от тут читателю пора и закипеть - "Так что ж, не можем мы судьбу свою иметь? И с давних пор до нынешней поры Мы - мелкая монета для игры?"
Да нет, мой друг. Не так всё это просто, Как карта ляжет, есть простор для роста! Вот, предположим, ты - шестёрка - только в масть; Тебе дана большая будет власть.
И смело сможешь плюнуть ты в глаза Пусть крупного, но "голого" туза. Неплохо быть и тем, что для игры отрада - Участником удачного расклада Иль джокером - вот для кого простор! Сегодня - вор, а завтра - прокурор!
Еще пример: ты - пешка, но такая, Которая, увещеваньям не внимая, И королей не убоявшись гнева. Идет вперед - и вот уж королева!
Кто ты? Сосуд для благородного вина, Иль чаша глиняная, кашею полна? Ты сделал, или только мог? Кто ты? Еда или едок?
Таков закон игры и такова в нём суть: Дать выплыть, - так же - дать и утонуть. Неверно, что всю жизнь живешь в неволе, Но так же спорен тезис о свободе воли.
Блажен, кто верует. Неважно, кто во что, Кто - что он принц, а кто - что он - ничто. Блажен, кто верует в Христа. Хоть, впрочем, К утрате сущности не существует путь короче.
И вряд ли тот блажен, кто вновь и вновь Чугунный лоб свой разбивая в кровь В попытке жалкой к Истине придти Вопит: "Прости, Господь! Прости!"
Захочешь - станешь правоверным коммунистом; А коль жесток - зловещим террористом, А хочешь - лапай баб, да пей вино - Поверь, ей Богу, что природе всё равно. Ей наплевать, чем в жизни занят ты - Она не терпит просто пустоты.
Есть лишь одно, пожалуй, исключенье - Столь редкое и чудное мгновенье, Как свет сияющих влюбленных глаз; Увы! Нам поздно - это не для нас.
ГЛАВА 4
П
ожалуй, хватит мне жонглировать словами. Распахнут занавес, и вот я - перед вами...
Я бесконечно стар, но вижу и незримо Расцвет Египта и паденье Рима; Я в страшную жару и стужу погибал; Я помню, как родился Ганнибал;
Я видел Каина, в руке сжимавшем нож, Чудовищно был страшен лик его, но что ж - В искусстве этом преуспели мы вполне, И киллеры всегда в большой цене.
Я умирал сто раз, чтоб возвратиться вновь; И в каждой жизни видел боль и кровь. Я был пиратом, вором, мудрецом, Был грешником, и был святым отцом;
И под прицелом сотен глаз Меня возили в клетке напоказ; Я был расстрелян в восемнадцатом году, Ну умирая знал, что вновь приду.
Я был нелеп, как в лето жаркое пальто, Я - всё, одновременно я - ничто. Я только эхо тех, кем создан был наш мир, Кто бесконечность, да и время сотворил; Во мне вся боль и мудрость всех веков - Мне не избавиться от тяжких тех оков.
Еще особенность одна: Всегда, везде и всюду Я не служил, и никогда служить не буду. Я ветра вольный сын, не стану никогда Слугой тупого, бесконечного труда. Мне не служить работ у Господина, И не по мне узда и дисциплина.
Я не судья, но буду я судим То лагерем одним, а то - другим За то, что не желаю к ним примкнуть - Особый, свой лежит передо мною путь.
ГЛАВА 5
В
своей последней жизни был я врач. Был беззаботен, весел и горяч. Любил людей, природу и костры, Да пил вино до утренней поры.
Да свято верил - я смогу, Всем тем, кто болен, безусловно помогу, Еще какой-нибудь десяток лет - И мы избавимся от многих наших бед.
Но время шло. Я медленно старел. Пришла пора - и неожиданно прозрел И понял - и больным, и боли нет конца, Нет у страдания единого лица.
И тяжкой, бесконечной чередой Идут и предстают передо мной Убогие, увечные, больные, И старые и молодые.
Десятки тысяч их. Из года в год Я должен жить в кругу печальных их забот, Им наплевать, что сам я нездоров - Не может быть болезнь у докторов!
Их излечить нельзя - и не в моей то силе, Кто упирается, кто сам идет к могиле, Кому дано - тот вылечится сам; Другим - я только облегченье дам.
Но люди верят, что движением руке Избавить можно их от боли и тоски. Но Боже мой! Как мало все мы можем! А кто умрет - мы сами себя гложем - Была ли неизбежной их кончина, А я есть следствие, и я же есть причина?
Во истину Великих было мало: Иисус им первый положил начало. Потом пришли другие, и в веках И жизнь, и смерть они носили на руках. Не слуги были то, а сами Боги, Мы - только прах, что ляжет им под ноги.
И я подумал: может, мало знаний? Увы! Напрасны были все мои старанья - В трудах обширных я ответа не нашел. Затем я повернулся и пошел
В ту область знания, что ведает душой, Но нет - и здесь стоит вопрос большой: Никто не знает, что это такое, И я лишился навсегда покоя.
Быть добрым, помогать и утешать - Уж только это может много дать. И долг свой выполнить к исходу дня Достаточно для многих - но теперь не для меня. Пришел врачу конец. Не поворотишь время вспять. Я больше не хочу обманывать и врать.
Вновь слышу хор: "Однако лихо скачет! Он шизофреник! По нему больница плачет! Давно, давно пора ему лечиться! И ждет его иль суд или больница".
Я говорил, и повторяю вновь сейчас - Да, я там был. И даже и не раз. Я завоеван был, повержен в прах; Огонь безумия пылал в моих глазах; Мой разум выжжен был и бесконечно пуст; Но страшные слова срывались с уст;
Я был привязан, наг, и, как Христос, распят; Был страшным и бессмысленным мой взгляд; Я не был жив, но был еще не труп; Струилась кровь с моих разбитых губ;
Рычал как зверь, и как собака выл; По темным водам Стикса долго плыл, Я Сатаной был одержим. Я сам был - Сатана У черной бездны, без краёв и дна, И в гулко стонущей, багровой темноте Чудовищные рожи ухмылялись мне.
Но приходил момент, и мир я узнавал. Был разум возвращен. Я понимал - Я снова выжил! Снова победил! И слышал поступь тяжкую Того, кто уходил.
И снова я вставал, от слабости шатаясь, И снова брел, о камни спотыкаясь. И снова видел ложь, вражду и кровь, Богатство, нищету, предательство, любовь,
Бессмысленность всего и всякого пути И вечный тот рефрен: "Прости Господь! Прости!!" Я видел Ад во сне и наяву Безумен я, иль мир, в котором я живу?