Суть событий

Ведущие: Пархоменко Сергей | Время выхода в эфир: пт, 21:05

Подробнее о передаче

Пятница, 07.03.2008

/att/element-499623-snd1-2100.mp3
/att/element-499623-snd2-2130.mp3


Комментировать
С.ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер. 21 час и 7 минут в Москве. Это программа «Суть событий» и я, Сергей Пархоменко. Программа на своем месте, вы на своем месте, радио на своем месте, президент благополучно избран, как нам сегодня сообщили. Вам от этого легче? «Сергей, что они там все? С дуба рухнули?» Хороший вопрос задают мне сюда на смс. Ну и дальше что-то про Кадырова, журналистику. Человек пишет: «Я в шоке!» А чего вы в шоке, Антон? «По поводу Кадырова, журналистики и всего остального. Я, например, не в шоке. Поэтому ровно я и занимаюсь как-то более или менее всю жизнь журналисткой и околожурналистской работой, как-то у меня в мыслях никогда не было сделаться членом этой организации. Надо сказать, что до такого свинства, как журналистское сообщество, никакое другое, пожалуй, себя не доводило. Ну, разве что Союз театральных деятелей показывал класс некоторое время, случалось с ним. Но Союз журналистов у нас, конечно, выдающийся. Ну, вот какой профессиональный цех, такой и союз. Вот с ним происходят такие позорные события, как с этим самым почетным включением туда Кадырова. Впрочем, если академикам не стыдно, то почему должно быть стыдно кому-то другому? Академики же терпят это покорно. Как-то ни один из тех, кто возвысил свой голос в свое время против присуждения господину Кадырову разных академических регалий, так и не добился там в Академии своего. Это неспроста. Да, бог с ним, с Кадыровым, с Академией, с Союзом журналистов. Это история смешная и грязная, сказал бы я. Другими историями займемся сегодня. С помощью смс займемся – 7 985 970 45 45. Это телефон, на который можно с любимого мобильного номера послать нам смс-сообщение. Я вижу, что система работает. Я уже получаю разнообразные ваши фразы.
«Какие в видите перспективы демократической оппозиции?» - пишет мне Алекс из Саратова. Видите ли, Алекс, - если б у меня было пенсне на носу, я бы сейчас его поправил и сказал бы, что перспективы демократической оппозиции – это ровно ваши перспективы. Как вы у себя в Саратове разберетесь с этим, как вы организуете демократическую оппозицию у себя, такие вот ровно и будут перспективы. 7 985 970 45 45. Ну и телефон прямого эфира через некоторое время – 363 36 59. Я думаю, что мы посвятим сегодня значительную часть передачи этим разговорам.
А я свое традиционное вступление посвящу знаете чему? – малозначительному событию в российском масштабе, как скажут многие, чрезвычайно значительному событию в российском масштабе, как скажу я. А именно – событию, о котором многие, может, даже слышали – кто краем уха, а кто очень внимательно за ним следил последние дни. Это событие вокруг теперь уже очень знаменитой Тарусской больницы. Поразительным образом я о ней говорил в прошлой передаче. Если кто-то помнит, кто слушал ровно неделю назад «Суть событий», а можно еще и на сайте почитать – теперь очень удобно: фактически моментально появляется расшифровка, буквально через несколько часов после окончания передачи, и на новом сайте легко это очень находится. Да и раньше нормально было. Я говорил об этом в таком, может, юмористическом немножко контексте, если помните. Там местные чиновники ухитрились приостановить действие городской больницы. И вот, собственно, интересная сложилась ситуация – когда действие больницы было приостановлено, а вот действия больных как-то забыли приостановить. И на мой взгляд, это была замечательная демонстрация того, о чем я говорил неделю тому назад – до какой степени людям наплевать на то, чем они в точности занимаются. Я имею в виду разного рода мелких чиновников. Я имею в виду верных служителей и выкормышей системы вертикали власти. вот эта вертикаль, собственно, из этих людей и сложена, которым совершенно по барабану – больные, не больные, врачи, не врачи, лечить, не лечить, выздоровели, умерли… Они же знают, что их это не касается. Их же в точности это не волнует. Ни один из людей, которые приостанавливали деятельность Тарусской городской больницы, не собирался никогда в ней лечиться. Вот это можно сказать абсолютно точно. Эти люди знают, что они будут жить вечно, что они не заболеют никогда, что здоровье их совершенно железно. А если вдруг что, так они ж на то и начальство. Они ж не могут с населением – они в Москву поедут или еще куда-нибудь. На что наворованных денег хватит, туда и поедут. Вот. Вот эта история с Тарусской больницей имела довольно бурное развитие. В двух словах: там открыли кардиологическое отделение, хорошо оборудованное, хорошо снабженное всем необходимым, несколько московских врачей во главе с Максимом Осиповым там практиковали… Максим Осипов, Артемий Охотин - два имени, которые чаще всего называют в связи со всей этой историей. Ну и расплата наступила немедленно – явился чиновник, уволил главврача этой больницы, закрыл это самое кардиологическое отделение, назначил какого-то странного персонажа своим наместником главврачом, ну и все это попытался разнести там вдребезги пополам. Прошло некоторое время, прошло буквально несколько дней, поднялась очень мощная волна общественного мнения, туда сбежалось огромное количество прессы, я подчеркиваю – сбежалось, никто их туда не свозил, не сводил, не заталкивал, никто никому, не дай бог, ничего не заплатил, никто не воспользовался никаким влиянием и ничем. Вот тот редчайший случай, редчайший в последнее время в современной России, когда известие о конкретной ситуации взбудоражило значительное количество людей, и они решили на эту тему высказаться, и среди нашлись и журналисты. Это к вопросу о том, с чего я начал эту передачу – к вопросу о свинстве, естественным образом свойственном российскому журналистскому цеху в последнее время, к вопросу о трусости его, этого самого цеха. Вдруг оказалось, что что-то живое все-таки есть. Что какое-то количество людей в этой среде, заинтересованных тем, что они делают, тоже есть. И вот на сегодня все вроде кончилось хорошо. Губернатор Анатолий Артамонов влез в эту всю историю, поговорил с ее основными участниками, выкинул со своих стульев тех чиновников, которые попытались такие нелепым образом разрушить эту инициативу, вернул обратно главного врача этой больницы, уволенного, убедился, что уголовное дело, которым угрожали основным активистам этой самой Тарусской больницы, - вещь абсолютно дутая, выдуманная, бессмысленная и пустая: нет ни дела, ни тех нарушений, разумеется, которые этим людям вменяли. Вот я, собственно, отвечаю тем, кто зада ет мне вопросы по поводу этой самой Тарусской больницы. Таких вопросов несколько пришло и на сайт. Вот Елена их Екатеринбурга просит меня высказать мнение о Тарусской больнице - «В чем там дело?» Да вот в этом и дело, Елена, что чиновник не моет спокойно выносить, когда на его глазах происходит что-то, что от этого чиновника не зависит. Чиновник в этот момент чувствует, как жизнь покидает его, как кровь вытекает из его жил. Потому что власть чиновника построена не на том, что он что-то делает, а на том, что он что-то распределяет – мимо него протекают какие-то потоки – денег, инициативы, материальных ценностей, недвижимости, разрешений, которые он может дать или не дать, а он, чиновник, управляет этим потоком. Вот он живет с этого самого управления, этим управлением. Во всех смыслах этого слова. Разумеется, там не было никаких злоупотреблений. Разумеется, там не могло быть никаких махинаций с деньгами. Просто потому что там не было никаких денег. Потому что в эту самую больницу не поступило ни от каких благотворителей ни копейки денег. Туда либо привозили товары, то есть собственно оборудование, медикаменты, разного рода принадлежности и так далее, либо осуществляли там услуги. Ну, например, ремонт. Приезжали люди, заранее оплаченные этими самыми благотворителями, окна вставляли или мыли там что-нибудь. Ну вот. Интересная очень история. С одной стороны, люди, которые в центре этого всего – вот, собственно, это самое общество помощи Тарусской больнице, люди, которые собирали воедино этих самых благотворителей и людей, которые хотели бы помочь этому замечательному делу – создать недалеко от Москвы, в 130 с чем-то километрах от Москвы Таруса, по-моему, находится, создать какое-то живое человеческое место, место, где люди находились бы без отвращения и ужаса. И так достаточно – что человек болен. Не нужно его еще унижать тем, в каких условиях он болеет. Место, где работали бы и не стыдились бы этого квалифицированные врачи. Место, где люди могли бы получать современную медицинскую помощь. Причем, что важно – я уверен, что это важно и для многих наших слушателей, - бесплатную. Так вот, эта штука, вся эта эпопея, это начинание было глубоко аполитично и остается таковым до сих пор. Надо сказать, что люди, которые этим были увлечены и этим были заняты, они как-то специально об этом заботились. Вот я нашел в Интернете несколько текстов, которые в разгар кризиса, несколько дней тому назад, когда все было плохо, когда чиновники сбежались, наехали, всем выворачивали руки и заводили уголовные дела, устраивали наезды с УБЭПом, увольняли людей и так далее, так вот, даже в этот момент люди, которые во главе всего этого – этот самый доктор Охотин и доктор Осипов, - писали, обращаясь ко всем, кто им сочувствует, я вот просто цитату сейчас приведу: «наше дело, - пишут они, - не идеологическое. У нас всего два пожелания к гражданам – вести здоровый образ жизни и принимать назначенные нами таблетки. У нас есть национальность, вероисповедание и убеждения, но к работе в Тарусской больнице это отношения не имеет и иметь не будет». Или еще, например: «Общественное мнение, - пишут они, - должно быть аполитичным» - это они обращаются к своим собственным сторонникам, они просят их, своих сторонников, скорее даже тех, кто им сочувствует, тех, кто хотел бы им помочь, потому что значительное количество людей обратилось к эти врачам с предложением – чем мы можем вам помочь? Они пишут: «Мы хотим восстановить нашего главного врача, отбиться от преследования и начать работать, а не менять всю систему, создавать прецедент или доказывать возможность инициативы. Поэтому, пожалуйста, без общих деклараций, оскорблений, самоутверждения и прочего». Они специально пытаются увести это дело от политики. И правильно делают. Потому что это и есть самая главная политика – люди заняты делом и этим они делают свою политику. Я продолжаю, таким образом, разговор, который ровно неделю тому назад на этом самом месте по гораздо более масштабным вроде поводам – про выборы там, про всякое прочее – я вел.
Очень любопытно, что мы видим в последнее время три случая, когда общественное мнение поднимается на защиту чего-то очень конкретного. Один раз - один конкретный заключенный, в отношении которого были применены пытки – отсутствие медицинской помощи. Я говорю о «деле Алексаняна». Второй такой случай - Европейский университет в Санкт-Петербурге, который по надуманному обвинению был… не хочется употреблять слово «закрыт», но, во всяком случае, деятельность его сегодня серьезно дезорганизована, и пока не очень понятно, каким образом, когда, благодаря каким усилиям она будет восстановлена. Третий случай – вот с этой самой больницей: люди попытались на месте, на Земле сделать дело, и оказалось, что есть значительное количество людей, которым невыносимо на это даже смотреть, не то что они не хотят в этом участвовать – никто ж не требовал никакой помощи от человека по фамилии Нахров, который там всем этим командовал, такой местный, районный начальничек. Люди поднимаются, люди начинают высказывать свое мнение, люди начинают об этом громко говорить. И люди начинают чего-то такое себе думать – про систему в целом. Это происходит само собой. Не потому, что кто-то что-то нагнетает, накачивает, добавляет, приводит какие-то специальные аналогии. Оно само как-то получается. Люди обнаруживают, что им не хватает в жизни чего-то важного. Например, люди обнаруживают, что они нуждаются в независимой печати. Например, люди понимают, что важно, чтобы такого рода случаи становились достоянием общественности и чтобы больше людей об этом знало и чтобы больше людей могли высказать друг другу, просто друг другу – не власти, не начальству – друг другу свое отношение к делу. Я рад, что в Калужской области все пока, кажется, поворачивается неплохо. И возможно, что это больницу просто оставят в покое. Ведь в чем задача-то там? Чего хотят эти люди? Они хотят, чтобы их оставили в покое. Они привезли туда это оборудование, они вставили туда эти стекла, они вымыли там этот пол. А теперь они хотят лечить людей, которые придут к ним за помощью. Вот и все. Конечно, вокруг этого можно наворотить огромное количество что называется инсинуаций. Я вон в сети встречал какие-то идиотские речи про то, что – «ну да, конечно, москвичи приехали – себе больницу строят». А чего они строят себе больницу в 130 км от Москвы, эти самые москвичи? «Ну да, конечно, потому что дачники – надо же где-то лечиться дачникам». А в перерывах между дачниками никто не будет там лечиться. Отличный способ – взять раздолбанную, заросшую дерьмом районную больницу и начать приводить ее в порядок. А не собрать из финских панелей медпункт, как это можно видеть на Рублевском шоссе. Вот там для дачников. И за другие деньги немножко. И попробуй подойти к этим медицинским учреждениям, которые там где-нибудь в районе Николиной Горы. Посмотрим, что останется от вашего кошелька. Здесь-то это все устроено по-другому. Или, например, - «Ну да, калужские чиновники таким способом между собой разбираются». Ну, в конце концов, не исключено, что там даже есть какой-то такой мотив. Ну и что? Это, собственно, не имеет здесь никакого значения. Результат – налицо: несколько злобных, тупых и жадных чиновников полезли на эту инициативу просто потому, что не могут терпеть, когда на их территории что-то такое происходит. И другой чиновник – губернатор тоже чиновник – находит в себе силы разобраться в ситуации и как-то поставить тех первых на место. Чем он при этом руководствуется? Ну, видно, чем-то таким руководствуется, что это позволяет ему принять правильное решение. Решение-то правильное в результате.
Вот такая вот история. Очень поучительная, по-моему. Полная смысла. Это такая притча в результате получилась, сказал бы я. Хотя в ней действуют совершенно живые люди с именами, фамилиями. Хотя там географические названия реальные, хотя все происходит как-то очень на практике. И тем не менее, это все похоже на какую-то одну большую метафору про эту самую больницу. Мы много раз говорили по самым разным поводам – то, что происходит в Москве, то, что происходит в Кремле, то, что происходит на самом верху, потом многократно, в гораздо более уродливом, жалком, бесчеловечном и бессмысленном виде отражается в тысячах, в сотнях тысяч случаев по всей стране. Потому что система так воспринимает сигналы, поступающие ей сверху. Когда в Москве закрывают газету, это значит, что еще сотни и тысячи газет, газетенок и газетюлек будут закрыты по стране. Когда в Москве сажают в кутузку активиста какой-нибудь демократической организации или когда закрывают какую-нибудь неправительственную организацию, какой-нибудь фонд, какой-нибудь исследовательский институт в социальной и политической области, можно не сомневаться, что сотни и тысячи маленьких активистов будут посажены в маленькие кутузки по гораздо более мелким делам, по гораздо более жалким и гораздо более отвратительным, и судьба их будет еще более печальна, чем того московского, которого хоть видно, на него хоть кто-то обратил внимание, про него написал, сказал кто-то. И вот этих самых инициативных каких-то неправительственных или благотворительных организаций позакрывают еще больше по всей стране. И об этом точно никто никогда не узнает. Потому что злодеяние или идиотизм здесь, подкрепленный странным, искаженным представлением власти о том, что ей это полезно, что ей так эффективнее, что ей так проще общаться с окружающим ее населением, это отражается в тысячах маленьких кривых зеркал, в тысячах маленьких нахровых по всем областям, республикам и районам нашей многострадальной родины. Вот один из них – нечаянно попал как-то в луч света. Он почему это устроил? Он почему со своей НКО там поборолся, со своей неправительственной организацией, состоящей из двух врачей и имеющей своей целью привезти несколько кардиомониторов и расставить их вокруг непродавленных коек, застеленных неокровавленными простынями, как это можно наблюдать в любой другой гнилой районной больнице. Не дай бог кому-нибудь из вас когда-нибудь переступить ее порог. Потому что он видел, этот Нахров, в телевизоре, как это происходит там, в Москве. Странно, что он еще какой-нибудь фаршированный камень не нашел под кустом, какой-нибудь шпионский. Удивительно, что он там еще какого-нибудь своего олигарха не разоблачил, который имеет наглость как-то помогать ненужным неправительственным общественным движениям. Маленькое все, но похожее. Ровно по этим лекалам скроенное. Поучительная история, правда? Вот. Это была первая половина программы «Суть событий». Через некоторое время у нас тут начнутся новости, а я вас попрошу все-таки от радиоприемников не удаляться, потому что всю вторую половину программы мы будем с вами разговаривать по телефону, номер его – 363 36 59. Это я так, впрок вам сообщаю, пока не звоните, а вот через 3-4 минуты будет самое время пора.
НОВОСТИ
С.ПАРХОМЕНКО: 21 час 35 минут, это вторая половина программы «Суть событий». Я – Сергей Пархоменко. У нас с вами есть еще полчаса на телефонные разговоры и на то, чтобы как-то подытожить то, что происходило у нас в первой половине программы. Вот, например, я тут читал пейджер, как обычно, во время… точнее, не пейджер, а экран, на котором отражаются смс-сообщения, которые вы присылаете во время этих самых новостей. Валерий из Бессоновки мне пишет: «Сергей Борисович, в отношении Кадырова вы абсолютно не правы. Рамзан Ахмадович является членом не Академии наук, а Академии естественных наук, и следовательно – принимать его надо было в Союз естественных журналистов. Если такового нет, его необходимо создать, чтобы желающие помочь нашей стране в противостоянии Западу и либералам, могли это сделать солидарно». Хорошо шутит Валерий из Бессоновки. Да, знаете, Академия естественных наук, конечно, да – разница такая же, как между государем и милостивым государем. Но тем не менее, Академия естественных наук тоже ведь носит некоторый статус. Ну пожиже, конечно, чем Академия наук просто. В значительной мере вещь самозваная. Люди там несколько другого уровня. Но тем не менее – у них же тоже как то были мамы и папы, совесть какая-то у них должна бы быть, мозги внутри головы и прочее. У них у всех есть дети, которые могут у них спросить - «Папа…» или «Мама…» - такое тоже бывает – «…а ты, собственно, почему не возвысил своего голоса? Ты почему слова не сказал, когда тебе вот это предложили? Тебе не стыдно, папа?», ну или «мама», неважно. Так что от Академии естественных наук, как от любой другой общественной организации, можно было бы ждать, я бы сказал какой-то ответной реакции на то свинство, которое с ними самими происходит. Что еще…
«Я, видимо, пропустил какую-то новость, - спрашивает меня Кирилл из Москвы, - Олейникову что, восстановили в должности главврача, раз вы говорите, что все складывается хорошо?» Олейников – это тот самый главный врач Тарусской больницы, с насильственного увольнения которой начался там весь этот кризис. Нет, насколько я знаю, ее формально не восстановили в этой должности, но похоже, что все пока складывается хорошо. Во всяком случае, морок с уголовным делом, с каким-то там расследованием и обвинением в мошенничестве благополучно рассеян, и понятно, что в этой ситуации атака эта захлебнулась. Ну, формально, наверное, она будет рано или поздно подтверждена. Ну, кстати, эта Олейникова оказалась дамой достаточно мужественной и серьезной, которая ни на какие мировые, как я понимаю, не пошла с теми, кто на нее устроил эту атаку, и предлагает довести все разбирательство до конца. Я вот не знаю – не будет ли теперь какого-нибудь встречного разбирательства с попыткой выяснить, а что, собственно, означают эти вот разговоры про заведение уголовного дела с насылом на больницу представителей УБЭПа. Это, в общем, тоже не должно организаторам этих акций сойти с рук просто так. Меня тут просят назвать фамилии – дескать, страна должна знать имени своих героев, - вот тех чиновников, которые организовали это давление на Тарусскую больницу и на людей, которые ей помогают. Я, собственно, называл одну из них. Одного человека зовут Нахров… Хорошая фамилия, правда? А другого фамилия – Крюков. Вот два местных таких начальничка, которые здесь решили продемонстрировать свою власть. Ну ладно, хорошо. Давайте на этом месте остановимся и поговорим с вами по телефону. 363 36 59 – это телефон прямого эфира «Эха Москвы». Как обычно, я призываю тех, кто является профессиональным звонильщиком на «Эхо Москвы» и звонил сюда тысячи раз, не тратить время. Меня, кстати, спрашивают – тоже задал некто вопрос с помощью Интернета – а что, дескать, вы не подходите к телефону, если видите, что с этого номера уже сотни и тысяч раз звонили? А вдруг это номер Интернет-телефонии? То есть номер, через который происходят звонки, если люди звонят по карточкам IP-телефонии, дешевым карточкам междугородней связи? Да, действительно, бывает. Я понимаю, что это как раз и может оказаться такой номер. Ну, что я вам на это могу сказать на это… Мне кажется, что ваш звонок на радиостанцию – это достаточно серьезный поступок и достаточно важное событие, и здесь, если уж вы хотите позвонить и дозвониться, может быть, вам есть смысл рискнуть даже какими-то небольшими деньгами. Вы ж не час будете разговаривать. Ну, 2-3 минуты связи с Москвой – в конце концов, это не такие уж и страшные деньги. Я думаю, что если человеку есть что сказать и он действительно хочет быть услышанным или хочет задать вопрос, вполне можно себе эту трату позволить. 363 36 59 – это телефон прямого эфира «Эха Москвы». В общем, короче говоря, не пользуйтесь, пожалуйста IP-телефонией. Тем более, что слышно обычно довольно плохо в таких случаях. Звоните, пожалуйста, просто со своего телефона – мобильного ли, городского ли, все равно. Звоните – я вам буду рад. Ну вот, например, такой примем звонок. Да, я слушаю вас, алло.
Слушатель: Добрый вечер, Сергей Борисович. Сергей, Барнаул. Я хотел задать такой вопрос. Вот буквально вчера-позавчера подняли вопрос об инициативе господина Лужкова – об экстраполяции сочинских земельных поправок на Москву. И как-то все это замолчали. Потому что если это пройдет и на Москву, то дальше не исключено, что и на всю страну это распространиться. Захват земель. Прокомментируйте, пожалуйста.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, вы знаете, я слышал эту историю. К сожалению, не знаю, ее в больших подробностях. Ну действительно – а с чего, собственно, поднялся такой шум среди тех, кто вообще способен поднимать шум по какому-нибудь поводу, тогда, когда эти поправки были приняты по поводу Сочи? Я напомню для тех, кто, может быть, не в курсе: в связи с предстоящими Олимпийскими играми в Сочи, были приняты специальные законодательные нормы, которые позволяли там при необходимости, грубо говоря, выкупать принудительно землю, недвижимость у владельцев. Если, дескать, государству это надо. Если надо, можно брать. Ну, и люди, которые занялись внимательно наблюдением за тем, что в Сочи происходит, говорят, что масштаб злоупотреблений просто совершенно умопомрачительный, что происходит методичный, планомерный грабеж людей, которые имеют несчастье чем-нибудь владеть в Сочи или в его окрестностях – у них просто подчистую забирают землю, забирают строения под этим предлогом, и сегодня этот самый сочинский рынок – это рынок большого грабежа. Пользуясь вот этой возможностью, которая законодательно была открыта. Ну а так чего тогда все взволновались? Вот ровно поэтому. Потому что это выйдет за пределы этих сочинских окрестностей, что это станет прецедентом. У нас много где дорогая недвижимость. У нас Москва чрезвычайно дорогой город, один из самых дорогих в мире. У нас Питер становится достаточно дорогим городом. У нас во многих городах есть сладкие куски, есть чего отобрать. Если объявить, что при желании можно взять, назначив более или менее произвольную цену со словами «Можете жаловаться», «Жалуйтесь в суд». Какой суд? У нас что, в стране есть независимое правосудие? У нас что, суды не подконтрольны местным администрациям? А чаще всего людей, которые занимаются вот этим вот грабежом, во всяком случае в Сочи, их прикрывает местная администрация, они ровно там имеют своих покровителей, либо ровно по их заказу и действуют. А что, собственно? Разве этот механизм не таков? Так что опасность велика, что эта чума распространится и на Москву тоже. И вот эта вот дырочка в законодательстве, которая была проколота в Сочи, расползется на всю страну, и выяснится, что такие экспроприации возможны. А если возможны экспроприации, значит, возможен шантаж ими. И чиновник с удовольствием этим воспользуется. И завтра мы обнаружим, что к владельцу какой-нибудь недвижимости пришел начальник и сказал: «Одно из двух: или ты платишь мне, или оказывается, что твоя недвижимость очень нужна государству. А если она нужна государству, она выкупается принудительно и по той цене, которую я же и назначу. Можешь себе представить, какую цену я назначу». Вот и все. 363 36 59 – это телефон прямого эфира «Эха Москвы». И вот, например, звонок, который я соединяю. Да, я слушаю вас.
Слушатель: Добрый вечер, Сергей Борисович. Хотелось бы услышать ваше мнение.
С.ПАРХОМЕНКО: Здравствуйте. Как вас зовут, простите?
Слушатель: Нина, Зеленоград. Я, например, слышала, что наша власть заявила о том, что живущие жена и сын Милошевича, получившие статус беженцев, не подлежат выдаче. А как же тогда мы требовали выдачи Березовского, Закаева? Это опять двойные стандарты?
С.ПАРХОМЕНКО: Двойные стандарты – для политики вещь довольно обыкновенная, и мне, честно говоря, кажется, что разговоры о двойных стандартах – это, в общем, такая околополитическая демагогия. Да, действительно, всякая страна считает, что ей можно, а соседу нельзя. Да, действительно, двойные стандарты – это обыкновенный образ мышления любого практикующего политика. Я имею право, а он нет. Так что да, действительно, налицо двойные стандарты. Ну и что, собственно? Что касается семьи Милошевича, то… ну, для начала неплохо, что мы начинаем в открытую говорить о том, что они здесь. Мы помним, было достаточно случаев, когда здесь на российской территории прятались разного рода интересные персонажи – то Оджалан где-то тут в Одинцовском районе. Помните? Один из предводителей курдских радикалов. То, собственно, семья Милошевича, то еще кто-нибудь. Я уверен, что значительное количество преступников Балканской войны по-прежнему находится здесь. И мы как-то, делаем вид, что их здесь нет. Собственно, этим объясняется во многом знаменитая история с самим Милошевичем, которого не отпускали лечиться вопреки его просьбам в Россию из Гааги, где он находился в заключении, потому что отлично было известно, что на территории России прячется значительное количество преступников Балканской войны, и российские власти об этом знают и делают вид, что этого не происходит. Поэтому доверия к российским властям не было. Это, собственно, во многом определило судьбу этого самого прошения Милошевича. Никто и не собирался даже этого рассматривать. Понятно, что отпускать Милошевича в Россию для того, чтобы он присоединился к этой толпе бандитов, которые здесь в Одинцовском районе и разных других фешенебельных подмосковных районах сидят, никто его сюда и не отпустил бы. И правильно сделали бы. Потому что, разумеется, так бы он и канул здесь, как большая часть его коллег. И так бы никто и не позволил потребовать их к выдаче. И его тоже, Милошевича. Так что вспомните эту всю историю. Теперь отголосок этой истории слышится в ситуации с его вдовой и сыном. Да, это совершенно не первый случай, когда мы кого-нибудь не выдаем. Да, будем еще много случаев, когда и нам кого-нибудь не выдадут из тех, кого мы требуем. Но, правда, есть еще важный мотив в том, что касается Березовского и ряда других персон, которых мы домогаемся – что наши т.н. правоохранительные органы не могут сформулировать обвинения в достаточно доказательной форме, не могут собрать и предоставить материалы, которые показались бы убедительными независимому суду, в той же самой Англии. Ну там же тоже было. Они когда видят какие-то дутые и бессмысленные бумаги, они говорят – «Эти бумаги дутые и бессмысленные, не показывайте их нам. На основании этих обвинений мы выдавать никого не станем. Мы видим, что сам факт этих обвинений является, по существу, доказательством их политического характера». Так что эта сторона здесь тоже есть – еще надо уметь доказывать, что называется. Ну, это уже немножко другая история. 363 36 59 – это телефон прямого эфира «Эха Москвы». И я снимаю еще одну трубку и еще одного нашего дорогого абонента. Да, я слушаю вас.
Слушатель: Здравствуйте, Сергей Борисович, это Сергей из Москвы. Вы знаете, где-то 2-3 дня назад была информация о том, что отбирали служебную квартиру у человека.
С.ПАРХОМЕНКО: У какого? Мало ли у кого отбирали служебную квартиру. А, вы имеете в виду семью дворника…
Слушатель: Да-да.
С.ПАРХОМЕНКО: Ну, был даже такой сюжет на телевидении, мне случайно попался.
Слушатель: Меня просто что интересует - знаете вы или нет: когда звонила женщина, соседка, она обмолвилась, что эту квартиру якобы кому-то… в общем, там вопрос в чем был – кому эта квартира нужна, главное. Не то, что он ее не смог оформить, а кому эта квартира понадобилась. Была какая-то фраза, женщина говорила, что якобы какому-то милиционеру.
С.ПАРХОМЕНКО: Вы знаете, я не знаком, конечно, глубоко со всей этой историей. Я подозреваю, что она страшно сложная. Я подозреваю, что, как всегда в таком случае, есть аргументы за, есть аргументы против, есть бумаги у одних, есть бумаги у других, я видел, что там отец этого несчастного семейства демонстрировал бессрочный трудовой контракт, в котором было написано, что он имеет право на служебную жилплощадь, а люди, которые инициировали его выселение, тоже размахивали какими-то документами. Это все свидетельствует в очередной раз об одной и той же истории – вот на такие случаи есть суд. Вы понимаете, Сергей, вы не должны с вами брать на себя решение такого рода вещей. Есть суд, который в этой ситуации должен вырабатывать справедливое решение и настаивать на его реализации. Вы скажете – «Так в этой ситуации тоже же был суд!» Да, но авторитет этого суда нулевой. Да, но в результате того, что на протяжении последних нескольких лет прошло несколько крупных и мелких политических дел, политическая подоплека была обществу хоть сколько-нибудь заинтересованному очевидна, в результате этого авторитет такого арбитра упал чрезвычайно низко. И решения суда сегодня все чаще рассматривается как наоборот доказательство какой-то заинтересованности в этом власти – «Ага, они суд выиграли! Значит, начальство захотело тут что-то такое отнять и настропалило суд, напустило суд на несчастных!» Это ж первый рефлекс, первая, естественная совершенно логика, которая возникает в голове у всякого, кто узнает о таком противостоянии частного человека – неважно, российского гражданина, не российского, московского, приезжего, дворника, не дворника, абсолютно не важно, кого, - вот живой человек, частное лицо противостоит государству. Государство обращается в суд и выигрывает его. «Ну понятно, разумеется! Еще бы власть не выиграла суд! А чего вы хотите?» – говорит в этой ситуации обыватель. И обыватель имеет право это сказать. Потому что он слишком часто слышит о том, что суд напрямую подчиняется этой самой власти. Вот это и называется – «падение авторитета». Я абсолютно не исключаю, что эта квартира была занята этими людьми незаконно. Я равно не исключаю, что они были совершенно незаконно выселены. Но только я не понимаю, кто разберется в этой ситуации квалифицированно и кто докажет мне, что он в этой ситуации достаточно независим в этом разбирательстве. Суд? Нет, я не верю суду. Я видел эти суды в другом состоянии. Я видел их без штанов, голых, когда они осуществляли политические процессы и судили людей по политическим мотивам. Или выносили вердикты под прямым давлением, скажем, муниципальных властей. Как это достаточно часто происходит в Москве. А теперь потрудитесь, ребята, вернуть репутацию свою. Потрудитесь восстановить в моих глазах свое доброе имя. Тогда я буду вам доверять. Но вам придется это долго делать. Вам придется долго выдерживать карантин, принимать одно за другим мудрые, справедливые решения, доказывая мне, что вы не руководствуетесь ничем, кроме закона. Специально будете это делать, если хотите эту репутацию восстановить. Пока я этих усилий не вижу. А если вам не интересую я как часть общественного мнения, то значит так и терпите ситуацию, в которой каждый конфликт порождает еще большее общественное недоверие, еще больший скандал, еще большее презрение людей к власти. Однажды вы узнаете, чем это для вас обернется. Потому что по штыкам можно идти, но сидеть на них невозможно, как известно. Они впиваются, если долго продолжать на них сидеть. А вы хотите сидеть на силе. Ну, в смысле на штыках, назовем это так. 363 36 59 – это телефон прямого эфира «Эха Москвы». Полно звонков, все линии заняты. Выбираем одну. Алло.
Слушатель: Добрый вечер, Сергей. Это Михаил из Москвы. У меня скорее более философский вопрос, чем политический.
С.ПАРХОМЕНКО: Мы тут только и делаем, что философствуем.
Слушатель: Чем можно объяснить, что такие уважаемые музыканты, как Борис Гребенщиков, Андрей Макаревич и другие, которые если не противостояли советской власти, то по крайней мере не были конформистами, и были достаточно смелыми во время советского режима, сейчас с этой властью задружили? Ну, можно сказать в их оправдание, что они поддерживают эту власть искренне, но как-то это выглядит очень некрасиво – выступления на Красной площади, дружба с членами президентской администрации, принятие орденов из рук этой власти…
С.ПАРХОМЕНКО: Понятно, о чем вы.
Слушатель: Хотя говорить, что рок – это социальный протест… это уже много десятилетий не так во всем мире, в общем. Но в России это было так. И выступление, скажем, Шевчука на Марше несогласных, его очень серьезная позиция по социальным вопросам это доказывает – что если художник хочет заявить серьезную социальную позицию, он ее может заявить. Если он захочет.
С.ПАРХОМЕНКО: Понятно. Спасибо за вопрос. Знаете, я вам скажу, что нету никакой одной тенденции, нету никакой одной причины. Кто-то просто старый стал, устал что-то такое из себя демонстрировать. Кто-то разжирел. Во всех смыслах этого слова. Стало есть чего терять. У него появилось что терять. Вот в чем дело. Немножко стало страшновато – а ну придут отнимут. Я как-то зарабатывал – во всех смыслах, опять-таки, зарабатывал, я сейчас совершенно не о деньгах. Как-то имя, статус, право, свою собственную компанию, которой я руковожу. Не надо ссориться. Ну звонят, просят… Проще пойти. Да и звонят… не всем же звонят. Мне звонят. Почетно. Значит, уважают. Кто-то так. У кого-то есть конкретная отговорка – а вот я пойду поучаствую в их концерте, а потом театр построю, концертный зал открою, детскому дому помогу, спасу какого-нибудь обиженного, будет у меня мобильный телефон большого начальника, в случае чего пригодится для добрых дел. На самом деле, это самообман. Не пригодится. Все равно обманут. Все равно надуют. Все равно кинут. Кидалы же, это ж очевидно. Так что по-разному. В целом очень немногие готовы реально в ситуации настоящего выбора, в ситуации настоящей опасности идти против ветра, против движения толпы. Для этого как-то нужен какой-то очень специальный склад характера, очень специальный склад мозгов. Это усилие. Вот в этой ситуации отказаться – это усилие. А согласиться – отсутствие усилия – гораздо проще. Проще и вроде как как-то естественнее в данной ситуации. И люди просто не хотят делать этого усилия. Вспоминают свои собственные прошлые заслуги и говорят – «Ну что, я ж уже всем доказал. Я уже все всем объяснил. Уже все, кому надо, всё про меня знают. Знают, чего я стою. Знают, чего я пою. Знают, какое дело я сделал в жизни. Чего я по-прежнему буду доказывать? Имею право теперь не делать лишних усилий». Но знаете, вот один хороший ресторанный критик мне сказала некоторое время тому назад: «Знаешь, хороший ресторан от плохого отличается только тем, что когда человек выходит из хорошего ресторана, у него настроение должно быть лучше, чем в тот момент, когда он в него вошел». И вот то же самое про любое хорошее дело можно сказать. Вот репутация у человека после того, как он поучаствовал в хорошем деле, должна быть лучше, чем она у него была, когда он только это начал. Так это с Макаревичем? Чего-то я не думаю. По-моему, он из всей этой истории вышел с потерей. И плохо он выглядел. Точнее, я бы сказал – хуже он выглядел не на концерте на Васильевском спуске, а здесь, на «Эхе Москвы», когда оправдывался, когда сам осознавал, сидя перед тем самым микрофоном, перед которым сижу сейчас я, что репутация его пострадала. И что нужно постепенно стараться теперь это как-нибудь отмазывать. Ему же ведь самому все стало понятно. И нам с вами тоже. Так что справедливость в очередной раз восторжествовала. Это была программа «Суть событий», я – Сергей Пархоменко. Мы встретимся с вами ровно через неделю, я надеюсь, в прямом эфире «Эха Москвы». Всего хорошего.










↑ Наверх

Сегодня в эфире

Опросы

да, правильно
нет, не правильно
затрудняюсь ответить

Коммент.: 0 Голосов: 342 Читали: 507

да, горжусь
нет, не горжусь
затрудняюсь ответить

Коммент.: 5 Голосов: 1879 Читали: 2896

да, исключать
нет, не исключать
затрудняюсь ответить

Коммент.: 14 Голосов: 465 Читали: 1776