Сны...
Здравствуй, Супер-Треп.
Тишина... Тишина... все спят... и он будет спать... Заслужил...
сделал... сон? вот он - осталось только открыть дверь и войти...
Открывай и входи... раздевайся и ложись... Хорошо... Очень хорошо...
Все, получилось.
Можно спать... спааать...
И тут началось...
Окружающий мир, словно бы взорвавшись, стал фонтаном, водопадом боли,
страха и странного запредельного наслаждения... потянуло в глубину,
словно попавшую в водоворот щепку, потянуло, сначала осторожно, а
потом резко и сильно, так что понял - вырваться не удастся, не хватит
сил...
Да, собственно, он и не пытался. Ему это было не нужно. Как раз сейчас
он был заинтересован в том, чтобы уйти, нырнуть, опуститься как можно
глубже, на самое дно, потому что именно там прятался тот, с кем он
должен был встретиться, сразиться, кого он должен был победить.
Он опускался все ниже, и в определенный момент спуск, как ему и
положено, стал подъемом. Мимо пробежал белый крокодил и остановившись,
бросил на него взгляд.
Хорошо понимая, что тот забежал в этот сон из какого-то другого, и
поэтому никакой опасности представлять не может, он ему дружески
улыбнулся. Крокодил улыбнулся в ответ печально и задумчиво. И тотчас
же, как это часто бывает с белыми крокодилами, исчез.
После него осталась определенная пустота. Некоторое время она
неподвижно висела перед лицом, потом стала неопределенной и
отправилась на поиски смысла, делая это одновременно в ширь, в высоту
и в глубину.
Едва не поддался искушению, которому так подвержены большинство людей
- последовать за ней, но вовремя опомнился, потому что у него были
дела и поважнее... вернее, одно, но очень важное и серьезное дело...
Конечно, он понимал, что их жизни не более чем песчинка на весах
истории, легкий вздох столетий, который рассеется так и оставшись
незамеченным, но все же... бывает, на весах истории все решает именно
песчинка.
Искушение в знак уважения, за то, что он ему не поддался, пожало руку
и быстро пошло прочь. А он направился в противоположную сторону.
Поскольку только таким методом можно было хоть чего-то достичь. И он
достиг. Он прошел страну, в которой по утрам небо прочищало горло,
видимо, пытаясь что-то сказать. А потом был туман воспоминаний,
который со временем не рассеивался, а становился все гуще, скрывая в
себе прошлое, порождая самим своим существованием дополнительные
проблемы, огорчения и редкие радости, внушая совершенно ложную, и
оттого невероятно ценную надежду, что все на свете делается не зря.
Конечно же, туман кончился, и вынырнув из него, увидел что все еще
погружается. И это было уже не дело. Это надо было прекратить. И он
прекратил, да так, что заскрипели суставы, а в голове, словно в
огромном колоколе, загрохотала кровь, стремясь прорвать тонкие стенки
черепа и вырваться наружу.
Потом прошло и это. Его отпустило, вынесло в мир покоя и благости. И
это был уже конец. Это было само дно. И мог оглядеться, рассмотреть
мир в котором оказался.
В этом мире было три луны и ночь. А возле ног его начинались три реки,
одна из которых уходила в недостижимое, мучительно привлекательное и
старательно забываемое прошлое, другая стремилась в будущее и берега
ее были сокрыты туманом, а третья текла в безвременье, между пологими,
населенными странными существами берегами, и исчезала вдали, все такая
же извилистая, спокойная, вальяжная, непонятная.
