Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью

Какой же из вариантов истории - "наш"? Так и названа недавняя книжка трех историков - "Выбирая свою историю". "Выбирать историю" - почти то же, что "выбирать родителей", но такой уж жизнью мы сейчас живем.

Всю прошедшую неделю только и разговоров было, что про захоронение праха генерала Деникина в московском Донском монастыре. Символ Белого движения, однозначный злодей официальной советской истории был в третий раз (хотелось сказать "в своей жизни", но вовремя осекся) похоронен с воинскими почестями, причем гроб его несли на плечах солдаты номинально Российской, а на деле, увы, все той же Красной армии, с которой он когда-то воевал. Очень трогательно в одном из репортажей с места события было сказано про шашку генерала, которая вернулась вместе с его прахом: на ней, дескать, никогда не было ни капли крови. Что ж за генерал такой, подумали многие, и зачем мемориальную шашку внесли в протокол пышного действа? Похоже на торжественную сдачу оружия (шашку подарили президенту, а он переадресовал странный пода! рок в музей, где будет она лежать, должно быть, неподалеку от шашки Буденного, которой красный маршал тоже вряд ли пользовался по прямому назначению). Давайте, словом, гордиться и Буденным, и Деникиным, а то, что они друг с другом воевали не на жизнь, а на смерть, дело десятое: Гражданская война наконец-то закончилась и настал день согласия и примирения. А Буденный и Деникин оказались в двойственной роли: не то герои, не то жертвы братоубийственной войны.

Сомнительная какая-то идиллия, право слово, - ход истории, конечно, смывает взаимно пролитую кровь, но не так же быстро, и не в стране, где под двуглавого орла стало модно подкладывать красный фон (см. новый логотип газеты "Газета"). То ли постмодернизм, то ли шизофрения.

Забылось уже, кто именно первым изрек этот горький парадокс: "Россия - страна с непредсказуемым прошлым". Да и не важно кто, потому что каждый из нас, наблюдавших т! ечение жизни и мысли в последние хотя бы два десятка лет, изоб! ретал эт от велосипед, на котором, честно сказать, не очень-то комфортно катить в будущее. Самые значимые события отечественной истории вдруг начинают то исчезать на глазах ("А было ли татаро-монгольское иго и Куликовская битва?" - будоражат общественное мнение некоторые историки), то подозрительно мерцать (кто был бОльшим прогрессистом - неуравновешенный Павел I или предавший его сынок Александр, "Благословенный", но и "плешивый щеголь, враг труда"?). Словом, в истории хочется навести хоть какой-нибудь порядок: если Россия в очередной раз устремлена вперед, в лучезарное будущее, то неплохо бы ей иметь крепкий, непротиворечивый тыл, то бишь если и не славную, то хотя бы достоверную историю. А можно, впрочем, и не достоверную, можно даже мифическую - при том условии, что в миф безоговорочно верят все. По Дейлу Карнеги: "Как перестать беспокоиться и начать жить".

Но не можем мы пока что "перестать беспокоиться" и продолжаем выбирать: какой же из вариантов истории, предложенных спорящими между собой специалистами, "наш"? Так вот и названа недавняя книжка трех историков (И.Карацуба, И.Курукин, Н.Соколов) - "Выбирая свою историю. "Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов" (издательство "КоЛибри").

"Выбирать историю" - это круто, это почти то же самое, что "выбирать родителей", но такой уж жизнью мы сейчас живем, что и невозможное кажется возможным.

Однако предлагается нам, в сущности, не рычаг для переворота наличной истории, а что-то вроде обучающей игры: изменить то, что произошло, мы не в силах, однако можем поупражняться в эксплуатации пресловутого "сослагательного наклонения": а что было бы, если...? Ну, к примеру, что было бы, если бы Бухарин в свое время ! не устрашился открытого противостояния со Сталиным и сумел&nbs! p;предот вратить коллективизацию? Что было бы, если бы олигархи в 1997-м не перессорились между собой из-за "Связьинвеста"?

В предисловии Андрей Юрганов пишет: "Эта книга необычна. Профессиональные историки делятся с читателями мыслями об альтернативах исторического развития. Мысли эти остаются подчас невостребованными, таятся в уголках сознания, пока общество не потребует сказать о них открыто. Такой момент настал. Часть российского общества явно взыскует ответа на вопрос о том, что с нами происходит...".

"Сказать о мыслях" - как-то не очень по-русски, да и вопреки пафосу вдруг вспоминается что-то вроде "Физики шутят", в смысле - профессиональные историки забывают законы "строго доказательной академической истории" и резвятся, как дети, на лужайках, давно уже засеянных добротными техническими культурами, включая подсолнухи и коноплю. Ну не нравятся им вся эта кукуруза! , хочется, чтобы легкокрылые мотыльки летали над ромашками и фиалками и свободные пейзане водили бы хороводы и плели бы венки. Ах, как хорошо было бы, если б понедельник начинался в субботу!

Автор предисловия считает, что в ситуации "невнятного" государства "неслучайно возникает потребность в провоцирующей книге, смысл которой - поколебать уверенность в том, что возможно лишь одно объяснение прошлого". Сразу хочется спросить: а давно ли вы сталкивались с такой уверенностью? Это сейчас такой же реликт, как и пресловутая социалистическая "уверенность в завтрашнем дне".

Ну да ладно: поиграть, если скучно стало, никому не возбраняется. Но вот какое дело: читаешь-читаешь этот толстый том и как-то не находишь в нем обещанной "провокационности". Два десятка глав, каждая из которых посвящена одной из множества "точек бифуркации"! ; ("развилок") российской истории, - добротно изложе! нные обс тоятельства, сопровождавшие тот или иной ее поворот (несколько подробнее, чем в давно забытых официальных учебниках), а в конце главы - некая ритуальная фраза о том, что все могло бы повернуться иначе. Или пара фраз. Или абзац - все равно мало, чтобы претендовать на "альтернативную историю". Словом, сборник дельных исторических статей, насильно втиснутых в придуманный формат "антиучебника" (авторское предисловие: "Эта книга вовсе не учебник. Она, скорее, "антиучебник"). Однако всякое "анти", увы, непременно зависит от того, "против" чего: стилистика именно учебника бессознательно воспроизведена почти во всех главах, особенно в последних, повествующих о наших временах. Сухое перечисление событий, хорошее пособие для иностранного студента или для юноши, который очень смутно помнит, что же такое случилось в России в августе 1991-го или в октябре 1993-го. Но никак не альтернативная история и не провокация.

Выбор "развилок" тоже небезупречен: то густо, то пусто. "1928. Соблазн большого скачка" - а потом провал в сорок лет: "1968. "Я - могу - говорить!". Помилуйте! Войны, что ли, не было и не возникало на фоне войны разнообразных "развилок"? Даже помимо самой очевидной - быть или не быть России? А сразу после войны, когда отвоевавшие и победившие крестьяне мечтали о разгоне колхозов и были почти уверены, что это произойдет, а интеллигенция была воодушевлена тесным сотрудничеством СССР с Западом и всерьез полагала, что под влиянием союзников Сталину придется пойти на либерализацию режима? Есть такой том документов - "Власть и художественная ин! теллигенция. 1917-1953", изданный года три назад. Сам! ое интер есное в нем - донесения сексотов спецслужб о настроениях самых что ни на есть советских писателей в годы войны. Чуть ли не все они молились на союзников и ждали крутых перемен. А смерть Сталина со всеми сопутствующими обстоятельствами? Словом, много всего случилось за эти сорок лет, но в книжке здесь (и во многих других местах) зияет откровенная дыра, слабо замаскированная обзорной скороговоркой предыдущих и последующих глав.

Да нет, не жаль, что такая книжка вышла. Профессиональные историки остались в ней профессиональными, но провокаторство, видимо, не укладывается в джентльменский набор этой почтенной профессии. Просто времена такие: чтобы напечатать нечто дельное и мало кому известное о тесных связях Александра Невского с Ордой, надо представить это как сенсацию.

Да ведь нет ничего легче, чем разоблачить какой-нибудь миф: когда-то большевики разоблачение мифов поставили на поток - вскрывали мощи, жгли иконы, взрывали храмы. Изничтожали, как им казалось, "! ;вещество", на которое опирался миф. И тут же заражались трупным ядом, производя свои скороспелые мифы - мишень для последующих разоблачений.

Что плохо - времена наши еще не приспособлены для рационального перевода разнообразных мифов в милосердное поле культуры из дикого поля идеологии и политики. К примеру: ну знаю я, что Петр Великий был чудовище и Наполеон - чудовище, и не надо мне это доказывать с цифрами в руках (как один Россию изнасиловал "в надежде славы и добра", как другой Францию и Европу). Они уже давно вне добра и зла, они всего лишь художественные образы, тщательно обработанные культурой. Они - несущие опоры вполне себе человеколюбивых конструкций, помогающих выживать миллиардам людей. И за то спасибо.

Так учит ли чему история - хоть академическая, хоть "альтернативная"? А как же - учит! Рациональному скепсису, иррациональной надежде, противоречивый сплав которых еще держит греховное человечество в рамках человечности.

Non-fiction: "Под дулами пушек: Демократические мечты и вооруженное вмешательство" Дэвида Риффа; "Новый американский милитаризм: Как американцы поддались искушению войной" Эндрю Дж. Басевича; "Гуантанамо и за его пределами".

1.

Те из нас, кто с самого начала выступали против вторжения Америки в Ирак, не могут испытывать удовлетворения от его катастрофических последствий. Напротив: мы должны теперь задать себе ряд весьма неприятных вопросов. Первый вопрос - правомерность "превентивного" военного вмешательства. Если иракская война была ошибкой - "неправильная война в неправильное время" ¹, - то почему тогда была правильной война против Сербии в 1999 г.? У той войны, в конце концов, также не было санкции Совета Безопасности ООН. Она также была неправомочным и несп! ровоцированным нападением на суверенное государство, предприня! тым в &q uot;превентивных" целях, повлекшим за собой многочисленные жертвы среди гражданского населения и вызвавшим сильное негодование против осуществивших его американцев.

Очевидное различие - и причина, по которой многие из нас радовались, когда США и их союзники вошли в Косово, - состояло в том, что Слободан Милошевич начал кампанию против албанского большинства Косовской области Сербии; при этом имелись все признаки прелюдии к геноциду. Так что не только США были на правильной стороне, но и вмешательство произошло в нужное время, ведь оно могло фактически предотвратить главное преступление. Вероятные последствия бездействия казались очевидными (на памяти был позор в Боснии и Руанде в самом недавнем прошлом), они далеко превосходили риски, связанные с интервенцией. Сегодня администрация Буша, - которая не может предъявить "оружие массового уничтожения", чтобы оправдать поспешное начало военных действий, - предлагает "дарование свободы Ираку" почти к! ак запоздалую отговорку. А война 1999 года с самого начала была войной ради спасения жизни косовских албанцев.

Однако не все так просто. Саддам Хуссейн (подобно Милошевичу) представлял постоянную угрозу для многих своих подданных, причем не только в тот период, когда уничтожал курдов и шиитов, а мы стояли рядом и наблюдали, но и до самого конца своего режима. Те из нас, кто одобряют гуманитарные вмешательства в принципе - не потому, что они отвечают нашим добрым намерениям, а потому, что они делают добро или предотвращают зло, - не могут, будучи последовательными, жалеть свергнутого Саддама. Те из нас, кто возражают против одностороннего применения грубой силы, должны вспомнить, что десять лет назад мы восхитились бы, если бы кто-то, все равно кто, в одностороннем порядке вмешался, спасая племя тутси в Руанде. И те из нас, кто - на мой взгляд, справедливо - указывают на негативные последствия вмешательства пусть даже с самыми лучшими намерениями в дела других стран, н! е всегда применяли этот подход в случаях, когда мы с нетерпени! ем ожида ли, чтобы вмешательство началось.

Дэвид Рифф ничего не может предложить для выхода из этих затруднительных положений - в его последней книге царит атмосфера разочарования и отчаяния. Однако новый сборник его недавних эссе и докладов выполняет благотворную функцию, напоминая о том, какое все-таки беспокойство могут вселять подобные дилеммы. Многие годы Рифф был видным защитником полномасштабной гуманитарной интервенции - и не просто как повязки на ранах мира. Подобно Полу Вулфовицу и другим он искренне верил в желательность и возможность обеспечения демократических перемен там, где это необходимо. Он включил в этот сборник несколько более ранних эссе, которые простодушно педалируют случаи западного вмешательства: в Африке, на Балканах и в других местах. Теперь, как Рифф признается в своих размышлениях, добавленных задним числом к прежним эссе, у него уже появились сомнения.

Дела идут не так, как следовало бы, и не только в Ираке. Международное право - как и сама О! ОН - было задумано в мире суверенных государств, в мире, где между странами вспыхивали войны, а мир между государствами своевременно достигался с помощью посредничества, и самым важным в мироустройстве после Второй мировой войны было гарантировать неприкосновенность границ и суверенитета. Сегодняшние войны, как правило, возникают в пределах самих государств. Различия между миротворчеством и поддержанием мира - между вмешательством, помощью и принуждением - нечеткие, как нечетки права противоборствующих сторон и обстоятельства, в которых иностранные посредники могут прибегнуть к принуждению. В этом запутанном новом мире благожелательные западные дипломаты и наблюдатели порой оказывались не в состоянии отличить воюющие государства - действующие в рамках обычных дипломатических норм - от могущественных местных криминальных диктаторов, типа лидеров Судана. Переговоры с последними слишком часто равнозначны сотрудничеству и даже соучастию в преступлении.

Что касается Органи! зации объединенных наций ("этой беззубой старой ведьмы&qu! ot;, как выразился Рифф), то она не только не способна предотвратить преступные действия, но своей одержимостью в стремлении сохранить "беспристрастность" и своим протекционизмом по отношению к собственным сотрудникам может иногда способствовать массовым убийствам. В Сребренице, в июле 1995 г., четыреста нидерландских солдат ООН вежливо стояли в стороне, позволив Ратко Младичу и его боснийскому сербскому ополчению перебить семь тысяч боснийских мусульман, мужчин и юношей, "удобно" собранных в одном месте под защитой Организации объединенных наций в "безопасном" районе. Возможно, это исключительный случай, но именно в таких чрезвычайных обстоятельствах международные организации всех видов, какими бы гуманными ни были их намерения, едва ли могут избежать компрометации самих себя, особенно когда великие державы в Совете Безопасности отказываются дать санкцию на адекватную вооруженную поддержку. Если частные благотворительные организации и собственный верхо! вный комиссар ООН по делам беженцев помогают перевозить, обустраивать, снабжать жильем и питанием насильственно перемещенных людей - на юге Балкан, в Восточном Конго или на Ближнем Востоке - то, что они делают: предоставляют жизненно необходимую помощь или облегчают осуществление чьего-то проекта этнической чистки? Слишком часто ответ на этот вопрос будет: и то, и другое.

Рифф идет дальше. Большинство гуманитарных организаций, общественных и частных, по определению предназначены для действия в конкретных чрезвычайных ситуациях. В кризисной ситуации их главная задача состоит в обеспечении немедленной помощи (и защиты собственных людей); у них нет ни времени, ни желания для долгосрочного решения проблемы или для политических расчетов. В результате их легко могут эксплуатировать: жертвы (Рифф особенно недоволен Армией освобождения Косово (UCK), - которой он обычно восхищался, но которая, как ему кажется теперь, всегда склонна к насилию и стремится к принудительному высел! ению оставшихся косовских сербов, - она, в самом деле, не мног! им лучше , чем ее сербские "коллеги"); но прежде всего крупные державы, у кого такие гуманитарные объекты на практике находятся на субподряде и в чьем сотрудничестве они нуждаются.

В той степени, в какой эти гуманитарные организации обеспечивают прикрытие для сомнительной в правовом отношении вооруженной интервенции и ее неизбежных изъянов, они подрывают собственную репутацию и моральное доверие, никогда не достигая своих целей. ООН, согласно Риффу, в ситуациях особого риска стала "де-факто колониальной конторой американской власти", проводя чистку после американских интервенций и "будучи использованной подобно воображаемому бумажному носовому платку... как это обычно делают", по безрадостному описанию одного служащего ООН в Ираке, кого Рифф одобрительно цитирует. Оно может показаться несколько грубым. В конце концов, благотворительные организации в опасных местах знают по горькому опыту, что держаться на правильной стороне оккупирующей власти (дер! жавы) или коррумпированного местного вождя или полицейского - оплатив на короткий срок их лояльность - это единственный способ остаться в данном месте и, стало быть, вообще приносить какую-то пользу.

Разочарованный тон Риффа может приобретать циничную остроту: "...имперские мечты американских неоконсерваторов, подобных Максу Буту или Роберту Кагану, имеют гораздо больше смысла, чем колебания левых гуманистов". Его эссе выдают некоторую поспешность - и в их первоначальной редакции и в последующем переиздании: в Косове, поучает он, "Запад наконец угодил в яму, которую сам и вырыл, пудря мозги рассуждениями о категорическом императиве прав человека". Кроме того, относительно немногое из того, что Рифф говорит о негативных последствиях благонамеренного вмешательства в дела других народов, покажется новым для большинства читателей. Но было время, когда Рифф принял бы такие неприятные побочные эффекты как лучшую часть либеральной доблести: "Наш выбо! р на рубеже тысячелетий, - писал он несколько лет назад, - каж! ется, су зился до выбора между империализмом или варварством". После Ирака, однако, вещи выглядят по-другому, и он с сожалением признает, что "не понял, насколько империализм является варварством или, по крайней мере, может всегда им стать" ².

Сегодня Рифф не против гуманитарного вмешательства. Но теперь он считает, что мы должны прагматически оценивать каждый случай по его достоинствам и без иллюзий: прежде всего без иллюзии о том, сколько подлинных перемен мы когда-либо сможем осуществить и какой ценой ³. Он все еще верит, что "мы" должны были вмешаться в Боснию раньше и "мы" несем коллективную ответственность за то, что допустили геноцид в Руанде. Как, в таком случае, "нам" решать в будущем - оставаться в стороне или действовать? И кто это "мы", несущие ответственность и способные предотвращать такие катастрофы? "Международное сообщество&quo! t; - что на практике означает Организацию объединенных наций и его различные учреждения помощи и миротворческие силы? Рифф, разочарованный любовник, исполнен презрения к ООН - "только в африканском контексте такое негодное учреждение, как Организация объединенных наций, пассивность которой люди сведущие давно распознали, могло рассматриваться как центр власти", - но ничего лучшего предложить он не может.

"Негодное"? "Пассивное"? В своем презрении Рифф не одинок. Один видный адвокат, специалист по правам человека, работавший в Африке в рамках ООН, обвиняет эту организацию и ее теперешнего генерального секретаря Кофи Аннана в "капитуляции перед злом" в том регионе ⁴. Неоконсерваторы давно отвергли ООН за бесполезностью: "Организация объединенных наций не является ничьим гарантом. Ее едва ли можно считать существующей, разве что в формальном смысле" ⁵! . Администрация Буша сознательно назначила своим очередным! послом в ООН человека, презирающего это учреждение. Последняя экспертная "Группа высокого уровня", учрежденная генеральным секретарем ООН, признает неумелое руководство организации в постконфликтных операциях и другие ее недостатки - плохую координацию, расточительность и пустое соперничество между учреждениями. Группа недвусмысленно характеризует печально известную Комиссию ООН по правам человека как страдающую тем, что вежливо названо "дефицитом легитимности".

Но фундаментальная проблема Организации объединенных наций - это не отсутствие эффективности, не коррупция, не дефицит "легитимности". Главная проблема - слабость. У ООН нет полномочий совершать международные интервенции без единогласного одобрения Совета Безопасности, все пять постоянных членов которого обладают правом вето, - и США, по крайней мере, всегда без колебаний пользовались им. Долгое время ООН находилась в тупике, связанном с "холодной войной", и ограничивалась громо! гласными "резолюциями". С 1990 г., однако, роль ООН и ее учреждений возросла, они приобрели особый вид международной легитимности в качестве всемирных миротворцев, миростроителей и сил по поддержанию мира - до такой степени (невообразимой несколько десятилетий назад), что для сотен миллионов людей во всем мире целесообразность американского вторжения в Ирак зависела от успеха или неудачи Вашингтона в получении поддержки, которая была бы зафиксирована во второй резолюции Совета Безопасности ⁶.

Как подчеркивает "Группа высокого уровня", "коллективно санкционированное применение силы не является, возможно, правилом сегодня, однако оно уже не является и исключением". Но это указывает на вторую слабость. В мире, где нарушение правительствами прав их собственных подданных стало основным поводом для вооруженного вмешательства, акцент Устава ООН на неприкосновенность суверенных государств выглядит довольно ст! ранно. Противоречие между правами отдельных личностей и прерог! ативами государств едва ли представляет собой новый вызов - это было предметом особой заботы Дага Хаммаршельда, генерального секретаря ООН в период 1953-1961 ⁷; но ООН все еще имеет мало ресурсов, правовых или материально-технических, чтобы противостоять ему. Прежде всего, у нее нет ни собственной армии, ни вооруженной полиции. Она, таким образом, предпочла уклоняться от конфронтаций, требующих использования силы, что приводит ее группу экспертов к выводу о том, что "главная причина экономической нерациональности учреждений нашей системы коллективной безопасности заключается просто в нашей неготовности идти на серьезные меры по предотвращению смертоносного насилия".

У той же группы, тем не менее, имеются весьма четкие представления о достижениях Организации объединенных наций. Ее наибольший успех состоял в том, что она убедила и демократов, и тиранов в необходимости, по крайней мере, казаться легитимными, обеспечивая выполнение с! анкций ООН или призывая принять их - как фиговый листок для своих действий. Сегодняшнее присутствие сил ООН по поддержанию мира на всей планете - от Боснии до Абхазии и до Восточного Тимора - может приводить иногда к искаженным и парадоксальным результатам, что Рифф и другие мрачно подтверждают документально; но их отсутствие или присутствие в недостаточных количествах или с неадекватным мандатом почти всегда катастрофичны. Там, где предписание ООН не имеет силу, - из-за того, что мощное нелиберальное государство не терпит никакого вмешательства в свои внутренние дела (как в Чечне или среди уйгуров в Западном Китае), - творятся нехорошие вещи. В целом, результаты деятельности ООН не столь уж плохи. Вот что говорит "Группа высокого уровня":

"Мы пришли к выводу, что успехи Организации объединенных наций в устранении серьезных угроз для международного мира и безопасности гораздо значительнее, чем признается".

Шестнадцать членов группы ООН, рассу! ждающих таким образом, - не кучка левых гуманистов не от мира ! сего. Ср еди них четыре бывших премьер-министра, президент весьма уважаемой Международной кризисной группы (Гарет Эванс, бывший министр иностранных дел Австралии), бывший Постоянный представитель Великобритании при ООН и генерал Брент Скоукрофт, бывший советник по национальной безопасности США при президенте Буше-старшем. Для комитета ООН их заключения освежающе прагматичны, а потому необычайно весомы. Вот их вывод. Сегодня "стремление к международной системе, регулируемой нормами права, усилилось". Такая международная система может быть дееспособной только в том случае, если она поддержана "развитым военным потенциалом", а этим потенциалом ее организацию, учреждения и персонал могут обеспечивать только государства - члены ООН. Если они упорствуют в отказе, это быстро становится явным, как случилось в середине 1990-х годов, когда ООН "поменяла оковы "холодной войны" на смирительную рубашку самодовольства государств-членов и безразличия великих держа! в".

В то же время международная система в существующем виде не жизнеспособна, если отдельные государства-члены, о которых идет речь, вместо этого хотят использовать свои ресурсы в одностороннем порядке. На практике есть только одно государство - член ООН, которое имеет возможность делать это последовательно и во всемирном масштабе, и "Группа высокого уровня" ясно дает понять, что она думает об этом:

"...в мире, где существует ощущение наличия множества возможных угроз ⁸, риск, которому могут подвергнуться глобальный порядок и предусматривающая отказ от интервенции норма, на которой этот порядок по-прежнему зиждется, попросту слишком велик, чтобы признать законность односторонних превентивных действий, отличных от коллективно одобренных действий".

Иными словами, "мы" в моем вопросе о будущих вмешательствах может быть только международным сообществом наций. Но "Группа высокого уров! ня" Кофи Аннана не заблуждается относительно фактов между! народной жизни:

"Для того чтобы сложился новый консенсус по вопросам безопасности, необходимо прежде всего добиться понимания того, что главными действующими лицами, которые борются со всеми стоящими перед нами угрозами - как новыми, так и старыми, - по-прежнему являются отдельные суверенные государства".

2.

Итак, мы, проделав полный круг, возвращаемся к моей отправной точке. Существует большое количество отдельных суверенных государств. Но только одно из них, Соединенные Штаты Америки, имеет и желание, и средства для поддержания международного вооруженного вмешательства и содействия его осуществлению. Разумеется, это было очевидно и раньше, однако совершенно не вызывало беспокойства у международного сообщества, а многих - успокаивало. Мало того, что США, как казалось, разделяли гуманитарные и демократические цели различных учреждений и альянсов, которые они помогли создать в 1945 г., но они к тому же управлялись политическим классом, кот! орый видел преимущества политики самоограничения, веря вместе с Гарри Трумэном, что

"всем нам следует осознать - независимо от того, как велика наша сила, - что у нас вовсе нет права поступать всегда так, как нам нравится" ⁹.

Великие державы, конечно, не филантропы. США никогда не прекращали преследовать национальные интересы, как их понимали сменяющие друг друга администрации. Но в течение десяти лет после окончания "холодной войны" США и "международное сообщество" - как оказалось, случайно - разделяли общий набор интересов и целей; действительно, американское военное превосходство подкрепляло все виды либеральных мечтаний для улучшения положения в мире. Отсюда энтузиазм и надежды 1990-х годов, отсюда и сегодняшние недовольство и разочарование. Ибо США при президенте Джордже У. Буше решительно не разделяют интересы и цели международного сообщества. Многие в этом сообществе сказали бы, что все д! ело в том, что сами Соединенные Штаты изменились беспрецедентн! ым и вес ьма пугающим образом. Эндрю Басевич согласился бы с этим мнением.

Басевич - выпускник военной академии "Вест-Пойнт", ветеран войны во Вьетнаме и консервативный католик, профессор международных отношений в Бостонском университете. К его голосу прислушаются даже в кругах, как правило, невосприимчивых к критике. Его работы должны приводить их в замешательство. Доводы его непросты, они опираются на детальное знание об изменениях в американской армии, начиная с войны во Вьетнаме, о милитаризации стратегического политического мышления и о роли военных в американской культуре. Но вывод, который он делает, ясен. Соединенные Штаты, пишет Басевич, превращаются не только в милитаризованное государство, но и в военное общество: страну, где вооруженная мощь служит мерой национального величия, а войны, или их планирование, является достойным (и вполне) обычным проектом.

Почему министерство обороны США в настоящее время содержит 725 официальных американских военных ба! з за пределами страны и 969 внутри нее (не говоря уже о многочисленных секретных базах)? Почему США тратят на "оборону" больше, чем весь остальной мир? В конце концов, ведь нет же никаких существующих или вероятных противников, кого могли бы запугать или победить во время "звездных войн" ракетная оборона или ядерное оружие, разрушающее бункеры. И все же наша страна одержима войной: слухи о войне, образы войны, "преэмптивная" война, "превентивная" война, "хирургическая" война, "профилактическая" война, "перманентная" война. Как президент Буш объяснил на пресс-конференции 13 апреля 2004 г., "наша страна должна продолжить наступление и оставаться в наступлении".

Среди демократических государств только в Америке солдаты и другие военнослужащие, одетые в форму, вполне естественно смотрятся на политических групповых фотографиях и в популярных фильмах. Только в Америке гражданские жители охотно п! окупают дорогие армейские автомобили для шопинга в городских п! редместь ях. В стране, которая уже не лидирует в большинстве других областей человеческой деятельности, война и воины стали последними устойчивыми символами американского господства и американского образа жизни. "В войне, как кажется, - пишет Басевич, - кроется подлинное сравнительное преимущество Америки".

Басевич хорошо выявляет интеллектуальные корни культа терапевтической агрессии, цитируя среди прочих неподражаемого Нормана Подхореца (у Америки международная миссия, она никогда не должна "возвращаться домой"). Он также суммирует реалистичную картину войны, связанной с ожесточающейся борьбой страны за контроль над поставками горючего. Соединенные Штаты потребляют 25% всей нефти, ежегодно добываемой в мире, притом что разведанные запасы их собственной нефти составляют менее 2% от общих мировых запасов. Эту борьбу Басевич называет "Четвертой мировой войной": соперничество в схватке за лидерство в стратегических, богатых энергоносителями регионах,! таких как Ближний Восток и Средняя Азия ¹⁰. Она началась в конце 1970-х годов, задолго до официального окончания "Третьей мировой войны" (то есть "холодной войны").

На этом фоне сегодняшняя "глобальная война с терроризмом" является одним из сражений, возможно, второстепенного значения, среди потенциально неограниченного числа сражений, которые США будут вынуждены (или сами сочтут необходимым) вести. Все эти сражения будут выиграны, потому что США - монополист в области самого передового оружия, и они могут быть приемлемы для американского народа, потому что, по мнению Басевича, то же вооружение, особенно авиация, вновь придали войне "эстетическую респектабельность". Но обозримого конца у самой войны не предвидится.

Бывший солдат, Басевич весьма обеспокоен последовательной милитаризацией американских международных отношений и искажением традиционных воинских ценностей его страны в во! йнах, сопряженных с завоеваниями и оккупацией. Ясно, что он не! склонен терпимо относиться к заграничным авантюрам Вашингтона, имевшим идеологическую подоплеку: моральные затраты самих США с лихвой перевешивают сомнительные выгоды для иностранных получателей ¹¹. Ибо самая глубокая озабоченность Басевича связана с тем, что ближе к дому. В милитаризованном обществе диапазон приемлемого мнения неизбежно сужается. Оппозиция "главнокомандующему" немедленно объявляется lese-majeste; критика становится предательством. Басевич одобрительно цитирует Мадисона, писавшего в 1795 г., что никакая нация не может "сохранить свою свободу в условиях непрерывной войны" ¹². "Полномасштабное господство" начинается как пентагоновское клише и заканчивается как проект, подлежащий исполнению.

Хотя я считаю, что Басевич прав, когда видит в войне ядро проблемы, в современном американском политическом климате есть нечто большее, чем просто культ оружия. Нере! спубликанское почитание нашего президентского "лидера" сильно мешает американцам увидеть поведение своей страны таким, каким его видят другие. Последний доклад "Международной амнистии" - в котором не говорится ничего, о чем остальная часть мира уже не знала бы или во что не верила бы, но который был отклонен и высмеян президентом Бушем, - именно об этом. Соединенные Штаты "выдают" (т.е. похищают и передают) преследуемых подозреваемых государствам третьей стороны для допроса и пыток вне досягаемости американского закона и прессы. В число стран, которым мы перепоручаем эту задачу, входят Египет, Саудовская Аравия, Иордания, Сирия (!), Пакистан - и Узбекистан. Там, где передача трудно выполнима, мы импортируем квалифицированных следователей из-за границы: в сентябре 2002 г. китайская "делегация" в ходе своего визита была приглашена принять участие в "допросе" этнических уйгуров, содержавшихся под стражей в Гуантанамо.

В а! мериканских следственных центрах и тюрьмах в Ираке, Афганистан! е и зали ве Гуантанамо были убиты по крайней мере 27 "подозреваемых". В это число не включены внесудебные, экстерриториальные "целевые убийства": практика, начатая Бенито Муссолини убийством братьев Росселли в Нормандии в 1937 г., энергично продолжаемая Израилем и теперь взятая на вооружение администрацией Буша. Доклад "Международной амнистии" содержит перечень 60 засвидетельствованных методов содержания в заключении и методов допроса, обычно применяемых в американских исправительных учреждениях, в частности в Гуантанамо. Они включают погружение в холодную воду, имитирующее утопление, принудительное бритье волос на лице и теле, пытки электрическим током, унижение (например, уринирование на заключенного), сексуальные издевательства, насмешки над религиозной верой, подвешивание на кандалах, физические нагрузки, ведущие к истощению (например, перенос камней), издевательскую имитацию казни.

Все эти методы знакомы студентам Восточной Европы 1950-х годов! или Латинской Америки 1970-1980-х - включая официально зафиксированное присутствие "медицинского персонала". Но американские следователи применяют и новинки. Один способ заключался в насильственном обертывании подозреваемых - и их Корана - в израильские флаги: великодушный жест нашему единственному безусловному союзнику, гарантирующий, однако, что новое поколение мусульман во всем мире будет отождествлять обе страны и ненавидеть их с одинаковой силой.

Все эти методы - и многие, многие другие, регулярно использовавшиеся в Гуантанамо, в Кандагаре и Баграме в Афганистане, в Аль-Каиме, Абу-Граибе и в других местах в Ираке - противоречат Женевским конвенциям и Конвенции ООН против пыток, хотя все они были подписаны США (в январе 2002 г. даже британская Секретная разведывательная служба обязывала свой персонал в Афганистане не принимать участие в "негуманном или унизительном обращении" с заключенными, практиковавшемся их американскими союзниками, чтобы ! британцы не навлекли на себя уголовную ответственность) ¹³.

Те же методы нарушают и американский закон. "Черная дыра в законодательстве", позволяющая твориться таким вещам, была вызвана поразительным по циничности заявлением, что эти деяния совершены в отношении иностранных подданных на территории, где США не обладают полным суверенитетом (тут мы готовы подтвердить права Кубы на владение заливом Гуантанамо), и не подпадают под юрисдикцию ни американского законодательства, ни американских судов. Эти 70 000 задержанных, содержащихся в настоящее время вне США, могут находиться в тюрьме без связи с внешним миром, пока ведется "глобальная война с терроризмом", которая, возможно, растянется на десятилетия.

Пожалуй, наиболее угнетающий аспект этой мрачной истории - явное презрение, с каким администрация Буша отвечает на критику. Частично это связано с тем, что сама критика стала столь редкой. За отдельными исключениями - особенно великолепен Сеймур Херш из "The New Yorker&qu! ot; - американская пресса опозорилась, не поняв угрозы, представляемой этой администрацией, и не пытаясь противостоять этой угрозе. Запуганные до степени молчаливого соглашательства, газеты и телевидение в США, не проводя тщательного исследования и не бросая вызова исполнительной власти, позволили ей игнорировать закон и нарушать права человека. Не желая дразнить сверхмогущественное правительство, журналисты, ведущие расследование, активно соучаствовали до иракской войны в распространении сообщений о наличии у Ирака оружия массового уничтожения. Ученые мужи и комментаторы призывали к войне и глумились - как продолжают глумиться и сейчас - над зарубежными критиками или отколовшимися союзниками. "Международная амнистия" и другие иностранные правозащитные группы выполняют теперь работу внутренних средств информации, ставших пассивными и сервильными.

Не столь удивительно тогда, что администрация и ее служащие с таким презрением обращаются с публикой (включая зак! онодательный орган). На слушаниях сената в январе 2005 г. Альб! ерто Гон салес, еще до его назначения министром юстиции и генеральным прокурором США, подробно объяснял собравшимся сенаторам, что поскольку международная Конвенция против пыток подчиняется американскому законодательству, Четырнадцатая поправка к американской конституции применяется только к штатам, а не к федеральному правительству, а Пятая поправка не относится к иностранцам, задержанным за границей, Соединенные Штаты не имеют никаких юридических обязательств в части "жестокого, негуманного или унижающего обращения с иностранцами за границей". "Меньшие братья плодятся без Закона..."

В марте 2005 г. в документе об американской Национальной оборонной стратегии было открыто заявлено: "...нашей силе как государства-нации будут постоянно бросать вызов те, кто применяет стратегию слабых, использующих международные форумы, судебные процессы и терроризм". Это уже ясно показывает, кого и что мы расцениваем в качестве наших врагов. Все же госсекретарь Конд! олиза Райс отметила в том же месяце, 14 марта 2005, что "слишком немногие... знают о том значении, которое мы придаем международным учреждениям и верховенству закона". Воистину так.

3.

Историки и ученые мужи, воодушевленные успехами американской империи, слишком быстро забыли: чтобы родилась империя, сначала должна умереть республика. В более длительной перспективе ни одна страна не может вести себя по-имперски - жестоко, высокомерно, попирая закон - за границей при сохранении республиканских ценностей дома. Ибо будет ошибкой предполагать, что одни лишь учреждения спасут республику от злоупотреблений властью, к которым неизбежно приводит империя. Создают и рушат республики не учреждения, а люди. И в Соединенных Штатах сегодня мужчины (и женщины), принадлежащие к политическому классу страны, потерпели неудачу. Конгресс кажется неспособным воспрепятствовать концентрации власти в исполнительной ветви; действительно, за немногими исключени! ями, он активно и даже с энтузиазмом способствовал этому проце! ссу.

Немногим лучше судебная власть ¹⁴. "Лояльная оппозиция" в целом чересчур лояльна. Похоже, от Демократической партии действительно нечего ожидать. Ее лидеры, опасаясь, чтобы их не обвинили в нарушении консенсуса по вопросу о "порядке" и "безопасности", теперь стремятся подражать республиканцам и даже превзойти их в своих агрессивных установках. Сенатор Хилари Клинтон, вероятный кандидат партии на президентских выборах в 2008 г., недавно откровенно заискивала перед собравшимися членами Американо-израильского комитета по политической деятельности (AIPAC) ¹⁵.

На внешних границах американской империи, в Братиславе или Тбилиси, мечта о республиканской Америке все еще жива, она подобна слабеющему свету от далекой, умирающей звезды. Но даже там растут тени сомнения. "Международная амнистия" приводит несколько дел задержанных, которые "просто не могли ! поверить, что американцы способны так поступать". Это подлинные слова, сказанные мне албанским приятелем в Македонии, а македонские албанцы имеют серьезные основания причислять себя к лучшим друзьям и безусловным почитателям нашей страны. В Мадриде испанский дипломат весьма преклонного возраста, придерживающийся скорее консервативных взглядов, недавно выразился по этому поводу так:

"Мы выросли при Франко с мечтой об Америке. Та мечта давала нам мужество мечтать о лучшей Испании, а позднее и строить ее. Все мечты исчезают, но не все мечты должны превращаться в кошмар. Мы, испанцы, кое-что знаем о политических кошмарах. Что происходит с Америкой? Как Вы объясните Гуантанамо?" ¹⁶

У американцев есть трогательная вера в неуязвимость их республики. Большинству из них даже в голову не могло бы прийти, что их страна может попасть в лапы развращенной олигархии; что их политическая система, как выразился Эндрю Басевич! , "коррумпирована до основания и функционирует вопреки ду! ху подли нной демократии". Но ХХ столетие научило большинство других народов мира не быть слишком самоуверенными. И то, что видят иностранцы, глядя через океаны на сегодняшние США, далеко не обнадеживает.

Ибо в современной западной истории имеется прецедент для страны, чей лидер использует национальное унижение и страх, чтобы урезать общественные свободы; для правительства, которое делает непрекращающуюся войну инструментом государственной политики и устраивает пытки ее политических врагов; для правящего класса, который преследует порождающие раскол социальные цели под вывеской национальных "ценностей"; для культуры, которая утверждает свою уникальную судьбу и превосходство и поклоняется военному искусству; для политической системы, в которой господствующая партия манипулирует процедурными нормами и грозит изменить законодательство, чтобы развязать себе руки; где журналисты запуганы до того, что признаются в своих ошибках и под нажимом приносят публичное покаяние! . Европейцы в особенности испытали на себе такой режим в недавнем прошлом, и у них есть для него название. И название это - не "демократия".

У тени, падающей на американскую республику, есть некий смысл: краткая эра согласованных международных вмешательств уже заканчивается. Это не имеет никакого отношения к противоречиям или парадоксам гуманитарных предприятий. Это последовательная дискредитация Соединенных Штатов. Американцам трудно понять, что многие люди в мире уже не видят в США силу добра. Страна делает неправильные вещи и имеет неправильных друзей. Во время "холодной войны" США на всякий случай также поддерживали множество сомнительных режимов. Но тогда в их выборе была известная логика: Вашингтон поддерживал антикоммунистических диктаторов, ведя антикоммунистическую "холодную войну": таков raison d'etat. Сегодня мы вступаем в союз с наиболее зверскими, терроризирующими весь мир тиранами в целях войны якобы против зверского террори! зма и тирании. Мы торгуем подобием демократии с бронетранспорт! ера, дви жущегося со скоростью пятьдесят миль в час, и называем это свободой. Это заходит уж слишком далеко. Мир теряет веру в Америку.

Это, как первым признал бы Дэвид Рифф, не хорошие новости. Ибо ядро неоконсервативных аргументов несет в себе фундаментальную истину: благосостояние Соединенных Штатов Америки обладает неоценимой важностью для здоровья всего мира. Если США будут выхолощены и превратятся в огромную военную оболочку без демократической души или сущности, ничего хорошего в этом не будет. Только США в состоянии обеспечивать тяжелую (зачастую вполне в буквальном смысле) гуманитарную помощь в мире. Мы уже видели, что бывает, когда Вашингтон просто еле волочит ноги, как это было в Руанде и как это происходит в Дарфуре сегодня. Если США перестанут доверять как силе добра, мир не остановится. Другие будут все еще протестовать и делать добрые дела в надежде на американскую поддержку. Но мир станет гораздо безопаснее для тиранов и проходимцев - как у них дома, так и за гр! аницей.

Ибо США не заслуживают сегодня доверия: их репутация и положение дошли до самой низкой точки в истории и не скоро улучшатся. И на горизонте нет никакой замены: европейцы не будут принимать вызов. Холодный душ недавних референдумов во Франции и Нидерландах по всей вероятности устранил на последующие годы Европейский Союз в качестве эффективного международного политического игрока. "Холодная война" действительно закончилась, но закончился и момент "пост-холодной войны" надежд. Международная анархия, так заботливо предотвращавшаяся двумя поколениями просвещенных американских государственных деятелей, вскоре может охватить нас снова. Президент Буш видит "свободу" на марше. Хотелось бы разделять его оптимизм. Я вижу, как восходит зловещая луна.

15 июня 2005 г.

Примечания

Перевод А.Б. Григорьева

В Доме музыки прошел антитеррористический форум журналистов "Будущее без терроризма, терроризм без будущего". Почему такого рода акции у нас удаются редко? Почему на форуме для журналистов выступал только один журналист? Форум молчит.

5 октября в Театральном зале Дома музыки в Москве прошел антитеррористический форум журналистов "Будущее без терроризма, терроризм без будущего". Почему такого рода акции у нас удаются редко? Даже трудно привести примеры успешных действий в этой сфере. Попробуем разобраться в причинах. Но для начала - сценарий.

Инициатор форума - Институт развития прессы (ИРП), калька существовавшего в 1993-1996 годах Российско-американского информационного пресс-центра, занимавшего тогда уютный особнячок в Хлебном переулке, приятно поражавшего в те неустроенные годы отечественную клиентуру нездешней стерильностью. Эта стерильность, как родовое пятно, узнается во многих жестах организации.

Данный проект - только начало. Он должен способствовать объединению общественных сил в борьбе с терроризмом, усилению борьбы общества с террористической угрозой, инициировать широкое, квалифицированное освещение ср! едствами массовой информации вопросов борьбы с терроризмом".

Начало оказалось слабым. Неприятные сюрпризы начались сразу. Из тридцати ожидаемых гостей участие в обсуждении приняли только пятнадцать. Пленарное заседание начал Леонид Млечин.. Он тоже удивился тому, что зал заполнен лишь на треть. Первым выступавшим был Рауф Саад, посол Арабской Республики Египет в России. Он ритуально подтвердил центральную роль ООН в борьбе с терроризмом. Ритуально пожурил бесконтрольные СМИ, своими провокациями нередко способствующие разжиганию терроризма.

Сценарий нарушил депутат Государственной думы Геннадий Гудков, в списках участников не значившийся. Депутата Гудкова переполняли гражданские чувства. Депутат Гудков поделился с собранием своей программой и предъявил свой счет обществу и власти. Счет депутата Гудкова заключается в том, что терроризм сегодня безадресный и направлен против случайных людей. На руку террористам бездействие общества и социально-экономическая не! устроенность. Большая вина лежит на государствах, которые прид! ерживают ся "двойных стандартов в политике". Государства не должны терпеть террористов и закрывать глаза на их злодейскую неисправимую природу, как открыто поступает Великобритания по отношению к Закаеву, за что она и поплатилась во время лондонских терактов. Для борьбы с терроризмом надо понять, что "доктрина терроризма - борьба за деньги и власть, а не религия. Депутат Гудков заявил, что СМИ должны говорить правду, но "не популяризировать и не героизировать терроризм", не называть имен террористов. А ключевую роль в борьбе с терроризмом обязана сыграть церковь, миссия которой - разоблачить террористов на религиозном уровне". Правда, что это за религиозный уровень, депутат Гудков не разъяснил.

Эта пьеса, видимо, не предполагала интриги, конфликтов. Все участники изящно соглашались друг с другом, слаженно ведя дело к кульминации. После Гудкова слово взял Асаминеу Бедание, посол Федеративной Демократической Республики Эфиопия в РФ. По его мнению, с ! террористами надо бороться путем лишения их источников финансирования и подрыва их идеологической основы. Кроме того, нельзя поддерживать правительства, "за которыми прячутся террористы".

Следующий выступавший - Жан-Шарль Бертонне, министр-советник Посольства Франции в РФ. По его словам, из-за борьбы с терроризмом нельзя забывать о демократических правах человека. Чтобы преуспеть в этой борьбе, надо успешно сочетать принципы государства и ведение диалога с мусульманским миром.

Далее по сценарию происходило соревнование в дефинициях, что должно было способствовать преодолению террористической опасности. Израильский пресс-атташе М. Бродски определил террор как "сознательный и планомерный удар по гражданскому населению с целью добиться политических целей". Затем слово взял представитель Турции, заявивший, что современный террор нельзя путать с угрозой, анархией и простыми покушениями. На этом закончилось обсуждение первой проблемы, которая ! была определена как "Международный терроризм и экстремизм! : новые вызовы XXI века. Опасность и масштабы международного терроризма и поиск эффективных методов противодействия".

Кроме перечисленных выше к обсуждению были приглашены М.В.Маргелов, председатель комитета СФ РФ по международным делам, и И.В.Баринов, председатель подкомитета ГД по законодательному обеспечению борьбы с терроризмом и транснациональной преступностью. Но ключевой вопрос: "Что такое транснациональная преступность?" - так и остался непроясненным.

Г-н Млечин милосердно объявил второй проблемный акт: "Ответственность российской власти за разработку эффективных мер противодействия терроризму на национальном, региональном и международном уровнях. Создание и внедрение технологий продуктивного социального партнерства государства и общества в интересах укрепления национальной безопасности". А.С.Куликов, заместитель председателя комитета ГД по безопасности, подробно объяснял, какие поправки следует внести в законодательство, какие поправки у! же внесены и как они повлияют на ситуацию. "Терроризм неискореним", - на этой оптимистической ноте Куликов завершил выступление.

Предчувствие катарсиса побудило организаторов сразу перейти к третьему акту - "Будущее без терроризма: роль и ответственность делового сообщества в поддержке программ противодействия террористическим угрозам". Заявленные для обсуждения Е.М.Примаков, президент Торгово-промышленной палаты, и А.И.Вольский, почетный президент Российского союза промышленников и предпринимателей, так и не появились. Однако вместо них достойный ответ от лица делового сообщества дала С.Б.Зангеева, президент Национального фонда малого и среднего предпринимательства. Ее выступление было довольно убедительным, но почти все касалось необходимости поддержки малого и среднего предпринимательства. Однако уже в конце своей речи г-жа Зангеева объяснила, почему малый и средний бизнес так важен в борьбе с терроризмом: бизнес предоставляет рабочие места, сни! жает безработицу, а значит, и социальную напряженность.

! Странная "забывчивость" участников усилила протестную составляющую акции, но увела от темы. Форум получился антиправительственный, антимонопольный, какой угодно, но не антитеррористический. Подмена еще больше усилила бессмысленность. После выступал Б.Н.Малахов, заместитель директора Департамента информации и печати МИД РФ. Он рассказал о сотрудничестве России и ООН в борьбе против терроризма. По его словам, существует много соответствующих документов и резолюций, в том числе утвержденных по инициативе России. Главная же проблема заключается в том, что правила и предписания эти не выполняются.

А.А.Аслаханов, советник президента РФ, подчеркнул бездействие властей в вопросе борьбы с терроризмом. Например, В.В.Путин говорил о необходимости создания единой информационной базы данных о террористах, но так ничего и не было сделано. Аслаханов также объяснил, что не следует обвинять журналистов в неправильном или некорректном освещении событий. Ведь им никто толком и не объяс! нял смысл слова "шахид", не обозначал степень вреда, который они могут причинить своими заявлениями.

Последним перед антрактом выступавшим был гость из Украины А.И.Дичек, председатель правления неправительственной организации "Международное антитеррористическое единство". Он рассказал о программе борьбы с террористической угрозой, составленной их организацией. Программа эта включает все сферы человеческой жизнедеятельности.

После перерыва по всем правилам кольцевой композиции вступил в полемику с депутатом Гудковым (помните такой персонаж в первом акте?) В.В.Гущин. По мнению Гущина, терроризм имеет конкретное политическое содержание. Он направлен против граждан, чтобы "поднять нас против своей власти".

Традиционно выдержав амплуа "deos ex machina", И.Хакамада подчеркнула необходимость воспитания толерантности у российских граждан, а также предупредила об опасности маскировки ситуации под международными ярлыками. &quo! t;Тупики лабиринта", в котором мы блуждаем, пугающе реали! стичны.< /p>

Гарнирной скороговоркой прозвучали темы ксенофобии, роли институтов гражданского общества в формировании системы безопасности общества. В дискуссии приняли участие Н.Н.Мосинцев-Озеранский, президент Всемирного благотворительного фонда "Дети и молодежь против терроризма и экстремизма", А.И.Шумилин, директор Центра анализа ближневосточных конфликтов, Э.Лозанский, президент Американского университета в Москве. А.В.Милехин, генеральный директор компании "Ромир-Мониторинг". Эркам Туфан Айтав, генеральный секретарь международной неправительственной организации "Платформа-Диалог-Евразия", призвал бороться с терроризмом, опираясь на церковь, которая должна объяснять, что терроризм не имеет под собой религиозной основы, а ислам и терроризм несовместимы .

Форум завершил видеомост между Владикавказом (который был представлен мэром Беслана и руководителями Республики Северная Осетия - Алания) и студией агентства РИА "Новости" в лице С.! Кара-Мурзы. Апофеоз официоза и общих слов.

Мораль сей басни такова: профессиональные журналисты должны сообщать правду, но соблюдая при этом этические нормы, не калеча психику людей. Профессиональные журналисты должны уметь и рыбку есть, и обществу в нужных пропорциях информацию доставить.

Высказывались и нетривиальные идеи. Для воспитания этнической веротерпимости г-н Куликов предложил показывать в передаче "Спокойной ночи, малыши" не только русские сказки, но и сказки других народов. А самым плодотворным и поистине сенсационным было предложение главы издательского дома "Веселые картинки" Юлии Вороновой опубликовать в журнале детские рисунки о бесланской трагедии.

Все завершилось. Нестыковки стали привычной частью российского политического общепита. Стерильность победила. Но почему на форуме для журналистов выступал, по сути дела, только один журналист? Зачем было тратить средства на организацию форума, на телемост с Владикавказом и ст! удией РИА "Новости"? Форум молчит. Не дает ответа. Подробнее

Сегодня лицеев, гимназий, школ с каким-либо углублением в стране чуть ли не больше, чем общеобразовательных. Некоторые директора рекламу школы строят на том, что она самая что ни на есть общеобразовательная... Срабатывает.

Получив предложение подумать о том, что происходит с некогда считавшимися лучшими российскими школами, я внутренне долго сопротивлялся самой формулировке темы. Ведь надо себе самому вначале ответить на вопрос: что сегодня считать элитными школами и элитным образованием? ¹

Это школы, где "выращивается" элита, или школы, где "обслуживаются" дети элиты? Первое различение - между элитными и элитарными.

Если мы озабочены неважными результатами, в частности в международных исследованиях, показывающих четкую тенденцию уменьшения процента российских школьников, успешно решающих задачи самой высокой сложности, то, наверное, надо обсуждать вопросы специфики работы с сильными учениками.

Если мы озабочены общим снижением уровня подготовки абитуриентов, о чем все время говорят преподаватели вузов, то в условиях "всеобщего вы! сшего образования" и фактического отсутствия "фильтра" между средним и высшим образованием, говорить о какой-либо "элите" не приходится. Или стоит понять, что будущая элита там, где сегодня самые большие конкурсы. Именно здесь отбираются те, кто "конкурентоустойчив", кто в ближайшие 10-15 лет окажется на самых престижных местах. А самые большие конкурсы сейчас в школу ФСБ...

Если мы озабочены вопросами безопасности, удобства, обеспеченности конкретных школ, то это "не про образование"... Это, скорее, про иллюзии родителей.

Второе различение - между элитным и массовым образованием. Еще несколько лет назад это различение лежало в плоскости специализации школы: физико-математические, языковые отличались от общеобразовательных - в этом, наверное, и заключалась элитарность. Складывается впечатление, что сегодня лицеев, гимназий, школ с каким-либо углублением в стране чуть ли не больше, чем общеобразовательных! . Какой тип школы теперь считается массовым? Некоторые умные д! иректора рекламу школы строят теперь на том, что она самая что ни на есть общеобразовательная... Срабатывает.

К тому же в ситуации, когда вводится профильная школа, вроде бы различие между массовой и специальной нивелируется.

Последние исследования подтверждают тот факт, что различия в результатах обучения между "обычными" и "особенными" школами становятся все меньше. Мы потихоньку приближаемся к ситуации, характерной для лучших по уровню развития образования странам (Финляндии, Японии), где индивидуальная разница в результатах обучения между учениками значимее, чем между школами.

И, наконец, что такое элита в современном российском понимании? Какие черты, помимо чувства избранности, характерны для этой группы? Хотя, надо думать, ощущение избранности есть ментальная черта всех, кто прочитал больше одной книжки в своей жизни и сейчас просматривает материалы РЖ. А куда девать ! святую веру в Третий Рим, убежденность в особой креативности и алкоголеустойчивости, разговоры о "загадочной русской душе", о 1/6 части суши и прочие основания для чувства особости?..

И все же есть некоторые различия между школами, которые оставляют надежду на сохранение идеи образования. Различие весьма шаткое, нечеткое и сложно уловимое. Год назад в рамках очередного проекта мы беседовали со студентами Новгородского университета и интересовались разными вопросами их университетской жизни. Так как дело происходило на территории школы, которую они закончили два года назад, студенты с жаром рассказывали, как их хорошо подготовили к приемным экзаменам и как замечательно работает профильное обучение в родной школе. Когда же зашел разговор о том, легко ли им учится в самом университете, то ребята признались, что те однокурсники, которые окончили гимназию, учатся легче и успешнее. Причем объясняли они это тем, что выпускники гимназии имеют более широкую "кул! ьтурологическую" (так они это назвали) подготовку. Вступи! тельные экзамены они сдавали также с теми же результатами.

Различие между школами находится, возможно, на зыбкой границе между идеей подготовки и идеей образования. Подготовка школьника в рамках достаточно узкого профиля к конкретным испытаниям и поступлению в вуз уже стало массовой специализацией для учителей и школ. Освоение же общего способа деятельности и одновременно определенной области знания осталось уделом немногих. В результате разная работоспособность, разная мотивация, разные способы самопредъявления отличают тех, кто успешно закончил редкие "элитные" учебные заведения от тех, кто столь же успешно закончил современную массовую школу. Кому-то, возможно, повезло...

Примечания: