Житейская философия как полезное развлечение

Выпуск2 2. Искусство перевода.

Один мой знакомый в составе семейной делегации побывал в соседнем городе на двухлетней
годовщине смерти своего дяди. Дядя был в городе личностью известной: писал статьи
в газеты, издавал свои книги, вёл общественную деятельность — рассказывал школьникам
о войне. В войне он, правда, участвовал несколько часов, пока его не ранило настолько
серьёзно, что больше он воевать уже не смог. Но он и не говорил о своих подвигах
— он всё же видел войну и рассказывал о ней просто как писатель, и польза для
детей от этого
была несомненной. Материально он тоже был довольно-таки обеспечен, и жене с ним
жилось весьма сносно. А ему с ней — хуже: пилила и бранила она его при жизни
весьма интенсивно, мол, не смог он ей обеспечить такую замечательную жизнь, которую
она заслужила только одним фактом своего существования, не особо перегружаясь
ни на семейном, ни на общественном полях деятельности. Однажды её фантазия дошла
до того, что она додумалась до мысли: если бы она вышла замуж не за это недоразумение,
а за своего вздыхателя времён
юности Борьку-матроса, то жизнь бы её была куда достойнее. После нескольких повторов
этих домыслов дядя усадил её в машину, повёз по местам славной молодости и продемонстрировал
ей объект сожалений, который в невменяемо пьяном виде валялся на сене в своём
полуразрушенном подворье, поэтому интервью у него взять не удалось. Разговоры
о Борьке-матросе прекратились, но нашлось великое множество других тем для упрёков.
— И вот, представляешь, — удивляется знакомый, — она о нём такую речь проникновенную
сказала минут на двадцать, все его достоинства перечислила и всё повторяла: Как
же мне без тебя плохо!
— Ну и что здесь удивительного? Она же не сказала: как жаль, что ты мало пожил,
что не получил от жизни всего тепла, которого был достоин, она же не его жалела,
а себя — в полном соответствии с тем, что она говорила и при его жизни. Только
при жизни она считала себя достойной ещё большего благоденствия, которого не
мог ей обеспечить муж. Теперь же, когда потеряла и это, естественно ей ещё больше
стало жалко и себя, и потерянной безбедной жизни, которую обеспечивал муж.
Люди привыкли, что обычно высказывания несут больше информации, чем содержится
в словах, а чаще вообще совершенно иную информацию, поэтому любая речь нуждается
в переводе: попросите кого-нибудь передать чьи либо слова, и он передаст не буквальные
слова или точный их смысл, но свой собственный перевод (интерпретацию) этих слов.
Так бесконечное число раз в разных вариантах повторяется следующая ситуация.
Начальник просит секретаршу внимательнее составлять документы. Секретарша передаёт
этот разговор свой подруге
уже в таком варианте: Говорит, что я плохо работаю: не так составляю документы.
Это подаётся так, что совет руководителя, желающего улучшить работу превращается
в придирку ехидного самодура.
В приведённой же в начале выпуска ситуации речь не нуждалась в переводе — всё
было названо своими именами, но человек пытался найти дополнительный смысл, которого
там практически не было.
Вообще сложность перевода хоть с одного языка на другой, хоть с языка одного
человека на язык другого человека существует такая проблема, что и отдельные
слова и выражения имеют дополнительную смысловую ауру (лингвисты называют такой
ореол значений и ситуаций употребления концепт смыслового содержания). Но кроме
лингвистического содержания любая речь содержит психологическое, эмоциональное,
ситуационное содержание, которое иногда легко понятно посвящённым членам группы,
но совершенно не понятно посторонним,
иногда слабо понятно всем и даже саму говорящему, который не может точно перевести
содержание своих ощущений на язык слов, и что же остаётся от этого содержания,
когда слушатели снова переводят эти слова в свои ощущения. А если они ещё возьмутся
это кому либо рассказать — тут и возникают сплетни, рождённые честными беззлобными,
но простодушными людьми.
Особенно интересные ситуации возникают в шутейных ситуациях. Шутники бывают двух
видов: одни всегда ржут как кони над собственной горбухой, но слушателям бывает
смешно далеко не всегда. Истинные же юмористы шутят с самым серьёзным видом,
а смеются те, которые понимают, но к таким людям относятся не все. Восприятие
же юмора тоже имеют свои особенности: одним смешно увидеть, например, в фильме,
как кто-то голую задницу в окно покажет, другим же гораздо смешнее послушать
остроумный рассказ об этом. То есть юмор
— это тоже явление, нуждающееся в переводе на язык чувств зрителя или слушателя,
и этот перевод не всегда бывает удачным — либо по вине автора шутки, либо по
вине того, кого пытаются рассмешить.
Работала у нас делопроизводитель (она же табельщик-кладовщик), Марьванна (надо
сказать, человек отзывчивый добрый, но простодушный с претензиями на большую
проницательность и житейскую мудрость) и два мастера в отдельной мастерской,
которых она ходила контролировать и снабжать необходимыми материалами. После
возвращения от них она прямо кипела от негодования: Они надо мной издеваются!
Скоты такие… — и так далее. Я, как честный человек, даже хотел становиться на
её защиту. Но потом приходил кто-то из мастеров
— совсем не скот, весёлый приятный человек. Конфликта с Марьванной он не заметил,
обижать её и не думал. Потом я догадался в чём дело. Мастера шутили, не улыбаясь
и потешались над своими шутками, направляя свой смех не во внешний мир, как большинство
людей, а куда-то себе в желудок или в другие глубины организма, откуда его не
было слышно.  Марьванна же понимала только юмор в сопровождении смеха, поэтому
изощрения этих мастеров слова воспринимала как наглую дезинформацию, искажение
действительности и насмешку
над собой. Эти же люди смеялись лишь над собственным остроумием, если кто-то
отвечал им в том же духе они им охотно восхищались и считали его своим. Марьванне
же логика юмора была практически не доступна. Она говорила лишь на языке эмоций
и понимала только его. Так, однажды, она обычным голосом вставила в рассказ слова:
Я была поражена. — Но тут же, не договорив, испугавшись, что её не поймут повторила
то же самое с нужной, по её мнению, дозой экспрессивности. 
Надо сказать, что здесь она была в значительной степени права: на большинство
людей действуют не дополнительные эпитеты выраженные словами (например: Я была
поражена до глубины души), но эмоциональность речи и дополнительная атрибутика
(жесты, паузы, взгляды и т.п.). Поэтому для таких людей совершенно понятно, что
слова Я была поражена, сказанные без эмоций, означают примерно однократное произнесение
междометия Во, мля! с ошарашенным выражением лица, а то же самое произнесённое
с максимальной долей экспрессии
уже означает, что это же Во, мля! было произнесено разов сто в течение нескольких
часов, с задалбыванием себя и всех подвернувшихся слушателей (включая кошек и
собак) всё новыми подробностями поразившего факта — обычное занятие для людей,
чья голова не слишком занята каким-либо созидательным видом деятельности.
После того, как до меня дошёл смысл всех этих коллизий, ей уже не удавалось заставить
меня закипать гневом по отношению к людям, которые не сделали мне ничего плохо.
После этого все её речи я переводил для себя так: Марьванна опять чего-то не
так поняла, возмутилась и хочет заразить меня своими эмоциями. Если я увижу логику
в её словах, я, возможно проникнусь к ней сочувствием, но пока этой логики нет.

Язык эмоций трудно переводить в слова, если ты не писатель и не поэт. Поэтому
Марьванна большую часть слов заменяла паузами, прикосновениями рук, многозначительными
взглядами, а также набором междометий и слов паразитов. Если тема меня интересовала,
с помощью наводящих вопросов я добивался перевода информации с языка её эмоций
на общечеловеческий, но обычно меня мало волновала её трескотня. И вот однажды
она закончила один из таких длинных, бессвязных и малопонятных для меня, но весьма
эмоциональных рассказов
следующим замечательным выражением:
— А мой муж пришёл с работы и говорит, мол, типа того, как говорится, что, если
это самое — то ну его на хрен. Ну ты меня понял.
— Понял, — отвечаю, — что ж тут не понять, это кто побестолковее, может быть
и три дня бы репу чесал, а я — с ходу. — Я произнёс это без улыбки и она перевела
для себя мой ответ, как признание того, что её рассказ достиг намеченной цели.

Психолог ушлый смысл не может вытрясти,
Не в силах сыщик связь поступков разгрести —
Настолько непросты бывают хитрости,
Рождённые в умах людей простых.
N.S. Из луча «Отруби»

Нужно сказать, что лет за пятнадцать жизни в этом коллективе, она научилась подозревать,
что если слова ей кажутся нелепыми, то, есть вероятность, что собеседник шутит,
но не доверяя самой себе, она всегда переспрашивает: Ты шутишь или вправду? Ещё
пример. Звучит по радио песня. 
— Во, новая песня, а какая хорошая! — восхищается Марьванна.
— Ей уже лет пятнадцать. — услужливо объясняет наш общий собеседник.
— А что ж я её не слышала? — недоумевает наивная женщина (ей не приходит в голову,
что сотни наших авторов наклепали десятки тысяч песен, и все их она при всём
желании слышать не могла.
— Она была запрещённая. —  ляпает первое, что приходит в голову собеседник.
— А-а-а! — понятливо кивает Марьванна, довольная объяснением и совершенно не
чувствуя подвоха.
Итак, люди говорят на разных языках и не всегда понимают друг друга. При этом
нужно искусство писателя, для того, чтобы точно переводить свои мысли в слова
устной или письменной речи, искусство психолога и широкое знание общего контекста
(истории общения и статистики высказываний), для того, чтобы точно понять, что
именно было сказано. Как было показано, это удаётся далеко не всем и не всегда.
Кроме того, не помешает ещё и актёрский дар — ведь самую удачно составленную
речь надо ещё уметь выразительно сыграть.
Сказанное относится не только к речам отдельных людей, но и к государственной
информации, в которой обычно утверждается далеко не то, что есть на самом деле:

В любой земле от мира рожденья,
Возможности не было у народа,
Правительственные сообщенья 
Воспринимать без перевода.
N.S. Из луча «Отруби»

С надеждой на дальнейшее общение 
N.S.
http://ns-protocarriera.sbn.bz.