Блэксорн проснулся на рассвете. Один. Сначала он был уверен, что это был сон, но запах ее духов все еще ощущался, и он понял, что это было в действительности.
     Осторожный стук в дверь.
     - Хай?
     - Охайо, Анджин-сан, гомен насай, - служанка открыла седзи для Фудзико, потом внесла поднос с зеленым чаем, миску рисовой каши и сладкий рисовый кекс.
     - Охайо, Фудзико-сан, домо, - сказал он, благодаря ее. Она всегда сама приходила с завтраком, открывала сетку и ждала, пока он ел, а служанка раскладывала свежее кимоно, таби и набедренную повязку.
     Он пил зеленый чай, размышляя, знает ли Фудзико о прошедшей ночи. По ее лицу ничего нельзя было понять.
     - Икага дес ка? - спросил Блэксорн. - Как вы?
     - Окагасама де дзенки дес, Анджин-сан. Аната ва? - Очень хорошо, спасибо, а вы?
     Служанка вынула чистое белье из шкафа и оставила их одних.
     - Аната ва еки немутта ка? - Вы хорошо спали?
     - Хай, Анджин-сан, аригато годзиемасита! - Она улыбнулась, дотронулась рукой до головы, делая вид, что она болит, показывая, что она была пьяна и спала как каменная. - Аната ва?
     - Ватаси ва еки немуру. - Я спал очень хорошо. Она поправила его: "Ватаси ва еки немутта".
     - Домо. Ватаси ва еки немутта.
     - Ей! Тайхеней! - Хорошо. Очень хорошо.
     Потом из коридора донесся голос Марико, окликающий: "Фудзико-сан?"
     - Хай, Марико-сан? - Фудзико подошла к седзи и приоткрыла их. Он не мог видеть Марико и не понял, о чем они говорили.
     "Надеюсь, никто не знает, - подумал он, - Я буду молиться, чтобы это осталось в секрете, только между нами. Может быть, было бы лучше, если бы это был просто сон".
     Блэксорн начал одеваться. Вернулась Фудзико и стала на колени, застегивая ему пояс.
     - Марико-сан? Нан дза?
     - Нане мо, Анджин-сан, - ответила она. - Ничего важного.
     Она подошла к токонома - углублению в стене, украшенному свисающими лентами с рисунками и цветами, где всегда лежали его мечи, и принесла их. Он засунул их за пояс. Мечи больше не были для него чем-то нелепым, хотя он и хотел бы научиться носить их менее неловко.
     Фудзико сказала ему, что их подарили отцу за храбрость после особенно кровавой битвы на дальнем севере Кореи, семь лет назад, во время первого вторжения. Японские армии победоносно прошли через всю страну, тесня их на север. Потом, когда они подошли к реке Ялу, через границу хлынули орды китайцев, вступили в войну с японцами на стороне корейцев и благодаря своей многочисленности разгромили их. Отец Фудзико был в арьергарде, который прикрывал отступление к горам севернее Сеула, где они повернули и начали безнадежное сражение. Эта и вторая кампания были самыми дорогостоящими военными экспедициями из всех, которые когда-либо устраивались в государстве. Когда в прошлом году Тайко умер, Торанага от имени Совета регентов сразу же приказал остаткам их армий возвращаться домой, к великому облегчению большинства дайме, которым не нравилась кампания в Корее.
     Блэксорн вышел на веранду. Он надел свои сандалии и кивнул слугам, собравшимся поклониться ему, как это было заведено.
     День был серенький. Небо было закрыто облаками, с моря дул теплый влажный ветер. Каменные ступени, спускающиеся в гравий дорожки, намокли от дождя, шедшего всю ночь. Около ворот стояли лошади и десять сопровождающих его самураев. И Марико.
     Она уже сидела на лошади, одетая в бледно-желтую накидку поверх бледно-зеленых брюк, шляпу с широкими полями и вуаль с желтыми лентами и перчатки. В гнезде на седле уже был наготове зонтик от дождя.
     - Охайо, - сказал он официальным тоном, - охайо, Марико-сан.
     - Охайо, Анджин-сан. Икага део ка?
     - Окагесама де дзенки десу. Аната ва? Она улыбнулась: "Еги, аригато годзиемасита". Она не дала ему никакого намека на то, что между ними что-то изменилось. Но он ничего и не ожидал, во всяком случае не при посторонних, зная, как это было опасно. Он почувствовал ее запах, и ему хотелось поцеловать ее прямо здесь, перед всеми.
     - Икимасо! - сказал он и повернулся в седле, делая знак самураям проехать вперед. Он свободно пустил лошадь за ними, и Марико заняла место рядом с ним. Когда они остались одни, он расслабился.
     - Марико.
     - Хай.
     Тогда он сказал по-латыни:
     - Ты очень красивая, и я люблю тебя.
     - Я благодарю тебя, но вчера вечером было выпито так много вина, что мне не кажется, что я сегодня действительно красивая, а любовь - это ваше христианское слово.
     - Ты красивая христианка и вино на тебя не подействовало.
     - Благодарю тебя за ложь, Анджин-сан, благодарю тебя.
     - Нет, это мне нужно благодарить тебя.
     - О, почему?
     - Просто так. Я от всей души благодарю тебя.
     - Если вино и мясо делают тебя таким добрым, утонченным и галантным, - сказала она, - тогда я должна сказать твоей наложнице, чтобы она перевернула небо и землю, но каждый вечер угощала тебя ими.
     - Да. Я хотел бы, чтобы все было точно так же.
     - Ты какой-то счастливый сегодня, - сказала она, - В самом деле, почему?
     - Из-за тебя. Ты знаешь, почему.
     - Я не представляю, Анджин-сан.
     - Нет? - поддразнивал он.
     - Нет.
     Он оглянулся. Они были совсем одни, можно было говорить без опаски.
     - Почему это "нет" сразу тебя расстроило? - спросила она.
     - Глупость! Абсолютная глупость! Я забыл, что самое умное - это осторожность. Это из-за того, что мы были одни и я хотел поговорить об этом. И, честно говоря, поговорить еще кое о чем.
     - Ты говоришь загадками. Я не понимаю тебя.
     Он снова попал в тупик:
     - Ты не хочешь поговорить об этом? Совсем?
     - О чем, Анджин-сан?
     - О том, что произошло сегодня ночью.
     - Я проходила ночью мимо твоей двери, когда с тобой была моя служанка Кой.
     - Что?
     - Мы, твоя наложница и я, мы подумали, что она будет для тебя хорошим подарком. Она понравилась тебе?
     Блэксорн пытался прийти в себя. Служанка Марико была похожа на нее фигурой, но моложе и совсем не такая хорошенькая, но хотя было совершенно темно и пусть голова у него была затуманена вином, конечно, это была не служанка.
     - Это невозможно, - сказал он по-португальски.
     - Что невозможно, сеньор? - спросила она на том же языке. Он опять перешел на латынь, так как сопровождающие теперь были уже недалеко, ветер дул в их направлении:
     - Пожалуйста, не шути со мной. Никто же не может подслушать. Я ощутил твое присутствие и запах духов.
     - Ты думаешь, это была я? О, нет, Анджин-сан. Я была бы польщена, но это никак невозможно: как бы я этого ни хотела, - о, нет, нет, Анджин-сан. Это была не я, а моя Кой, служанка. Я была бы рада, но я принадлежу другому человеку, даже если он и мертв.
     - Да, но это была не ваша служанка, - он подавил свой гнев, - но, впрочем, считайте, как вам хочется.
     - Это была моя служанка, Анджин-сан, - сказала она успокаивающе. - Мы надушили ее моими духами и сказали ей: ни слова, только прикосновения. Мы ни на минуту не думали, что вы решите, что это я! Это был не обман, а просто мы попытались облегчить ваше положение, зная, как вас смущают разговоры о физической близости, - она глядела на него широко открытыми невинными глазами. - Она понравилась тебе, Анджин-сан? Ты ей очень понравился.
     - Шутка в таких важных делах иногда оказывается не смешной.
     - Очень важные вещи всегда будут делаться с большой серьезностью. Но служанка ночью с мужчиной - это пустяк.
     - Я не считаю, что ты мало значишь.
     - Я благодарю тебя. Я тоже так думаю о тебе. Но служанка с мужчиной ночью - это их личное дело и не имеет никакого значения. Это подарок от нее ему и иногда от него ей. И больше ничего.
     - Никогда?
     - Иногда. Но это личное любовное дело не должно иметь большого значения для тебя.
     - Никогда?
     - Только когда мужчина и женщина соединяются вместе вопреки требованиям закона этой страны.
     Он сдержался, поняв наконец причину ее запирательства.
     - Извини меня. Да, ты права. Мне никогда не следовало об этом говорить Я извиняюсь.
     - Почему извиняешься? За что? Скажи мне, Анджин-сан, эта девушка носила распятие?
     - Нет.
     - Я всегда ношу его. Всегда.
     - Распятие можно снять, - сказал он автоматически на португальском, - это ничего не доказывает. Его можно позаимствовать, как духи.
     - Скажи мне последнее: ты действительно видел девушку? Разглядел ее черты?
     - Конечно. Пожалуйста, давай забудем, что я когда-либо:
     - Эта ночь была очень темная, луна была закрыта облаками. Скажи правду, Анджин-сан. Подумай! Ты действительно видел девушку?
     "Конечно, я видел ее, - подумал он возмущенно. - Черт возьми, подумай хорошо. Ты не видел ее. Твоя голова была затуманена. Это могла быть служанка, но ты знал, что это была Марико, потому что ты хотел Марико и держал в голове только Марико, считал, что и Марико также хочет тебя. Ты глупец. Проклятый глупец".
     - По правде говоря, нет. На самом деле я действительно должен извиниться, - сказал он. - Как я могу заслужить у вас прощение?
     - Не надо извиняться, Анджин-сан, - спокойно сказала она, - я много раз говорила вам, что мужчина не извиняется никогда, даже когда не прав. Вы были не правы, - ее глаза подсмеивались над ним. - Моя служанка не нуждается в извинениях.
     - Благодарю вас, - сказал он смеясь. - Вы заставили меня почувствовать себя немножко менее глупо.
     - Прошли, наверное, годы с тех пор, когда вы последний раз смеялись. Такой серьезный Анджин-сан опять становится мальчиком.
     - Мой отец говорил мне, что я родился старым.
     - Вы?
     - Он так считал.
     - А какой он был?
     - Он был прекрасный человек. Владелец корабля, капитан. Испанцы убили его в месте, называемом Антверпен, когда они уничтожили этот город. Они сожгли его корабль. Мне было шесть лет, но я помню его большим, высоким, добродушным человеком с золотистыми волосами. Мой старший брат, Артур, ему тогда было ровно восемь: У нас тогда были плохие времена, Марико-сан.
     - Почему? Пожалуйста, расскажите мне. Пожалуйста!
     - Все было очень обыденно. Каждое пенни наших денег было связано с кораблем, и он был потерян: и, ну, вскоре после этого умерла моя сестра. Она фактически умерла от голода. Это был голод 1571 года, и снова пришла чума.
     - У нас иногда бывает чума. Оспа. Вас было много в семье?
     - Нас было трое, - сказал он, радуясь, что разговор ушел от еще одной неприятной темы, - Вилья, моя сестра, ей было девять лет, когда она умерла. Артур, следующий - он хотел быть художником, скульптором, но ему пришлось стать учеником каменщика, чтобы помочь вырастить нас. Он был убит во время Армады. Ему было двадцать пять, бедный глупец, он только что поступил на корабль, необученный, совсем новичок. Я последний из Блэксорнов. Сейчас жена и дочь Артура живут с моей женой и детьми. Моя мать еще жива, так же как и старая бабушка Жакоба - ей семьдесят пять и она тверда, как английский дуб, хотя она и ирландка. По крайней мере они все были живы, когда я отплывал два года назад.
     Снова нахлынула боль. "Я буду думать о них, когда поплыву назад домой, - пообещал он себе, - но не раньше этого времени".
     - Завтра будет шторм, - сказал он, посмотрев на море, - сильный шторм, Марико-сан. Потом через три дня будет хорошая погода.
     - Сейчас сезон штормов. Большую часть времени облачно и идет дождь. Когда дождь прекращается, бывает очень влажно. Потом начинаются тайфуны.
     "Хотел бы я быть на море опять, - подумал он, - был ли я когда-нибудь на море? Был ли на самом деле корабль? Что такое реальность? Марико или служанка?"
     - Вы не очень веселый человек, да, Анджин-сан?
     - Я слишком долго был моряком. Моряки всегда серьезны. Мы привыкаем следить за морем. Мы всегда следим за морем и ждем несчастья. Отведи глаза от моря на секунду, и оно подхватит твой корабль и превратит его в щепки.
     - Я боюсь моря, - сказала она.
     - Я тоже. Старый рыбак сказал мне однажды: "Человек, который не боится моря, скоро утонет, так как он выйдет в море в день, когда ему бы не следовало этого делать". Но мы боимся моря, поэтому мы будем тонуть снова и снова, - он взглянул на нее. - Марико-сан:
     - Да?
     - Несколько минут назад вы убедили меня, что: ну, скажем, я поверил. Сейчас я не убежден. Так где правда? Хонто. Я должен знать.
     - Уши для того, чтобы слышать. Конечно, это была служанка.
     - Служанка. Могу я просить ее всякий раз, как мне захочется?
     - Конечно. Но умный человек не стал бы.
     - Потому что я могу быть разочарован в следующий раз?
     - Может быть.
     - Я думаю, трудно обладать служанкой и терять служанку, трудно ничего не говорить:
     - Секс - это удовольствие тела. Ничего говорить не надо.
     - Но как я скажу служанке, что она красива? Что я люблю ее? Что она наполняет меня экстазом?
     - Это, видимо, не любовь для служанки. Не здесь, Анджин-сан. Эта страсть даже не для жены или наложницы, - ее глаза вдруг метнулись в сторону, - но только для кого-нибудь типа Кику-сан, куртизанки, которая так красива и заслуживает этого.
     - Где я могу найти эту девушку?
     - В деревне. Я почту за честь действовать как ваш посредник.
     - Ей-богу, я думал, вы это и имеете в виду.
     - Конечно. Человек нуждается в разных видах страсти. Эта госпожа достойна любви, если только вы сможете это выдержать.
     - Что вы имеете в виду?
     - Она очень дорогая.
     - Любовь не покупается. Это не стоит ничего. Любовь не имеет цены.
     Она улыбнулась:
     - Секс всегда имеет свою цену. Необязательно в деньгах, Анджин-сан. Но мужчина платит всегда за секс тем или иным образом. Истинная любовь - мы называем ее долгом - это чувство души к душе и не нуждается в таком выражении - в физическом выражении, за исключением, может быть, дара смерти.
     - Вы не правы. Я хотел бы показать вам мир таким, как он есть.
     - Я знаю мир, как он есть и каким он будет вечно. Вы хотите снова эту презренную служанку?
     - Да. Вы знаете, что я хочу:
     Марико весело засмеялась:
     - Тогда она придет к вам. На закате. Мы приведем ее, Фудзико и я!
     - Черт бы ее побрал, я думаю, и вас тоже, - он засмеялся вместе с ней.
     - Ах, Анджин-сан, как хорошо видеть вас смеющимся. С того момента, как вы приехали сюда в Анджиро, вы сильно изменились. Очень сильно изменились.
     - Нет. Не так сильно - Но прошлой ночью я видел во сне мечту. Этот сон был совершенством.
     - Бог совершенен. И иногда также закат, или восход луны, или цветение первого крокуса в этом году.
     - Я вас совсем не понимаю.
     Она откинула вуаль на шляпе и посмотрела прямо на него:
     - Однажды другой мужчина сказал мне: "Я совсем не понимаю вас", а мой муж сказал: "Прошу прощения, господин, но никто не может понять ее. Ни ее отец не понимает ее, ни наши боги, ни ее чужеземный Бог, ни даже мать не понимает ее".
     - Это был Торанага? Господин Торанага?
     - О, нет, Анджин-сан. Это был Тайко. Господин Торанага понимает меня. Он понимает все.
     - Даже меня?
     - Вас очень хорошо.
     - Вы уверены в этом?
     - Да. О, совершенно уверена.
     - Он выиграет войну?
     - Да.
     - Я его любимый вассал?
     - Да.
     - У него будет мой корабль?
     - Да.
     - А когда я получу обратно свой корабль?
     - Вы не получите.
     - Почему?
     Ее серьезность исчезла:
     - Потому что вы будете иметь свою "служанку" в Анджиро и будете так часто заниматься любовью, что у вас не хватит сил уехать, даже уползти на коленях, когда она попросит вас подняться на ваш корабль и когда господин Торанага попросит вас подняться на борт и покинуть нас!
     - Вот вы опять уходите! То такая серьезная, то наоборот!
     - Это только ответ вам, он ставит некоторые вещи на свои места. Ах, но прежде чем вы оставите нас, вам следует повидать госпожу Кику. Она достойна великой страсти. Она такая красивая и талантливая. Для нее вы должны сделать что-то необычное!
     - Я склоняюсь к тому, чтобы принять вызов.
     - Никакого вызова нет. Но если вы готовитесь стать самураем, а не варваром, если вы готовы воспринимать любовную встречу как она есть, тогда я почту за честь действовать как ваш посредник.
     - Что это значит?
     - Когда вы будете в хорошем настроении и готовы к совершенно особому удовольствию, скажите вашей наложнице, чтобы она попросила меня.
     - А причем здесь Фудзико-сан?
     - Потому что это долг вашей наложницы смотреть, чтобы вы были всем довольны. Этот наш обычай упрощает жизнь. Мы восхищаемся простотой, поэтому мужчина и женщина могут заниматься любовью с той единственной целью, для которой она и предназначена: важная часть жизни, конечно, но между мужчиной и женщиной есть и более важные вещи. Подчинение для кого-то. Уважение. Долг. Даже эта ваша "любовь". Фудзико "любит" вас.
     - Нет, она не любит!
     - Она отдаст за вас свою жизнь. Что еще можно отдать?
     Он наконец отвел от нее глаза и посмотрел на море. Волны бурунами обрушивались на берег, так как ветер усилился. Он опять повернулся к ней.
     - Так ничего и не сказано? - спросил он. - Между нами?
     - Ничего. Это очень мудро.
     - А если я не согласен?
     - Вы должны согласиться. Вы здесь. Это ваш дом.

***

     Атакующие пять сотен всадников галопом вылетели на гребень холма, держась неровным строем, спустились на каменистое дно долины, где в боевом порядке располагались две тысячи "защитников". Каждый всадник имел за спиной мушкет и патронташ, кресала и пороховницы. Как и большинство самураев, они были одеты в пеструю смесь кимоно и прочих тряпок, но имели всегда самое лучшее оружие из того, что могли себе позволить. Только Торанага и Ишидо, копируя его, настояли на том, чтобы их войска были одеты в форму и еще придирались к тому, как они были одеты. Все другие дайме считали это глупым растранжириванием денег, ненужным нововведением. Даже Блэксорн был согласен с этим. Армии Европы никогда не носили единой формы - какой король мог позволить это своему войску, кроме своей личной охраны?
     Блэксорн стоял на склоне холма с Ябу, его помощниками, Дзозеном и его людьми и Марико. Это была первая полномасштабная репетиция атаки. Он ждал с нетерпением. Ябу был непривычно напряжен, Оми и Нага находились почти что в состоянии войны. Особенно Нага.
     - Что с ними со всеми? - спросил он Марико.
     - Может быть, они хотят выслужиться перед своим господином и его гостем.
     - Он тоже дайме?
     - Он очень важный, один из генералов господина Ишидо. Было бы очень хорошо, если бы сегодня все прошло нормально.
     - Я бы хотел, чтобы мне сказали заранее, что будет смотр.
     - Какое бы это имело значение? Все, что вы могли, вы сделали.
     "Да, - подумал Блэксорн, наблюдая за этими пятьюстами. - Но они пока еще не готовы. Конечно, Ябу это тоже знает, все знают. Так что если будет какое-то осложнение, то это карма", - сказал он себе уверенно и нашел в этой мысли некоторое утешение.
     Нападающие набрали скорость, защитники стояли под знаменами своих капитанов, подшучивая над "врагом", как они обычно делали, растянувшись в свободном строю шеренгой в три или четыре человека. Скоро атакующие должны будут спешиться на расстоянии полета стрелы. Тогда самые храбрые воины с обеих сторон начнут со свирепым видом подходить к противнику, бросая вызов самыми оскорбительными намеками о своем превосходстве и благородном происхождении. Начнутся отдельные вооруженные стычки, постепенно увеличиваясь в количестве участников, пока один из командиров не отдаст приказ об общей атаке, и тогда каждый человек начнет сражаться сам за себя. Обычно большинство побеждает меньшинство, тогда вводятся резервы и снова идет бой, пока нервы одной стороны не выдержат и несколько отступающих трусов не соединятся в массу отступающих, в результате чего другая сторона побеждает. Обычным делом была и измена. Иногда целые полки, следуя приказам своих командиров, переходили на сторону противника, приветствуемые как союзники - всегда желанные, но никогда не надежные. Иногда побежденные командиры ускользали, чтобы перегруппироваться для нового сражения. Иногда воюющие сопротивлялись до смерти, иногда со всеми церемониями совершали сеппуку. В плен попадали редко. Некоторые просились на службу к победителям. Иногда их принимали, но часто отказывали. Смерть была уделом побежденных, быстрая для смелых и позорная для трусов. Таков был характер всех боев в этой стране, даже самых больших битв, солдаты здесь были такие же, как и везде, за исключением того, что они были намного более свирепы и лучше подготовлены к смерти за своих господ, чем где-либо еще в мире. Топот копыт разнесся по долине.
     - Где командир атакующих? Где Оми-сан? - спросил Дзозен.
     - Среди своих солдат, - ответил Ябу.
     - Но где его знамя? И почему он не надел доспехи и плюмаж? Где командирское знамя? Они как будто кучка грязных бандитов!
     - Всем офицерам приказано оставаться без знаков различия. Я вам говорил. И пожалуйста, не забывайте, мы делаем вид, что битва разгорается, что это часть большой битвы, с резервами и вооружением:
     Дзозен взорвался:
     - Где их мечи? Ни один из них не носит мечей! Самураи без мечей? Их перережут!
     - Потерпите!
     Теперь атакующие спешились. Первые воины вышли из рядов обороняющихся, чтобы показать свою храбрость. Против них вышло равное число вражеских солдат. Потом внезапно неуклюжая масса атакующих разбилась на пять дисциплинированных фаланг, каждая из четырех рядов по двадцать пять человек, три фаланги впереди и две в резерве, в сорока шагах сзади. Как один они обрушились на врага. На расстоянии выстрела они вздрогнули и остановились по команде, передние ряды выстрелили, залпом оглушив окружающих. Были слышны вопли умирающих. Дзозен и его люди рефлекторно вздрогнули, потом с ужасом следили за тем, как передние ряды стали на колени и начали перезаряжать ружья, а вторые ряды выстрелили над ними, третий и четвертый ряд сделали то же самое. При каждом залпе падало все больше защитников. Долина наполнилась криками, стонами, возникла неразбериха.
     - Вы губите своих людей! - Дзозен кричал, перекрывая весь этот гам.
     - Это холостые заряды, не настоящие. Они все живы, но вообразите, что это настоящая атака с настоящими пулями! Смотрите!
     Теперь защитники "оправились" от первого шока. Они перегруппировались для фронтальной атаки. Но к этому времени передние ряды перезарядили ружья и по команде выстрелили еще одним залпом с колена, потом второй ряд выстрелил через них, немедленно встал на колено для перезарядки, тогда стали стрелять третий и четвертый ряды, и хотя многие мушкетеры действовали медленно и ряды смешались, легко было вообразить, какую ужасную бойню могут произвести более подготовленные люди. Контратака захлебнулась, потом была отбита, и защитники отступили в притворном смятении назад к подъему, где как раз стояли наблюдатели. Многие "мертвые" остались на земле.
     Дзозен и его люди были шокированы:
     - Эти ружья пробьют любую линию!
     - Подождите. Битва еще не окончилась.
     Защитники снова перегруппировались, и теперь их командиры призывали их к победе, подтягивали резервы и приказали начать окончательную общую атаку. Самураи кинулись вниз с холма, издавая свои ужасные боевые кличи, и обрушились на противника.
     - Теперь они победят, - заявил Дзозен, захваченный, как и все, реальностью этой учебной битвы.
     И он был прав. Фаланги не удержались на своих позициях. Они рассыпались и побежали перед боевыми криками настоящих самураев с их мечами и пиками, и Дзозен и его люди добавили свои презрительные крики, когда отряды кинулись убивать. Мушкетеры кинулись вперед, пробежали триста шагов, потом внезапно по команде фаланги перегруппировались, на этот раз в виде буквы U. Вновь послышались звуки разящих залпов. Атакующие заколебались, потом остановились. Ружья продолжали стрельбу, но все на склоне знали, что в реальных условиях две тысячи солдат уже погибли бы.
     Сейчас, в тишине, защитники и атакующие начали строиться. "Трупы" встали, оружие было собрано. Начались смех, стоны. Многие хромали, а несколько человек были тяжело ранены.
     - Я поздравляю вас, Ябу-сама, - сказал Дзозен с большой искренностью, - теперь я понимаю, что все это значит.
     - Стрельба была не очень хороша, - сказал Ябу, внутренне довольный, - потребуется несколько месяцев, чтобы подготовить их.
     Дзозен покачал головой:
     - Я бы не хотел атаковать их сейчас. Если, конечно, они будут с настоящим вооружением. Никакая армия не сможет выдержать их удар - никакой строй. Ряды никогда не остаются сомкнутыми. Через промежутки вы можете направить обычные войска и кавалерию и прорвать фланги как старый свиток бумаги. - Он поблагодарил всех ками за то, что ему удалось увидеть одну атаку. - Наблюдать за этим было ужасно. В какой-то момент я подумал, что бой был настоящий.
     - Им было приказано вести себя как в настоящей битве. А сейчас вы можете провести смотр моим мушкетерам, если захотите.
     - Спасибо. Это было бы большой честью для меня. Защитники отошли в свои лагеря, расположенные на дальней стороне горы. Пять сотен мушкетеров ожидали внизу, около дороги, которая шла через склон, а потом спускалась к деревне. Они разделились по отрядам, перед которыми встали Оми и Нага, оба уже опять были с мечами.
     - Ябу-сама?
     - Да, Анджин-сан?
     - Прекрасно, не так ли?
     - Да, хорошо.
     - Спасибо, Ябу-сама. Я довольствуюсь.
     Марико автоматически поправила его:
     - Я доволен.
     - Ах, извините. Я доволен.
     Дзозен отвел Ябу в сторону:
     - Этому всему вас научил Анджин-сан?
     - Нет, - солгал Ябу, - но так воюют все чужеземцы. Он только учит наших людей заряжать мушкеты и стрелять из них.
     - Почему не сделать, как советует Нага-сан? Вы теперь знаете все, что вам надо? Зачем рисковать, вдруг это разойдется дальше? Он - чума. Очень опасен, Ябу-сама. Нага-сан был прав. Это верно - крестьяне легко могут научиться вести такую войну. Избавьтесь от этого чужеземца немедленно.
     - Если господин Ишидо хочет его голову, он должен только сказать мне об этом.
     - Я прошу. Сейчас, - в его голосе снова зазвучали резкие ноты, - я говорю от его имени.
     - Я подумаю над этим, Дзозен-сан.
     - И также от его имени я прошу, чтобы все ружья у этих солдат были немедленно отобраны.
     Ябу нахмурился, потом переключил свое внимание на отряды мушкетеров. Они приближались к холму, их прямые, аккуратные ряды, как всегда, казались смещными, но только потому, что такой порядок движения оставался еще здесь необычным. В пятидесяти шагах они остановились. Подошли только Оми и Нага, Они отсалютовали старшим.
     - Для первого случая все было хорошо, - сказал Ябу.
     - Благодарю вас, господин, - ответил Оми. Он немного хромал, его лицо было грязно, в синяках и пыли. Дзозен сказал:
     - В настоящей битве ваши войска должны носить мечи, Ябу-сан, правда? Самураи должны носить мечи - в конце концов у них ведь могут кончиться боеприпасы, не так ли?
     - Мечи будут им мешать при наступлении и отступлении. О, они будут носить их, как обычно, чтобы избежать всяких неожиданностей, но перед первой же атакой они избавятся от них.
     - Самураю всегда будет нужен меч в настоящей битве. Но все-таки я рад, что вы никогда не будете так атаковать, или, - Дзозен хотел добавить "или применять этот грязный, недостойный способ ведения войны", но вместо этого он сказал: - Или мы все будем должны отказаться от наших мечей.
     - Может быть, мы и откажемся, Дзозен-сан, когда пойдем на настоящую войну.
     - Вы откажетесь от вашего клинка Мурасами? Или даже от подарка Торанаги?
     - Чтобы победить, да. Иначе - нет.
     - Тогда тебе придется убегать как можно быстрее, чтобы спастись, когда мушкет заклинит или отсыреет порох, - Дзозен засмеялся своей шутке. Ябу был серьезен.
     - Оми-сан! Покажите ему! - приказал он. Оми тут же отдал приказ. Его люди сейчас же выхватили короткие штыки-ножи в чехлах, которые почти незамеченными висели у них сзади на поясах, и вставили их в гнезда на дулах мушкетов.
     - В атаку!
     Самураи тут же издали свой боевой клич: "Касигиииии!" Лес обнаженной стали замер в шаге от них. Дзозен и его люди нервно рассмеялись от внезапной, неожиданной угрозы.
     - Хорошо, очень хорошо - сказал Дзозен. Он подошел и потрогал один из штыков. Тот был очень острый. - Может быть, вы и правы, Ябу-сама. Давайте надеяться, что его не придется испробовать в бою.
     - Оми-сан! - окликнул Ябу. - Постройте их. Дзозен-сан собирается провести им смотр. Потом возвращайтесь в лагерь. Марико-сан, Анджин-сан, следуйте за мной! - он крупно зашагал вниз по склону через ряды самураев, его помощники, Блэксорн и Марико пошли следом за ним.
     - Постройте их на дороге. Снимите штыки! Половина людей тут же исполнила приказание, развернулась и стала опять спускаться вниз по склону. Нага и его двести пятьдесят самураев остались там, где они были, штыки все еще угрожающе были выставлены вперед. Дзозен рассвирепел:
     - Что здесь происходит?
     - Я считаю ваши оскорбления недопустимыми, - зло сказал Нага.
     - Это вздор. Я не оскорблял вас или кого-нибудь еще! Ваши штыки оскорбляют мое положение! Ябу-сама!
     Ябу повернул назад. Теперь он был с другой стороны самураев Торанаги.
     - Нага-сан, - холодно спросил он. - Что все это значит?
     - Я не могу простить этому человеку оскорбления моего отца и меня.
     - Он под защитой. Вы не можете трогать его сейчас! Он под знаком регентов!
     - Прошу прощения, Ябу-сама, но это дело между Дзозен-саном и мною.
     - Нет. Вы подчиняетесь моим приказам. Я приказываю вам отдать команду вашим людям вернуться в лагерь. Ни один человек не двинулся. Начался дождь.
     - Прошу прощения, Ябу-сан, но это дело между мной и Дзозен-саном, и что бы ни случилось, я освобождаю вас от ответственности за мои действия и действия моих людей.
     Сзади Наги один из людей Дзозена выхватил свой меч и замахнулся, собираясь ударить по его незащищенной спине. Залп из двадцати мушкетов туг же снес ему голову. Эти двадцать стрелявших встали на колено и начали перезаряжать ружья. Второй ряд приготовился стрелять.
     - Кто приказал зарядить боевые патроны? - закричал Ябу.
     - Я. Я, Ёси Нага-нох-Торанага!
     - Нага-сан! Я приказываю вам отпустить Небару Дзозена и его людей. Отправляйтесь в лагерь и будьте там до тех пор, пока я не проконсультируюсь с господином Торанагой по поводу вашего неподчинения!
     - Конечно, вы информируете господина Торанагу, и карма есть карма. Но я сожалею, господин Ябу, что сначала умрет этот человек. Все они должны умереть. Сегодня!
     Дзозен пронзительно закричал:
     - Я под защитой регентов! Вы ничего не добьетесь, убив меня.
     - Я отстою свою честь, не так ли? - сказал Нага. - Я расплачусь за ваши насмешки над моим отцом и за ваши оскорбления в мой адрес. Но вы все равно должны были погибнуть. Не так ли? Я не мог более ясно выразиться прошлой ночью. Сейчас вы видели атаку. Я не могу рисковать, дав Ишидо узнать все это, - его рука метнулась в сторону поля битвы, - весь этот ужас!
     - Он уже знает! - выпалил Дзозен, радуясь своей дальновидности в предыдущий вечер, - он уже знает! Я отправил письмо, тайно, с почтовым голубем на рассвете! Вы ничего не добьетесь, убив меня, Нага-сан!
     Нага сделал знак одному из своих людей, старому самураю, который тут же вышел вперед и бросил задушенного голубя к ногам Дзозена. За ним на землю была брошена также отрубленная голова самурая Масумото, посланного Дзозеном вчера с письмом для Ишидо. Глаза были все еще открыты, губы растянуты в злобной гримасе. Голова покатилась. Она кувыркалась по камням, пока не остановилась у скалы.
     Стон сорвался с губ Дзозена. Нага и все его люди засмеялись. Даже Ябу улыбнулся. Еще один самурай Дзозена сделал выпад в сторону Наги. Двадцать мушкетов выпалили по нему, и стоящий рядом с ним, который даже не двинулся, тоже упал смертельно раненым и забился в агонии.
     Смех прекратился.
     Оми сказал:
     - Я прикажу своим людям атаковать, господин? Нам будет легко оттеснить Нагу.
     Ябу вытер капли дождя с лица:
     - Нет, этим ничего не добьешься. Дзозен-сан и его люди уже мертвы, что бы я ни сделал. Это его карма, как и у Наги своя карма. Нага-сан! - окликнул он, - последний раз приказываю вам отпустить их всех!
     - Пожалуйста, извините меня, но я должен отказаться.
     - Очень хорошо. Когда это все закончится, подайте мне рапорт.
     - Да. Должны быть официальные свидетели, Ябу-сама. Для господина Торанаги и господина Ишидо.
     - Оми-сан, вы останетесь. Вы подпишете свидетельство о смерти и подготовите его отправку. Нага-сан и я подпишем его.
     Нага указал на Блэксорна:
     - Пусть он тоже останется. Тоже как свидетель. Он отвечает за их смерти. Он должен быть их свидетелем.
     - Анджин-сан, подойдите сюда! К Наге-сану! Вы поняли?
     - Да, Ябу-сан. Я понял, но почему, простите?
     - Быть свидетелем.
     - Извините, не понимаю.
     - Марико-сан, переведите ему слово "свидетель" и что он должен свидетельствовать то, что здесь должно произойти, потом поезжайте за мной. - Пряча охватившее его огромное чувство удовлетворения, Ябу повернулся и уехал.
     Дзозен пронзительно закричал:
     - Ябу-сама! Пожалуйста! Ябу-самаааа!

***

     Блэксорн наблюдал за происходящим. Когда все кончилось, он пошел домой. В доме была тишина, над деревней опустилась какая-то завеса. Ванна, казалось, не помогла ему почувствовать себя чистым. Саке не удалило грязи изо рта. Благовония не перебили запаха смрада в ноздрях.
     Позже за ним прислал Ябу. Атака была разобрана, момент за моментом. На разборе были Оми, Нага и Марико. Нага, как всегда, холодный, внимательный, редко комментирующий, спокойный заместитель командира. Никто из них, казалось, не был тронут тем, что случилось.
     Они работали до захода солнца. Ябу предложил ускорить подготовку. Немедленно должна была быть создана вторая команда из пятисот человек. Через неделю еще одна.
     Блэксорн шел домой один, ужинал в одиночестве, захваченный своим ужасным открытием: они не знали чувства греха, все они были без совести, даже Марико.
     В эту ночь он не мог спать. Он вышел из дома. Шквальные порывы ветра срывали пену с гребней волн, гремели обломками деревенских построек. Собаки выли, задрав головы вверх или рыскали в поисках съестного. Крыши из рисовой соломы шевелились, словно живые существа. Громыхали ставни, мужчины и женщины, молчаливые, как призраки, старались закрыть и закрепить их. Был высокий прилив. Все рыбацкие лодки находились гораздо выше обычного. Все было задраено. Он прошелся берегом, потом повернул к своему дому, ему пришлось идти, согнувшись, против ветра. На дороге никого не было. Хлынул дождь, и он вскоре весь промок.
     Фудзико ждала его на веранде, ветер налетал на нее, трепал пламя в масляной лампе с абажуром. Никто не спал. Слуги сносили ценные вещи в низкую глинобитную постройку на заднем дворе.
     Шторм пока еще не достиг угрожающей силы.
     Черепица на коньке крыши свободно изгибалась под натиском ветра, вся крыша ходила ходуном. Одна пластинка черепицы соскользнула и разбилась с громким стуком. Слуги засуетились, некоторые приготовили ведра с водой, другие пытались починить крышу. Старый садовник Ёки-я с помощью детей привязывал хрупкие кусты и деревца к бамбуковым колам.
     На дом обрушился еще один шквал.
     - Похоже, скоро сдует нас всех, Марико-сан.
     Она не ответила, ветер трепал одежды на ней и Фудзико, выдувал слезы из глаз. Он посмотрел на деревню. Теперь повсюду летали обломки. Ветер прорвался через щель в бумажных седзи одной из жилых комнат, и вся стена исчезла, оставив только решетчатый каркас. Противоположная стена рассыпалась, затем обрушилась крыша.
     Блэксорн беспомощно повернулся, и тут ветром уничтожило седзи в его комнате. Эта стена исчезла, то же произошло с противоположной. Скоро все стены покрылись клочьями бумаги. Дом стал прозрачным, но опоры устояли и черепичная крыша не сдвинулась. Постели, фонари и маты раскидало и понесло в разные стороны, слуги гонялись за ними.
     Шторм разрушил стены всех домов в деревне. Некоторые из домов были уничтожены полностью. Тяжело пострадавших не было. На рассвете ветер утих, и мужчины и женщины начали восстанавливать свои дома.
     К обеду стены дома Блэксорна были восстановлены, половина деревни также имела нормальный вид. Легкие решетчатые стены требовали немного работы. Черепичные и соломенные крыши требовали большего труда, но он видел, как люди помогали друг другу, работали весело, быстро и с большой сноровкой. Мура бегал по деревне, советуя, командуя, давая поручения и проверяя. Он поднялся на холм, чтобы посмотреть, как идут дела.
     - Мура, вы сделали: - Блэксорн искал слова, - вы очень легко с этим справляетесь.
     - Ах, спасибо, Анджин-сан. Нам повезло, что не было пожаров.
     - Вы часто гореть?
     - Извините: "У вас часто бывают пожары?"
     - У вас часто бывают пожары? - повторил Блэксорн.
     - Да. Но я приказал деревне приготовиться. Приготовиться, вы понимаете?
     - Да.
     - Когда налетают эти бури: - Мура замер и глянул через плечо Блэксорна, потом он низко поклонился.
     К ним подходил своей легкой подпрыгивающей походкой Оми, его глаза дружески смотрели только на Блэксорна, как будто Мура вообще не существовал.
     - Доброе утро, Анджин-сан, - сказал он.
     - Доброе утро, Оми-сан. У вас дома все в порядке?
     - Все нормально. Спасибо, - Оми посмотрел на Муру и грубо сказал: - Люди должны ловить рыбу или работать на полях. Женщины тоже. Ябу-сама увеличил налоги. Вы хотите опозорить меня перед ним своей ленью?
     - Нет, Оми-сан. Пожалуйста, извините меня. Я сейчас же распоряжусь.
     - Этого вообще не следовало говорить. В следующий раз я не буду разговаривать.
     - Я прошу прощения за мою глупость, - Мура торопливо ушел.
     - У вас сегодня все нормально, - сказал Оми Блэксорну, - а ночь прошла спокойно?
     - Сегодня все нормально, спасибо. А как у вас?
     Оми говорил очень долго. Блэксорн не ухватывал всего сказанного, только отдельные слова то тут, то там, как это было и в разговоре Оми с Мурой.
     - Простите, я не понял.
     - Отдыхаете? Как вам показалось вчера? Атака? Учебный бой?
     - Ах, понятно. Да, я думаю, все прошло хорошо.
     - А свидетельство?
     - Простите?
     - Выступление свидетелем? Ронин Небару Дзозен и его люди? Уже забыли? - Оми изобразил удар штыком и засмеялся. - Вы были свидетелем их смерти. Смерти! Вы понимаете?
     - Ах, да. Честно говоря, Оми-сан, я не люблю убийства.
     - Карма, Анджин-сан.
     - Да, карма. Сегодня будут учения?
     - Да. Но Ябу-сама хочет поговорить с вами. Позже. Понимаете, Аджин-сан? Только поговорить, - терпеливо повторил Оми.
     - Только поговорить. Понял.
     - Вы начинаете очень хорошо говорить на нашем языке.
     - Спасибо. Трудно. Мало времени.
     - Да. Но вы умный человек и очень стараетесь. Это важно. У вас будет время, Анджин-сан, не беспокойтесь, я вам помогу, - Оми видел, что многое из того, что он говорит, не доходит до Блэксорна, но не обращал на это внимания, так как Блэксорн все равно улавливал суть, - я хочу быть вашим другом, - потом повторил это более отчетливо, - вы понимаете?
     - Друг? Я понимаю "друг".
     Оми показал на себя, потом на Блэксорна:
     - Я хочу быть вашим другом.
     - Спасибо. Очень польщен.
     Оми снова улыбнулся, поклонился как равный равному и ушел.
     - Дружить с ним? - пробормотал Блэксорн, - он забыл? Я не забыл.
     - Ах, Анджин-сан, - сказала Фудзико, подбегая к нему, - вам не хочется поесть? За вами скоро пришлет Ябу-сама.
     - Да, спасибо. Много разрушать? - спросил он, указывая на дом.
     - Извините меня, но вам следует говорить: "Много разрушений?"
     - Много разрушений?
     - Фактически ничего не пострадало, Анджин-сан.
     - Хорошо. Много пострадать?
     - Извините меня, но нужно сказать: "Много раненых?"
     - Спасибо. Раненых много?
     - Нет, Анджин-сан. Никто не ранен.
     Внезапно Блэксорн устал от постоянных поправок.
     - Я голод. Давайте есть!
     - Да, сейчас. Но извините, вам следует сказать: "Я голоден". - Она дождалась, пока он не сказал правильно, и убежала.
     Он сел на веранде и стал следить за Ёки-я, старым садовником, собиравшим обломки и опавшие листья. Он видел женщин и детей, приводящих в порядок деревню, и лодки, выходящие в море из гавани. Остальные жители деревни потянулись на поля, хотя ветер и мешал им. "Хотел бы я знать, какие налоги они платят, - спросил он себя, - мне бы не хотелось быть здешним крестьянином. Да и не только здесь - нигде".
     На рассвете он был поражен кажущимся опустошением деревни. - Такой шторм вряд ли повредил бы дом в Англии, - сказал он Марико. - Конечно, это был сильный шторм, но не самый мощный. Почему бы вам не строить дома из камня или кирпича?
     - Из-за землетрясений, Анджин-сан. Любое каменное здание, конечно, было бы расколото и обрушилось бы, возможно, убив или ранив его обитателей. При нашем типе построек повреждений мало. Вы посмотрите, как быстро все будет восстановлено.
     - Да, но они пожароопасны. И что случится, когда начнутся большие ветры? Тайфуны?
     - Тогда будет очень плохо.
     Она рассказала о тайфунах и сезонах тайфунов - с июня до сентября, иногда они начинаются раньше, иногда позже. И о других природных катастрофах.
     Несколько дней назад произошло небольшое землетрясение. С жаровни упал котелок и перевернулся, но угли были сразу потушены. Один дом в деревне был охвачен огнем, но, к счастью, огонь не успел распространиться. Блэксорн никогда не видел такой ожесточенной схватки с огнем. В деревне мало кто обратил на этот случай внимание. Они только посмеялись и продолжали заниматься своими делами.
     - Почему люди смеялись?
     - Мы считаем, что стыдно и невежливо показывать сильные чувства, особенно страх, так что мы прячем их в смехе или улыбке, хотя мы не должны показывать и этого.
     "Некоторые из вас показывают", - подумал Блэксорн.
     Показал это Небару Дзозен. Он умирал недостойно, плача от страха, прося его помиловать. Убивали его медленно и жестоко. Ему разрешили бежать, потом аккуратно проткнули штыком среди общего смеха, снова заставили бежать и подрезали поджилки. После этого ему позволили уползти, потом медленно вспороли живот, пока он кричал, а кровь и слизь вытекали из него, и так оставили умирать.
     После него Нага обратил внимание на остальных самураев. Трое людей Дзозена тут же встали на колени, обнажили свои животы, поставили перед собой короткие мечи, чтобы совершить сеппуку. Трое их товарищей встали сзади них как помощники, обнажив длинные мечи, они взяли их обеими руками. Нага и его люди их больше не трогали. Как только самураи, стоящие на коленях легли на свои мечи, они вытянули шеи, и три меча, опустившись, одним ударом отрубили им головы. В упавших головах клацнули зубы, и все стихло. Тут же налетели мухи.
     После этого на колени встали еще два самурая, последний из оставшихся стоял наготове как помощник. Первый из вставших на колени был обезглавлен тем же способом, что и его товарищи, как только опустился на нож. Другой сказал: - Нет. Я, Хирасаки Кенко, знаю как умирать - как следует умирать самураю.
     Кенко был гибкий молодой человек, надушенный и миловидный, бледнолицый, волосы его были хорошо смазаны маслом и плотно заплетены в косичку. Он почтительно взялся за свой меч и частично обмотал лезвие поясом, чтобы удобней было держаться за него рукой.
     - Я осуждаю смерть Небару Дзозен-сана и этих его людей, - твердо сказал он, кланяясь Наге. Он кинул последний взгляд на небо и в последний раз ободряюще улыбнулся своему помощнику: "Сайонара, Тадео". После этого он глубоко погрузил свой нож с левой стороны себе в желудок. Он обеими руками сделал полный разрез поперек, вынул его и глубоко погрузил его снова, как раз над пахом и резко рванул вверх в полном молчании. Его вспоротые внутренности вывалились на колени, и, когда его ужасно искаженное агонией лицо ткнулось вперед, помощник опустил вниз свой меч, блеснувший широкой дугой.
     Нага сам поднял за косичку голову этого самурая, отер ее от грязи и закрыл глаза. Потом он приказал своим людям проследить, чтобы голова была вымыта, упакована и отправлена Ишидо со всеми почестями, с полным отчетом о мужестве Хирасаки Кенко.
     Последний самурай опустился на колени. Не было никого, кто бы помог ему совершить сеппуку. Он тоже был молод. Его пальцы дрожали, его охватил страх. Дважды он выполнял свои обязанности по отношению к своим товарищам, дважды рубил головы с большим искусством, спасая их от пытки болью и позора страха. И только что он ждал смерти своего любимого друга, который умер, как полагается самураю, принеся себя в жертву в гордой тишине, потом он опять рубил чисто, с совершенным искусством. Он никогда не убивал до этого случая.
     Он направил глаза на меч, обнажил живот и молил богов послать ему мужество его любовника. Навернулись слезы, но усилием воли он стянул лицо в замершую улыбающуюся маску, развязал свой пояс и обмотал им часть лезвия. Поскольку юноша честно выполнял свой долг, Нага сделал знак своему заместителю.
     Самурай вышел вперед и поклонился, представившись по всем правилам: - Осараги Нампо, капитан девятого легиона господина Торанаги. Почту за честь быть вашим помощником.
     - Икимо Тадео, первый офицер, вассал господина Ишидо, - ответил юноша, - Спасибо. Я почту за честь принять вашу помощь.
     Смерть его была быстрая, безболезненная и почетная.
     Головы были подобраны. Потом вновь вернулся к жизни Дзозен. Его руки судорожно пытались заправить кишки обратно в живот.
     Его оставили собакам, которые пришли из деревни.

     В час лошади, в одиннадцать часов утра, десять дней спустя после смерти Дзозена и всех его людей, группа из трех галер огибала мыс у Анджиро. Они были набиты войсками. Торанага сошел на берег. Рядом с ним был Бунтаро.
     - Сначала я бы хотел посмотреть на учебную атаку, Ябу-сан, первых пятисот обучаемых, - сказал Торанага. - Не откладывая, сейчас же.
     - Может быть, завтра? Мне потребуется время, чтобы подготовиться, - сказал Ябу любезно, в душе он был взбешен внезапностью появления Торанаги и зол на своих шпионов, не сумевших предупредить его. Он едва успел примчаться на берег с почетным караулом. - Вы, наверное, устали:
     - Нет, благодарю вас, - сказал Торанага намеренно резко, - мне не нужны защитники или сложные построения, крики или показные смерти. Вы забыли, старина, я играл в пьесах "Но" и достаточно много их поставил, чтобы уметь использовать свое воображение. Я не ронин-крестьянин. Пожалуйста, прикажите сразу же выступать.
     Они стояли на берегу около пристани. Торанага был окружен отборными телохранителями, остальные высаживались с причалившей галеры. Еще тысяча самураев с тяжелым вооружением находились на двух галерах, которые ждали на рейде. День был теплый, небо безоблачно, на море была небольшая волна, на горизонте дрожало легкое марево.
     - Игураши, посмотри-ка! - Ябу спрятал свой гнев. С тех пор, как было отправлено первое донесение о прибытии Дзозена одиннадцать дней назад, поступило только несколько незначительных сообщений из Эдо от его собственных шпионов и ничего, кроме редких возмутительно бессодержательных ответов Торанаги на его более важные сигналы: "Ваше сообщение получено и внимательно изучается", "Удивлен сообщениями о моем сыне. Пожалуйста, дождитесь дальнейших инструкций". Затем, четыре дня назад: "Виновные в смерти Дзозена будут наказаны. Они должны оставаться на своих постах, но держите их под арестом, пока я не проконсультируюсь с господином Ишидо". И вчера, как бомба: "Сегодня получил официальное приглашение нового Совета регентов из Осаки на цермонию открытия выставки цветов. Когда вы собираетесь выехать? Сообщите немедленно".
     - Ведь это не означает, что Торанага действительно поедет? - спросил озадаченный Ябу.
     - Он вынужден сделать это, - ответил Игураши, - во всяком случае он испытывает вас.
     - Да, вероятно, - сказал Оми.
     - Почему нет новостей из Эдо? Что случилось с нашими шпионами?
     - Похоже, что Торанага накрыл Кванто одеялом, - сказал ему Оми, - может быть, он знает, кто ваши шпионы!
     - Сегодня десятый день, господин, - напомнил Ябу Игураши. - Все готово для вашего отъезда. Вы собираетесь ехать или нет?
     Сегодня здесь на берегу Ябу благодарил охранявших его ками, которые убедили его принять совет Оми оставаться до последнего возможного момента, еще три дня.
     - Относительно вашего последнего письма, Торанага-сама, того что пришло вчера, - сказал он. - Вы, конечно, не поедете в Осаку?
     - А вы?
     - Я признаю вас как своего вождя. Конечно, я ждал вашего решения.
     - Мне решить легко, Ябу-сама. Но вам трудно. Если вы поедете, регенты наверняка обвинят вас в убийстве Дзозена и его людей. Ишидо действительно очень сердит, и справедливо. Не так ли?
     - Я не виноват в этом, господин Торанага. Убийство Дзозена - как ни заслуживал он этого - было совершено вопреки моим приказам.
     - Это сделал Нага-сан, да? Иначе, конечно, вы должны были бы сделать это сами. Я поговорю с Нага-саном позднее, но пойдемте, мы можем продолжить разговор в пути. Не нужно тратить время, - Торанага взял быстрый темп, телохранители держались вплотную к нему. - Да, у вас действительно дилемма, старина. Если вы поедете, вы потеряете голову, потеряете Идзу и, конечно, весь ваш род Касиги отправится на казнь. Если вы останетесь, Совет издаст такое же постановление, - он оглянулся на Ябу, - может быть, вам следует сделать то, что вы предлагали, когда я последний раз был в Анджиро, сделать мне. Я буду счастлив быть вашим помощником. Может быть, ваша голова улучшит Ишидо настроение, когда я увижу его.
     - Моя голова ничего не значит для Ишидо.
     - Я так не думаю.
     Их прервал Бунтаро:
     - Простите меня, господин. Где вы хотели разместить моих людей?
     - На плато. Устройте там свой постоянный лагерь. Двести человек охраны будут стоять со мной у крепости. Когда отдадите все распоряжения, присоединяйтесь к нам. Я хочу, чтобы вы посмотрели на учения. - Бунтаро торопливо ушел.
     - Постоянный лагерь? Вы остаетесь здесь? - спросил Ябу.
     - Нет, только мои люди. Если атака так хороша, как я слышал, мы сформируем девять штурмовых батальонов по пятьсот самураев в каждом.
     - Что?
     - Да. Я привез с собой еще тысячу отборных самураев для вас. Вы обеспечите еще одну тысячу.
     - Но нет достаточного количества ружей и подготовка:
     - Ну, извините, вы не правы. Я привез тысячу мушкетов и вдоволь пороха и пуль. Остальное прибудет в течение недели вместе с еще одной тысячей человек.
     - У нас будет девять штурмовых батальонов?
     - Да, они составят один полк. Командиром будет Бунтаро.
     - Может быть, было бы лучше, если бы командовал полком я. Он будет:
     - О, не забывайте, что Совет состоится через несколько дней. Как вы сможете командовать полком, если собираетесь в Осаку? Вы готовы ехать?
     Ябу остановился: - Мы союзники. Мы договорились, что вы старший, и помочились в знак договоренности. Я соблюдал и соблюдаю ее. Сейчас я спрашиваю, какой у вас план? Мы воюем или нет?
     - Никто не объявлял мне войны. Пока.
     Ябу страстно желал выхватить свой меч работы Ёситомо и выпустить кровь из Торанаги прямо здесь на песке, покончив с ним раз и навсегда, чего бы это ни стоило. Он чувствовал дыхание телохранителей вокруг себя, но не заботился сейчас об этом: - Разве Совет не предвещает вашей смерти тоже? Вы сами сказали об этом. Как только они встретятся, вы должны будете повиноваться. Так?
     - Конечно, - Торанага сделал знак телохранителям, чтобы они отошли, легонько оперся о свой меч, широко и твердо расставив свои массивные ноги.
     - Тогда каково же ваше решение? Что вы предлагаете?
     - Сначала посмотреть атаку.
     - Потом?
     - Потом поехать поохотиться.
     - Вы собираетесь в Осаку?
     - Конечно.
     - Когда?
     - Когда мне захочется.
     - Вы имеете в виду, не тогда, когда захочется Ишидо.
     - Я имею в виду, когда это захочется мне.
     - Мы будем изолированы, - сказал Ябу, - мы не можем воевать со всей Японией, даже имея штурмовой полк, и мы, видимо, не сможем подготовить его за десять дней.
     - Да.
     - Тогда какой у вас план?
     - Что на самом деле произошло у Дзозена с Нагой?
     Ябу рассказал все как было, опустив только тот факт, что Нага был спровоцирован Оми.
     - А мой чужеземец? Как себя вел Анджин-сан?
     - Хорошо. Очень хорошо, - Ябу рассказал ему о попытке самоубийства в первый вечер и как он склонил Блэксорна на свою сторону, к их общей выгоде.
     - Это было умно, - медленно сказал Торанага. - Я никогда не думал, что он попытается совершить сеппуку. Интересно.
     - Повезло, что я приказал Оми быть наготове.
     - Да.
     Ябу нетерпеливо ждал дальнейшего, но Торанага молчал.
     - Эту новость о том, что господин Ито станет регентом, я вам сообщил, - сказал наконец Ябу. - Вы знали об этом до моего письма?
     Торанага ответил не сразу:
     - До меня доходили слухи. Господин Ито - лучший выбор для Ишидо. Бедный глупец всегда радуется, когда его возносят, а потом снова оказывается носом в чужом анусе. У них собирается хорошая компания.
     - Его голос погубит вас тем не менее.
     - Если Совет состоится.
     - А, так у вас есть план?
     - У меня всегда есть план - или планы - разве вы не знаете? Но вот вы, каков у вас план, союзник? Если вы хотите ехать, то поезжайте. Если вы хотите остаться, оставайтесь. Выбирайте! - он пошел дальше.

***

     Марико протянула Торанаге свиток, тесно исписанный иероглифами.
     - Это все? - спросил он.
     - Да, господин, - ответила она, недовольная теснотой каюты и вообще тем, что она опять находится на борту, даже если корабль и стоит в гавани. - Здесь повторяется многое из того, что есть в военном руководстве, но я записывала каждый вечер все, что происходило. Это почти как дневник всего, что случилось или было сказано с того времени, как вы уехали.
     - Хорошо. Кто-нибудь еще читал его?
     - Нет, насколько я знаю, - она стала обмахиваться веером. - Наложница Анджин-сана и слуги видели, как я писала, но я все время держала это под замком.
     - И каковы ваши выводы?
     Марико заколебалась. Она взглянула на дверь каюты и закрытый иллюминатор.
     Торанага сказал:
     - На борту только мои люди.
     - Да, господин. Я только вспомнила, что Анджин-сан говорил, что на борту корабля нет секретов. Так что простите, - она задумалась на минуту, потом продолжала более уверенно. - Мушкетный полк выиграет одно сражение. Чужеземцы могут победить нас, если они высадятся, силой пушек и ружей. У нас должен быть военно-морской флот, как у них. Все знания, которыми обладает Анджин-сан, имеют для вас огромное значение, так что это должно держаться в секрете, это только для ваших ушей. В чужих руках это знание будет смертельно для нас.
     - Кто еще в курсе того, что он рассказывает?
     - Ябу-сан знает много, но Оми-сан знает больше - он более догадливый. Игураши-сан, Нага-сан и солдаты, конечно, понимают стратегию, не отдельные мелкие детали, и никто не постиг всего, что знает Анджин-сан о политике и вообще о мире. Ну, я больше всех остальных. Я записывала все, что он говорил, спрашивала, комментировала. Как могла. Конечно, он только рассказывал нам об определенных вещах, но его познания огромны и память почти совершенна. При его терпении он может дать вам точную картину мира, описать его обычаи, опасности: если он говорит правду.
     - А он говорит правду?
     - Я считаю, что да.
     - Каково ваше мнение о Ябу?
     - Ябу-сан - очень вспыльчивый человек без каких-либо угрызений совести. Он не ценит ничего, кроме своих собственных интересов. Долг, верность, традиция ничего для него не значат. Его ум вспыхивает до больших озарений, даже гениальности. Он одинаково опасен и как враг, и как союзник.
     - Это все исправляемые качества. А что против него?
     - Плохой администратор. Его крестьяне устроят бунт, если только получат оружие.
     - Почему?
     - Грабительские, незаконные налоги. Он берет семьдесят пять из ста частей риса, рыбы, всего остального. Он начал брать налог с головы, с земли, с лодки, с каждой продажи, с каждого барреля саке - в Идзу со всего берутся налоги.
     - Может быть, я возьму его или его управляющего к себе в Кванто. Ну, то что он делает здесь, это его дело, у его крестьян никогда не будет оружия, так что нам нечего беспокоиться об этом. Я мог бы все еще использовать Идзу как базу, если будет необходимость.
     - Но, господин, шестьдесят частей - официальный предел.
     - Это был официальный предел. Тайко сделал его законным, но он мертв. Что еще о Ябу?
     - Он умерен в еде, его здоровье, видимо, прекрасное, но Суво, массажист, говорит, что у него проблема с почками. У него есть любопытные привычки.
     - Какие?
     Она рассказала ему о Ночи Стонов.
     - Кто сказал вам об этом?
     - Суво. А также жена и мать Оми-сана.
     - Отец Ябу тоже варил своих врагов. Трата времени. Но я могу понять, что ему иногда это нужно бывает делать. А его племянник, Оми?
     - Очень проницательный. Очень умный. Очень способный. Абсолютно предан своему дяде.
     - Семья Оми?
     - Его мать соответственно очень плохо относится к Мидори, его жене. Жена - самурай, мягкая, сильная и очень хорошенькая. Все преданные вассалы Ябу-сана. В настоящее время у Оми-сана нет наложницы, хотя Кику, самая известная куртизанка в Идзу, почти стала его наложницей. Если бы он мог выкупить ее контракт, я думаю, он бы ввел ее в свой дом.
     - Он поможет мне против Ябу, если мне это потребуется?
     Она подумала об этом. Потом покачала головой.
     - Нет, господин, я так не думаю. Я думаю, что он вассал своего дяди.
     - Нага?
     - Как самурай - лучше быть не может. Он сразу понял опасность Дзозен-сана и его людей для вас и блокировал все до тех пор, пока не проконсультировался с вами. При том, что он ненавидит мушкетный батальон, он тренирует свое войско так, что они добьются совершенства.
     - Я думаю, он был очень глуп - стал марионеткой Ябу.
     Она поправила складку на кимоно, промолчав.
     Торанага обмахнулся веером. - Теперь что скажете об Анджин-сане?
     Она ожидала этого вопроса, и вот он задан, все умные фразы, которые она подготовила, вылетели у нее из головы.
     - Ну?
     - Вы должны судить по этому свитку, господин. В некоторых вещах он непостижим. Конечно, его воспитание и происхождение ничего общего не имеют с нашими. Он очень сложный и вне нас - вне моего понимания. Он бывает очень открытым. Но с тех пор, как он попытался сделать сеппуку, он изменился. Он стал более скрытен. - Она рассказала о том, что сказал и сделал в этот вечер Оми. И об обещании Ябу.
     - Ах, его остановил Оми - не Ябу-сан?
     - Да, Оми.
     - И Ябу следовал совету Оми?
     - Да, господин.
     - Так Оми его советник. Интересно. Но Анджин-сан, конечно, не ожидает, что Ябу сдержит свое обещание?
     - Да, абсолютно.
     Торанага засмеялся:
     - Как по-детски!
     - Христианская "совесть" очень глубока в его душе, так что, извините, он не может избежать своей кармы, одна часть которой в том, что им в целом управляет ненависть к смерти тех, кого он называет "невинными". Несколько ночей он плохо спал и целыми днями едва разговаривал со всеми.
     - Эта "совесть" есть у всех чужеземцев?
     - Нет, хотя она должна была бы быть у всех чужеземцев-христиан.
     - Он лишится когда-нибудь этой "совести"?
     - Я так не думаю. Но до тех пор он будет беззащитен, как ребенок.
     - А его наложница?
     Она рассказала ему всю историю с Фудзико.
     - Хорошо, - он был рад, что его выбор Фудзико и весь план оказались так удачны. - Очень хорошо. Она превосходно себя вела в этой истории с пистолетами. А каково его поведение, какие у него привычки?
     - В основном нормальное, за исключением его удивительного смущения в вопросах секса и упорного нежелания обсуждать самые обычные функции человеческого организма, - она также описала его необычную потребность в уединении и его отвратительные привычки в питании. - В остальном он внимательный, рассудительный, живой и способный ученик, очень интересуется нашими обычаями и нами. Я объяснила ему кое-что о нашей жизни, и нашей истории, о Тайко и проблемах, встающих сейчас перед нашим государством.
     - Вы рассказали ему о наследнике?
     - Да, господин. Что-нибудь неправильно?
     - Нет, я говорил вам, чтобы вы учили его. Как его японский?
     - Сравнительно неплохо. Временами он говорит на нашем языке совсем хорошо. Он талантливый ученик, господин.
     - А в вопросах секса?
     - У него одна из наших служанок, - сразу сказала она.
     - Он сам ее выбрал?
     - Ее послала ему наложница.
     - И?
     - Я так поняла, что в целом все было нормально.
     - Ах! Так у нее не было никаких трудностей?
     - Нет, господин.
     - Но он пропорционально сложен?
     - Девушка сказала: "О, да", она сказала "даже чрезмерно".
     - Превосходно. По крайней мере в этом его карма хороша. Это проблема массы людей - Ябу, Кийямы. Маленькие члены. Несчастье родиться с маленьким членом, - он взглянул на свиток, потом с треском закрыл свой веер. - А как вы, Марико-сан?
     - Хорошо, благодарю вас, господин. Я очень рада, что вы так хорошо выглядите. Могу я поздравить вас с рождением внука?
     - Да, благодарю вас. Я доволен. Мальчик хорошо сложен и кажется здоровым.
     - А госпожа Дзендзико?
     Торанага хмыкнул: - Она сильна, как всегда, - он поджал губы, задумавшись на минуту. - Может быть, вы могли бы рекомендовать для ребенка приемную мать ? Боюсь, будет нелегко найти нужного человека. Госпожа Дзендзико - не самая легкая в общении, правда?
     - Я уверена, вы найдете подходящего человека, господин. Я, конечно, подумаю об этом, - ответила Марико, зная, что советовать в таком деле глупо, так как ни одна женщина не могла бы удовлетворить сразу и Торанагу, и его сноху.
     - Спасибо. А вы сами, Марико-сан?
     - С удовольствием, господин. Благодарю вас.
     - А ваша христианская совесть?
     - Здесь нет никаких проблем, господин. Я сделаю все, что вы пожелаете. С большим удовольствием.
     - Здесь нет никого из священников?
     - Нет, господин.
     - А вам не нужен священник?
     - Было бы хорошо исповедаться и получить благословение. Действительно, мне бы этого хотелось - исповедаться в сделанном и получить благословение.
     Торанага внимательно посмотрел на нее. Ее глаза были бесхитростны. - Вы хорошо поработали, Марико-сан. Пожалуйста, продолжайте так же.
     - Да, господин, спасибо. Еще одно - Анджин-сану нужна книга по грамматике и словарь.
     - Я послал к Тсукку-сану за ними, - он заметил, что она нахмурилась. - Вы не уверены, что он их пришлет?
     - Он выполнит вашу просьбу, конечно. Может быть, не так быстро, как вам бы хотелось.
     - Я скоро узнаю об этом, - добавил Торанага с угрозой. - Ему осталось только тринадцать дней.
     Марико сильно удивилась: "Что?" - спросила она, не понимая
     - Тринадцать? Ах, да, - грубо сказал Торанага, пытаясь выправить свою ошибку, - когда мы были на борту португальского судна, он просил разрешения посетить Эдо. Я согласился, поставив условием, чтобы это было в течение сорока дней. Осталось тринадцать. Разве сорок дней - это не то время, которое этот бонза, этот пророк, этот Моисей провел на горе, собирая заповеди "Бога", которые были выбиты на камне?
     - Да, господин.
     - Вы верите, что это было?
     - Да. Но я не понимаю, как и почему.
     - Пустая потеря времени - это обсуждение "дел Бога". Не так ли?
     - Если вы стремитесь к фактам, да, господин.
     - Пока вы ждете этот словарь, вы не пытались сделать свой?
     - Да, Торанага-сама. Боюсь, он не так хорош. К сожалению, видимо, для этого было слишком мало времени, столько проблем. Здесь - везде, - добавила она подчеркнуто.
     Он согласно кивнул, зная, что ей очень хотелось бы спросить о многих вещах: о новом Совете и назначении господина Ито, что будет с Нагой и скоро ли начнется война. - Мы счастливы, что ваш муж опять с нами. Правда?
     Ее веер замер:
     - Я не надеялась, что он останется живым. Я каждый день молилась и зажигала курильницу в память о нем.
     Бунтаро рассказал ей этим утром, как еще один отряд самураев Торанага прикрывал его отступление от берега и ему удалось без проблем пробраться пригородами Осаки. Потом, собрав по дороге пятьдесят человек и запасных лошадей, под видом бандитов, спешным порядком через холмы и по нехоженым тропинкам они устремились в Эдо. Дважды преследователи настигали его, но сил для окружения у них не хватало, и он пробивался. Один раз он попал в засаду и потерял всех своих людей, кроме четверых, и снова спасся, уйдя глубже в леса, передвигаясь ночью, днем отсыпаясь. Ягоды и вода из ручьев, немного риса, захваченного в уединенных крестьянских домах, потом снова скачка, с преследователями по пятам. У него ушло двадцать дней для того, чтобы добраться до Эдо. С ним пробилось всего двое.
     - Это было почти чудо, - сказала она. - Я думала, что мной овладел ками, когда увидела его рядом с вами на берегу.
     - Он умен. Очень силен и очень умен.
     - Могу я узнать, что известно о господине Хиро-Мацу, господин? Обо всех, оставшихся в Осаке? Госпоже Киритсубо и госпоже Сазуко?
     Торанага уклончиво сообщил ей, что Хиро-Мацу прибыл в Эдо за день до его выезда оттуда, хотя его дамы решили остаться в Осаке. Причиной такой задержки было здоровье госпожи Сазуко. Необходимости в таких сложностях не было. Оба - и Марико, и он - знали, что это была только форма для сохранения хорошей мины при плохой игре, так как генерал Ишидо никогда бы не позволил уехать двум таким ценным заложницам после того, как из его рук вырвался Торанага.
     - Сигата га най, - сказал он. - Карма, нех? - Ничего нельзя было сделать. Карма, не так ли?
     - Да.
     Он поднял ее свиток. - Сейчас я должен прочитать это. Благодарю вас, Марико-сан. Вы справились с этим превосходно. Пожалуйста, приведите утром в крепость Анджин-сана.
     - Но господин, я должна приготовить дом для моего мужа. Ему нужны дом и слуги.
     - Это будет трата времени, денег и вообще все это лишь на очень короткое время. Он будет со своими солдатами или в доме Анджин-сана - где он пожелает, - он заметил вспышку возмущения. - Нан дза?
     - Мое место с моим господином. Служить ему.
     - Ваше место там, где нужно мне. Не так ли?
     - Да, пожалуйста, извините меня. Конечно.
     Она ушла.
     Он внимательно изучил ее свиток и руководство по военному делу. Потом перечитал отдельные отрывки в свитке Марико. Затем надежно убрал их, поставил часовых у каюты и вышел наверх на палубу.
     - Но, господин, теперь, когда мой хозяин здесь, я буду должна:
     - Ваш муж уже согласился, что пока я здесь, все останется как раньше и вы будете работать переводчицей. Ваша первая обязанность - несколько следующих дней быть при Анджин-сане.
     Было утро. День обещал быть теплым и облачным. Он отменил ранее намеченную встречу с Анджин-саном и поехал на плато с сотней самураев охраны. Там он взял своих соколов и трех ястребов и уехал на охоту за двадцать ри. К полудню он уже добыл трех фазанов, двух больших вальдшнепов, зайца и пару перепелов. Он послал вальдшнепа и зайца Анджин-сану, остальное в крепость. Некоторые из его самураев не были буддистами, и он терпимо относился к их вкусам. Сам он съел чуть-чуть холодного риса с рыбным пюре и немного маринованных водорослей с пучком имбиря. Потом свернулся калачиком на земле и уснул.

***

     Был уже конец дня, когда Блэксорн, весело насвистывая, устроился в кухне. Вокруг него стояли главный повар, помощник повара, резчик овощей, резчик рыбы и их помощники, все улыбались, но в глубине души были обижены, потому что здесь в кухне был их хозяин со своей хозяйкой, а также потому, что им сказали, что он собирается оказать им честь, показав, как надо разделывать и приготовлять пищу по его способу. И, наконец, из-за зайца.
     Он уже повесил фазана снаружи дома под скатом крыши, дав строгие инструкции, чтобы никто его не трогал. - Вы понимаете, Фудзико-сан? Не троганья кроме мне? - спросил он с напускной серьезностью.
     - О, да, Авджин-сан. Они все поняли. Только, к сожалению, простите меня, но вам следовало сказать: "Никто не должен трогать, кроме меня".
     - Теперь, - сказал он, ни к кому в частности не обращаясь. - Высокое искусство кулинарии. Урок первый.
     - Досо гомен насаи? - спросила Фудзико.
     - Миру! - Смотри!
     Чувствуя себя снова молодым - одной из его первых обязанностей по дому было чистить дичь, которую они с братом с большим риском добывали браконьерством в поместьях вокруг Чэтэма, - он выбрал длинный изогнутый нож. Суси, шеф-повар, побледнел. Это был его любимый нож, со специально отточенным лезвием, позволяющим придавать такое совершенство ломтикам сырой рыбы. Вся прислуга знала это, и все они затаили дыхание, улыбаясь больше для того, чтобы спрятать свое смущение.
     Блэксорн разрезал желудок зайца и аккуратно вывалил все Потроха. Одна из молоденьких служанок скривилась в потугах на рвоту и выбежала. Фудзико решила лишить ее месячной зарплаты, желая в то же время быть такой же крестьянской девушкой и иметь возможность так же спокойно убежать из кухни.
     Они смотрели остановившимися глазами, как он отрезал передние и задние лапы, потом засунул передние лапы обратно под кожу, в разрез, облегчив себе снятие шкуры с ног. То же самое он проделал с задними ногами и, отделив кругом шкуру, чтобы можно было просунуть голые задние ноги в разрез, ловким рывком натянул ее на заячью голову. Он положил почти ободранного зайца на разделочный стол и отрубил голову с внимательными трогательными глазами. Потом вывернул шкуру на наружную сторону и отложил ее в сторону. По кухне пронесся вздох. Он не слышал его, так как весь сосредоточился на своем занятии. Еще одна служанка выбежала вон.
     - Теперь мне нужен котелок, - сказал Блэксорн с довольной улыбкой.
     Никто ему не ответил. Они просто смотрели все с теми же застывшими улыбками. Ему попался на глаза большой железный котел. Блэксорн поднял его окровавленными руками, наполнил водой из деревянной бочки, потом повесил над жаровней, устроенной в яме среди земляного пола, окруженной камнями. Положил туда куски мяса.
     - Теперь немного овощей и специй, - сказал он.
     - Дозо? - хрипло спросила Фудзико.
     Он не знал японских слов, поэтому просто оглянулся вокруг. Там в корзинах была морковь, несколько корнеплодов, напоминающих турнепс. Блэксорн их все почистил, порезал и вместе с солью и темным соусом добавил в суп.
     - Еще бы сюда несколько луковиц, чеснок и портвейн.
     - Дозо? - опять беспомощно спросила Фудзико.
     - Котаба сиримасен. - Я не знаю слов.
     Она не поправила его, только подняла ложку и предложила ему. Он покачал головой: "Саке". Помощник повара вышел из оцепенения и дал ему маленький деревянный бочонок.
     - Домо, - Блэксорн налил полную чашку, потом добавил другую, чтобы не ошибиться. Ему хотелось самому выпить из бочонка, но он знал, что это считается дурным тоном, особенно если пить холодным и без всех церемоний, тем более здесь, в кухне.
     - Боже мой, как мне хочется пива, - сказал он.
     - Дозо годзиемасита, Анджин-сан?
     - Котаба сиримасе, но этот огонь слишком уж разошелся. Исибан, ней? - он указал на свистящий котелок.
     - Хай, - сказала она, не поняв.
     - Окури тсукаи аригато Торанага-сама, - сказал Блэксорн. - Пошлите кого-нибудь поблагодарить господина Торанагу. - Никто не поправил его плохой японский.
     - Хай, - оказавшись на улице, Фудзико поспешила в отдельный маленький домик, который уединенно стоял около центрального выхода в сад. Ей было очень плохо.
     - Вы здоровы, хозяйка? - спросила ее служанка, Нигатсу. Это была среднего возраста пухлая женщина, она присматривала за Фудзико всю ее жизнь.
     - Убирайся. Но сначала принеси мне немного зеленого чая. Нет, тебе же придется идти через кухню: oх, oх, ох!
     - У меня здесь есть чай, хозяйка. Мы подумали, что вам потребуется чай, и вскипятили его на другой жаровне. Вот!
     - Ох, ты у меня такая умная! - Фудзико с любовью ущипнула Нигатсу за круглую щеку, другая служанка в это время обмахивала ее веером. Она вытерла рот бумажным полотенцем и с благодарностью устроилась на веранде на подушках: "Ох, уже лучше!" Ей действительно стало лучше на открытом воздухе, в тени. Легкое послеполуденное солнце отбрасывало резкие тени, мелькали бабочки, море было далеко внизу, спокойное и блестящее на солнце.
     - Что происходит, хозяйка? Мы даже не осмелились подглядывать.
     - Ничего особенного. Хозяин - хозяин: так, ничего особенного. У него непонятные нам обычаи, но это наша карма.
     Она взглянула в сторону и увидела, как ее главный повар чинно идет через сад, и ее сердце упало. Он переменно поклонился, строгий, худой, маленький человек с большими ногами и очень неровными зубами. Прежде чем он смог произнести хотя бы слово, Фудзико сказала, вымученно улыбаясь: - Закажите в деревне новые ножи. Новый горшок для риса. Новую разделочную доску, новые бочки для воды - всю кухонную утварь. То, что брал хозяин, держите для его личных целей. Вы отведите ему отдельное место, постройте отдельную кухню, если хотите, где он может готовить по своему вкусу, пока вы не научитесь.
     - Благодарю вас, Фудзико-сан, - сказал повар. - Извините меня, что я вас прерываю, но я знаю в соседней деревне прекрасного повара. Он не буддист и даже был с нашей армией в Корее, так что он знает, как готовить для хозяина, намного лучше, чем я.
     - Когда мне потребуется другой повар, я вам скажу. До тех пор вы будете здесь главным поваром. Вы приняты на это место на шесть месяцев, - сказала ему Фудзико.
     - Да, госпожа, - сказал повар с показным достоинством, хотя внутри у него все бушевало, так как Фудзико-нох-Анджин была не из тех, с кем можно было своевольничать. - Пожалуйста, извините меня, но я был нанят поваром. Я горд тем, что я повар. Но я никогда не нанимался быть мясником. Эта - мясники. Конечно, у нас здесь не может быть эта, но этот другой повар не буддист как я, мой отец, его отец и отец его отца, госпожа, и они никогда, никогда: Извините, но этот новый повар будет:
     - Вы будете готовить здесь, как вы всегда готовили. Я нахожу, что вы это делаете превосходно, как подобает мастеру-повару в Эдо. Я даже послала один ваш рецепт госпоже Киритсубо в Осаку.
     - О? Благодарю вас. Вы оказали мне слишком большую честь. А какой рецепт, госпожа?
     - Мелкие свежие угри и медузы с резаными устрицами с капелькой сои, которых вы так прекрасно приготовляете. Превосходно! Лучшее из всего, что я когда-либо пробовала.
     - О, большое спасибо за похвалу, хозяйка, - рассыпался он в благодарностях.
     - Но ваши супы оставляют желать много лучшего.
     - О, извините!
     - Я поговорю об этом с вами позднее. Спасибо, повар, - сказала она, стараясь от него отделаться.
     Но маленький повар держался храбро: - Пожалуйста, извините меня, хозяйка, но, ох-ко, при всем моем уважении, если хозяин: когда хозяин:
     - Когда хозяин прикажет вам приготовить или разделать или что-то еще, вы постараетесь как можно быстрее все сделать. Тотчас же. Как и подобает всякому верному слуге. Так как вам может потребоваться много времени, чтобы стать в этом профессионалом, вам лучше договориться временно с другим поваром, что он будет посещать вас в тех редких случаях, когда хозяин захочет поесть своей пищи.
     Его честь профессионала не пострадала, повар с улыбкой поклонился: - Благодарю вас. Пожалуйста, извините меня за мою назойливую просьбу.
     - Конечно, вы платите за второго повара из собственного жалованья.
     Когда они остались одни, Нигатсу хихикнула, закрывшись рукой: - Ох, хозяйка-чан, можно мне сделать вам комплимент. Главный повар чуть не пустил ветры, когда вы сказали, что он должен еще и платить!
     - Спасибо, Нанни-сан, - Фудзико почувствовала запах почти готового зайца. "Что, если он попросит меня поесть с ним? - спросила она себя и чуть не пала духом. - Даже если он не попросит, я все равно должна буду прислуживать ему. Как мне избежать этого чувства тошноты? Ты не будешь чувствовать тошноту, - приказала она себе. - Это твоя карма. Ты должна полностью сосредоточиться на своей ужасной предыдущей жизни. Да. Но помни, теперь все прекрасно. Еще осталось только пять месяцев и шесть дней. Не думай об этом, думай только о своем хозяине, он смелый, сильный мужчина, хотя у него и отвратительные привычки в еде:"
     У ворот процокали копытами лошади. Бунтаро слез с коня и махнул рукой, отпуская своих людей. Потом, взяв с собой только одного своего личного телохранителя, крупными шагами прошел через сад. Он был весь пыльный и потный. В руках нес свой огромный лук, за спиной у него висел колчан. Фудзико и ее служанка приветливо поклонились, хотя и ненавидели его. Ее дядя был известен своими дикими необузданными приступами ярости, во время которых он мог обругать кого-нибудь без всякого повода, почти с любым затеять ссору. В большинстве случаев страдали только его слуги или его женщины. - Пожалуйста, проходите, дядя. Как мило, что вы сразу навестили нас, - сказала Фудзико.
     - Здравствуй, Фудзико-сан. Слушай, что это за смрад?
     - Мой хозяин готовит себе дичь, которую прислал ему господин Торанага, - он показывает моим несчастным слугам, как ее готовить.
     - Если он хочет готовить, я полагаю, что он может, хотя: - Бунтаро брезгливо сморщил нос. - Да, хозяин может делать все, что захочет в своем доме, если он не мешает соседям.
     По закону, неприятный залах мог вызвать жалобы, и это могло очень плохо кончиться при несговорчивых соседях. Низшие рангом опасались обеспокоить соседей более высокого ранга. Иначе могли полететь головы. Вот почему по всей стране каждое сословие старалось селиться обособленно, если это было возможно, крестьяне рядом с крестьянами, купцы на своих собственных улицах, а эта изолированно жили в стороне от остальных. Их непосредственным соседом был Оми. "Он выше рангом", - подумала она.
     - Я от всей души надеюсь, что мы никому не причинили беспокойства, - с усилием сказала она Бунтаро, гадая, какого дьявола он еще придумал. - Вы хотите видеть хозяина? - Она собралась встать, но он остановил ее.
     - Нет, пожалуйста, не мешай ему, я подожду, - сказал он церемонно, и ее сердце упало. Бунтаро не соблюдал никаких правил хорошего тона, и его вежливость была подозрительна.
     - Извините, что приехал так вот, запросто, не дожидаясь приглашения, - говорил он, - но господин Торанага сказал мне, что мне, может быть, разрешат пользоваться вашей баней и останавливаться в вашем доме. Время от времени. Вы не спросите потом у Анджин-сана, не разрешит ли он?
     - Непременно, - сказала Фудзико выдерживая обычный этикет, недовольная самой идеей пребывания Бунтаро в ее доме. - Я уверена, что он почтет за честь, дядя. Можно мне предложить пока вам зеленого чая или саке?
     - Саке, пожалуйста.
     Нигатсу поспешно положила на веранде подушку и убежала за саке, как ни хотелось ей остаться.
     Бунтаро протянул лук и колчан телохранителю, сбросил свои пыльные сандалии и протопал на веранду, вытащив из-за пояса свой боевой меч, сел, скрестив ноги, и положил меч на колени.
     - Где моя жена? С Анджин-саном?
     - Нет, Бунтаро-сан, извините, ей было приказано явиться в крепость, где:
     - Приказано? Кем приказано? Касиги Ябу?
     - Нет, господином Торанагой, когда он вернулся с охоты после обеда.
     - Господином Торанагой? - Бунтаро сдержался и сердито посмотрел через бухту на крепость. Рядом со знаменем Ябу развевался флаг Торанаги.
     - Может быть, послать кого-нибудь за ней?
     Он покачал головой:
     - Для нее еще будет время, - он вздохнул, глядя на свою племянницу, дочь младшей сестры. - Мне повезло, что у меня такая образованная жена, не так ли?
     - Да, господин. Ее устами говорит Анджин-сан, чьи знания нам так необходимы.
     Бунтаро смотрел на крепость, когда ветер опять принес запах из кухни:
     - Напоминает Нагасаки или Корею. Они там все время готовят мясо, варят или жарят. Вонь - вы никогда не нюхали ничего подобного. Корейцы животные, как людоеды. Запах чеснока пропитывает вашу одежду и волосы.
     - Это должно быть ужасно.
     - Война хорошо начиналась. Мы легко могли победить, дойти до Китая и принести цивилизацию в обе страны, - Бунтаро раскраснелся, голос его стал прерывистым. - Но не сумели. Мы проиграли и вернулись с позором, потому что нас предали. Предали грязные изменники, сидящие на высоких должностях.
     - Да, как это ни печально, но вы правы, Бунтаро-сама, - сказала она успокаивающе, спокойно произнося эту ложь, зная, что ни один народ на земле не смог бы завоевать, а тем более цивилизовать Китай, который был цивилизованным государством уже с древнейших времен.
     Жила на лбу Бунтаро запульсировала, он стал говорить почти для себя одного:
     - Они расплатятся. Все эти изменники. Надо только подождать около реки достаточно долго, пока тела ваших врагов не поплывут мимо, не так ли? Я буду ждать, и я скоро плюну на их головы, очень скоро. Я пообещал это себе, - он посмотрел на Фудзико. - Я ненавижу предателей и изменников. И всяких лжецов!
     - Да, я с вами согласна. Вы так правильно говорите, Бунтаро-сама, - сказала она, похолодев, зная, что его ярости не бывает предела. Когда Бунтаро было шестнадцать, он убил свою собственную мать, одну из младших наложниц Хиро-Мацу, за ее предполагаемую неверность, пока его отец, Хиро-Мацу, был на войне, воюя против диктатора, господина Городы. Потом, годом позже, он убил своего старшего сына от первой жены за предполагаемые оскорбления и отослал жену к ее семье, где она умерла от своей собственной руки, не вынеся позора. Он делал ужасные вещи со своими наложницами и Марико. Он бурно поссорился с отцом Фудзико и обвинил его в трусости в Корее, дискредитировав перед Тайко, который приказал ему обрить голову и стать монахом, после чего тот вскоре умер от пьянства, снедаемый стыдом.
     Фудзико пришлось напрячь всю свою волю, чтобы казаться спокойной.
     - Мы были так рады, услышав, что вы спаслись от врага, - сказала она.
     Принесли саке. Бунтаро начал усиленно пить. Спустя некоторое время Фудзико встала:
     - Пожалуйста, простите меня, я на минуточку. - Она пошла на кухню предупредить Блэксорна, что Бунтаро просит разрешения расположиться в их доме, и сказать ему и слугам, что нужно делать.
     - Почему здесь? - раздраженно спросил Блэксорн. - Почему он остановится здесь? Это необходимо?
     Фудзико попыталась объяснить ему, что Бунтаро нельзя было отказать. Блэксорн мрачно отвернулся к своей стряпне, а она со стесненным сердцем вернулась к Бунтаро.
     - Мой хозяин говорит, что он польщен тем, что может принять вас в этом доме. Его дом - ваш дом.
     - Каково быть наложницей чужеземца?
     - Я воображала себе что-то ужасное. Но что касается Анджин-сана, то он хатамото и, следовательно, самурай. Я первый раз стала наложницей, я предпочитаю быть женой. Анджин-сан такой же, как все люди, хотя, действительно, некоторые его привычки очень странные.
     - Кто бы мог подумать, что представительница нашего дома будет наложницей чужеземца - даже и хатамото.
     - У меня не было выбора. Я только повиновалась господину Торанаге и деду, вождю нашего клана. Доля женщины - повиновение.
     - Да, - Бунтаро допил чашку саке, и она снова наполнила ее, - послушание важно для женщин. И Марико-сан послушная, не так ли?
     - Да, господин. - Она взглянула в его безобразное, как у обезьяны, лицо. - Она не принесла вам ничего, кроме чести, господин. Без госпожи, вашей жены, господин Торанага ничего не смог бы узнать от Анджин-сана.
     Он криво усмехнулся:
     - Я слышал, вы сунули пистолеты прямо в лицо Оми-сану.
     - Я только выполняла свой долг, господин.
     - Где же вы научились пользоваться пистолетом?
     - Я никогда до этого не имела дела с оружием. Я не знала даже, заряжены ли пистолеты. Но я потянула за курки.
     Бунтаро засмеялся:
     - Оми-сан тоже так думал. Она снова наполнила его чашку.
     - Я не понимала, почему Оми-сан не попытался отнять их у меня. Его господин приказал ему взять их, но он этого не сделал.
     - Я бы взял.
     - Да, дядя. Я знаю. Но, извините меня, я бы все-таки спустила курки.
     - Ты бы промахнулась!
     - Да, возможно. С тех пор я научилась стрелять.
     - Он научил вас?
     - Нет. Один из офицеров господина Наги.
     - Почему?
     - Мой отец никогда не позволял своим дочерям учиться владеть мечом или пикой. Он думал, и я считаю, что это правильно, что нам следует тратить время на изучение более деликатных вещей. Но иногда женщине требуется защищать своего хозяина и свой дом. Пистолеты очень хорошее оружие для женщины. Они не требуют силы и больших тренировок. Так что теперь я, может быть, буду немного более полезной для моего хозяина, так как наверняка смогу снести голову любому, чтобы защитить его и честь своего дома. Бунтаро осушил свою чашку:
     - Я испытал гордость, когда услышал, что вы таким образом выступили против Оми. Вы были правы. Господину Хиро-Мацу понравится ваш поступок.
     - Благодарю вас, дядя. Но я только выполняла свой долг, - она церемонно поклонилась. - Мой господин спрашивает, не окажете ли вы ему честь, поговорив с ним сейчас, если вам будет угодно.
     Он поддержал ритуал:
     - Пожалуйста, поблагодарите его, но сначала нельзя ли мне принять ванну? Если его это устроит, я повидаюсь с ним, когда вернется моя жена.

Продолжение следует...