Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале Аналитика, эссе, интервью

Древность быта есть предчувствие жизни, нарождающейся здесь и сейчас. Речь об опыте возобновления вечносущего - ну чем не повод для радости? И это чувство святости жизни высвечивает прикровенные устои китайского быта.

Нет, азиатчину из Китая никакими модернизациями не выбить. Власти творят, что хотят, а простой люд ловчит, как может. Вот один пример. Спустившись с Хуаншань - красивейшей горы Китая, когда-то вдохновлявшей его лучших живописцев, а теперь превращенной в грандиозный туристический аттракцион, - я предложил своим русским спутникам посетить одну деревню по соседству, сохранившуюся аж с XII века. Нашли шефа с микроавтобусом, сговорились о цене, поехали. Метров через триста останавливаемся у невзрачного казенного здания. Оказывается, иностранцы должны получить от местных органов пропуск в ту деревню за полсотни юаней (6 долларов), да еще купить за такую же сумму входной билет. Сразу нам об этом водитель не сказал, ведь мы могли сгоряча и отказаться от поездки, верно? Теперь уж поздно возмущаться. В компании водителя и одного из соотечественников иду в контору. Нужная нам комната заперта на ключ, в соседнем помещении сидят два человека без формы, вида благодушного. Один читает г! азету, другой курит и смотрит в окно, посередине на столе включенный компьютер. Нам предлагают обождать: может, человек, ведающий приемом иностранцев, еще вернется. Со злости произношу для этой парочки тираду о том, что на местах надо бы лучше выполнять указания партии и правительства насчет "открытых дверей" и не препятствовать иностранным друзьям знакомиться с памятниками великой китайской культуры. В ответ ноль реакции. Только тот, кто читал газету, аккуратно сложил ее и стал смотреть на меня без особенного выражения на лице. Мой московский товарищ, не понимающий по-китайски, но немного смущенный моим пафосом, разглядывает секретные материалы на экране компьютера. Обстановку разряжает водитель: оказывается, в километре от нужной нам деревни есть еще одно древнее селение с "резными теремами". Пройтись по нему можно без всякого пропуска.

Деревня та вправду оказалась старинной и почти не тронутой современной жизнью. Впрочем, что здесь, в бедном гор! истом районе захолустной провинции Аньхой, может быть нового -! за пред елами туристических маршрутов? Деревня называется просто Лу - по фамилии местного уроженца, богатого купца и высокопоставленного чиновника, который жил здесь почти два века тому назад (он относился, между прочим, к 33-му колену в своем роду - таковы дистанции китайских генеалогий). Его усадьбу односельчане и прозвали "резными теремами". Она состоит из семи жилых комплексов, где жили - каждая в отдельном дворике - все пять жен того сановного богача и его родители. Самый роскошный комплекс именуется "Залом искренности помыслов", названия других тоже имеют отношение к мыслительному процессу: "Зал полноты дум", "Зал свершения дум"... Видно, общение со слабым полом очень подвигало хозяина на размышления.

Многого от этой импровизированной экскурсии мы, конечно, не ожидали. Загладить бы конфуз с первоначальным планом, и ладно. Но то, что обещало быть заурядным эпизодом в калейдоскопе нашего путешествия, взволновало меня не меньше, чем з! аписные красоты горы Хуаншань. Почему? Некоторые причины лежат на поверхности, к примеру - неподражаемый "аромат древности", густо сочившийся из всей обстановки старинной усадьбы и так мило сливавшийся с обыденностью деревенского быта: истертые, исцарапанные несколькими поколениями столы, комоды и простенькие бамбуковые стульчики; щербатые, с въевшейся в них белой пылью и оттого словно поседевшие от времени двери и балки; высокие, вишневого цвета, украшенные нынче портретами Мао Цзэдуна или высшего генералитета алтари; в таинственном сумраке заалтарного пространства - столбики каллиграфических надписей, чей глубокий смысл уже неотделим от чисто вещественного присутствия знаков. Все на удивление реально в своей неказистости, все как бы приобщает к какой-то чужой, но внутренне цельной, прочно сложенной и потому не чуждой жизни. Жизни, буднично текущей среди этой антикварной рухляди: во внутр! енних двориках усадеб потомки сановника-миллионщика плетут кор! зинки, у лыбаясь праздным посетителям, а по траве, пробивающейся меж каменных плит пола, бегают бесхвостые куры. В центре двора крыши домов образуют прямоугольный проем для света, воздуха и сбора дождевой воды. Его называют "небесным колодцем". Да, да: китайский дом в самой своей глубине открыт несотворенным, бескрайним и пустым небесам - истинному прообразу естественности. Справа от алтаря - старинный и все еще действующий колодец в земле, прикрытый массивным камнем. Мужчины из нашей группы безуспешно пытаются поднять крышку колодца. Сопровождающая нас хрупкая девушка делает это без видимого усилия - вот что значит навык. За высокой стеной усадьбы - часто встречающаяся в этих местах "водная улица": кособокие домики выстроились вдоль речушки, служащей транспортной артерией и водопроводом. Через речку перекинута пара узких деревянных мостиков, вдали встают зеленые горы.

Очень скоро приходишь к пониманию, что очарование "резных теремов" проистекает и! з совершенно особого статуса их, как принято говорить, предметной среды: это не музей, где вам предъявлены вырванные из жизни предметы, но и не житейская рутина, где вещами только пользуются, даже не замечая их. Музей предполагает отношения субъекта и объекта; он утверждает чистое созерцание. Использование вещей в режиме, как говорил Хайдеггер, Zuhandenheit, "подручного средства", замуровывает человека в безразличии технологического отношения к миру. Чистая музейность воспитывает бездеятельную созерцательность. Чистый техницизм, не оставляя человеку пространства рефлексии, погружает его в помраченно-животное состояние: ничто не отупляет так, как комфорт. Атмосфера же "старого дома" восстанавливает единство созерцания и деятельности; она сопрягает единичное с единым и выявляет неизбывность преходящего. Не оттого ли у строителя этого дома на уме были некие совершенные "помыслы&quo! t; и "думы" - самодостаточные, как само бытие, мысли! , которы е нельзя "рассмотреть", ибо в них можно только погрузиться и плыть, как плывут по жизни? Авторитетный живописец начала XVII века Дун Цичан в своих "Рассуждениях об антикварных вещах" высказывает эту идею самовосполняющейся целостности вещей:

Все люди едины в том, что находят опору в вещах, а все вещи служат опорой друг для друга. Пища поддерживается посудой, посуда поддерживается столом, стол поддерживается циновкой, циновка поддерживается землей, ну а чем поддерживается земля? Поразмысли об этом и поймешь, что все сущее поддерживается сообщительностью между человеком и Небом. Весь Поднебесный мир - одна антикварная вещь.

Поразительна эта слитность метафоры и буквальности в последнем предложении. Разве мир не есть в самом деле одна бесконечно древняя вещь? Вещь бесконечно изменчивая и разнообразная. Нужно уметь вместить в себя это разнообразие:

Надобно поселиться в уединенном домике, чтобы т! ам были и покой девственного леса, и свежесть ветерка, и чистый блеск луны. Пусть будут подметены садовые дорожки, куриться благовония и журчать родник, а хозяин будет беседовать при луне с высокоучеными и возвышенными духом мужами об искусствах и Пути, неспешно насыщаясь закусками среди цветов, бамбуков и кипарисов. Тогда на отдельном столике, покрытом узорчатым шелком, можно выставить предметы своей коллекции и наслаждаться ими. Радость встречи с древними людьми способна смягчить ожесточившееся сердце и укрепить ослабевший дух.

Смысл среды - в сосредоточении духа, который ищет равновесия, никогда не будучи себе равным, извечно ускользая. Сообщительность, взаимная поддержка возникают там, где есть разрыв, а где разрыв, несхождение, хотя бы бесконечно малые, там есть святое, Das Heilige¹. Последнее не обязательно совпадает с религией, ибо религия утверждает связь человека с божественным, а святое пребывает там, где открывается! недостижимое, где обрыв и пропасть. Обряд не гарантирует прис! утствия святого, о чем, кстати сказать, можно догадаться по нередкому среди православных священников как бы равнодушно-деловитому отношению к церковным "службам", так смущавшему и восхищавшему в свое время Розанова (я склонен относить такую манеру на счет глубинной искренности русского человека).

Быт - это бытие, усеченное до его начала, не имеющего окончания. Древность быта есть предчувствие жизни, нарождающейся здесь и сейчас, вечнопреемство духа в качественной определенности момента, континуум уникальностей и, следовательно, сознание, прохватывающее (слово О.Генисаретского) бесконечную цепь жизненных моментов, каковое и есть не что иное, как духовная просветленность. Только постигнув это, начинаешь понимать глубинную причину того состояния радостной взволнованности, которое накатило на меня в деревне Лу и с тех пор пробуждалось во мне всякий раз, когда мы снова попадали в какое-нибудь старинное местечко.! Речь идет об опыте возобновления вечносущего - ну чем не повод для радости? И это чувство святости жизни высвечивает прикровенные устои китайского быта. Вдруг осознаешь, что просторная пустота внутреннего двора и высоких залов делает возможной человеческую деятельность во всем ее многообразии, и чем больше такой жизненной пустоты интерьера, тем больше свободы дается внутренним превращениям духа. Напротив, пространство вне домов сведено к узким улочкам, по которым едва пройдет человек с поклажей, а уж телегам и всадникам в них вовсе хода нет. Любопытная инверсия внешнего и внутреннего пространства, внушающая, что вселенная на самом деле схватывается человеческим сердцем.

Наполняющее вас в старом китайском доме ощущение живой, ритмической преемственности, "взаимной поддержки" вещей имеет вполне объективную подоплеку: китайский дом как бы собран из стандартных модулей или, по-китайски, "промежутков" (цзянь), имеющих точные физические параметры! . Причем их число всегда было нечетным, что придавало всей пос! тройке б ольше динамизма. По мере разрастания семьи к усадьбе просто добавляли новые модули, так что китайский дом был почти буквально телесной оболочкой рода. Даже планировкой своей он напоминал человеческую фигуру. Впрочем, никакая статика неспособна выразить подлинный принцип устроения китайского дома, каковой есть "утонченная истина" вещей: вещь становится собой, когда претерпевает превращение, ее природа - это предел ее существования, способность быть "такой, какой она еще не была". И в этом смысле вещи - верные друзья человека (даосский мудрец у Чжуан-цзы "друг Неба и Земли").

Святость жизни, конечно, не предмет, а событие, событийность полюсов, встреча, как в пространстве "небесного колодца", человеческой искусности и первозданного зияния небес. Тело цело в этой "взаимной поддержке" свойств жизни. Пустое и наполненное, густое и разряженное, свет и тень, верх и них, массивное и воздушное вовлечены в китайском доме в бескон! ечно утончающуюся игру оппозиций, где одно всякий раз по-новому отражается в другом в едином потоке жизненных метаморфоз. Этот почти волшебный эффект планировки и обстановки своих жилищ китайцы смаковали с особенным удовольствием. В своих садах благодаря подвижности пространственных границ, взаимной обратимости интерьера и экстерьера, умелому расположению предметов и экранированию они добивались впечатления необыкновенной сжатости, насыщенности пространства, воспитывая в зрителе чувство иллюзорности любой точки зрения и стремление усвоить всеоъемлющую, прямо-таки вселенскую перспективу. Это пространство мечты очень сложно? Скорее оно сложено в себя.

В "резных теремах" сановника Лу главная роль в этом "погружении в полноту думы" или складывания опыта отводилась дверям с их мастерски сделанными резными панелями, изображающими разные назидательные сюжеты (головы многих персонажей, впрочем, варварски отбиты - след Ку! льтурной революции). Волнующая рябь декоративной резьбы, покрытой темно-красным - цвет самой жизни - лаком, и есть лучший образ преемства-в-разрыве просветленно-святого быта: не присутствие и не отсутствие, знак всеобщего различия, ни от чего не отличного. В китайском быту такие двери называли "ветровыми окнами", поскольку они обеспечивали циркуляцию воздуха в доме (сообщительность - превыше всего), а в зимнюю пору, когда их заклеивали бумагой, удерживали тепло в комнате. В такое время, когда на бумагу падал тусклый свет изнутри, происходящее в комнате казалось внешнему наблюдателю чем-то вроде представлением театра теней, столь любимого китайцами в старину.

Поистине опознание святости жизни заставляет увидеть быт своей собственной тенью, и во внутренней глубине тени прозревается "таковость" существования. Таковость есть преломление пустоты в бесконечное разнообразие форм, оно структурируется по образу двойной спирали, где всякое движение имеет свой ант! ипод. Таковость ускользает от себя, но всегда рядом, всегда уместна. Для китайцев церемонная обходительность непосредственно воплощает бытие. В событии таковости вещи "таковы, какими они не могут быть и не могут не быть" (формула древних даосов), все есть точное подобие себе и теряется без сожаления - просто потому, что никуда не может деться. Содержание жизни как жизни, подобно декоруму, беспредметно: оно привлекает внимание лишь для того, чтобы направить его куда-то вне и за себя. Оно есть именно содержание, совместное поддержание цельно-пустотного "тела" жизни, которое, как и род, иерархично и имеет свою духовную высоту. В неизбежной судьбе всего сущего быть "таким, каким" оно (не) есть, открывается вертикальная, "небесная" ось опыта. Таковость бытия - это неразличимость незапамятной древности и чистой актуальности, нечто безусловно настоятельное в настоящем. Она увлекает за собой всей весомостью мирового все.

В своей интерес! нейшей книге о Японии Ролан Барт верно угадал самоупраздняющуюся метафизику восточной церемонности как содержания пустоты:

Множество незначительных деталей, которые у нас, вследствие неискоренимого нарциссизма западного человека, не более чем знаки напыщенной самоуверенности, у японцев становятся просто способом пройти или миновать какую-нибудь неожиданность на улице: ибо уверенность и независимость жеста здесь связаны не с самоутверждением, но лишь с графическим способом бытия; спектакль японской улицы, волнующее порождение многовековой эстетики, лишенной какой бы то ни было вульгарности, никогда не подчиняется театральности (истерии) тел, но подчинен раз и навсегда тому письму alla prima, для которого одинаково невозможны и набросок, и сожаление, и маневры, и исправления, ибо сама линия освобождается от стремления пишущего создать о себе выгодное впечатление; она не выражает что-либо, но просто наделяет существованием:

И далее Барт ссылается на чаньс! кую сентенцию: "Пока идешь, довольствуйся тем, что идешь..." и т.д. Не знаю, как во французском тексте, но в китайском оригинале сказано проще и без "западного нарциссизма": "Иди, как идешь, сиди, как сидишь...". Речь идет, конечно, о символической глубине "таковости", каковая есть абсолютное событие: преломление реальности в обстоятельства и наоборот.

Японцы по своей провинциальной простоте довели жест содержания до кристаллической законченности. В действительности этот жест подразумевает сверхличную рефлексивность, способность смотреть сквозь себя и прозревать первичный импульс движений. Он чреват немыслимым богатством жизни. И вот японцы остались один на один со своей физической Японией. Китайцы же, безотчетно хранящие верность сиятельному мраку допредметной прерывности, развезли свой Китай по всему миру в виде виртуальных, ослепительно-пустых, как фейерверк, чайнатаунов...

Уже в шанхайском аэропорту, покидая Кит! ай, я купил справочник "Древние деревни Китая". В не! го внесе ны 172 селения. Заманчивая перспектива: сто семьдесят две двери в бесконечность.

Примечание:

¹ Правомерно увидеть здесь аллюзию на известную книгу Рудольфа Отто "Святое" (1917) где с позиций протестантского пиетизма обосновывается наличие особого "чувства святого". Выражение "святость быта" может показаться оксюмороном. Тем лучше: оно помогает осмыслить заново и святость, и быт.

Что делать с педагогическим образованием в стране? Влить все педвузы в классические университеты? Или укрепить их системой раннего отбора будущих педагогов? Дискуссия протекает именно в таком альтернативном ключе, напоминая разговор слепого с глухим.

Что делать с педагогическим образованием в стране? Влить все педвузы в классические университеты, превратив в педагогические факультеты? Или укрепить их системой раннего профессионального отбора будущих педагогов? Что делать с педагогическими кадрами в стране? Холить и лелеять то, что есть сейчас, или уволить всех скопом и набрать заново весь педагогический корпус? Откуда? Например, из кадров науки.

Дискуссия относительно статуса и перспектив педагогического образования и педкадров школ и вузов протекает последние годы именно в таком альтернативном ключе.

Ректор Высшей школы экономики Я.И. Кузьминов признал обе альтернативы заслуживающими внимания и обсуждения, открывая "круглый стол" "Может ли образование обойтись без педвузов?" в журнале "Вопросы образования" (издание ГУ-ВШЭ) 27 сентября сего года. Собрались "к столу" два десятка заинтересованных - ректоры и проректоры государственных и частных вузов, директора школ, гимназий и различных образовательных центров.

Несмотря на то что свою позицию ректор ГУ-ВШЭ высказал недвусмысленно ("Моя позиция: не имеет смысла заниматься пикировками по вопросу о том, нужно или не нужно педагогическое образование. Мне кажется, совершенно точно такого рода образование - нужно") и предложил обсуждать преимущественно инструментальные вопросы, участники обсуждения тотчас поделились на партии и большинство стремились бежать от центра, выказывая приверженность той или другой альтернативе. Обоснования приверженности были разными. Нередко оригинальными и достойными развития.

Так или иначе, но высокая дисциплинированность педагогических руководителей все же заставила их придерживаться заданных рамок дискуссии: обсуждать, во-первых, состояние и перспективы нашего педагогического образования, во-вторых, говорить о качестве имеющихся кадров и соответствии их требуемому уровню, в-третьих - об источниках запроса на педагогическое образование.

Зачинщиком в споре и в определенном смысле приверженцем первой альтернативы (нужно иное педагогическое образование, другие кадры, чем имеем и готовим сейчас) выступил проректор ГУ-ВШЭ Л.Л. Любимов. Он признал, что, несмотря на то, что в стране повсеместно произошло "превращение" пединститутов в педагогические или даже классические университеты (а педучилищ - в институты), это не принесло педагогическому образованию никакой пользы. Это-то все заметили. А не заметили другого - как во всех педвузах едва ли не львиную долю стало занимать непедагогическое образование, куда идут основные, в том числе и трудовые, ресурсы. В результате в целом педагогическое образование действительно потеряло. Кроме всего прочего были потеряны и многие научные школы, служившие базой качественного педагогического образования.

"Школьное образование - это редуцированная классика, это основа классического знания. Извините, учителя должен готовить "классик", а не доктора и кандидаты педагогических наук. За последние лет 8-11 количество педагогических диссертационных советов увеличилось ровно в 10 раз. Во всей системе педагогических вузов России доля "классиков" неуклонно и очень быстро вытесняется кандидатами и докторами педагогических наук, что привело к деградации учительства". Средний школьный учитель стал не просто троечником - он стал двоечником. Более двух третей тех, кто приходит на переподготовку (а это не худшие учителя), способны сдать ЕГЭ только на "двойку".

Спрашивается: что с нынешним учителем надо делать? Отдавать в руки "классиков" немедленно. Именно "классиков", а не кандидатов педнаук. И никаких методистов! И это единое мнение всех директоров школ, с которыми мы разговаривали". Проблему педагогических кадров надо разделить на "ближайшую" и "перспективную". "Ближайшая" подразумевает принятие мер по приостановлению процесса деквалификации, упорядочение контроля над образовательным процессом и недопущение явной халтуры.

В среднесрочной же перспективе нужен не столько "предметник", сколько специалист, который знает, как решать педагогические проблемы, ориентированный в области психологии и педагогики. Поэтому в перспективе имело бы смысл строить высшее образование таким образом, чтобы молодые люди поступали в высшие учебные заведения не на "математику", "физику" или "историю", а поступали бы на "педагогику", "психологию", "социальную педагогику", чтобы готовить их как специалистов по проблемам человека. А на следующем этапе пусть осваивают ту или иную предметную область как средство решения педагогических проблем.

В заключение были сделаны два основных предложения: во-первых, передать все региональное образование в регионы, в результате чего местные власти избавятся от всего лишнего. Во-вторых, в регионах должны понимать, что для восстановления педвузов необходимы внебюджетные "прикормки", субсидии для сохранения кадров в системе педагогического образования.

Два следующих докладчика выступили оппонентами г-на Любимова, отстаивая вторую альтернативу. Это было тут же отмечено репликами с мест, что отразило разделение участников "круглого стола" на две партии.

Т.М. Ковалева, научный директор Центра образовательных технологий, профессор МПГУ, затронула проблему очевидной - для абитуриентов и их родителей - разницы в качестве педагогического образования, поставляемого классическим университетом и собственно педуниверситетом. Она не в пользу последнего. Яркий пример - Томский классический университет и Томский педагогический университет. Неявно прозвучала мысль о том, что классические университеты давно и с успехом выполняют функции педвузов, а эти последние дают педобразование как бы второго сорта. Поэтому проблема скорее не в выборе вуза, а в выборе модели образования. Известное противостояние в системе высшего образования в Европе: англосаксонской модели и континентальной европейской (в одном случае это тьюторская индивидуальная модель, а в другом - модель с привязкой к кафедральному предметному образованию) - показывает предпочтение и все большее преобладание индивидуальной модели. Необходимо и у нас менять модель образ! ования и от авторитарного фронтального метода обучения переходить к индивидуальному.

Н.Х. Розов, декан факультета повышения квалификации педагогического образования МГУ, выступил как адепт классической позиции и уверенно утверждал, что учитель - это не человек, занимающийся преподаванием эрзац-классики в школе, которого поэтому должны готовить "классики" в классических университетах. Это совсем не так. Учитель должен, прежде всего, владеть возрастной психологией, методикой преподавания, должен уметь находить контакт с разными школьниками. Поэтому, конечно же, сводить подготовку учителя только к тому, чтобы он хорошо знал, к примеру, математику, совершенно неправильно. Более того, учитель совсем не должен знать современную математику в ее высших аспектах, она ему просто не нужна. Это большое заблуждение, что многие, даже ведущие, классические университеты могут обеспечить хорошую психолого-педагогическую подготовку. Поэтому перевод подготовки учителей в классические университеты, во-первых, не решит проблему подготовки педагогов. Может быть, и по! высит знания в предметной области, но не решит проблему. С другой стороны, это размоет и понизит уровень классических университетов.

Иногда звучит мысль, что педагогические университеты не решают главную свою задачу - не обеспечивают школу кадрами. Да, не обеспечивают, совершенно верно. Проблема - в экономическом обеспечении учителей, и пока она не будет решена государством, пока наши руководящие кадры не осознают, что образование необходимо нашему народу, до тех пор мы будем заниматься пустыми разговорами - как бы кого куда переставить, кого с кем куда слить. Если мы готовы добиваться, чтобы учитель, который пошел в школу, получал не 40 долларов, как сейчас, а хотя бы 400, то и все проблемы будут сразу решены: и кадры придут в пединституты, и все будет.

А.А. Пинский, директор Центра содержания образования ГУ-ВШЭ, ушел от обсуждения главной проблемы "круглого стола" и сразу заострил внимание на вечном русском вопросе "Что делать?". Отметив, что система педобразования нуждается в достаточно глубокой институциональной реформе, что педагогические институты должны давать не просто педагогическое образование, а в первую очередь кадры для школы, он предложил ответ, как это сделать.

Школа должна стать управляющим звеном по отношению к педагогическим вузам. Но как этого добиться? Педвузы нужно условно акционировать и передать доли в управление школам. После этого школы начнут организовываться и станут определять, что им делать с этими долями и как управлять всей системой. Кстати, частичное введение именных лицевых счетов для системы повышения квалификации уже было осуществлено в ряде регионов в экспериментальном порядке: в Калининградской и Самарской областях.

В.А. Болотов обратился к обсуждению двух скорее социально-политических и экономических, а не педагогических вопросов. Он утверждал, что мы все еще имеем советскую систему подготовки педагогических кадров, тогда как все условия и область ее применения исчерпаны.

Что такое хороший учитель, кто и как его может готовить? При каких условиях этот хороший учитель пойдет в школу? Попытки "поймать" универсальный ход, нащупать универсальное решение, как и в какой форме готовить педагогов, представляются порочными. Педагог начальной школы и старшей школы - это разные педагоги. И говорить о единой универсальной формуле, что такое хороший педагог, бессмысленно. Если потребитель хорошего педагога - школа, то почему талантливых, живых ребят большая часть школ выталкивает? Школе мыслящий, инициативный молодой выпускник просто мешает. На вопрос, какой учитель нужен сегодня, школа ответить не может. Говорить о том, что у нас катастрофа с педагогическим образованием, катастрофа с зарплатами учителей, можно, но если ситуация и хуже, то не принципиально хуже, чем в советские времена.

Педагогическое образование во многом осталось советским и не отвечает на новые вызовы. Во-первых, школа утратила функцию основного поставщика информации. Сегодня мы живем в иной информационной среде и можем получать информацию отовсюду. Во-вторых, произошла резкая дифференциация учащихся в школе. Раньше существовали пионерская и комсомольская организации, и это помогало учителю. В наши дни дети разобщены и расслоению в их среде ничто больше не препятствует. И сегодня совсем другие дети.

Задаваться вопросом, готовят ли учителя в классических университетах или в пединститутах, бессмысленно. У нас есть примеры, когда в классических университетах нормально готовят педагогов, есть примеры, когда после реорганизации и объединения педвузов с машиностроительными институтами перестали готовить и инженеров, и педагогов. Известны два удачных примера, когда педагоги остались в поле зрения и готовятся хорошо, - Тюменский госуниверситет и Новгородский университет имени Ярослава Мудрого. Во всех остальных организациях качество подготовки педагогов экспертным путем не установлено. Отдать в регионы, и все будет хорошо? У нас много педвузов, которые финансируются из бюджетов субъектов Федерации. В Московской области - целых три. И что? Они на голову лучше готовят педагогов, чем другие педвузы? Поэтому если уж ставить такой вопрос, как и за чей счет (федеральный или региональный) лучше готовить педагогов, то давайте проводить серьезное исследование.

В.И. Блинов, руководитель Центра кадрового обеспечения общего образования, профессор МПГУ, обратился к проблеме профессионализма учителя. В педагоги должны идти люди зрелые, сложившиеся. Каждый директор мечтает заполучить человека зрелого, профессионально пригодного и, самое главное, имеющего опыт какой-то иной деятельности, потому что наш школьный физик - это физик только в глазах детей неосведомленных, физикой-то он в жизни никогда не занимался. И тот же историк не занимался историей - только на студенческой скамье в ознакомительном плане. Когда берешь на работу человека сформировавшегося, имеющего опыт хотя бы в шитье сапог, и берешь его учителем шитья сапог, - тут все встает на свои места. В этом сложность педагогического труда.

Но мы слишком узко ставим вопрос о педагогическом образовании только как вопрос о педагогических вузах. На самом деле сегодня надо анализировать источники кадров для школ, систему их подготовки. Функционально, возможно, изменится работа педагогического вуза, туда придут взрослые люди, уже готовые к педагогическому труду, решившие для себя, что делать. По сути, необходимо непрерывное педагогическое образование.

Уважающая себя страна должна иметь образовательную концепцию и придерживаться выработанной кадровой политики в сфере образования на федеральном (а не региональном, муниципальном, школьном и т.д.) уровне. Одна из столбовых задач сегодняшнего образования - формирование правильной кадровой политики именно на федеральном уровне.

А.Н. Тубельский, директор Московской школы самоопределения АПН, обратил внимание на то, что система обучения в педвузах приводит к утрате студентами интереса к работе педагога. Во многом это происходит из-за того, что специальные "предметные" кафедры пересиливают кафедры педагогики и по масштабу, и по мощи. Представляется, что педагогическим вузам следует взять курс на коренное изменение самого процесса подготовки учителя. После окончания педвуза начинающий учитель нуждается в "реанимации" в течение целого года, чтобы стать пригодным к педагогической деятельности.

С.В. Волков, зам. директора по научно-методической работе школы #57 (Москва), предложил взгляд изнутри школы. Он отметил, что, когда в школу приходят люди, руководство озабочено не тем, откуда они пришли (из классического университета или пединститута), а их профессиональными педагогическими качествами. На самом деле педагогическая подготовка тех, кто выбрал профессию, осуществляется в зоне школы. Серьезное педагогическое образование начинается с момента, когда человек приходит в школу.

Т.Н. Ромашина, директор гимназии #1567 (Москва), с грустью отметила, что тот "продукт", который приходит сегодня в школу, с каждым годом становится хуже и хуже. Приходится искать лучших среди худших. На педагогику, которая сегодня недалеко ушла от коммунистического воспитания, давно надо объявлять мораторий. Необходимо разрабатывать идеи, организовывать мастер-классы - что угодно, только не преподавать ахинею, которую и применить нельзя, и которая только оттолкнет молодого человека от школы. Лучшие люди должны поступать в педвузы, и лучшие выпускники педвузов должны идти в школы. С другой стороны, сами вузы, занятые повышением квалификации педагогов (а их в Москве много), "халявят", в том числе и очень известные. Из оплачиваемых курсов только малая часть представляет какую-то пользу для педагогов.

И.Д. Фрумин, координатор образовательных проектов Всемирного банка, резюмировал с некоторым огорчением, что мы не апеллируем к опыту других стран, а ведь они сталкивались с подобными проблемами. Учительская профессия массовая, значит, учителя не могут быть очень обеспеченной группой, и в результате во многих европейских странах ощущается недостаток в квалифицированных кадрах, отмечается "старение" учителей, снижение образовательного уровня. Зафиксирован очень печальный факт: учителя не являются высокооплачиваемой группой даже в тех странах, где доля ВВП, идущая на образование, достигает 6%. (В России - чуть более 3%.) Какие решения там пытаются находить? Во-первых, существенно увеличена роль непрерывного образования; во-вторых - это попытка "выстроить" учительскую карьеру (учительская карьера сегодня одна из самых немобильных). Такие же проблемы внутренней дифференциации среди учителей стоят и перед нами. "Ни на! ша система педагогического образования, ни наша система организации учительства на это не ориентированы. Поэтому нужны новые институциональные решения. И замечательно, что о них сегодня рассказывали коллеги. Я надеюсь, что эта дискуссия будет полезна для всех, кто интересуется проблемами педагогического образования, и что она заставит вузы и руководство отрасли подумать над какими-то нестандартными решениями".

Долгая дискуссия напоминала разговор слепого с глухим: школа, основной заказчик и потребитель педвузовского продукта, открыто заявляет о полной непригодности поставляемых ей выпускников (к счастью, в небольшом количестве - примерно тридцать процентов). Куда деваются остальные семьдесят процентов - сказать сложно, так как диплом педвуза у работодателя энтузиазма не вызывает. Сами работники педвузов во всем традиционно винят недофинансирование учительского контингента. Тем самым они лукавят и намеренно упрощают проблему. "Третьи лица" - эксперты и заинтересованные наблюдатели - пока не готовы оценить масштабы бедствия и предложить радикальные меры по решению задачи, которая не терпит отлагательства.

Самиздат больше не имеет отношения к пишущим машинкам и слепым копиям. Забудьте о "писании в стол". Забудьте о рассылке ваших неопубликованных творений друзьям-товарищам: это делает такое количество людей, что вряд ли стоит этим заниматься.

В бывшем Советском Союзе существовал целый пласт литературы под названием самиздат, состоявший не только из подпольных политических манифестов, но и несанкционированной - то есть хорошей - поэзии и прозы. Самиздат распространялся добровольцами, которые, не жалея ни времени, ни сил, изготовляли все новые экземпляры "потаенной литературы" на нещадно эксплуатируемых пишущих машинках (по четыре за один раз, потому что "Эрика" берет четыре копии"). Среди произведений, циркулировавших в самиздате, были такие ныне всемирно признанные шедевры, как "Доктор Живаго" Бориса Пастернака и "Архипелаг ГУЛАГ" Александра Солженицына.

Недавно я завел разговор о самиздате с моим другом, спортивным журналистом Чарльзом Пирсом. Чар! ли всегда изумлял меня своей эрудицией. Однажды, когда я проговорился, что пишу о чрезвычайно загадочном человеке, генерале Смидли Батлере, он воскликнул: "Ах да, это тот парень, которого пытались завербовать для участия в перевороте против Франклина Делано Рузвельта". Но он удивил меня еще сильнее, когда начал цитировать наизусть: "Леди и джентльмены, позвольте представить: перед вами - Морганна...".

Чарли и сейчас может дословно воспроизвести большую неопубликованную юмореску Карри Киркпатрика (писавшего для Sports Illustrated), в которой иронически воссоздавался портрет Морганны Робертс, известной в 1980-е годы стриптизерши, "бандитки-целовальщицы", которая имела обыкновение выскакивать на бейсбольное поле во время матчей высшей лиги и целовать всех игроков от мала до велика. "Первые пятьсот слов были посвящены исключительно описанию ее груди", - говорит Чарли, которому навсегда запало в душу это шутливое творение журн! алистского пера.

"Я был готов напечатать эту юморес! ку беспл атно, - сообщил мне Киркпатрик по телефону из своего дома в Хилтон-Хед, Северная Каролина, имея в виду формат большого "подвала" в спортивном журнале. - В ней было около десяти тысяч слов. Сколько я ее ни сокращал, ни правил, ее так и не напечатали. Самое непонятное в этой истории - почему они столько времени морочили мне голову, а не отвергли статью сразу". В конечном итоге ему удалось продать сокращенную версию своего творения в "Плейбой", но это произошло уже после того, как машинописные копии начали широко циркулировать в кругах спортивных журналистов, которые смеялись до колик, особенно когда доходили до описания шестидюймовой груди Морганны, утверждавшей, что ее нижнее белье сшито по эскизу архитектора, специализирующегося на проектировании куполообразных стадионов.

Самиздат - вокруг нас! Надо только знать, где искать.

Мой друг, работающий в The Wall Street Journal, показал мне однажды неопубликованный рассказ о чикагс! ком антрепренере Джеймсе МакБрайде, более известном под именем Мистер Скин. МакБрайд создал полуподпольный веб-сайт, возбуждающий воображение тинейджеров картинками с обнаженной (женской) натурой в стиле "Американского пирога". За номинальную цену вы можете насладиться на этом сайте не только оригинальными снимками, но и клипами из фильмов - например, из классической ленты 1999 года "Страсти Эйн Рэнд" с Хелен Миррен в главной роли.

В тщательно документированной статье Джеймса Бандлера, репортера Journal, подробнейшим образом рассказано, как МакБрайд, работающий в индустрии развлечений на грани порнографии, добился большого успеха: его любят на киностудиях благодаря высочайшим рейтингам посещаемости сайта. Как мог Journal не обнародовать столь интересную и общественно значимую информацию? "Мы только что опубликовали на первой полосе историю о порнофильме Снупа Догга Doggystyle, - объяснил ему один из редакторов. - Journa! l ни при какой погоде не может напечатать две подобные ста! тьи подр яд; следующая будет опубликована лет этак через тысячу".

Следующая моя встреча с самиздатом произошла вскоре после знакомства (заочного) с мистером Скином. Томас Фаррагер, мой коллега по работе в The Boston Globe, написал неподражаемо смешную пародию на редакционную "официозную" статью. Кроме того, что пародия забавна, она еще и точна, в чем я имел возможность убедиться на собственном (печальном) опыте общения с редакцией. "Восемь десятилетий и семь лет тому назад (неужели нельзя было сказать просто: 87 лет назад?) наши отцы (кто они? и не было ли среди них хотя бы одной матери? привезли с собой на этот континент (Северную Америку? Северное полушарие?) новую нацию, преданную свободе и убежденную в том, что все мужчины (может быть, все-таки все люди, включая и мужчин и женщин?) сотворены равными. (Почему бы не сказать попросту, что они основали Соединенные Штаты, и этим ограничиться?)"

Когда русские диссиденты выпускали настоящий са! миздат, молодой писатель, печатавшийся в The New York Times, составил забавную и сбалансированную композицию, вдохновленную двумя не связанными между собой журналистскими скандалами. Один из них состоял в том, что в газете The Washington Post за 1981 год была опубликована получившая Пулитцеровскую премию статья Джанет Кук о восьмилетнем наркомане, озаглавленная "Мир Джимми" ("Джимми - наркоман в третьем поколении, не по годам развитой малыш с песочными волосами и бархатными карими глазами..."). К несчастью для газеты, вскоре выяснилось, что этот Джимми представлял собой плод фантазии автора.

Другой скандал заключался в публикации в Times одного из знаменитых редакционных "разъяснений". В статье Бетти Фасселл, специализировавшейся на светской хронике и, в частности, на описании ресторанных блюд, сообщалось о презентации шеф-повара Мишеля Фитусси, приготовившего необычайно вкусную "живую мускатную утку". В раз! ъяснении, напечатанном в следующем номере Times, было с! казано: "при изготовлении блюд мистер Фитусси использует предварительно умерщвленных уток". Разъяснение, достойное пера какого-нибудь дадаиста, подсказало название книги, изданной Линдой Амстер и Диланом МакКлейном: "Убей утку, прежде чем ее приготовить: как в The New York Times врут и краснеют. Сборник самых интересных, нелепых и запредельных разъяснений, опубликованных в этой газете".

Навеянная этим разъяснением самиздатская рукопись "Мир Даффи" приобрела статус легендарной среди сотрудников Times. "Даффи всего восемь месяцев, но она уже фаршировка в третьем поколении, не по годам развитая маленькая мускатная кряква с песочным хохолком, бархатными карими глазками и темными крапинками на гладких коричневых перышках, покрывающих ее крылышки и лапки. Она свила себе гнездышко на большом серебряном подносе в обеденном зале комфортабельно обставленного ресторана...".

Хотя Times никак нельзя назвать рассадником фрив! ольности, там были созданы в 1980-е годы по меньшей мере четыре самиздатские пародии на так называемые "красные параграфы" - анекдотичные вводные абзацы газетных статей в стиле (в данном случае "простонародном"), который быстро входит в моду и так же быстро из нее выходит. Приведу мою любимую пародию, может быть, лучшую из четырех. "Даллас, 22 ноября. Немолодое, изборожденное морщинами лицо Эльвиры Браун напоминает карту иссушенного ландшафта Техаса, в котором она прожила безвыездно 83 года. Своими глазами, немного раскосыми и выцветшими от палящих солнечных лучей, она видела, как Даллас постепенно превращается из заштатного провинциального городка в столицу штата. Улица, на которую выходят окна ее маленькой хибарки, была некогда замызганной проселочной дорогой с разбитыми колеями, пыльной летом и грязной зимой. Много лет тому назад перед глазами этой женщины, сидящей на пороге своего домика, проходили стада крупного рогатого скота. Сегодня она види! т процессию совершенно иного рода. Это кортеж автомобилей, сле! дующих п о широкому асфальтированному шоссе. Он направляется на высокой скорости к Parkland Memorial Hospital. Спешка вызвана тем, что в одной из машин находится президент Соединенных Штатов. И он мертв".

Эти пародии мгновенно приобрели популярность среди журналистской братии и передавались из рук в руки. "Это было круто, - вспоминает Дэвид Данлэп, который был тогда уличным репортером, а впоследствии приобрел репутацию всезнайки-эрудита. - Дело кончилось тем, что эти тексты показали самому Эйбу Розенталю, тогдашнему редактору". Как сказал однажды мой друг, имевший доступ к секретной информации, большой ценитель рискованных лимериков про дочь Леонида Брежнева (по слухам, сочинявшихся британской разведкой): "Чем уже аудитория, тем язвительнее сатира".

Почти в каждой газете или журнале циркулируют подобные вещицы. Журналисты, работавшие в New Republic, помнят "Список кошмаров, преследующих Марти", где перечислялись темы, которых тогд! ашний редактор и издатель Мартин Перец менее всего желал бы касаться в своем журнале. (Ни у кого не нашлось копий этих пародийных статей, поэтому остается только одно: попытаться представить их содержание по заголовкам. Например, такому: "Израиль уступает Западный берег и Иерусалим. 'Арабы жили там до нас', - признает Шарон"). У некоторых сотрудников The New York Review of Books сохранились выцветшие копии письма в редакцию, полученного 10 февраля 2000 года от Теодора Джона Касцинского, более известного под кличкой Унабомбер. Этот таинственный человек, рассылавший "врагам народа" бандероли со взрывчаткой, изложил на трех страницах аккуратным убористым почерком некоторые из своих идей о разных вещах, в том числе и о психоанализе. Там, между прочим, было сказано: "Мне очень трудно себе представить, что эта квазиврачебная сфера услуг способна реформировать самое себя, чтобы превратиться в настоящую медицинскую науку". Это письмо так и остал! ось неопубликованным.

Забавники, работавшие в журнале The New Yorker, как и следовало ожидать, произвели массу творений, написанных "в стол" (так выражался Иван Тургенев, имея в виду гнет царской цензуры). Классический образец подобного творчества - сорокапятистраничная "Книга Софигимбел", формально озаглавленная: "Стиль: мнемонический нарратив в двадцати шести главах с эпилогом". "Стиль" был пародией на талмудический свод редакционных "стилистических требований", к которому до начала 1990-х годов имели доступ лишь немногие избранные из числа сотрудников журнала. Эти "требования" состояли в основном из разного рода запретов - например, на употребление самых обыкновенных слов, вместо которых предлагались совершенно немыслимые "синонимы". Налагался "каббалистический" запрет на употребление звездочек. Рекомендовались замысловатые слова и выражения типа "умопомрачитель" или "отверзающий о! чи очерк".

Во времена воцарившейся в "постшоуновскую эру" (когда с поста редактора ушел Уильям Шоун) гласности новый редактор Линдсли Камерон вовлек многих своих сотрудников, включая Роджера Энджелла, Чарльза МакГрата и Элизабет Маклин, в авантюру, связанную с написанием двадцати шести рассказов, посвященных вымышленному редактору журнала по фамилии Софигимбел. Откуда взялось это странное слово, давшее название (правда, неофициальное) самиздатскому сборнику? Оказывается, так называлась торговая марка одежды, скроенной Софи Гимбел - модельершей, вышедшей замуж за сына владельца сети универмагов и одевавшей светских дам, в том числе и первую леди Америки именно она изготовила памятное красное платье-пальто, в котором леди Берд Джонсон явилась в 1965 году на инаугурацию мужа. "Мисс Гульд (легендарная журналистка Елеонора Гульд Паккард, работавшая в редакции до глубокой старости. - Авт.) была единственным человеком, который помнил, что означает ! это слово", - сообщил мне бывший библиотекарь Крейг Смит.!

И стории, сочиненные в соответствии с требованиями "Стиля", отличаются неумеренной смачной скабрезностью в раблезианском духе. В рассказе "Эрос на букву 'Э'", приписываемом МакГрату, все внимание сосредоточено на одержимости Софи любовью к редактору журнала Уильяму Шоуну (которого к этому времени сменил на боевом посту Роберт Готтлиб). "Светоч моей жизни, огонь моих чресел. Мой босс, мой бойчик. Уи-и-ильям". Однако Уильям не был эпикурейцем. "Он обладал характерным для пресвитерианца чувством собственного достоинства и стойкостью человека, готового спать голым на экваторе. Он был умнее всех членов Комитета Эрвина вместе взятых; и он знал больше слов, означающих 'снег', чем знают эскимосы".

Сам редактор сборника Линдсли Камерон проявил в своем рассказе безудержную эротическую фантазию. "Софигимбел почувствовала, что теряет сознание; она ощутила или вообразила, что ощутила, что они с редактором связаны узами, более крепкими, чем! пара неразлучных кавычек, соски ее грудей набухли и затвердели, как точки в двоеточии, и тут, как месяц из тумана, из глубин ее женского существа всплыл гигантский восклицательный знак. Софи не могла более сдерживать себя - и сказала 'да'. Точнее, она сказала: 'Да-а-а-а-а'!"

Один из членов редакции New Yorker написал хотя и шуточную, но трогательную и драматичную эпитафию на смерть любимой собачки своего коллеги. Сообщив мне об этом, он попросил не распространяться о деталях этой истории - горе было еще слишком свежо в памяти. Вероника Генг написала убийственную пародию в форме "перспективного графика" работы журнала The New Yorker, в котором кратко излагались темы и сроки сдачи запланированных статей, и прикрепила его кнопками к двери своего кабинета. "Я бы не сказал, что это была самая удачная идея Вероники, во всяком случае, ее коллеги были от нее не в восторге", - признается тогдашний член редколлегии Йен Фрейзер.

Впро! чем, Фрейзер вывесил у себя в офисе самиздат собственного изго! товления - отвергнутую всеми изданиями карикатуру, нарисованную в конце 1970-х. В ней высмеивалась инициированная мэром города Эдом Кохом и достигшая тогда своего апогея кампания под девизом "Я люблю Нью-Йорк всем сердцем". "Я нарисовал казака с шашкой, преследующего еврея-хасида с пейсами и в лапсердаке, - вспоминает Фрейзер. - На майке казака красовалась надпись: "Я люблю погром всем сердцем". Никто так и не решился опубликовать этот рисунок".

Некоторые из карикатур Фрейзера были опубликованы в юмористическом журнале Джорджа Мейера "Человек с ружьем: единственный стоящий американский журнал" (Army Man: America's Only Magazine), которому, к сожалению, была суждена короткая жизнь. В 1980-е годы Мейер, ставший впоследствии одним из авторов "Симпсонов", был в свое время центральной фигурой, объединявшей вокруг себя американский самиздат. Дэвид Оуэн написал недавно в The New Yorker, что сценарий так и не снятого филь! ма, который Мейер сочинил для Дэвида Леттермана, "обрел вторую жизнь в "Симпсонах", для которых все идет в ход: невозможно остроумно шутить на протяжении нескольких лет без старых запасов".

Как раз в то время, когда по рукам ходил его сценарий, Мейер собственноручно напечатал на машинке первый - восьмистраничный - номер журнала Army man и разложил его на своей кровати; впоследствии он был распечатан в типографии в количестве 200 экземпляров. "На протяжении многих лет он циркулировал в качестве самиздата в студенческих кампусах", - пишет Оуэн. В личной беседе он сказал мне, что написанный им портрет самого Мейера ходил в самиздате лет пять, пока случайно не попал на глаза новому шефу. В то время главным редактором журнала The New Yorker была Тина Браун; она ценила достижения Оуэна и Мейера, но считала их неактуальными. "Она полагала, что "Симпсоны" безнадежно устарели", - сказал Оуэн.

Журнал Army ! man был мрачным, но неподражаемым по качеству юмора. Он пр! опаганди ровал творчество Энди Боровица, Роз Част, Меррилл Марко и многих других, снискавших впоследствии славу в Голливуде и далее во всем мире. Знаменитый рисунок Фрейзера "Женщина моей мечты" (на котором изображен мужчина) мог быть создан только 1988 году в меблированной комнате, которую художник снимал в Боулдере, штат Колорадо. Во втором номере журнала Army man был опубликован отчаянно смелый рисунок с подписью "Мать Тереза, монашка, к которой вы испытываете любовь, доходящую до ненависти". Это произошло за четыре года до того, как Кристофер Хитченс впервые обрушился с критикой на всеми любимую (отчасти принудительно) будущую католическую святую в своей знаменитой статье "Калькуттская вампирша", появившейся в Nation в 1992 году.

Под стать Мейеру Джон Шварцвельдер, также присоединившийся впоследствии к компании сценаристов, пишущих для "Симпсонов". Вот образчик его самиздатского юмора. Раздраженный мужчина говорит! за завтраком: "Они смогли убить Кеннеди. Почему они не могут как следует приготовить чашечку кофе?"

Еще один популярный образчик "подпольного" юмора - распространявшаяся в кругу людей, близких к Army man, машинописная рукопись Харри Ширера, в которой живописуется бесконечный - пятнадцатираундовый - благотворительный телемарафон Джерри Льюиса в помощь больным, страдающим атрофией мышц, сиречь дистрофикам. Юмореска была заказана Клеем Фелкером, главным редактором журнала New West, в 1976 году. Ширер (который также писал диалоги для персонажей "Симпсонов") рассказывает о бесчисленных попытках ассистентов Льюиса вывести его из зала или хотя бы оттащить подальше от сцены. Судя по всему, они не справились с поставленной задачей, иначе Ширер не запасся бы впечатлениями для замечаний типа: "Кажется, мышечная дистрофия не передается половым путем. За день до шоу Джерри делал рекламный ролик с толстой леди с восьмого канала теле! видения Гонолулу и завершил его восклицанием: "Смотрите ш! оу - и с вами все будет тип-топ!" Каждый раунд благотворительного телемарафона завершался песенкой "Тебе никогда не придется гулять одному" в исполнении Джерри. Нельзя сказать, что песня была выбрана удачно, учитывая, что марафон предназначался для дистрофиков".

"New West напечатал вместо моей юморески интервью Мери Мэрфи с Дино де Лаурентисом (ключевая деталь: пребывая на борту сверхзвукового лайнера, продюсер засыпает на коленях у интервьюера), - рассказывает Ширер. - Помнится, я разослал ее во все известные мне газеты и журналы. Так что этот текст прочитало множество людей - и до того, как он был опубликован в виде приложения к Film Comment (1979), и после".

Изобретение видео убило многие радиожанры и оставило без работы многих радиозвезд. Нет ничего удивительного в том, что и самиздат стал использовать новые технологии. Он стал преимущественно видеоэлектронным.

Приведу для иллюстрации этого тезиса всего пару примеров,! на этот раз спортивных. В былые времена спортивные комментаторы охотно передавали из рук в руки аудиозаписи самых знаменитых интервью, данных спортсменами, их тренерами и менеджерами команд. Известна тирада, произнесенная в 1983 году потерявшим самообладание менеджером клуба Chicago Cubs Ли Элиа: "Если они действительно чикагцы и наши - б-и-и-и-п: - фанаты, они могут поцеловать мою - б-и-и-и-п: - прямо сейчас, не отходя от кассы". А чего стоит прозвучавшее в 1976 году откровение тренера Los Angeles Dodgers Томми Ласорда по поводу судьи Дэйва Кингмана, трижды за матч удалявшего игроков его команды: "Вы хотите узнать мое мнение на этот счет? Я думаю, что это был самый "биповый" из всех "бипов". Зарубите себе на носу: я слов на ветер не бросаю - бип-бип-бип-бип".

Суть дела в том, что подобные интервью можно теперь безо всякого труда услышать - и увидеть - в Интернете; это займет у вас меньше времени, чем чтение преды! дущего абзаца.

Майкл Кинсли, будучи редактором онлайново! го журна ла Slate, открыл для себя необычайные возможности Интернета 12 июля 1998 года - в тот роковой день, когда он послал своим друзьям и коллегам сугубо частное письмо под названием "Моя карьера в качестве редактора журнала The New Yorker". Кинсли откровенно, не скупясь на подробности, рассказал, как проходила его встреча с владельцем журнала Си Ньюхаузом, который искал человека, способного заменить на посту редактора Тину Браун, и в конечном итоге остановил свой выбор на сопернике Кинсли Дэвиде Ремнике. Не прошло и недели, как это письмо прочли все журналисты Америки. "Я переслал его всем своим знакомым", - признался один из незапланированных читателей. Это был один из первых зафиксированных случаев распространения сплетен при помощи e-mail'а.

Сходным образом в прошлом году ближневосточный репортер The Wall Street Journal Фарназ Фассихи послал нескольким друзьям e-mail, который немедленно стал одним из самых читаемых текстов о полож! ении в Ираке, тем более что это был "репортаж с места событий". ("Быть в эти дни иностранным корреспондентом в Ираке - все равно что находиться под виртуальным домашним арестом..."). "Этот e-mail был частным письмом моим друзьям и не предназначался для публикации, - сказал мне Фассихи. - Я был потрясен и шокирован, когда узнал, что оно беспрепятственно циркулирует по всему свету".

Самиздат больше не имеет отношения к пишущим машинкам и слепым копиям, и он не обременен ныне опасениями, что любознательный сосед донесет на тебя в КГБ. Сегодня "самоиздание" заключается в том, что человек просыпается, включает компьютер и делится своими мыслями с гипотетически необъятной аудиторией Интернета. Всего-то и делов! Консалтинговая фирма Technorati, базирующаяся в Сан-Франциско, сообщила недавно, что, по ее подсчетам, количество публикуемых в Интернете веб-дневников, или блогов, почти удвоилось за первые шесть месяцев текущего! года - то есть возросло с 7,8 до 14,2 миллиона.

Забудьт! е о &quo t;писании в стол". Забудьте о рассылке ваших неопубликованных творений друзьям-товарищам. Перефразируя йога Берра ("Туда никто не ходит; там слишком много народу"), можно сказать: это делает такое количество людей, что вряд ли стоит этим заниматься.

Перевод Иосифа Фридмана

Какой же из вариантов истории - "наш"? Так и названа недавняя книжка трех историков - "Выбирая свою историю". "Выбирать историю" - почти то же, что "выбирать родителей", но такой уж жизнью мы сейчас живем.

Всю прошедшую неделю только и разговоров было, что про захоронение праха генерала Деникина в московском Донском монастыре. Символ Белого движения, однозначный злодей официальной советской истории был в третий раз (хотелось сказать "в своей жизни", но вовремя осекся) похоронен с воинскими почестями, причем гроб его несли на плечах солдаты номинально Российской, а на деле, увы, все той же Красной армии, с которой он когда-то воевал. Очень трогательно в одном из репортажей с места события было сказано про шашку генерала, которая вернулась вместе с его прахом: на ней, дескать, никогда не было ни капли крови. Что ж за генерал такой, подумали многие, и зачем мемориальную шашку внесли в протокол пышного действа? Похоже на торжественную сдачу оружия (шашку подарили президенту, а он переадресовал странный пода! рок в музей, где будет она лежать, должно быть, неподалеку от шашки Буденного, которой красный маршал тоже вряд ли пользовался по прямому назначению). Давайте, словом, гордиться и Буденным, и Деникиным, а то, что они друг с другом воевали не на жизнь, а на смерть, дело десятое: Гражданская война наконец-то закончилась и настал день согласия и примирения. А Буденный и Деникин оказались в двойственной роли: не то герои, не то жертвы братоубийственной войны.

Сомнительная какая-то идиллия, право слово, - ход истории, конечно, смывает взаимно пролитую кровь, но не так же быстро, и не в стране, где под двуглавого орла стало модно подкладывать красный фон (см. новый логотип газеты "Газета"). То ли постмодернизм, то ли шизофрения.

Забылось уже, кто именно первым изрек этот горький парадокс: "Россия - страна с непредсказуемым прошлым". Да и не важно кто, потому что каждый из нас, наблюдавших т! ечение жизни и мысли в последние хотя бы два десятка лет, изоб! ретал эт от велосипед, на котором, честно сказать, не очень-то комфортно катить в будущее. Самые значимые события отечественной истории вдруг начинают то исчезать на глазах ("А было ли татаро-монгольское иго и Куликовская битва?" - будоражат общественное мнение некоторые историки), то подозрительно мерцать (кто был бОльшим прогрессистом - неуравновешенный Павел I или предавший его сынок Александр, "Благословенный", но и "плешивый щеголь, враг труда"?). Словом, в истории хочется навести хоть какой-нибудь порядок: если Россия в очередной раз устремлена вперед, в лучезарное будущее, то неплохо бы ей иметь крепкий, непротиворечивый тыл, то бишь если и не славную, то хотя бы достоверную историю. А можно, впрочем, и не достоверную, можно даже мифическую - при том условии, что в миф безоговорочно верят все. По Дейлу Карнеги: "Как перестать беспокоиться и начать жить".

Но не можем мы пока что "перестать беспокоиться" и продолжаем выбирать: какой же из вариантов истории, предложенных спорящими между собой специалистами, "наш"? Так вот и названа недавняя книжка трех историков (И.Карацуба, И.Курукин, Н.Соколов) - "Выбирая свою историю. "Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов" (издательство "КоЛибри").

"Выбирать историю" - это круто, это почти то же самое, что "выбирать родителей", но такой уж жизнью мы сейчас живем, что и невозможное кажется возможным.

Однако предлагается нам, в сущности, не рычаг для переворота наличной истории, а что-то вроде обучающей игры: изменить то, что произошло, мы не в силах, однако можем поупражняться в эксплуатации пресловутого "сослагательного наклонения": а что было бы, если...? Ну, к примеру, что было бы, если бы Бухарин в свое время ! не устрашился открытого противостояния со Сталиным и сумел&nbs! p;предот вратить коллективизацию? Что было бы, если бы олигархи в 1997-м не перессорились между собой из-за "Связьинвеста"?

В предисловии Андрей Юрганов пишет: "Эта книга необычна. Профессиональные историки делятся с читателями мыслями об альтернативах исторического развития. Мысли эти остаются подчас невостребованными, таятся в уголках сознания, пока общество не потребует сказать о них открыто. Такой момент настал. Часть российского общества явно взыскует ответа на вопрос о том, что с нами происходит...".

"Сказать о мыслях" - как-то не очень по-русски, да и вопреки пафосу вдруг вспоминается что-то вроде "Физики шутят", в смысле - профессиональные историки забывают законы "строго доказательной академической истории" и резвятся, как дети, на лужайках, давно уже засеянных добротными техническими культурами, включая подсолнухи и коноплю. Ну не нравятся им вся эта кукуруза! , хочется, чтобы легкокрылые мотыльки летали над ромашками и фиалками и свободные пейзане водили бы хороводы и плели бы венки. Ах, как хорошо было бы, если б понедельник начинался в субботу!

Автор предисловия считает, что в ситуации "невнятного" государства "неслучайно возникает потребность в провоцирующей книге, смысл которой - поколебать уверенность в том, что возможно лишь одно объяснение прошлого". Сразу хочется спросить: а давно ли вы сталкивались с такой уверенностью? Это сейчас такой же реликт, как и пресловутая социалистическая "уверенность в завтрашнем дне".

Ну да ладно: поиграть, если скучно стало, никому не возбраняется. Но вот какое дело: читаешь-читаешь этот толстый том и как-то не находишь в нем обещанной "провокационности". Два десятка глав, каждая из которых посвящена одной из множества "точек бифуркации"! ; ("развилок") российской истории, - добротно изложе! нные обс тоятельства, сопровождавшие тот или иной ее поворот (несколько подробнее, чем в давно забытых официальных учебниках), а в конце главы - некая ритуальная фраза о том, что все могло бы повернуться иначе. Или пара фраз. Или абзац - все равно мало, чтобы претендовать на "альтернативную историю". Словом, сборник дельных исторических статей, насильно втиснутых в придуманный формат "антиучебника" (авторское предисловие: "Эта книга вовсе не учебник. Она, скорее, "антиучебник"). Однако всякое "анти", увы, непременно зависит от того, "против" чего: стилистика именно учебника бессознательно воспроизведена почти во всех главах, особенно в последних, повествующих о наших временах. Сухое перечисление событий, хорошее пособие для иностранного студента или для юноши, который очень смутно помнит, что же такое случилось в России в августе 1991-го или в октябре 1993-го. Но никак не альтернативная история и не провокация.

Выбор "развилок" тоже небезупречен: то густо, то пусто. "1928. Соблазн большого скачка" - а потом провал в сорок лет: "1968. "Я - могу - говорить!". Помилуйте! Войны, что ли, не было и не возникало на фоне войны разнообразных "развилок"? Даже помимо самой очевидной - быть или не быть России? А сразу после войны, когда отвоевавшие и победившие крестьяне мечтали о разгоне колхозов и были почти уверены, что это произойдет, а интеллигенция была воодушевлена тесным сотрудничеством СССР с Западом и всерьез полагала, что под влиянием союзников Сталину придется пойти на либерализацию режима? Есть такой том документов - "Власть и художественная ин! теллигенция. 1917-1953", изданный года три назад. Сам! ое интер есное в нем - донесения сексотов спецслужб о настроениях самых что ни на есть советских писателей в годы войны. Чуть ли не все они молились на союзников и ждали крутых перемен. А смерть Сталина со всеми сопутствующими обстоятельствами? Словом, много всего случилось за эти сорок лет, но в книжке здесь (и во многих других местах) зияет откровенная дыра, слабо замаскированная обзорной скороговоркой предыдущих и последующих глав.

Да нет, не жаль, что такая книжка вышла. Профессиональные историки остались в ней профессиональными, но провокаторство, видимо, не укладывается в джентльменский набор этой почтенной профессии. Просто времена такие: чтобы напечатать нечто дельное и мало кому известное о тесных связях Александра Невского с Ордой, надо представить это как сенсацию.

Да ведь нет ничего легче, чем разоблачить какой-нибудь миф: когда-то большевики разоблачение мифов поставили на поток - вскрывали мощи, жгли иконы, взрывали храмы. Изничтожали, как им казалось, "! ;вещество", на которое опирался миф. И тут же заражались трупным ядом, производя свои скороспелые мифы - мишень для последующих разоблачений.

Что плохо - времена наши еще не приспособлены для рационального перевода разнообразных мифов в милосердное поле культуры из дикого поля идеологии и политики. К примеру: ну знаю я, что Петр Великий был чудовище и Наполеон - чудовище, и не надо мне это доказывать с цифрами в руках (как один Россию изнасиловал "в надежде славы и добра", как другой Францию и Европу). Они уже давно вне добра и зла, они всего лишь художественные образы, тщательно обработанные культурой. Они - несущие опоры вполне себе человеколюбивых конструкций, помогающих выживать миллиардам людей. И за то спасибо.

Так учит ли чему история - хоть академическая, хоть "альтернативная"? А как же - учит! Рациональному скепсису, иррациональной надежде, противоречивый сплав которых еще держит греховное человечество в рамках человечности.

В Доме музыки прошел антитеррористический форум журналистов "Будущее без терроризма, терроризм без будущего". Почему такого рода акции у нас удаются редко? Почему на форуме для журналистов выступал только один журналист? Форум молчит.

5 октября в Театральном зале Дома музыки в Москве прошел антитеррористический форум журналистов "Будущее без терроризма, терроризм без будущего". Почему такого рода акции у нас удаются редко? Даже трудно привести примеры успешных действий в этой сфере. Попробуем разобраться в причинах. Но для начала - сценарий.

Инициатор форума - Институт развития прессы (ИРП), калька существовавшего в 1993-1996 годах Российско-американского информационного пресс-центра, занимавшего тогда уютный особнячок в Хлебном переулке, приятно поражавшего в те неустроенные годы отечественную клиентуру нездешней стерильностью. Эта стерильность, как родовое пятно, узнается во многих жестах организации.

Данный проект - только начало. Он должен способствовать объединению общественных сил в борьбе с терроризмом, усилению борьбы общества с террористической угрозой, инициировать широкое, квалифицированное освещение ср! едствами массовой информации вопросов борьбы с терроризмом".

Начало оказалось слабым. Неприятные сюрпризы начались сразу. Из тридцати ожидаемых гостей участие в обсуждении приняли только пятнадцать. Пленарное заседание начал Леонид Млечин.. Он тоже удивился тому, что зал заполнен лишь на треть. Первым выступавшим был Рауф Саад, посол Арабской Республики Египет в России. Он ритуально подтвердил центральную роль ООН в борьбе с терроризмом. Ритуально пожурил бесконтрольные СМИ, своими провокациями нередко способствующие разжиганию терроризма.

Сценарий нарушил депутат Государственной думы Геннадий Гудков, в списках участников не значившийся. Депутата Гудкова переполняли гражданские чувства. Депутат Гудков поделился с собранием своей программой и предъявил свой счет обществу и власти. Счет депутата Гудкова заключается в том, что терроризм сегодня безадресный и направлен против случайных людей. На руку террористам бездействие общества и социально-экономическая не! устроенность. Большая вина лежит на государствах, которые прид! ерживают ся "двойных стандартов в политике". Государства не должны терпеть террористов и закрывать глаза на их злодейскую неисправимую природу, как открыто поступает Великобритания по отношению к Закаеву, за что она и поплатилась во время лондонских терактов. Для борьбы с терроризмом надо понять, что "доктрина терроризма - борьба за деньги и власть, а не религия. Депутат Гудков заявил, что СМИ должны говорить правду, но "не популяризировать и не героизировать терроризм", не называть имен террористов. А ключевую роль в борьбе с терроризмом обязана сыграть церковь, миссия которой - разоблачить террористов на религиозном уровне". Правда, что это за религиозный уровень, депутат Гудков не разъяснил.

Эта пьеса, видимо, не предполагала интриги, конфликтов. Все участники изящно соглашались друг с другом, слаженно ведя дело к кульминации. После Гудкова слово взял Асаминеу Бедание, посол Федеративной Демократической Республики Эфиопия в РФ. По его мнению, с ! террористами надо бороться путем лишения их источников финансирования и подрыва их идеологической основы. Кроме того, нельзя поддерживать правительства, "за которыми прячутся террористы".

Следующий выступавший - Жан-Шарль Бертонне, министр-советник Посольства Франции в РФ. По его словам, из-за борьбы с терроризмом нельзя забывать о демократических правах человека. Чтобы преуспеть в этой борьбе, надо успешно сочетать принципы государства и ведение диалога с мусульманским миром.

Далее по сценарию происходило соревнование в дефинициях, что должно было способствовать преодолению террористической опасности. Израильский пресс-атташе М. Бродски определил террор как "сознательный и планомерный удар по гражданскому населению с целью добиться политических целей". Затем слово взял представитель Турции, заявивший, что современный террор нельзя путать с угрозой, анархией и простыми покушениями. На этом закончилось обсуждение первой проблемы, которая ! была определена как "Международный терроризм и экстремизм! : новые вызовы XXI века. Опасность и масштабы международного терроризма и поиск эффективных методов противодействия".

Кроме перечисленных выше к обсуждению были приглашены М.В.Маргелов, председатель комитета СФ РФ по международным делам, и И.В.Баринов, председатель подкомитета ГД по законодательному обеспечению борьбы с терроризмом и транснациональной преступностью. Но ключевой вопрос: "Что такое транснациональная преступность?" - так и остался непроясненным.

Г-н Млечин милосердно объявил второй проблемный акт: "Ответственность российской власти за разработку эффективных мер противодействия терроризму на национальном, региональном и международном уровнях. Создание и внедрение технологий продуктивного социального партнерства государства и общества в интересах укрепления национальной безопасности". А.С.Куликов, заместитель председателя комитета ГД по безопасности, подробно объяснял, какие поправки следует внести в законодательство, какие поправки у! же внесены и как они повлияют на ситуацию. "Терроризм неискореним", - на этой оптимистической ноте Куликов завершил выступление.

Предчувствие катарсиса побудило организаторов сразу перейти к третьему акту - "Будущее без терроризма: роль и ответственность делового сообщества в поддержке программ противодействия террористическим угрозам". Заявленные для обсуждения Е.М.Примаков, президент Торгово-промышленной палаты, и А.И.Вольский, почетный президент Российского союза промышленников и предпринимателей, так и не появились. Однако вместо них достойный ответ от лица делового сообщества дала С.Б.Зангеева, президент Национального фонда малого и среднего предпринимательства. Ее выступление было довольно убедительным, но почти все касалось необходимости поддержки малого и среднего предпринимательства. Однако уже в конце своей речи г-жа Зангеева объяснила, почему малый и средний бизнес так важен в борьбе с терроризмом: бизнес предоставляет рабочие места, сни! жает безработицу, а значит, и социальную напряженность.

! Странная "забывчивость" участников усилила протестную составляющую акции, но увела от темы. Форум получился антиправительственный, антимонопольный, какой угодно, но не антитеррористический. Подмена еще больше усилила бессмысленность. После выступал Б.Н.Малахов, заместитель директора Департамента информации и печати МИД РФ. Он рассказал о сотрудничестве России и ООН в борьбе против терроризма. По его словам, существует много соответствующих документов и резолюций, в том числе утвержденных по инициативе России. Главная же проблема заключается в том, что правила и предписания эти не выполняются.

А.А.Аслаханов, советник президента РФ, подчеркнул бездействие властей в вопросе борьбы с терроризмом. Например, В.В.Путин говорил о необходимости создания единой информационной базы данных о террористах, но так ничего и не было сделано. Аслаханов также объяснил, что не следует обвинять журналистов в неправильном или некорректном освещении событий. Ведь им никто толком и не объяс! нял смысл слова "шахид", не обозначал степень вреда, который они могут причинить своими заявлениями.

Последним перед антрактом выступавшим был гость из Украины А.И.Дичек, председатель правления неправительственной организации "Международное антитеррористическое единство". Он рассказал о программе борьбы с террористической угрозой, составленной их организацией. Программа эта включает все сферы человеческой жизнедеятельности.

После перерыва по всем правилам кольцевой композиции вступил в полемику с депутатом Гудковым (помните такой персонаж в первом акте?) В.В.Гущин. По мнению Гущина, терроризм имеет конкретное политическое содержание. Он направлен против граждан, чтобы "поднять нас против своей власти".

Традиционно выдержав амплуа "deos ex machina", И.Хакамада подчеркнула необходимость воспитания толерантности у российских граждан, а также предупредила об опасности маскировки ситуации под международными ярлыками. &quo! t;Тупики лабиринта", в котором мы блуждаем, пугающе реали! стичны.< /p>

Гарнирной скороговоркой прозвучали темы ксенофобии, роли институтов гражданского общества в формировании системы безопасности общества. В дискуссии приняли участие Н.Н.Мосинцев-Озеранский, президент Всемирного благотворительного фонда "Дети и молодежь против терроризма и экстремизма", А.И.Шумилин, директор Центра анализа ближневосточных конфликтов, Э.Лозанский, президент Американского университета в Москве. А.В.Милехин, генеральный директор компании "Ромир-Мониторинг". Эркам Туфан Айтав, генеральный секретарь международной неправительственной организации "Платформа-Диалог-Евразия", призвал бороться с терроризмом, опираясь на церковь, которая должна объяснять, что терроризм не имеет под собой религиозной основы, а ислам и терроризм несовместимы .

Форум завершил видеомост между Владикавказом (который был представлен мэром Беслана и руководителями Республики Северная Осетия - Алания) и студией агентства РИА "Новости" в лице С.! Кара-Мурзы. Апофеоз официоза и общих слов.

Мораль сей басни такова: профессиональные журналисты должны сообщать правду, но соблюдая при этом этические нормы, не калеча психику людей. Профессиональные журналисты должны уметь и рыбку есть, и обществу в нужных пропорциях информацию доставить.

Высказывались и нетривиальные идеи. Для воспитания этнической веротерпимости г-н Куликов предложил показывать в передаче "Спокойной ночи, малыши" не только русские сказки, но и сказки других народов. А самым плодотворным и поистине сенсационным было предложение главы издательского дома "Веселые картинки" Юлии Вороновой опубликовать в журнале детские рисунки о бесланской трагедии.

Все завершилось. Нестыковки стали привычной частью российского политического общепита. Стерильность победила. Но почему на форуме для журналистов выступал, по сути дела, только один журналист? Зачем было тратить средства на организацию форума, на телемост с Владикавказом и ст! удией РИА "Новости"? Форум молчит. Не дает ответа. Подробнее

Non-fiction: "Под дулами пушек: Демократические мечты и вооруженное вмешательство" Дэвида Риффа; "Новый американский милитаризм: Как американцы поддались искушению войной" Эндрю Дж. Басевича; "Гуантанамо и за его пределами".

1.

Те из нас, кто с самого начала выступали против вторжения Америки в Ирак, не могут испытывать удовлетворения от его катастрофических последствий. Напротив: мы должны теперь задать себе ряд весьма неприятных вопросов. Первый вопрос - правомерность "превентивного" военного вмешательства. Если иракская война была ошибкой - "неправильная война в неправильное время" ¹, - то почему тогда была правильной война против Сербии в 1999 г.? У той войны, в конце концов, также не было санкции Совета Безопасности ООН. Она также была неправомочным и несп! ровоцированным нападением на суверенное государство, предприня! тым в &q uot;превентивных" целях, повлекшим за собой многочисленные жертвы среди гражданского населения и вызвавшим сильное негодование против осуществивших его американцев.

Очевидное различие - и причина, по которой многие из нас радовались, когда США и их союзники вошли в Косово, - состояло в том, что Слободан Милошевич начал кампанию против албанского большинства Косовской области Сербии; при этом имелись все признаки прелюдии к геноциду. Так что не только США были на правильной стороне, но и вмешательство произошло в нужное время, ведь оно могло фактически предотвратить главное преступление. Вероятные последствия бездействия казались очевидными (на памяти был позор в Боснии и Руанде в самом недавнем прошлом), они далеко превосходили риски, связанные с интервенцией. Сегодня администрация Буша, - которая не может предъявить "оружие массового уничтожения", чтобы оправдать поспешное начало военных действий, - предлагает "дарование свободы Ираку" почти к! ак запоздалую отговорку. А война 1999 года с самого начала была войной ради спасения жизни косовских албанцев.

Однако не все так просто. Саддам Хуссейн (подобно Милошевичу) представлял постоянную угрозу для многих своих подданных, причем не только в тот период, когда уничтожал курдов и шиитов, а мы стояли рядом и наблюдали, но и до самого конца своего режима. Те из нас, кто одобряют гуманитарные вмешательства в принципе - не потому, что они отвечают нашим добрым намерениям, а потому, что они делают добро или предотвращают зло, - не могут, будучи последовательными, жалеть свергнутого Саддама. Те из нас, кто возражают против одностороннего применения грубой силы, должны вспомнить, что десять лет назад мы восхитились бы, если бы кто-то, все равно кто, в одностороннем порядке вмешался, спасая племя тутси в Руанде. И те из нас, кто - на мой взгляд, справедливо - указывают на негативные последствия вмешательства пусть даже с самыми лучшими намерениями в дела других стран, н! е всегда применяли этот подход в случаях, когда мы с нетерпени! ем ожида ли, чтобы вмешательство началось.

Дэвид Рифф ничего не может предложить для выхода из этих затруднительных положений - в его последней книге царит атмосфера разочарования и отчаяния. Однако новый сборник его недавних эссе и докладов выполняет благотворную функцию, напоминая о том, какое все-таки беспокойство могут вселять подобные дилеммы. Многие годы Рифф был видным защитником полномасштабной гуманитарной интервенции - и не просто как повязки на ранах мира. Подобно Полу Вулфовицу и другим он искренне верил в желательность и возможность обеспечения демократических перемен там, где это необходимо. Он включил в этот сборник несколько более ранних эссе, которые простодушно педалируют случаи западного вмешательства: в Африке, на Балканах и в других местах. Теперь, как Рифф признается в своих размышлениях, добавленных задним числом к прежним эссе, у него уже появились сомнения.

Дела идут не так, как следовало бы, и не только в Ираке. Международное право - как и сама О! ОН - было задумано в мире суверенных государств, в мире, где между странами вспыхивали войны, а мир между государствами своевременно достигался с помощью посредничества, и самым важным в мироустройстве после Второй мировой войны было гарантировать неприкосновенность границ и суверенитета. Сегодняшние войны, как правило, возникают в пределах самих государств. Различия между миротворчеством и поддержанием мира - между вмешательством, помощью и принуждением - нечеткие, как нечетки права противоборствующих сторон и обстоятельства, в которых иностранные посредники могут прибегнуть к принуждению. В этом запутанном новом мире благожелательные западные дипломаты и наблюдатели порой оказывались не в состоянии отличить воюющие государства - действующие в рамках обычных дипломатических норм - от могущественных местных криминальных диктаторов, типа лидеров Судана. Переговоры с последними слишком часто равнозначны сотрудничеству и даже соучастию в преступлении.

Что касается Органи! зации объединенных наций ("этой беззубой старой ведьмы&qu! ot;, как выразился Рифф), то она не только не способна предотвратить преступные действия, но своей одержимостью в стремлении сохранить "беспристрастность" и своим протекционизмом по отношению к собственным сотрудникам может иногда способствовать массовым убийствам. В Сребренице, в июле 1995 г., четыреста нидерландских солдат ООН вежливо стояли в стороне, позволив Ратко Младичу и его боснийскому сербскому ополчению перебить семь тысяч боснийских мусульман, мужчин и юношей, "удобно" собранных в одном месте под защитой Организации объединенных наций в "безопасном" районе. Возможно, это исключительный случай, но именно в таких чрезвычайных обстоятельствах международные организации всех видов, какими бы гуманными ни были их намерения, едва ли могут избежать компрометации самих себя, особенно когда великие державы в Совете Безопасности отказываются дать санкцию на адекватную вооруженную поддержку. Если частные благотворительные организации и собственный верхо! вный комиссар ООН по делам беженцев помогают перевозить, обустраивать, снабжать жильем и питанием насильственно перемещенных людей - на юге Балкан, в Восточном Конго или на Ближнем Востоке - то, что они делают: предоставляют жизненно необходимую помощь или облегчают осуществление чьего-то проекта этнической чистки? Слишком часто ответ на этот вопрос будет: и то, и другое.

Рифф идет дальше. Большинство гуманитарных организаций, общественных и частных, по определению предназначены для действия в конкретных чрезвычайных ситуациях. В кризисной ситуации их главная задача состоит в обеспечении немедленной помощи (и защиты собственных людей); у них нет ни времени, ни желания для долгосрочного решения проблемы или для политических расчетов. В результате их легко могут эксплуатировать: жертвы (Рифф особенно недоволен Армией освобождения Косово (UCK), - которой он обычно восхищался, но которая, как ему кажется теперь, всегда склонна к насилию и стремится к принудительному высел! ению оставшихся косовских сербов, - она, в самом деле, не мног! им лучше , чем ее сербские "коллеги"); но прежде всего крупные державы, у кого такие гуманитарные объекты на практике находятся на субподряде и в чьем сотрудничестве они нуждаются.

В той степени, в какой эти гуманитарные организации обеспечивают прикрытие для сомнительной в правовом отношении вооруженной интервенции и ее неизбежных изъянов, они подрывают собственную репутацию и моральное доверие, никогда не достигая своих целей. ООН, согласно Риффу, в ситуациях особого риска стала "де-факто колониальной конторой американской власти", проводя чистку после американских интервенций и "будучи использованной подобно воображаемому бумажному носовому платку... как это обычно делают", по безрадостному описанию одного служащего ООН в Ираке, кого Рифф одобрительно цитирует. Оно может показаться несколько грубым. В конце концов, благотворительные организации в опасных местах знают по горькому опыту, что держаться на правильной стороне оккупирующей власти (дер! жавы) или коррумпированного местного вождя или полицейского - оплатив на короткий срок их лояльность - это единственный способ остаться в данном месте и, стало быть, вообще приносить какую-то пользу.

Разочарованный тон Риффа может приобретать циничную остроту: "...имперские мечты американских неоконсерваторов, подобных Максу Буту или Роберту Кагану, имеют гораздо больше смысла, чем колебания левых гуманистов". Его эссе выдают некоторую поспешность - и в их первоначальной редакции и в последующем переиздании: в Косове, поучает он, "Запад наконец угодил в яму, которую сам и вырыл, пудря мозги рассуждениями о категорическом императиве прав человека". Кроме того, относительно немногое из того, что Рифф говорит о негативных последствиях благонамеренного вмешательства в дела других народов, покажется новым для большинства читателей. Но было время, когда Рифф принял бы такие неприятные побочные эффекты как лучшую часть либеральной доблести: "Наш выбо! р на рубеже тысячелетий, - писал он несколько лет назад, - каж! ется, су зился до выбора между империализмом или варварством". После Ирака, однако, вещи выглядят по-другому, и он с сожалением признает, что "не понял, насколько империализм является варварством или, по крайней мере, может всегда им стать" ².

Сегодня Рифф не против гуманитарного вмешательства. Но теперь он считает, что мы должны прагматически оценивать каждый случай по его достоинствам и без иллюзий: прежде всего без иллюзии о том, сколько подлинных перемен мы когда-либо сможем осуществить и какой ценой ³. Он все еще верит, что "мы" должны были вмешаться в Боснию раньше и "мы" несем коллективную ответственность за то, что допустили геноцид в Руанде. Как, в таком случае, "нам" решать в будущем - оставаться в стороне или действовать? И кто это "мы", несущие ответственность и способные предотвращать такие катастрофы? "Международное сообщество&quo! t; - что на практике означает Организацию объединенных наций и его различные учреждения помощи и миротворческие силы? Рифф, разочарованный любовник, исполнен презрения к ООН - "только в африканском контексте такое негодное учреждение, как Организация объединенных наций, пассивность которой люди сведущие давно распознали, могло рассматриваться как центр власти", - но ничего лучшего предложить он не может.

"Негодное"? "Пассивное"? В своем презрении Рифф не одинок. Один видный адвокат, специалист по правам человека, работавший в Африке в рамках ООН, обвиняет эту организацию и ее теперешнего генерального секретаря Кофи Аннана в "капитуляции перед злом" в том регионе ⁴. Неоконсерваторы давно отвергли ООН за бесполезностью: "Организация объединенных наций не является ничьим гарантом. Ее едва ли можно считать существующей, разве что в формальном смысле" ⁵! . Администрация Буша сознательно назначила своим очередным! послом в ООН человека, презирающего это учреждение. Последняя экспертная "Группа высокого уровня", учрежденная генеральным секретарем ООН, признает неумелое руководство организации в постконфликтных операциях и другие ее недостатки - плохую координацию, расточительность и пустое соперничество между учреждениями. Группа недвусмысленно характеризует печально известную Комиссию ООН по правам человека как страдающую тем, что вежливо названо "дефицитом легитимности".

Но фундаментальная проблема Организации объединенных наций - это не отсутствие эффективности, не коррупция, не дефицит "легитимности". Главная проблема - слабость. У ООН нет полномочий совершать международные интервенции без единогласного одобрения Совета Безопасности, все пять постоянных членов которого обладают правом вето, - и США, по крайней мере, всегда без колебаний пользовались им. Долгое время ООН находилась в тупике, связанном с "холодной войной", и ограничивалась громо! гласными "резолюциями". С 1990 г., однако, роль ООН и ее учреждений возросла, они приобрели особый вид международной легитимности в качестве всемирных миротворцев, миростроителей и сил по поддержанию мира - до такой степени (невообразимой несколько десятилетий назад), что для сотен миллионов людей во всем мире целесообразность американского вторжения в Ирак зависела от успеха или неудачи Вашингтона в получении поддержки, которая была бы зафиксирована во второй резолюции Совета Безопасности ⁶.

Как подчеркивает "Группа высокого уровня", "коллективно санкционированное применение силы не является, возможно, правилом сегодня, однако оно уже не является и исключением". Но это указывает на вторую слабость. В мире, где нарушение правительствами прав их собственных подданных стало основным поводом для вооруженного вмешательства, акцент Устава ООН на неприкосновенность суверенных государств выглядит довольно ст! ранно. Противоречие между правами отдельных личностей и прерог! ативами государств едва ли представляет собой новый вызов - это было предметом особой заботы Дага Хаммаршельда, генерального секретаря ООН в период 1953-1961 ⁷; но ООН все еще имеет мало ресурсов, правовых или материально-технических, чтобы противостоять ему. Прежде всего, у нее нет ни собственной армии, ни вооруженной полиции. Она, таким образом, предпочла уклоняться от конфронтаций, требующих использования силы, что приводит ее группу экспертов к выводу о том, что "главная причина экономической нерациональности учреждений нашей системы коллективной безопасности заключается просто в нашей неготовности идти на серьезные меры по предотвращению смертоносного насилия".

У той же группы, тем не менее, имеются весьма четкие представления о достижениях Организации объединенных наций. Ее наибольший успех состоял в том, что она убедила и демократов, и тиранов в необходимости, по крайней мере, казаться легитимными, обеспечивая выполнение с! анкций ООН или призывая принять их - как фиговый листок для своих действий. Сегодняшнее присутствие сил ООН по поддержанию мира на всей планете - от Боснии до Абхазии и до Восточного Тимора - может приводить иногда к искаженным и парадоксальным результатам, что Рифф и другие мрачно подтверждают документально; но их отсутствие или присутствие в недостаточных количествах или с неадекватным мандатом почти всегда катастрофичны. Там, где предписание ООН не имеет силу, - из-за того, что мощное нелиберальное государство не терпит никакого вмешательства в свои внутренние дела (как в Чечне или среди уйгуров в Западном Китае), - творятся нехорошие вещи. В целом, результаты деятельности ООН не столь уж плохи. Вот что говорит "Группа высокого уровня":

"Мы пришли к выводу, что успехи Организации объединенных наций в устранении серьезных угроз для международного мира и безопасности гораздо значительнее, чем признается".

Шестнадцать членов группы ООН, рассу! ждающих таким образом, - не кучка левых гуманистов не от мира ! сего. Ср еди них четыре бывших премьер-министра, президент весьма уважаемой Международной кризисной группы (Гарет Эванс, бывший министр иностранных дел Австралии), бывший Постоянный представитель Великобритании при ООН и генерал Брент Скоукрофт, бывший советник по национальной безопасности США при президенте Буше-старшем. Для комитета ООН их заключения освежающе прагматичны, а потому необычайно весомы. Вот их вывод. Сегодня "стремление к международной системе, регулируемой нормами права, усилилось". Такая международная система может быть дееспособной только в том случае, если она поддержана "развитым военным потенциалом", а этим потенциалом ее организацию, учреждения и персонал могут обеспечивать только государства - члены ООН. Если они упорствуют в отказе, это быстро становится явным, как случилось в середине 1990-х годов, когда ООН "поменяла оковы "холодной войны" на смирительную рубашку самодовольства государств-членов и безразличия великих держа! в".

В то же время международная система в существующем виде не жизнеспособна, если отдельные государства-члены, о которых идет речь, вместо этого хотят использовать свои ресурсы в одностороннем порядке. На практике есть только одно государство - член ООН, которое имеет возможность делать это последовательно и во всемирном масштабе, и "Группа высокого уровня" ясно дает понять, что она думает об этом:

"...в мире, где существует ощущение наличия множества возможных угроз ⁸, риск, которому могут подвергнуться глобальный порядок и предусматривающая отказ от интервенции норма, на которой этот порядок по-прежнему зиждется, попросту слишком велик, чтобы признать законность односторонних превентивных действий, отличных от коллективно одобренных действий".

Иными словами, "мы" в моем вопросе о будущих вмешательствах может быть только международным сообществом наций. Но "Группа высокого уров! ня" Кофи Аннана не заблуждается относительно фактов между! народной жизни:

"Для того чтобы сложился новый консенсус по вопросам безопасности, необходимо прежде всего добиться понимания того, что главными действующими лицами, которые борются со всеми стоящими перед нами угрозами - как новыми, так и старыми, - по-прежнему являются отдельные суверенные государства".

2.

Итак, мы, проделав полный круг, возвращаемся к моей отправной точке. Существует большое количество отдельных суверенных государств. Но только одно из них, Соединенные Штаты Америки, имеет и желание, и средства для поддержания международного вооруженного вмешательства и содействия его осуществлению. Разумеется, это было очевидно и раньше, однако совершенно не вызывало беспокойства у международного сообщества, а многих - успокаивало. Мало того, что США, как казалось, разделяли гуманитарные и демократические цели различных учреждений и альянсов, которые они помогли создать в 1945 г., но они к тому же управлялись политическим классом, кот! орый видел преимущества политики самоограничения, веря вместе с Гарри Трумэном, что

"всем нам следует осознать - независимо от того, как велика наша сила, - что у нас вовсе нет права поступать всегда так, как нам нравится" ⁹.

Великие державы, конечно, не филантропы. США никогда не прекращали преследовать национальные интересы, как их понимали сменяющие друг друга администрации. Но в течение десяти лет после окончания "холодной войны" США и "международное сообщество" - как оказалось, случайно - разделяли общий набор интересов и целей; действительно, американское военное превосходство подкрепляло все виды либеральных мечтаний для улучшения положения в мире. Отсюда энтузиазм и надежды 1990-х годов, отсюда и сегодняшние недовольство и разочарование. Ибо США при президенте Джордже У. Буше решительно не разделяют интересы и цели международного сообщества. Многие в этом сообществе сказали бы, что все д! ело в том, что сами Соединенные Штаты изменились беспрецедентн! ым и вес ьма пугающим образом. Эндрю Басевич согласился бы с этим мнением.

Басевич - выпускник военной академии "Вест-Пойнт", ветеран войны во Вьетнаме и консервативный католик, профессор международных отношений в Бостонском университете. К его голосу прислушаются даже в кругах, как правило, невосприимчивых к критике. Его работы должны приводить их в замешательство. Доводы его непросты, они опираются на детальное знание об изменениях в американской армии, начиная с войны во Вьетнаме, о милитаризации стратегического политического мышления и о роли военных в американской культуре. Но вывод, который он делает, ясен. Соединенные Штаты, пишет Басевич, превращаются не только в милитаризованное государство, но и в военное общество: страну, где вооруженная мощь служит мерой национального величия, а войны, или их планирование, является достойным (и вполне) обычным проектом.

Почему министерство обороны США в настоящее время содержит 725 официальных американских военных ба! з за пределами страны и 969 внутри нее (не говоря уже о многочисленных секретных базах)? Почему США тратят на "оборону" больше, чем весь остальной мир? В конце концов, ведь нет же никаких существующих или вероятных противников, кого могли бы запугать или победить во время "звездных войн" ракетная оборона или ядерное оружие, разрушающее бункеры. И все же наша страна одержима войной: слухи о войне, образы войны, "преэмптивная" война, "превентивная" война, "хирургическая" война, "профилактическая" война, "перманентная" война. Как президент Буш объяснил на пресс-конференции 13 апреля 2004 г., "наша страна должна продолжить наступление и оставаться в наступлении".

Среди демократических государств только в Америке солдаты и другие военнослужащие, одетые в форму, вполне естественно смотрятся на политических групповых фотографиях и в популярных фильмах. Только в Америке гражданские жители охотно п! окупают дорогие армейские автомобили для шопинга в городских п! редместь ях. В стране, которая уже не лидирует в большинстве других областей человеческой деятельности, война и воины стали последними устойчивыми символами американского господства и американского образа жизни. "В войне, как кажется, - пишет Басевич, - кроется подлинное сравнительное преимущество Америки".

Басевич хорошо выявляет интеллектуальные корни культа терапевтической агрессии, цитируя среди прочих неподражаемого Нормана Подхореца (у Америки международная миссия, она никогда не должна "возвращаться домой"). Он также суммирует реалистичную картину войны, связанной с ожесточающейся борьбой страны за контроль над поставками горючего. Соединенные Штаты потребляют 25% всей нефти, ежегодно добываемой в мире, притом что разведанные запасы их собственной нефти составляют менее 2% от общих мировых запасов. Эту борьбу Басевич называет "Четвертой мировой войной": соперничество в схватке за лидерство в стратегических, богатых энергоносителями регионах,! таких как Ближний Восток и Средняя Азия ¹⁰. Она началась в конце 1970-х годов, задолго до официального окончания "Третьей мировой войны" (то есть "холодной войны").

На этом фоне сегодняшняя "глобальная война с терроризмом" является одним из сражений, возможно, второстепенного значения, среди потенциально неограниченного числа сражений, которые США будут вынуждены (или сами сочтут необходимым) вести. Все эти сражения будут выиграны, потому что США - монополист в области самого передового оружия, и они могут быть приемлемы для американского народа, потому что, по мнению Басевича, то же вооружение, особенно авиация, вновь придали войне "эстетическую респектабельность". Но обозримого конца у самой войны не предвидится.

Бывший солдат, Басевич весьма обеспокоен последовательной милитаризацией американских международных отношений и искажением традиционных воинских ценностей его страны в во! йнах, сопряженных с завоеваниями и оккупацией. Ясно, что он не! склонен терпимо относиться к заграничным авантюрам Вашингтона, имевшим идеологическую подоплеку: моральные затраты самих США с лихвой перевешивают сомнительные выгоды для иностранных получателей ¹¹. Ибо самая глубокая озабоченность Басевича связана с тем, что ближе к дому. В милитаризованном обществе диапазон приемлемого мнения неизбежно сужается. Оппозиция "главнокомандующему" немедленно объявляется lese-majeste; критика становится предательством. Басевич одобрительно цитирует Мадисона, писавшего в 1795 г., что никакая нация не может "сохранить свою свободу в условиях непрерывной войны" ¹². "Полномасштабное господство" начинается как пентагоновское клише и заканчивается как проект, подлежащий исполнению.

Хотя я считаю, что Басевич прав, когда видит в войне ядро проблемы, в современном американском политическом климате есть нечто большее, чем просто культ оружия. Нере! спубликанское почитание нашего президентского "лидера" сильно мешает американцам увидеть поведение своей страны таким, каким его видят другие. Последний доклад "Международной амнистии" - в котором не говорится ничего, о чем остальная часть мира уже не знала бы или во что не верила бы, но который был отклонен и высмеян президентом Бушем, - именно об этом. Соединенные Штаты "выдают" (т.е. похищают и передают) преследуемых подозреваемых государствам третьей стороны для допроса и пыток вне досягаемости американского закона и прессы. В число стран, которым мы перепоручаем эту задачу, входят Египет, Саудовская Аравия, Иордания, Сирия (!), Пакистан - и Узбекистан. Там, где передача трудно выполнима, мы импортируем квалифицированных следователей из-за границы: в сентябре 2002 г. китайская "делегация" в ходе своего визита была приглашена принять участие в "допросе" этнических уйгуров, содержавшихся под стражей в Гуантанамо.

В а! мериканских следственных центрах и тюрьмах в Ираке, Афганистан! е и зали ве Гуантанамо были убиты по крайней мере 27 "подозреваемых". В это число не включены внесудебные, экстерриториальные "целевые убийства": практика, начатая Бенито Муссолини убийством братьев Росселли в Нормандии в 1937 г., энергично продолжаемая Израилем и теперь взятая на вооружение администрацией Буша. Доклад "Международной амнистии" содержит перечень 60 засвидетельствованных методов содержания в заключении и методов допроса, обычно применяемых в американских исправительных учреждениях, в частности в Гуантанамо. Они включают погружение в холодную воду, имитирующее утопление, принудительное бритье волос на лице и теле, пытки электрическим током, унижение (например, уринирование на заключенного), сексуальные издевательства, насмешки над религиозной верой, подвешивание на кандалах, физические нагрузки, ведущие к истощению (например, перенос камней), издевательскую имитацию казни.

Все эти методы знакомы студентам Восточной Европы 1950-х годов! или Латинской Америки 1970-1980-х - включая официально зафиксированное присутствие "медицинского персонала". Но американские следователи применяют и новинки. Один способ заключался в насильственном обертывании подозреваемых - и их Корана - в израильские флаги: великодушный жест нашему единственному безусловному союзнику, гарантирующий, однако, что новое поколение мусульман во всем мире будет отождествлять обе страны и ненавидеть их с одинаковой силой.

Все эти методы - и многие, многие другие, регулярно использовавшиеся в Гуантанамо, в Кандагаре и Баграме в Афганистане, в Аль-Каиме, Абу-Граибе и в других местах в Ираке - противоречат Женевским конвенциям и Конвенции ООН против пыток, хотя все они были подписаны США (в январе 2002 г. даже британская Секретная разведывательная служба обязывала свой персонал в Афганистане не принимать участие в "негуманном или унизительном обращении" с заключенными, практиковавшемся их американскими союзниками, чтобы ! британцы не навлекли на себя уголовную ответственность) ¹³.

Те же методы нарушают и американский закон. "Черная дыра в законодательстве", позволяющая твориться таким вещам, была вызвана поразительным по циничности заявлением, что эти деяния совершены в отношении иностранных подданных на территории, где США не обладают полным суверенитетом (тут мы готовы подтвердить права Кубы на владение заливом Гуантанамо), и не подпадают под юрисдикцию ни американского законодательства, ни американских судов. Эти 70 000 задержанных, содержащихся в настоящее время вне США, могут находиться в тюрьме без связи с внешним миром, пока ведется "глобальная война с терроризмом", которая, возможно, растянется на десятилетия.

Пожалуй, наиболее угнетающий аспект этой мрачной истории - явное презрение, с каким администрация Буша отвечает на критику. Частично это связано с тем, что сама критика стала столь редкой. За отдельными исключениями - особенно великолепен Сеймур Херш из "The New Yorker&qu! ot; - американская пресса опозорилась, не поняв угрозы, представляемой этой администрацией, и не пытаясь противостоять этой угрозе. Запуганные до степени молчаливого соглашательства, газеты и телевидение в США, не проводя тщательного исследования и не бросая вызова исполнительной власти, позволили ей игнорировать закон и нарушать права человека. Не желая дразнить сверхмогущественное правительство, журналисты, ведущие расследование, активно соучаствовали до иракской войны в распространении сообщений о наличии у Ирака оружия массового уничтожения. Ученые мужи и комментаторы призывали к войне и глумились - как продолжают глумиться и сейчас - над зарубежными критиками или отколовшимися союзниками. "Международная амнистия" и другие иностранные правозащитные группы выполняют теперь работу внутренних средств информации, ставших пассивными и сервильными.

Не столь удивительно тогда, что администрация и ее служащие с таким презрением обращаются с публикой (включая зак! онодательный орган). На слушаниях сената в январе 2005 г. Альб! ерто Гон салес, еще до его назначения министром юстиции и генеральным прокурором США, подробно объяснял собравшимся сенаторам, что поскольку международная Конвенция против пыток подчиняется американскому законодательству, Четырнадцатая поправка к американской конституции применяется только к штатам, а не к федеральному правительству, а Пятая поправка не относится к иностранцам, задержанным за границей, Соединенные Штаты не имеют никаких юридических обязательств в части "жестокого, негуманного или унижающего обращения с иностранцами за границей". "Меньшие братья плодятся без Закона..."

В марте 2005 г. в документе об американской Национальной оборонной стратегии было открыто заявлено: "...нашей силе как государства-нации будут постоянно бросать вызов те, кто применяет стратегию слабых, использующих международные форумы, судебные процессы и терроризм". Это уже ясно показывает, кого и что мы расцениваем в качестве наших врагов. Все же госсекретарь Конд! олиза Райс отметила в том же месяце, 14 марта 2005, что "слишком немногие... знают о том значении, которое мы придаем международным учреждениям и верховенству закона". Воистину так.

3.

Историки и ученые мужи, воодушевленные успехами американской империи, слишком быстро забыли: чтобы родилась империя, сначала должна умереть республика. В более длительной перспективе ни одна страна не может вести себя по-имперски - жестоко, высокомерно, попирая закон - за границей при сохранении республиканских ценностей дома. Ибо будет ошибкой предполагать, что одни лишь учреждения спасут республику от злоупотреблений властью, к которым неизбежно приводит империя. Создают и рушат республики не учреждения, а люди. И в Соединенных Штатах сегодня мужчины (и женщины), принадлежащие к политическому классу страны, потерпели неудачу. Конгресс кажется неспособным воспрепятствовать концентрации власти в исполнительной ветви; действительно, за немногими исключени! ями, он активно и даже с энтузиазмом способствовал этому проце! ссу.

Немногим лучше судебная власть ¹⁴. "Лояльная оппозиция" в целом чересчур лояльна. Похоже, от Демократической партии действительно нечего ожидать. Ее лидеры, опасаясь, чтобы их не обвинили в нарушении консенсуса по вопросу о "порядке" и "безопасности", теперь стремятся подражать республиканцам и даже превзойти их в своих агрессивных установках. Сенатор Хилари Клинтон, вероятный кандидат партии на президентских выборах в 2008 г., недавно откровенно заискивала перед собравшимися членами Американо-израильского комитета по политической деятельности (AIPAC) ¹⁵.

На внешних границах американской империи, в Братиславе или Тбилиси, мечта о республиканской Америке все еще жива, она подобна слабеющему свету от далекой, умирающей звезды. Но даже там растут тени сомнения. "Международная амнистия" приводит несколько дел задержанных, которые "просто не могли ! поверить, что американцы способны так поступать". Это подлинные слова, сказанные мне албанским приятелем в Македонии, а македонские албанцы имеют серьезные основания причислять себя к лучшим друзьям и безусловным почитателям нашей страны. В Мадриде испанский дипломат весьма преклонного возраста, придерживающийся скорее консервативных взглядов, недавно выразился по этому поводу так:

"Мы выросли при Франко с мечтой об Америке. Та мечта давала нам мужество мечтать о лучшей Испании, а позднее и строить ее. Все мечты исчезают, но не все мечты должны превращаться в кошмар. Мы, испанцы, кое-что знаем о политических кошмарах. Что происходит с Америкой? Как Вы объясните Гуантанамо?" ¹⁶

У американцев есть трогательная вера в неуязвимость их республики. Большинству из них даже в голову не могло бы прийти, что их страна может попасть в лапы развращенной олигархии; что их политическая система, как выразился Эндрю Басевич! , "коррумпирована до основания и функционирует вопреки ду! ху подли нной демократии". Но ХХ столетие научило большинство других народов мира не быть слишком самоуверенными. И то, что видят иностранцы, глядя через океаны на сегодняшние США, далеко не обнадеживает.

Ибо в современной западной истории имеется прецедент для страны, чей лидер использует национальное унижение и страх, чтобы урезать общественные свободы; для правительства, которое делает непрекращающуюся войну инструментом государственной политики и устраивает пытки ее политических врагов; для правящего класса, который преследует порождающие раскол социальные цели под вывеской национальных "ценностей"; для культуры, которая утверждает свою уникальную судьбу и превосходство и поклоняется военному искусству; для политической системы, в которой господствующая партия манипулирует процедурными нормами и грозит изменить законодательство, чтобы развязать себе руки; где журналисты запуганы до того, что признаются в своих ошибках и под нажимом приносят публичное покаяние! . Европейцы в особенности испытали на себе такой режим в недавнем прошлом, и у них есть для него название. И название это - не "демократия".

У тени, падающей на американскую республику, есть некий смысл: краткая эра согласованных международных вмешательств уже заканчивается. Это не имеет никакого отношения к противоречиям или парадоксам гуманитарных предприятий. Это последовательная дискредитация Соединенных Штатов. Американцам трудно понять, что многие люди в мире уже не видят в США силу добра. Страна делает неправильные вещи и имеет неправильных друзей. Во время "холодной войны" США на всякий случай также поддерживали множество сомнительных режимов. Но тогда в их выборе была известная логика: Вашингтон поддерживал антикоммунистических диктаторов, ведя антикоммунистическую "холодную войну": таков raison d'etat. Сегодня мы вступаем в союз с наиболее зверскими, терроризирующими весь мир тиранами в целях войны якобы против зверского террори! зма и тирании. Мы торгуем подобием демократии с бронетранспорт! ера, дви жущегося со скоростью пятьдесят миль в час, и называем это свободой. Это заходит уж слишком далеко. Мир теряет веру в Америку.

Это, как первым признал бы Дэвид Рифф, не хорошие новости. Ибо ядро неоконсервативных аргументов несет в себе фундаментальную истину: благосостояние Соединенных Штатов Америки обладает неоценимой важностью для здоровья всего мира. Если США будут выхолощены и превратятся в огромную военную оболочку без демократической души или сущности, ничего хорошего в этом не будет. Только США в состоянии обеспечивать тяжелую (зачастую вполне в буквальном смысле) гуманитарную помощь в мире. Мы уже видели, что бывает, когда Вашингтон просто еле волочит ноги, как это было в Руанде и как это происходит в Дарфуре сегодня. Если США перестанут доверять как силе добра, мир не остановится. Другие будут все еще протестовать и делать добрые дела в надежде на американскую поддержку. Но мир станет гораздо безопаснее для тиранов и проходимцев - как у них дома, так и за гр! аницей.

Ибо США не заслуживают сегодня доверия: их репутация и положение дошли до самой низкой точки в истории и не скоро улучшатся. И на горизонте нет никакой замены: европейцы не будут принимать вызов. Холодный душ недавних референдумов во Франции и Нидерландах по всей вероятности устранил на последующие годы Европейский Союз в качестве эффективного международного политического игрока. "Холодная война" действительно закончилась, но закончился и момент "пост-холодной войны" надежд. Международная анархия, так заботливо предотвращавшаяся двумя поколениями просвещенных американских государственных деятелей, вскоре может охватить нас снова. Президент Буш видит "свободу" на марше. Хотелось бы разделять его оптимизм. Я вижу, как восходит зловещая луна.

15 июня 2005 г.

Примечания

Перевод А.Б. Григорьева

Сегодня лицеев, гимназий, школ с каким-либо углублением в стране чуть ли не больше, чем общеобразовательных. Некоторые директора рекламу школы строят на том, что она самая что ни на есть общеобразовательная... Срабатывает.

Получив предложение подумать о том, что происходит с некогда считавшимися лучшими российскими школами, я внутренне долго сопротивлялся самой формулировке темы. Ведь надо себе самому вначале ответить на вопрос: что сегодня считать элитными школами и элитным образованием? ¹

Это школы, где "выращивается" элита, или школы, где "обслуживаются" дети элиты? Первое различение - между элитными и элитарными.

Если мы озабочены неважными результатами, в частности в международных исследованиях, показывающих четкую тенденцию уменьшения процента российских школьников, успешно решающих задачи самой высокой сложности, то, наверное, надо обсуждать вопросы специфики работы с сильными учениками.

Если мы озабочены общим снижением уровня подготовки абитуриентов, о чем все время говорят преподаватели вузов, то в условиях "всеобщего вы! сшего образования" и фактического отсутствия "фильтра" между средним и высшим образованием, говорить о какой-либо "элите" не приходится. Или стоит понять, что будущая элита там, где сегодня самые большие конкурсы. Именно здесь отбираются те, кто "конкурентоустойчив", кто в ближайшие 10-15 лет окажется на самых престижных местах. А самые большие конкурсы сейчас в школу ФСБ...

Если мы озабочены вопросами безопасности, удобства, обеспеченности конкретных школ, то это "не про образование"... Это, скорее, про иллюзии родителей.

Второе различение - между элитным и массовым образованием. Еще несколько лет назад это различение лежало в плоскости специализации школы: физико-математические, языковые отличались от общеобразовательных - в этом, наверное, и заключалась элитарность. Складывается впечатление, что сегодня лицеев, гимназий, школ с каким-либо углублением в стране чуть ли не больше, чем общеобразовательных! . Какой тип школы теперь считается массовым? Некоторые умные д! иректора рекламу школы строят теперь на том, что она самая что ни на есть общеобразовательная... Срабатывает.

К тому же в ситуации, когда вводится профильная школа, вроде бы различие между массовой и специальной нивелируется.

Последние исследования подтверждают тот факт, что различия в результатах обучения между "обычными" и "особенными" школами становятся все меньше. Мы потихоньку приближаемся к ситуации, характерной для лучших по уровню развития образования странам (Финляндии, Японии), где индивидуальная разница в результатах обучения между учениками значимее, чем между школами.

И, наконец, что такое элита в современном российском понимании? Какие черты, помимо чувства избранности, характерны для этой группы? Хотя, надо думать, ощущение избранности есть ментальная черта всех, кто прочитал больше одной книжки в своей жизни и сейчас просматривает материалы РЖ. А куда девать ! святую веру в Третий Рим, убежденность в особой креативности и алкоголеустойчивости, разговоры о "загадочной русской душе", о 1/6 части суши и прочие основания для чувства особости?..

И все же есть некоторые различия между школами, которые оставляют надежду на сохранение идеи образования. Различие весьма шаткое, нечеткое и сложно уловимое. Год назад в рамках очередного проекта мы беседовали со студентами Новгородского университета и интересовались разными вопросами их университетской жизни. Так как дело происходило на территории школы, которую они закончили два года назад, студенты с жаром рассказывали, как их хорошо подготовили к приемным экзаменам и как замечательно работает профильное обучение в родной школе. Когда же зашел разговор о том, легко ли им учится в самом университете, то ребята признались, что те однокурсники, которые окончили гимназию, учатся легче и успешнее. Причем объясняли они это тем, что выпускники гимназии имеют более широкую "кул! ьтурологическую" (так они это назвали) подготовку. Вступи! тельные экзамены они сдавали также с теми же результатами.

Различие между школами находится, возможно, на зыбкой границе между идеей подготовки и идеей образования. Подготовка школьника в рамках достаточно узкого профиля к конкретным испытаниям и поступлению в вуз уже стало массовой специализацией для учителей и школ. Освоение же общего способа деятельности и одновременно определенной области знания осталось уделом немногих. В результате разная работоспособность, разная мотивация, разные способы самопредъявления отличают тех, кто успешно закончил редкие "элитные" учебные заведения от тех, кто столь же успешно закончил современную массовую школу. Кому-то, возможно, повезло...

Примечания: