстати, вылечили старым салом…
Выписали тетю из больницы, запретив при этом все, о чем не забыли. То не есть,
это не пить, туда не ходить, а вместо хлеба таблеток грамм двести, чтоб знала.
И ни в коем случае не нервничать. Любой другой бы в гроб лег, а она отделалась
инсультом. И вновь вызвали "скорую". Там санитар суеверный – везет ей. 
-Вы куда ее вперед ногами тащите. Так только покойников носят. Немедленно разворачивайте.
И с пятого этажа вниз головой. 
Тетя и после этого оклемалась...
А умерла совсем недавно. В больнице. Легла, чтобы группу получить, а вместо группы…»

«… Карма… Приходит ко мне Наталья. 
-У тебя умыться можно? 
-Попробуй, может получится. 
-Представляешь, иду домой, никого не трогаю, даже примусы не починяю. Навстречу
какой-т о мудак с авоськой яиц. Хватает одно и мне в лоб. Это, кричит, твоя последняя
возможность открыть третий глаз!…»
Купер проваливался в тяжелую, вязкую дремоту. Голова отказывалась что-либо понимать,
да и вообще работать. Глаза, а, вернее, веки налились свинцом. Петропавловск-Камчатский…
- проплыла похожая на большую дохлую рыбу мысль. Петропавловск-Камчатский…
Это было в далеком детстве. «В Петропавловске Камчатском полночь», говорил голос
диктора, заканчивая перечислять точное время. В Петропавловске-Камчатском всегда
была полночь. Диктор ни разу не назвал другое время. Купер, а, вернее, Илья,
всеми силами пытался себе представить этот город вечной полуночи, пытался и не
мог. Не мог он себе представить мир вечной полуночи с его тусклыми фонарями,
вечным холодом, сонными жителями и абсолютной тьмой… 
На этот раз он отчетливо увидел город. Город, где каждый второй стучит на каждого
первого, а тот, в свою очередь, отвечает взаимностью, где любовница, возвращаясь
домой, пишет подробный отчет о встрече. Или когда дети публично отрекаются и
клеймят на чем свет стоит ставших вдруг неблагонадежными родителей, а потом уже
дома, наедине с собой… Нет, не хочется думать, что там у них дома, не стоит.
Противно все это, мерзко. Тем более что все это кончилось, осталось там, среди
красивых знамен и портретов. Или не кончилось? Или все еще только начинается,
как в самодовольной Америке или благополучной Канаде? Мерзко то как…
И вдруг включился свет. Все стало на свои места. Понимание пришло с болью в глазах,
инстинктивным желанием зажмуриться, отвернуться, закрыть руками глаза, залезть
с головой по одеяло. Он испытуемый, подопытный, морская свинка или, скорее, лабораторная
крыса в лабиринте. Изучение чего-то там поведенческого. То-то его швыряет, как
говно в проруби. Задание одно бессмысленней другого, никому не нужная работа,
анкеты, тесты. И бежит он за кусочком сыра, а эти в белых лабораторных халатах
с умным видом и осененные идеями бьют его током, поливают водой, спаривают, облучают,
травят кошками и крутят на центрифугах. Он прыгает, мечется, уворачивается, мутирует,
вырабатывает иммунитет, заживляет раны и бежит дальше по извилистым коридорам.
Вперед и только вперед. Туда, где выход. Реальный или кажущийся… сейчас не имеет
значения. Сейчас вообще ничего не имеет значения, кроме… А эти строят графики,
защищают диссертации, находят панацеи от неизлечимых ранее болезней и неразрешимых
задач, приглашают коллег, снимают учебные фильмы и чешут головы. Все остальные,
те, что вокруг него тоже не более чем крысы с белой шерсткой, красными глазками
бусинками и длинными голыми хвостами. Только мнят они себя как минимум скаковыми
лошадками, мчатся успеть, взять дистанцию, прийти раньше расчетного времени.
И не знают глупые, что их ждет за дверью с надписью вход: посадят в клетку со
жратвой и самками дробь самцами или разложат под микроскопом и будут копаться
в кишках с щипцами и скальпелями, даже не подумав дать наркоз или хотя бы придушить…


-Все не так плохо, - они были в кемпинге, переименованном на скорую руку в мотель.
Кровать была далека от идеальной, зато чистое (Ирина взяла свое) постельное белье
приятно радовало тело. К тому же был душ… Они лежали совершенно голые. После
душа, после страстной любви и короткого сна. 
-Все не так плохо, - повторила Ирина, - к тому же тебя не выбросили из лодки
посреди реки, как большинство из нас. Ты выпрыгнул сам. Сейчас ты барахтаешься,
пускаешь пузыри, хлебаешь воду… И все только потому, что ты забыл… Тебе достаточно
вспомнить, и ты поплывешь. Ты все сделал для этого… Ты уже умер сознательно.
Умер в прошлый раз. И теперь тебе открыта дорога… Тебя ждет Директор.
-А почему не министр?
-Дурачок. Директор – это последнее испытание, последний тормоз, последняя цепь.
Ты должен будешь его убить.
-В честном бою? И тогда принцесса выйдет за меня замуж?
-С тобой невозможно говорить.
-Мы не так часто бываем вместе, чтобы тратить время на болтовню. 
-Это важно.
-Ну и что?
-Ты ведешь себя как маленький, капризный ребенок.
-А я и есть маленький капризный ребенок, которого глупые взрослые таскают за
собой непонятно зачем. С тех пор, как я здесь, меня постоянно кто-то хватает
за руку и тянет хрен знает куда.
-Я пытаюсь тебе объяснить…
-Ты постоянно твердишь мне о каком-то Директоре, до которого мне нет никакого
дела.
-Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься.
-?
-Твои детские сны, твое томление, твоя профессия… Ты ведь всегда искал, только
не знал, что и зачем. Ты искал встречи с Директором.
-Тогда зачем мне его убивать?
-Помнишь, что сказал Будда?
-Он много чего сказал.
-Убей меня, если встретишь.
-Будда работает директором?
Стук в дверь не дал Ирине окончательно разозлиться.
-Пора. 
Семейный автомобиль благополучно канул в Лету. Его сменили джипы. Четыре настоящих
внедорожника, нагруженных всякой ерундой. Свободными были только передние сиденья.
Ирина села за руль, а Купер устроился рядом. 
-Искателю и раньше-то было достаточно сложно найти путеводную нить, - рассуждала
Ирина, ловко управляясь с машиной. Купер слушал ее с закрытыми глазами. Как Шерлок
Холмс или Пуаре, - сейчас же хоть в петлю лезь. С одной стороны возрождение традиционных
религий, к которым и раньше-то серьезно могли относиться исключительно инфантильные
представители рода человеческого, которых, правда, всегда было подавляющее большинство.
Я не имею в виду тех, кто использовал религию для достижения своих социально-политических
или иных целей. Эти люди как раз таки и сделали для разумного, порядочного человека
невозможным примыкание к какой-либо конфессии. Достаточно заглянуть за фасад
любой организованной религии, как сразу в глаза бросится нетерпимость, особенно
к разуму, ложь, лицемерие, жажда власти, корысть, стремление подавить в человеке
его индивидуальность, способность мыслить самостоятельно и глупость, глупость
и глупость… Глупость как основной капитал, на котором делаются огромные дивиденды.
С так называемыми мистическими школами дела обстоят еще хуже. К сожаленью, духовность
сейчас вошла в моду. Некогда действительно серьезные мистические направления
превратились в шоу для идиотов, в почти неприкрытый лохотрон. Одно учение о карме
в популярной форме чего стоит. Другие термины и понятия настолько извращены,
что использование их уже невозможно. К тому же в наш век изменилась сама скорость
жизни. Сейчас уже бесполезно практиковать випассану или сидеть в задзен. Сейчас
это принесет только лишнее напряжение. Человека может остановить только глубокое
понимание абсурда движения. Сейчас в качестве коана может выступать только сама
жизнь в максимально динамичном ее состоянии. Только тогда стремление остановиться
сможет приобрести достаточную тотальность. На это основана деятельность Фирмы.
Кто-то назвал это в шутку экшен-дзеном. Так в Японии, да и не только, в качестве
пути использовались поединки на мечах единственным способом выжить в которых
было сохранение абсолютно пустого ума, свободного от малейших отголосков эго.
Иначе человек погибал. Встреча с Директором  - это своего рода поединок с мастером.
Поединок до победного конца, поединок, после которого останется только один из
вас. Я хочу, чтобы ты это понял…
Машину тряхнуло на кочке, потом еще и еще. Купер открыл глаза. Асфальтовая дорога
кончилась. Вокруг была степь. Джипы остановились.
-Приехали.
Купер нехотя вылез из машины. Ноги не хотели слушаться.
-Здесь будет город заложен в ломбард надменного соседа. Ломбард, конечно, мы
взорвем… - Кирилл замялся, не находя нужной рифмы, - разгружай.