Все персонажи этого
рассказа выдуманы
от начала и до кончика брюк..
Любое совпадение с реально
существующими
лицами - случайно и не может
рассматриваться
как совпадение с реально существующими
лицами.
Любое совпадение с реально
существующими сырами
- тоже случайно и не может считать
таковым.
-
Мда... - через некоторое время произносит
Лесной. - Хорошо живет семейство Экслеров.
Кота элитными французскими сырами кормят. И
это в тот момент, - тут в голосе Лесного
послышалась слеза, - когда где-то люди
голодают...
Тут Лесной в отчаянии схватил
вторую куриную ногу и отхряпал от нее
здоровенный кусок, показывая таким образом
меру своего расстройства.
Мария, как оказалось, тоже не
одобрила моего предложения.
- Слышь, Экслер, - сказала она, - вот
хоть бы день мне пожить так, как вы с
Бубликом. Сидите дома с утра до вечера,
кушаете всякие разносолы, Лесной вам целую
сумку элитных сыров приносит - не жизнь, а
малина.
- Во-первых, - парирую я, - мы же не
просто так дома сидим. Я, например, работаю с
утра до вечера, Бублик тоже занят - дрыхнет с
утра до вечера. Ну и что плохого в том, что я
решил котика сырком побаловать? Он что - не
человек, что ли?
- Ладно, - говорит Мария, вставая
из-за стола. - Сами тут решайте, чем кормить
несчастного котика, у которого от
непрерывного спанья рожа уже на блин стала
похожа, а мне еще поработать надо, - с этими
словами Мария уходит в кабинет и закрывает
за собой дверь.
Бублик продолжает орать.
- Так чего, Лесной, - осторожно
интересуюсь я. - Можно Бублику дать кусочек
попробовать?
- Да чего там, - безнадежно машет
рукой Лесной. - Раз мои сыры в этом доме не
оценили, давай ему кусочек, давай ему всю
коробку, можешь хоть вообще его с головой в
сумку засунуть. На тебе сумку, на, - чуть не
кричит Лесной с глубоким отчаянием на лице,
подвигая ногой ко мне сумку.
- Ладно тебе, Лесной, - пугаюсь я. -
Мне, например, этот сыр очень понравился.
Особенно этот... как его... в общем, тот,
который без виски не выговорить. А кусочек
для Бублика - это нечто вроде рекламной
акции. Бублик знаешь какой сплетник. Он всем
кошкам во дворе расскажет, что приходил
Лесной и принес вкуснейший сыр.
- Слышь, Экслер, - интересуется
Лесной, - ты сколько вина выпил?
- Да немного, - пожимаю плечами я. -
Вторая бутылка "Александер" еще не
закончилась. Даже и не знаю, когда до
испанского дело дойдет. У нас же тут еще две
бутылочки "Кьянти".
- Давай, наливай мне "Александра",
- командует Лесной. - Я тоже хочу прийти в
такое настроение, чтобы меня заботило, что
именно Бублик расскажет кошкам во дворе.
- А Бублику можно кусочек дать? -
осторожно интересуюсь я, потому что Бублик
уже начал грызть мне ногу.
- Давай, - великодушно говорит
Лесной. - Пускай и у этой скотинки сегодня
будет маленький праздник.
Я наливаю Лесному и себе вина и
кидаю Бублику кусочек сыра. Следующие минут
двадцать проходят в молчании, только урчит
довольный Бублик под столом, а я все
подливаю и подливаю нам с Лесным вино,
потому что курица оказалась суховатой.
Наконец, все курица уничтожена, довольный
Бублик задрых под столом, я еще раз долил
вина, и мы с Лесным закуриваем: он трубку, а я
сигару.
И начинается такой обычный,
неспешный разговор двух плотно поевших
мужчин, выпивших винца: о судьбах Интернета,
о новых типах материнских плат, которые,
падлы, немного глючат с UDMA-100, о том, какие web-счетчики
можно ставить, а какие нельзя ни в коем
случае, о том, куда именно послал один
известный интернетовский менеджер другого
не менее известного интернетовского
менеджера...
Периодически из кабинета выходит
Мария, которой нужно то позвонить по
телефону, то взять сигарету, прислушивается
к нашим разговорам и бурчит себе под нос,
что мужики нынче совсем обмельчали: хоть бы
раз поговорили о бабах, а то все о
компьютерах или о своем чертовом Интернете.
Между тем, дошло дело до "Кьянти".
Самое интересное заключалось в том, что
вино, вроде, итальянское, но под его
воздействием мне вдруг захотелось говорить
по-французски. Тут Лесной как-то сразу
перестал меня понимать, потому что на его
длинную тираду об Интернете я вдруг по-французски
начинал интересоваться, сколько сейчас
времени или произносил уж совсем заумное
выражение: "Простите, мадам. Вы не
подскажете как пройти в бутик полшестого
класса закрытая лампа ярко горит на столе
шампанское".
Но через некоторое время приступ
желания говорить по-французски у меня
прошел, и мы с Лесным стали делиться своими
творческими планами...
- Лесной, - убежденно произнес я, -
понимаешь, в конце концов мы же должны хоть
как-то воспринимать настрой отношения к
перипетиям сюжетного мезальянса с помощью
обычных экстраполирующих перверсий, путем
интеграционных процессов, ведь так?
- Дык, - ответил Лесной. - оно
конечно. Может, кстати, Бубеля с нашей
студийной кошкой скрестим? Она симпатичная,
чесслово.
- Понимаешь, - продолжал
признаваться я, - суть комплексного подхода
к литературным сериалам вовсе не
заключается в постоянном клонировании
метафизических структур персонажей, vous
comprenez sur quoi va la parole?
- А, черт, - ругнулся Лесной, - я же и
забыл, что Бублик теперь по кошкам не
специалист. Он у тебя теперь только в
оперных ариях большая дока. Кстати, почему
бы ему нам не спеть чего-нибудь? А то сидим,
как два пня замшелых. Душа просит песен.
- Ага, щас, - внезапно отвлекся я от
своих объяснений. - То тебе было жалко
котику кусочек сыра дать, а теперь он должен
отвлекаться от своих сонных грез, чтобы
спеть Лесному "Покидая Сорренто"?
- Между прочим, Экслер, - сказал
Лесной, смакуя вино, - у нас еще остался сыр.
- Давай свой сыр, - махнул рукой я. -
Все равно помирать. Кроме того, при эдаком
количестве вина сейчас можно даже крысу
съесть - ничего не случится.
- Ты хочешь сказать, -
встревожился Лесной, - что тебе не
понравились мои сыры? То есть ты врал мне
все это время?
- Ну, не врал... - замялся я, но потом
решился: - Но немного преувеличивал.
Понимаешь, Лесной, я вообще не люблю сыры.
Тут произошло неожиданное.
Лесной жутко обиделся и рванулся было из-за
стола, чтобы, вероятно, покинуть этот
лицемерный дом навсегда, но рывок
сопровождался у него резким упиранием
ногами в пол, где как раз спал кот Бублик,
никак не желавший спеть Лесному "Покидая
Сорренто". Но тут Бублик неожиданно спел.
Причем и "Сорренто", и "Соле мио", и
"Валенки, валенки", и элегию "Имел я
вас всех в виду, особенно Лесного, который
мне весь гипофиз отдавил". Кстати,
несмотря на серьезность момента, я обратил
внимание на тот факт, что Быблик стал орать
более тонким голосом. Похоже, его
действительно пора уже учить петь "Уезжая
в Сорренто". Я бы тогда бросил к черту
этот Интернет, мы бы стали с Бубликом ходить
по переходам метро и зарабатывали бы
большие деньги. Я бы общался с простым
народом, живущем в переходе, пил обычную
водку и закусывал бы ее колбасой...
На шум выскочила Мария и стала
успокаивать Бублика и Лесного. Успокоив,
она заявила, что не пора ли господам
заканчивать этот званный ужин, а то так
недалеко до травматизма. Потому что если в
пылу спора кто-нибудь Экслеру наступит на
гипофиз, объяснила Мария, его в пять минут
уже не успокоишь.
Лесной помирился с Бубликом,
после чего я пошел провожать Лесного к
двери. В дверях Лесной долго надевал мою
пальто, потом мою кожаную куртку, затем мою
обычную куртку. Когда я сказал, что вино,
вероятно, на него слишком сильно
подействовало, Лесной обиделся и сказал,
что он все прекрасно видит, и что я нарочно
завесил своими шмотками его плащ. После
этого Лесной гордо надел шубу Марии и стал
откланиваться.
- Кстати, - сказал я, - а ты заметил,
что мы впервые не стали друг другу читать
свои произведения?
- А ты, разве, что-нибудь пишешь? -
заинтересовался Лесной. - А ну, почитай...
Но в этот момент появилась Мария,
которая отобрала у Лесного свою шубу,
выдала его плащ и заставила нас, наконец,
распрощаться...
Мне спать еще не хотелось,
поэтому я засел за компьютер, залез на свою
страничку и немного почитал "Рассказы
сторожа музея". В груди тут же возникло
щемящее чувство тоски и одиночество,
которое у меня всегда возникает после
прочтения этого произведения, особенно
если до этого выпить немножко винца, и я
заплакал слезами тихой восторженной грусти.
Мария это обстоятельство заметила, поэтому
меня отогнали от компьютера, сунули в руки
дрыхнувшего Бублика и велели нам обоим
отправляться спать. Мы так и поступили,
потому что вечер был сложным, и мы оба
немножко устали...
Утром я был разбужен Марией,
которая испуганно спросила:
- Экслер, а чей труп вы с Лесным
вчера спрятали в холодильник? Оттуда так
пахнет, что меня метра на два отбросило,
когда я его утром открыла.
Я поначалу сильно удивился и даже
тоже испугался, но - хвала сыру и вину! -
голова не болела и работала отлично,
поэтому я быстро сообразил:
- Это не труп, Маш. Это я просто
вчера остатки сыров из сумки переложил в
холодильник. А они и должны пахнуть. За них
поэтому деньги и платят. Если сыры не пахнут,
- важно объяснил я, - это не сыры, а какое-то
безобразие.
- Хмм... - сказала Мария. - Кстати,
что ты будешь на завтрак? Сыры?
- Благодарю вас, но я сыт, -
величественно ответил я.
- Экслер, - сказала Мария. - Тогда
обещай мне, что когда вы с Лесным в
следующий раз решите устроить еще какой-нибудь
великосветский прием, типа китайского или
корейского, ты меня заранее предупредишь,
ладно?
- Договорились, - пообещал я. -
Кстати, мы с Лесным вчера обсуждали этот
вопрос. Он говорил, что корейцы едят собак. У
нас есть какая-нибудь большая кастрюля?