Fwd: [iac_skmrf] КРОВАВЫЙ ОКТЯБРЬ 93

This is a forwarded message
To: iac_skm***@y*****.com

===8<==============Original message textКРОВАВЫЙ ОКТЯБРЬ: СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ

СОДЕРЖАНИЕ
Завещавние несдавшихся защитников Дома Советов.- 4 октября 1993 г. //
Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель
Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный
рабочий", 1994.
Заключение Конституционного суда Российской Федерации О соответствии
Конституции Российской Федерации действий и решений Президента Российской
Федерации Б.Н.Ельцина, связанных с его Указом "О поэтапной конституционной
реформе в Российской Федерации" от 21 сентября 1993 года ? 1400 и Обращением
к гражданам России 21 сентября 1993 года // Кровавый Октябрь: Свидетельства
очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание
Яpославской областной газеты "Северный рабочий", 1994.
От редакции
В сборник "Кровавый октябрь" вошли воспоминания жителей Ярославской
области - участников трагических событий 3-4 октября 1993 года в Останкино и
вокруг Дома Советов России.
В книгу включены стихи, написанные одним из авторов сборника во время
тревожных ночей прямо на баррикаде, которую он защищал. А также
свидетельские показания москвичей о массовых нарушениях прав человека
государственными органами. Рукописные листы со свидетельствами преступления
наряду с другими документами вынесла под одеждой из горящего Дома Советов
единственная среди авторов книги женщина, что едва не обернулось для нее
арестом.
Уже на следующий день после кровавой бойни, 5 октября в редакции "Северного
рабочего" раздался звонок из областной прокуратуры. Нам сообщили, что
готовятся материалы для возбуждения против сотрудников газеты уголовного
дела. Были допросы и в Ярославле, и в Москве. Перечень вопросов, которые
задавали следователи, мы тоже включили в сборник, чтобы читатели могли
составить представление о характере и направленности проводившегося
расследования.
Пусть эта книга послужит ответом на многочисленные вопросы и любые попытки
исказить истину. Хотя сегодня, даже после объявленной амнистии организаторов
государственного переворота и тех, кто пытался им противостоять, еще не
настало время для публикации всего, что мы знаем и чем располагаем.
Но такой момент наступит. Обязательно наступит...
Коротко об авторах.
Евгений Ковалев - журналист, редактор Ярославской областной газеты "Северный
рабочий", в 1988-1989 годах был одним из организаторов и лидеров
демократического движения Народный Фронт. Сергей Коржиков - поэт, работал
сельским учителем, в настоящее время - фермер. Вера Шевчук - кандидат
юридических наук, доцент, учредитель правозащитной газеты "Именем закона".
Михаил Матюшин - студент факультета политологии Ярославского
государственного университета.
ВОПРОСЫ Прокуратуры участникам событий 3-4 октября 1993 г. // Кровавый
Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ
[КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный рабочий",
1994.
РОССИЙСКИЕ ГОРОДА,
ЖИТЕЛИ КОТОРЫХ ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ В ЗАЩИТЕ ДОМА СОВЕТОВ
Арзамас, Андреаполь, Армавир, Аткарск, Азов, Балашово, Белгород, Барнаул,
Воскресенск, Воронеж, Владимир, Гусь-Хрустальный, Дзержинск, Долгопрудный,
Екатеринбург, Жуковский, Зеленоград, Иванове, Казань, Калуга, Кандалакша,
Калининград, Кимры, Клин, Кострома, Киров, Липецк, Лисичанск, Люберцы,
Майкоп, Москва, Мытищи, Муром, Набережные Челны, Наро-Фоминск, Нижний
Новгород, Ногинск, Петропавловск-Камчатский, Псков, Подольск, Реутово,
Ростов-на-Дону, Рязань, Самара, Санкт-Петербург, Саратов, Сергиев Посад,
Смоленск, Сыктывкар, Торжок, Троицк, Тула, Тюмень, Фурманов, Челябинск,
Чебоксары, Ульяновск, Шахты, Щербинка, Электросталь, Якутск, Ярославль.
Список не является исчерпывающим

КОВАЛЕВ Евгений. [КЕ] Мы обязаны рассказать правду // Кровавый Октябрь:
Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ
[КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный рабочий",
1994.
КОРЖИКОВ Сергей [КС] Переворот // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев
/ Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской
областной газеты "Северный рабочий", 1994.
МАТЮШИН Михаил [ММ] Площадь расстрелянных // Кровавый Октябрь: Свидетельства
очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание
Яpославской областной газеты "Северный рабочий", 1994.
ШЕВЧУК Вера. [ВШ] Белый флаг над Россией // Кровавый Октябрь: Свидетельства
очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание
Яpославской областной газеты "Северный рабочий", 1994.
СВИДЕТЕЛИ ОБВИНЕНИЯ
28 сентября
КУРАШОВ А. [КуА] Около 19 часов 30 минут я, заместитель командира роты,
старший лейтенант запаса (студент мединститута) увидел передислокацию
подразделений ОМОНа в районе ограждения у восьмого выхода из Дома Советов в
сторону станции метро "Баррикадная" к месту скопления демонстрантов: //
Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель
Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный
рабочий", 1994.-64 с.
КОНДРАШЕВА Л. [КЛ] На площади перед станцией метро "Улица 1905 года"
собрались манифестанты: [УЛИ] // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев /
Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской
областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
29 сентября
АРТЕМОВА В. [АВ] Около метро "Баррикадная" я вела мирный разговор с
солдатами: [БАР] // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
30 сентября
ГРИШЕЧКИНА Т. [ГТ] ОМОНовцы со щитами, автоматами стали загонять нас в
здание метро: [ОМО] // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев /
Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской
областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
НАХОДНОВ В. [НВ] У станции собралась небольшая группа людей, они горячо
обсуждали события текущих дней: // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев
/ Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской
областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
ТИМОФЕЕВА М. [ТМ] Тридцатого сентября в шестом часу митингующие со станции
"Баррикадная" поехали на станцию "Пушкинская": // Кровавый Октябрь:
Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ
[КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный рабочий",
1994.-64 с.
1 октября
МАЛАХОВ Г. [МГ] Я был свидетелем массового избиения граждан Москвы,
собравшихся у памятника А.С.Пушкину: // Кровавый Октябрь: Свидетельства
очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание
Яpославской областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
О.P. [ОР] На Крымском мосту через Москву-реку рукой работника милиции мне
был нанесен удар дубинкой по голове в левую часть черепа и щитом нанесен
удар до кровавой раны: // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев /
Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской
областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.

3 октября
ГЕРАСИМОВ В. [ГВ] У памятника Ленину полковник милиции сказал, что митинг
запрещен : // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
ДАВЫДОВА Г. [ГВ] Мы шли в сторону Крымского моста: // Кровавый Октябрь:
Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ
[КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный рабочий",
1994.-64 с.
БЕЗ ПОДПИСИ [БП] Я шла впереди колонны с Октябрьской площади: // Кровавый
Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ
[КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный рабочий",
1994.-64 с.
О.P. [ОР] На Крымском мосту через Москву-реку рукой работника милиции мне
был нанесен удар дубинкой по голове в левую часть черепа и щитом нанесен
удар до кровавой раны: // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев /
Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской
областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
КОНОВАЛОВА Т. [КТ] Когда первая, головная часть колонны прошла мимо мэрии к
зданию Дома Советов, я обратила внимание, что ОМОНовцы кинулись к человеку,
лежащему на траве: // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
ЦЕПАЛИН М. [ЦМ] Приехали на автобусе узнать, почему не работает телефон: //
Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель
Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный
рабочий", 1994.-64 с.
ПОСАЖЕННИКОВА О. [ПО] Останкино: // Кровавый Октябрь: Свидетельства
очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание
Яpославской областной газеты "Северный рабочий", 1994.-64 с.
ЕРОХИН Е. [ЕЕ] Большая группа противников режима Ельцина, окружив одно из
зданий телецентра, требовала добровольно освободить помещение: // Кровавый
Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор - составитель Е.А.КОВАЛЕВ
[КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный рабочий",
1994.-64 с.

СЕРГЕЙ КОРЖИКОВ
ГОЛОС МОИХ БАРРИКАД
КОРЖИКОВ Сергей [КС] Очень рано в поля выпал снег:: Из цикла "Голос моих
баррикад" // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.
КОРЖИКОВ Сергей [КС] Опять грохочут танки по дорогам:: Из цикла "Голос моих
баррикад" // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.
КОРЖИКОВ Сергей [КС] В проводники себе не брал:: Из цикла "Голос моих
баррикад" // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.
КОРЖИКОВ Сергей [КС] Я слушаю мелодию листвы:: Из цикла "Голос моих
баррикад" // Кровавый Октябрь: Свидетельства очевидцев / Редактор -
составитель Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной
газеты "Северный рабочий", 1994.

КРОВАВЫЙ ОКТЯБРЬ: СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ / Редактор - составитель
Е.А.КОВАЛЕВ [КЕ].-Яpославль: Издание Яpославской областной газеты "Северный
рабочий", 1994.-64 с.

ЗАВЕЩАНИЕ
несдавшихся защитников Дома Советов
Братья, когда вы прочтете эти строки, нас уже не будет в живых. Наши тела,
простреленные, догорят в этих стенах. Мы обращаемся к вам, кому повезло
выйти живым из этой кровавой бойни.
Мы любили Россию. Мы хотели, чтобы на этой земле восстановился, наконец, тот
порядок, который Богом ей определен. Имя ему - соборность; внутри ее всякий
человек имеет равные права и обязанности, и преступать закон не позволено
никому, в каком бы высоком чине он ни был.
Конечно, мы были наивными простаками, за свою доверчивость мы наказаны, нас
расстреливают и в конце концов предадут. Мы были лишь пешками в чьей-то
хорошо продуманной игре. Но дух наш не сломлен. Да, умирать страшно. Однако
что-то поддерживает, кто-то невидимый говорит:
"Вы кровью очищаете свою душу, и теперь сатана ее не достанет. И погибнув,
вы будете гораздо сильнее живых".
В наши последние минуты мы обращаемся к вам, граждане России. Запомните эти
дни. Не отводите взгляда, когда Наши обезображенные тела будут смеясь
демонстрировать по телевидению. Запомните все и не попадайтесь в те же
ловушки, в которые угодили мы.
Простите нас. Мы же прощаем и тех, кто послан нас убить. Они не виноваты...
Но не прощаем, проклинаем бесовскую шайку, севшую России на шею.
Не дайте затоптать великую православную веру, не дайте затоптать Россию.
Наши души с вами.
Россия непобедимаДом Советов,
04.10.93

ЕВГЕНИЙ КОВАЛЕВ
МЫ ОБЯЗАНЫ РАССКАЗАТЬ ПРАВДУ
Такого еще не знала русская история, чтобы в столице государства, в самом
центре Москвы был создан настоящий концентрационный лагерь со всеми
необходимыми атрибутами: колючей проволокой, собаками, кордонами
автоматчиков.
Третьего октября все подступы к Дому Советов, где продолжал отстаивать
Конституцию и законность осажденный парламент России, были перекрыты
вооруженными людьми. Они были повсюду, на каждой улице, в каждом дворе.
Пройти через них никому практически было невозможно. Исключение составляли
только журналисты. В районе американского посольства стоял заслон солдат и
ОМОНа, через который пресс-служба Совета Министров организовала проход
журналистов на территорию запретной зоны.
Около четырех часов дня, имея в кармане аккредитационное удостоверение
журналиста, я оказался в этом месте. Уже там ощущались острота ситуации и
накал страстей. Отделенные легким металлическим барьером, друг другу
противостояли две группы людей, принадлежащие одной нации, одному возрасту,
одной эпохе. Но одни были вооружены и закованы в бронежилеты, другие могли
использовать только силу убеждения.
- У меня внуки, мне нечем их кормить! - буквально плакала, обращаясь к
ОМОНовцам, старушка в поношенном пальто.
- Что вы делаете? Кого защищаете, мафию и воров? Вы никогда себе не
простите, если испачкаете руки кровью людей, - кричал побагровевший от
напряжения парень.
Чуть в стороне я увидел человека, показавшегося знакомым. Это был Сергей
Адамович Ковалев. Он возглавлял комитет Верховного Совета по правам
человека. И он же одним из первых оставил свой пост, перейдя на службу к
президенту. Очевидно, правозащитное прошлое заставило его все-таки
попытаться пройти к Дому Советов, где десять дней без электричества и тепла,
без права свободного передвижения находились его коллеги-депутаты и еще
тысячи "человеков", чьи права должен был защищать его комитет.
Я попытался заговорить с ним в надежде получить ответ на вопрос, как из
лозунгов о демократии, правах человека, милосердии вырастают государственные
перевороты и концлагеря.
- Разве это демократия? - ответил он мне, указывая на кричащих людей. - Кто
им дал право так говорить?
- Эти люди, доведенные до отчаяния, могут говорить все, что им вздумается,
это их право, потому что они - частные лица, они не руководят государством,
и последствия их слов и действий несоизмеримы по опасности с тем, что
говорит и творит президент.
С.А. Ковалев намеревался пройти к Дому Советов, чтобы своими глазами
увидеть, что же там происходит в действительности, почему раздались
выстрелы. Собственно, эту же цель преследовал и я. Но известного
правозащитника не пропускала милиция, несмотря на все его чины и
удостоверения. В этот момент подошедший мужчина как ни в чем ни бывало
спросил:
- А чего, собственно говоря, вы здесь ждете? Оцепление вокруг Белого Дома
уже прорвано, туда можно свободно пройти.
И он махнул рукой в сторону Краснопресненской набережной. Как мы стояли
втроем вместе с С. Ковалевым и его спутником, так втроем и отправились в
указанном направлении.
Действительно, вся набережная Москвы-реки была заполнена идущими людьми,
которые исчислялись тысячами. Там были мужчины и женщины, пожилые люди и
молодежь, обычные москвичи. наши сограждане. Запомнилась сцена, как женщина
преклонных лет несла в одной руке хозяйственную сумку и дюралевый щит. а в
другой - помятую милицейскую фуражку. Несоответствие ее возраста и тех
"трофеев", которые она где-то подобрала, вызывало у всех только улыбку. Люди
быстрым шагом двигались к освобожденному из блокады Дому Советов, ставшим за
эти несколько дней национальным символом мужества, стойкости и верности
долгу. Они шли мимо цепей ОМОНа, которые окружали здание мэрии Москвы, не
проявляя никаких признаков агрессивности или ожесточенности. Наоборот,
наполненная ярким солнечным светом атмосфера тех часов дышала радостью
победы, ощущением силы и сплоченности народа, солидарности с защитниками
Дома Советов. Это было настоящее народное торжество, старики-ветераны с
орденскими колодками на груди обнимали друг друга, со всех сторон неслись
поздравления и возгласы:
- Победа!
Я продолжал продвигаться к Дому Советов, а навстречу шла основная масса
демонстрантов, концентрируясь вокруг мэрии. Вдохновленные прорывом блокады
Дома Советов, люди, видимо, решили окружить здание гостиницы "Мир" и мэрии,
где как раз размещались штабы ОМОНа. Вряд ли у демонстрантов изначально была
цель "захватить" эти здания, скорее этот план возник стихийно, в азарте
борьбы. Некоторые из демонстрантов выкрикивали, время от времени:
- На мэрию, на мэрию!
Именно тогда раздались первые автоматные очереди из гостиницы и мэрии. Когда
началась стрельба, я находился на довольно значительном расстоянии от места
событий, около двухэтажного здания общественной приемной Верховного Совета.
Но даже туда распространился слезоточивый газ, пущенный ОМОНом. Как и все,
намочил платок, чтобы прикрыть им лицо.
Аккредитационное удостоверение журналиста позволило мне пройти внутрь здания
Дома Советов. При входе документы тщательно проверяли оставшиеся верными
Верховному Совету сотрудники милиции.
Все дальнейшие события наблюдал с балкона второго этажа. Через некоторое
время люди стали возвращаться от мэрии, которую уже заняли демонстранты.
Правда, не все высотное здание, а лишь первые пять этажей. С балкона были
хорошо видны убегающие солдаты, которых никто не преследовал. При этом они
бросали не только щиты и дубинки, но и технику. Один за другим подогнали к
Дому Советов несколько военных "Уралов", автобусы, в которых размещался
полевой штаб, и даже две машины, оснащенные радиостанциями. Ни одного
бронетранспортера в руки демонстрантов не попало. В мэрии был задержан один
из замов Лужкова, в окружении плотного кольца народа под охраной его
доставили в Дом Советов. Точно так же привели и полковника милиции из штаба,
осуществлявшего блокаду. Особенно горячие головы, ожесточенные зверствами
ОМОНа, пытались выместить злобу на задержанных, но любые попытки
рукоприкладства немедленно пресекались. Отовсюду доносились крики:
- Не трогайте их! Если они виноваты, их будут судить! Но сразу же после
беседы с Руцким в его кабинете все задержанные были отпущены на волю. В
целом отношение к военнослужащим было вполне миролюбивым, если с их стороны
не исходило насилие. Все прекрасно понимали, что в военной форме находятся
такие же русские люди, которых пригнали сюда подневольно.
Настоящую бурю ликования вызвало появление возле Дома Советов роты солдат,
перешедших на сторону Верховного Совета.
Площадь наполнилась криками "Ура!", "Молодцы". Солдат обнимали ветераны,
женщины со слезами радости целовали, все угощали сигаретами. Нигде ранее не
приходилось так явственно видеть единство армии и народа, нескрываемую
любовь простых людей к своим защитникам. Это было, пожалуй, самое сильное по
эмоциональному воздействию событие того дня.
Балкон Дома Советов был тем местом, откуда шел постоянный диалог народа с
парламентом. Но в тот момент складывалось впечатление, что заполненная
народом площадь и парламент жили самостоятельной жизнью. У микрофона никого
не было. Только священник напомнил защитникам о выпавшем на 3 октября
празднике Воздвижения Креста Господня, повторив несколько раз через мегафон:
- С нами Бог!
Да еще депутат Павлов обратился к площади с призывом:
- Соблюдайте спокойствие и благоразумие. Не проявляйте никакой
самодеятельности, сейчас идет заседание Верховного Совета, он должен решить,
как быть дальше.
Но события уже развивались помимо воли Верховного Совета, для которого
прорыв блокады Дома Советов многотысячной демонстрацией москвичей, очевидно,
тоже был неожиданностью. Вдохновленные успехом, демонстранты направились в
Останкино, чтобы потребовать предоставления эфира. Кто-то с балкона пытался
разубедить разгоряченных людей, старался заставить их отказаться от идеи
идти в Останкино, чтобы не оставлять Дом Советов без защиты. Но безуспешно.
Вообще эта демонстрация 3 октября была запланирована ее организаторами
задолго до появления злополучного указа Ельцина N1400 от 21 сентября. Ее
готовила "Трудовая Россия" самостоятельно, без какого-либо участия
Верховного Совета России. Поэтому обвинять российский парламент и ч
депутатов в развивающихся стихийно событиях и их последствиях, нельзя.
Другое дело, что они не смогли взять управление этими процессами в свои
руки. Но по силам ли это было депутатам, находившимся почти две недели в
осадном положении? Фактически без сна. покоя и достоверной информации о
происходящем вокруг. К началу октября уже наметился политический и моральный
перелом а пользу Верховного Совета, стоявшего на защите конституционное
законности. Никакие потрясения, а тем более "штурмы" парламенту были не
нужны. Побоище, устроенное в Останкино, где БТРы расстреливали людей, было
гораздо нужнее президентской стороне, чтобы под предлогом подавления
"мятежа" уничтожить законно избранные органы представительной и судебной
власти.
Было уже темно, когда в Дом Советов стали поступать отрывочные сведения, что
в Останкино идет настоящий бой. Прибыли грузовики, чтобы отвезти туда
добровольцев для оказания помощи демонстрантам. Несмотря на реальную угрозу
гибели, стали формироваться группы смельчаков. Можно было только удивляться
самоотверженности этих людей (в основном молодежи) граничащей с
безрассудством. Безо всякого оружия, только с резиновыми палками и щитами
они собирались ехать в самое пекло выручать товарищей. Сколько из них уже
никогда не вернулось назад? Я видел это своими глазами и могу
свидетельствовать: от Дома Советов люди уезжали без оружия! Помнится даже
такая сцена: группа молодых парней стояла кружком, и один из них очень
громко убеждал других:
- Вы знаете, что происходит в Останкино? Я был там, и без оружия больше не
поеду. Я не хочу быть мясом.
А между тем все чаще и чаще стали прибывать оттуда машины скорой помощи,
привозя раненых.
Всю ночь обстановка вокруг Дома Советов была сравнительно спокойной.
Настолько, что можно было даже попытаться уснуть. Просторный кабинет
пресс-службы Верховного Совета стал местом ночлега нескольких журналистов из
разных газет. Если бы в тот момент хоть на одну секунду можно было
представить, что произойдет на следующий день, многие, очевидно, предпочли
бы более безопасное место. Но президент и правительство столько раз заверяли
с экранов телевизоров - никакого штурма Белого Дома не будет, депутаты могут
сидеть в нем "хоть до зимы", что нам и в голову не могла прийти мысль о
возможности расстрела здания и находящихся там людей.
Утро четвертого октября не предвещало ничего трагического. Чистое небо,
силуэты московских высотных зданий на фоне восхода. На улице перед зданием
спокойно прогуливались защитники Дома Советов. Но без пяти минут семь это
спокойствие нарушили пулеметные и автоматные очереди.
По наивности мы выглянули в окно посмотреть, что происходит. Зеленые БТРы с
двух сторон медленно ползли вдоль здания, простреливая площадь в тех местах,
где было больше людей. Те бросились врассыпную, стараясь укрыться за стеной
общественной приемной Верховного Совета, буквально прилипнув к ней. Потом
пулеметные очереди полоснули по верхним этажам. Фонтанчики мраморной крошки,
отколотой пулями, вырвались из стены. Происходящее было настолько
нереальным, что мы даже не сразу осознали весь ужас и всю опасность нашего
положения. Казалось, эти выстрелы случайны и временны, что они должны скоро
прекратиться. Но они уже не прекращались весь день. Так, без всякого
предупреждения, без предъявления каких-либо требований начался хладнокровный
расстрел здания высшего законодательного органа страны.
Мы вновь вернулись в один из кабинетов пресс-центра, окна которого выходили
во двор. Через некоторое время поступила команда - всем журналистам
собраться в зале заседаний Совета Национальностей.
Расположенный на третьем этаже внутри здания, без окон, этот зал был,
пожалуй, самым безопасным местом. Освещаемый лишь несколькими свечами, он
напоминал собой храм. Был даже свой священник. Постепенно отовсюду стали
стекаться люди: депутаты, работники аппарата Верховного Совета, их
родственники, повара из столовой, журналисты. Вскоре зал, вмещающий человек
триста, заполнился до отказа. Было много женщин. Они, кстати, и взяли
ситуацию под свой контроль. Одна из них предложила собравшимся послушать
стихи, которые она сочинила в эти трагические дни. Потом звучали другие
стихи, других авторов, в исполнении других людей. Запомнились особенно
строчки Ольги Берггольц о блокадном Ленинграде, очевидно, потому, что уж
слишком они напоминали происходящее вокруг. Затем как-то естественно вслед
за стихами стали звучать любимые, хорошо известные всем песни, в основном
патриотические, народные - русские и украинские.
Так это было: в простреливаемом насквозь здании люди пели родные им с
детства песни. Песни своих отцов, своей Родины. У кого-то не выдержали
нервы, и он крикнул:
- Перестаньте петь, здесь же умирают наши товарищи! Ему возразили:
- В Отечественную войну люди тоже пели. Наверное, без этих стихов и песен
ожидание своей участи было бы еще более невыносимым. Все с надеждой ждали,
что в десять часов в здании Конституционного Суда соберется Совет Федерации
и прекратит эту бессмысленную бойню. (Тогда еще никто не знал, что здание
Суда и сами судьи тоже блокированы, а главам республик и областей так и не
позволят собраться). В ожидании прошли и десять, и одиннадцать часов. К
пулеметным и автоматным очередям, выстрелам малокалиберных пушек добавились
танковые залпы, от которых все здание начинало сотрясаться - того и гляди,
мог обрушиться потолок.
Несмотря на это, депутаты не теряли присутствия духа. Татьяна Карягина
изложила свою точку зрения на происходящее, оценив события последних дней
как столкновение двух политических и экономических курсов развития страны:
радикального, шокового и более умеренного, учитывающего интересы всех людей.
Выступили депутаты Румянцев, Челноков, а генерал Тарасов с присущим военному
человеку знанием дела рассказал о том, из каких видов оружия ведется обстрел
здания. Заместитель председателя Верховного Совета Воронин пытался успокоить
людей, сказав, что предпринимаются попытки начать переговоры о прекращении
огня, чтобы вывести из здания женщин и безоружных людей. Но атакующая
сторона отказывалась это сделать, требуя полной капитуляции всех сразу. На
вопрос, кто ведет обстрел здания, Воронин ответил:
- Полк охраны президента.
Все с нетерпением ждали, что снаружи кто-нибудь придет на помощь. Сообщения
поступали самые противоречивые: то к Дому Советов выехали члены
Конституционного Суда, чтобы гарантировать безопасность людей, которые
хотели покинуть здание, то сообщили о гуманитарной миссии в составе
руководителей субъектов Федерации и представителей Патриархии. Но ожидания
так и не оправдались. Больше всего надежд было связано с именем одного
человека - Валерия Дмитриевича Зорькина, но к нему самому в тот день был
приставлен автоматчик.
Неожиданно депутат Иона Андронов сообщил, что командир одной из частей
согласился пропустить женщин. Но когда его спросили о гарантиях сохранения
жизни, офицер ответил, что ею может быть только его честное слово. В это уже
никто не верил, слишком пугающей была действительность, слишком страшными
рассказы о том, как убивают безоружных людей, покидающих Дом Советов.
Все чаще тишину в зале нарушали крики:
- Врача к левому выходу! Санитара к правому выходу! Пожилой человек в белом
халате (видимо, кто-то из врачей-депутатов) устало поднимался с кресла и
поспешно шел помогать раненым. На моих глазах делали перевязку совсем
молодому. парню, которому пуля угодила в руку. Он потерял сознание,
поскольку пуля задела кость. А у врача даже не было ножниц, чтобы разрезать
окровавленный рукав, вскрыть ампулу с обезболивающим.
Через некоторое время в зал пришел и Руслан Хасбулатов. Александр Руцкой все
время продолжал оставаться в своем кабинете, из которого он осуществлял
управление обороной здания, пытался связаться с Конституционным Судом, в
отчаянии обращался к офицерам и солдатам с призывом о помощи. Около
двенадцати часов Руцкой приказал прекратить ответный огонь - в надежде, что
это поможет начать переговоры. Но ответом были новые, еще более
разрушительные танковые залпы. Руслан Хасбулатов обратился к присутствующим
со словами, которые фактически стали его прощанием.
- Обстановка очень тяжелая. Да вы и сами видите, что происходит вокруг.
Невозможно поверить, что все это в действительности. Настолько иррационально
происходящее. Прямым попаданием разгромили палатку, в которой находились
защитники Дома Советов, и даже не дали возможности убрать их трупы. Они так
и лежат на улице. Дело дошло до того, что убивают наших парламентариев.
Человек, который пошел от нас с белым флагом, чтобы начать переговоры, убит.
Вообще поражает какая-то особая жестокость, с которой ведут себя
государственные чиновники и наши вчерашние коллеги. Позвонили замминистра
иностранных дел Чуркину, рассказали ему, что в здании гибнут люди, попросили
помочь вывести безоружных людей, а в ответ услышали: "Что вы еще хотите
сказать?" Вот только что сообщили: снайпер убил молоденького паренька в
приемной Руцкого.
Но что бы ни случилось потом, я хочу сейчас у всех вас попросить прощения,
если что-то делал не так.
Около двух часов обстрел здания прекратился. Появилась надежда, что начались
переговоры и они принесут какой-то результат. Но с каждым новым выстрелом
надежда сменялась разочарованием.
Опять в президиуме появился Олег Румянцев. Он сообщил, что только что
разговаривал с секретарем Совета безопасности Олегом Лобовым. Первая реакция
Лобова была очень резкая:
- Чего там с вами вести переговоры? Вы все пьяные! После того, как Румянцев
объяснил ему, что это неправда, что в здании много женщин, есть дети, Лобов
обещал связаться с Ериным, убедить его начать переговоры и прекратить
обстрел. Румянцев опять повторил, что к Дому Советов выехала гуманитарная
миссия из Патриархии. Прошел примерно час. После короткого затишья опять
возобновился обстрел здания.
Так, от надежды к разочарованию прошел почти весь день. Уже подкрадывался
вечер, и ужас предстоящей ночи делал положение почти безысходным. Ясно было,
что ночь вряд ли кому-нибудь удастся пережить.
Неожиданно в зал пришел Баранников в сопровождении двух офицеров в форме
спецназа. Баранников представил их:
- Сейчас в Дом Советов пришли два офицера из группы "Альфа", положив оружие
при входе.
В зале все поняли эти слова так, будто они перешли на сторону Верховного
Совета. Стали благодарить, приветствовать. Но Баранников охладил пыл
присутствующих, сказав, что они пришли по делу. И предоставил слово одному
из спецназовцев.
Немного волнуясь, простыми и ясными словами, в которых чувствовалась
искренность, и которым хотелось верить, он обратился к залу.
- Нас называют группа "Альфа", хотя правильное наше название - подразделение
"А". Мы антитеррористическая группа. На нашем счету дворец Амина в
Афганистане, вильнюсская телебашня, после которой нас сдали.
- Вас и сейчас сдадут, - крикнул кто-то из зала.
- Может быть, но вы поймите, мы давали присягу, и не можем не выполнять
приказ. Говорят, произошел государственный переворот. Может быть. Я
маленький командир и не разбираюсь в большой политике. Это должны решать
другие. Но я военный человек и знаю цену жизни и смерти. Я уверяю вас - наше
подразделение не произвело ни одного выстрела по Белому Дому. Ни одного! Вы
нам в отцы годитесь, мы не хотим никого убивать. И так хватит трупов. Во
всем можно будет потом разобраться, сейчас важно сохранить жизнь, потому что
мертвым уже ничего не нужно. Вечером будет штурм здания боевыми вертолетами
и газовая атака. Мы хотим помочь вам выйти отсюда живыми. Сейчас на улице
собралась толпа лавочников, которая пришла, чтобы линчевать вас. Помните об
этом. Мы вам в сыновья годимся, ваши смерти нам не нужны.
Я предлагаю такой план. Сейчас я вернусь в свое подразделение, поговорю с
другими офицерами, с командованием. Если со мной согласятся (а я постараюсь
убедить), мы войдем в здание и выведем вас отсюда. Создадим в толпе коридор
из наших людей, чтобы никто вас пальцем не тронул. А если кто-то попытается
это сделать, мы применим все средства для вашей защиты, которые у нас только
есть, включая оружие. Затем мы сажаем вас в наши автобусы, зашторенные, и
отвозим к метро или куда вы захотите.
На этом он закончил говорить. И на него обрушились вопросы: - Какие вы
можете дать гарантии? Почему вы не перешли на сторону Верховного Совета,
если такие честные?
Чувствовалось, что нервы у людей были напряжены до предела. Но этот офицер,
который так и не назвал свою фамилию, только звание - капитан, своей
искренностью сумел убедить почти всех. А присутствие Баранникова вселяло
дополнительную веру, что провокации не будет. Хотя сам Баранников ничего не
мог гарантировать. Он только добавил:
- Мы обо всем договорились. Какие у нас силы - вы сами видели. Прекращение
сопротивления - дело времени. На этих людей можно положиться. А о нас не
беспокойтесь. Мы спокойны, потому что наша совесть чиста. Наши руки чисты,
на них нет крови. Никакого насилия мы не совершали и таких приказов не
отдавали.
Затем они ушли, а зал вновь остался в ожидании. Прошло еще не менее полутора
часов, во время которых не прекращался обстрел. Все чаще стали звать на
помощь врачей.
Выйдя из темного зала на свет и вглядываясь в лица людей, я пытался понять,
что заставило их прийти в Дом Советов и, рискуя жизнью, оборонять его с
оружием в руках. Один из подъездов охраняла всего горстка людей, человек
десять-пятнадцать. В минуту затишья они сидели на полу, прислонившись к
стене, кто-то нервно прохаживался. Но как только поступала команда "К
оружию!", они превращались в сгусток воли и решительности. Я смотрел в их, в
сущности, еще совсем мальчишеские лица (видно, они совсем недавно отслужили
в армии) и видел обычных русских парней, которые отличались от таких же
русских парней, стрелявших в них снаружи, только политическими убеждениями.
И еще тем, что атакующие здание парламента делали это по приказу и за
большие деньги, а они защищали его по свободно сделанному выбору и в
соответствии с тем, как понимают слова Честь, Достоинство, Справедливость.
Пожалуй, сознавать, что по чьей-то злой воле русские опять стреляли в
русских, было больнее всего. Испытавшие это поймут, какому национальному
унижению вновь подвергли наш народ, столкнув одну его часть с другой.
Как оказалось, в зале Совета Национальностей кроме нас находилось еще около
тридцати журналистов из разных газет, в том числе иностранных. Каким-то
чудом там оказался и Майкл Дэвидоу - старый американский коммунист и
журналист, которому было уже лет восемьдесят. Вместе со всеми он ходил по
обстреливаемым коридорам и его, ветерана войны с японцами, вполне могла
убить ОМОНовская пуля.
- Это ваш президент Клинтон санкционировал убийство, - говорили ему, услышав
американский акцент.
- Наш? Нет, это ваш президент, - с иронией отвечал Дэвидоу.
Из его ответа так и неясно, что он имел в виду. Или то. что такую санкцию
дал президент Ельцин, или то, что Клинтон уже не только американский, но и
наш российский президент.
Народу в зале становилось все больше, столы президиума по-прежнему
пустовали, люди были предоставлены сами себе. Никто не управлял и даже не
информировал зал о том, что же происходит вокруг. Периодически кто-то
вставал, услышав, что начался вывод людей, потом все снова возвращались на
свои места. Наконец, после очередного порыва к выходу, раздался крик в
темноте зала:
- Оставайтесь на местах. Кто командует? Не поддавайтесь на провокации.
Но вошедший в зал гражданин в белом плаще успокоил:
- Чего шумишь? "Альфа" уже здесь...
Из зала люди стали выходить в коридор, который быстро наполнился до отказа.
Образовалась толчея, но все было спокойно без паники. Только какой-то
пожилой абхаз громко поздравил "великий русский народ с праздником - выводом
на космическую орбиту первого спутника Земли". Зачем он это сделал, не знаю.
Может быть, для того, чтобы успокоить себя и других, сказать им, что все
будет нормально. Хотя в этом, пожалуй, никто не был уверен до конца. Но
другого выхода не было. Вмешательство "Альфы" оказалось той спасительной
соломинкой, за которую хватается утопающий. Ребята из "Альфы" стали нашей
последней надеждой остаться живыми.
В коридоре стояли два спецназовца в полной боевой выкладке, они объявили:
- Выходить по одному, оружие оставлять здесь. Расстегнуть пальто и открыть
сумки.
В первом дверном проеме начался обыск, который потом повторялся еще раз
десять возле каждых дверей. Руки бойца быстро скользнули по одежде и так же
быстро последовало:
- Пожалуйста, проходите.
Вот это "пожалуйста" поразило меня больше всего - настолько оно оказалось
неожиданным в обстановке человеческой жестокости, приведшей только что к
массовому убийству невинных людей. Лишь в одном месте обыскивающий был
жестче других, ударом ребра ладони он заставил расставить ноги и прощупал,
не спрятано ли у меня оружие. И совершенно по-другому они повели себя, когда
у одного из парней обнаружили пистолет. Послышались удары, его повалили на
пол, придавили к нему:
- Откуда у тебя пистолет? - донеслись обрывки фраз. И напуганный, почти
плачущий голос в ответ:
- Это не мой, мне его подсунули.
И опять удары, крики...
Кроме этого случая я не видел со стороны бойцов "Альфы" больше ни одного
проявления насилия, жестокости или надругательства над людьми. Хотя,
конечно, особых церемоний тоже не было.
В одном месте меня спросили:
- Откуда прибыл?
- Из Ярославля.
- Коммуняка?
- Нет, никогда им не был.
- Проходи.
Но вопрос о принадлежности к коммунистам скорее был проявлением личного
любопытства со стороны военного, чем целенаправленным их поиском. Потому что
пропускали всех, задерживали лишь тех, у кого отсутствовали документы. Их
ставили лицом к стене, заставив положить на нее поднятые руки.
Во время другого обыска последовал вопрос:
- Оружие есть?
- Конечно, нет. Откуда оно может быть у меня? Я журналист.
- Вот вы своими перьями все и портите, - услышал я в ответ на свое
признание.
Бессмысленно было вступать в дискуссию, перья каких журналистов "все
портят", в такой обстановке, когда даже разговаривать с двухметровыми
мужиками в камуфляже мне приходилось снизу вверх.
Так, с приподнятыми руками, расстегнутой сумкой и плащом, спустился на
первый этаж. Под ногами хрустели осколки стекла, пол был усеян стреляными
гильзами и пулями, обильно полит кровью. Проходя мимо открытой двери одного
из кабинетов, превращенного в перевязочный пункт, я видел окровавленные
бинты, куски ваты, медикаменты и опять кровь, кровь, кровь. Наклонившись,
подобрал одну стреляную гильзу, чтобы оставить ее себе на память, как
материальное свидетельство того, что довелось увидеть и пережить.
Наконец мы подошли к выходу на улицу. Первое, что бросилось в глаза, - клубы
дыма и характерный пороховой запах. Неожиданно опять началась стрельба,
причем было не понять, кто стрелял и откуда.
- А где же автобусы? - спросила одна из женщин у спецназовца. - Там же
стреляют.
- Ничего, дойдете сами. Можете не бояться, здесь уже прошло до вас пятьсот
человек.
Так, под грохот автоматной стрельбы, и пришлось бежать, инстинктивно пригнув
голову, к стоявшей поблизости машине с цистерной для воды. Там мы
действительно увидели короткий коридор из бойцов "Альфы", но за ним стояла
озлобленная толпа, через которую предстояло пробираться без всякой защиты.
- Коммуняки, пришел ваш конец! - раздавались из толпы крики.
Увидев депутата Челнокова, кто-то заорал:
- Челноков, предатель, мы с тобой еще разберемся! Вид этих лиц, не
обремененных интеллектом и не предвещавших ничего хорошего, был, пожалуй,
пострашней, чем автоматная стрельба. Они готовы были растерзать любого, кто
выходил из Дома Советов, не разбираясь, кто есть кто, если бы их не
сдерживали спецназовцы из "Альфы". Зачем собрались эти люди возле
парламента, чего ради стояли под пулями? Не затем ли, чтобы поживиться
бесхозным добром, которого в Доме Советов было на миллиарды? Иначе откуда
появились сообщения о мародерах -ведь нас-то обыскивали до последней нитки.
Пройдя через толпу, я увидел БТР, из которого нам замахали рукой - мол,
идите туда, в сторону станции метро "Баррикадная". Непрекращающаяся
пулеметная стрельба заставляла двигаться ускоренным шагом, почти бежать.
Впереди, метрах в пяти, шел депутат Челноков, сутулый, бледный, в одном
пиджаке, несмотря на октябрь. Видимо, все вещи он оставил в Доме Советов.
Неожиданно его стал догонять какой-то мужичок невысокого роста с полосатой
повязкой на руке, то ли дружинника, то ли еще кого. Он начал хватать
Челнокова за рукав, пытаясь его задержать. Ему на помощь подскочил еще один
гражданский, но с автоматом в руках, который преградил дорогу Челнокову
спереди. Коротышка уже занес руку, чтобы ударить депутата, зажатого с двух
сторон. И только наше вмешательство прекратило расправу:
- Что вы делаете, нас всех отпустили из Белого Дома!
Услышав эти слова, человек с автоматом повернулся к нам, переспросил:
"Отпустили, да?" и освободил Челнокову дорогу. Воспользовавшись этим,
депутат побежал вперед, хотя коротышка еще пытался его преследовать.
Обыски не прекращались и в районе жилых кварталов. Там в оцеплении уже
стояли сотрудники милиции и какие-то люди в штатском. Узнав, откуда мы, еще
раз проверив сумки, пропускали. Только в одном месте, обнаружив у нас
решения Верховного Совета, человек с мини-рацией резко скомандовал: "В
автобус!". Как будто документы парламента были бомбой или пистолетом. Но
потом, оглянувшись по сторонам, он махнул рукой и пропустил. Станция метро
"Баррикадная" была закрыта, нас провели в расположенное рядом отделение
милиции. Снова неизвестность, что последует дальше...
Но в милиции все обошлось также без какого-либо насилия. Записав наши данные
и дав сопровождающего, нас, группу около восьми человек, уже окончательно
отпустили на свободу. При этом пожилой мужчина, записывавший адрес в
милиции, как-то особенно сочувственно спросил:
- Скажите, а Хасбулатов тоже там?
- Да, - ответил я, - когда мы уходили, он оставался вместе со всеми.
Выходя из здания милиции, мы видели сотни людей, привезенных из Дома
Советов, мужчины были посажены прямо на асфальт, вокруг стояла охрана.
Пройдя последний милицейский пост и уже двигаясь по мирным московским
улицам, все еще не верили, что пережитый кошмар позади. Трудно было
представить, глядя на спешащих по своим делам москвичей, что совсем рядом
идет война, убивают людей, матери навсегда теряют своих сыновей.
Нужно было возвращаться в Ярославль, но эта политая людской кровью
московская земля не отпускала. В тот момент была только одна потребность -
просто ходить по улицам, где не стреляют, смотреть на людей, которые не
убивают и не будут убиты на твоих глазах.
Около семи часов вечера оказавшись в районе площади Маяковского и чуть-чуть
свернув от шумной магистрали в сторону, мы стояли и еще долго слушали
доносившуюся даже сюда пулеметную и автоматную стрельбу. Дома Советов не
было видно, но мы хорошо представляли, что происходит в нем в данный момент.
ПОТОМУ ЧТО МЫ ТАМ БЫЛИ.
А в это время в Москве продолжали работать магазины и кафе, люди пили коньяк
и кофе, ели мороженое... В их жизни, казалось, ничего не изменилось, как
будто не было танков на улицах Москвы, расстрела Дома Советов, сотен трупов
и огромных "пятен крови.
А, может, и в самом деле все это было не с нами. а в чьей-то другой, чужой и
далекой стране...

СЕРГЕЙ КОРЖИКОВ [КА]
ПЕРЕВОРОТ
Осенью девяносто третьего года две беды обрушились на нас одновременно.
Ранний снег завалил поля с зерновыми и картофелем. Как теперь жить деревне в
Нечерноземье, ведь даже на семена многие ничего не собрали! А в Москве -
противостояние властей перешло все границы. Вокруг Белого Дома - баррикады.
Официальная пресса сообщала: Верховный Совет вооружает своих сторонников,
среди работников правоохранительных органов имеются раненые и убитые. В
нашем Борисоглебском районе народные депутаты объявили указ Ельцина ? 1400
неконституционным и не подлежащим исполнению на территории района. Я
возмутился таким решением и написал в районную газету резкую статью против
позиции депутатов. Но через некоторое время, побывав на заседании райсовета,
где выступали представители области, приехавшие из Москвы, я узнал, что
милиция и ОМОН разгоняют пикетчиков и демонстрантов дубинками, отлавливают и
избивают народных депутатов...
В голове кавардак. Решил: пока не увижу все своими глазами, не успокоюсь.
Основательно "подкованный" телевидением и прессой, я был уверен в правоте
президента Ельцина и считал, что у Белого Дома собралась толпа жаждущих
крови "красно-коричневых" вкупе с алкоголиками, бомжами и психически
неуравновешенными лицами. И, чтобы в этом убедиться, думал я, много времени
не потребуется. С такими вот мыслями и поехал я в Москву 28 сентября 1993
года.
Поезд пришел на Ярославский вокзал ночью, а утром, как только, открылось
метро, я уже мчался на станцию "Краснопресненская". Несмотря на ранний час,
там стояли группы людей по трое, по пять человек и горячо, возбужденно
разговаривали. Основная тема: указ Ельцина - государственный переворот.
Услышав такие оценки, решил идти напролом: начинаю им доказывать, что они
глубоко ошибаются. Сначала на меня смотрели с удивлением, как на марсианина.
Одна женщина даже высказала, впрочем, очень робко, предположение:
- А может, он провокатор?
- Не похоже. - возразил ей пожилой мужчина с орденскими планками и орденом
"Знак Почета".
Постепенно у нас завязался разговор. Моим собеседникам явно доставляло
удовольствие наставлять и убеждать столь зеленого "политика". Вместе мы
прошли по всему периметру оцепления Белого Дома. Пройти за кордоны, как
оказалось, не было никакой возможности. Повсюду ОМОН, посты милиции да
колючая проволока - коварная, беспощадная спираль Бруно... На посту за
высотным зданием на площади Восстания застыли военные с автоматами, рядом -
три бронетранспортера.
Белый Дом виден плохо. Сделано было все, чтобы информация от Верховного
Совета не доходила до народа или же шла в грубо искаженном виде.
Две добросердечные пожилые женщины пригласили меня на чай - это при том, что
мы были знакомы всего три часа. Разговорам, вопросам нет конца. К полудню мы
вышли на улицу и через пять минут добрались до "Баррикадной". Людей заметно
прибавилось. Появились красные флаги, самодельные лозунги, плакаты:
"Ельцинизм = фашизм!", "Руки прочь от Советской власти!", "Народ и армия
едины!".
С холма возле станции метро выступали ораторы. Их речи в диапазоне от ярко
патриотических, русских по духу, до примирительных призывов подчиниться
режиму. Слушают всех, но и обсуждают при этом. Милиция и ОМОН, "подогретые"
алкоголем, слушают тоже. Смотреть в их сторону пока не страшно, но очень
неприятно. В их глазах холодная злоба, насупились по-бычьи - как их
хозяин... Невольно улавливаю эту схожесть - и... Так что же со мной
происходит?! Ведь я приехал сюда защищать Ельцина. Ельцина! Но уже больше
сочувствую митингующим.
А через час я понял причину перемены моего душевного настроя, когда увидел,
как разгоняли мирную демонстрацию. Нападавших ОМОНовцев не остановило даже
то, что вперед вышли ветераны с орденами, женщины с иконами, на которых
дорогие народу лики православных святых... Не помогли и женские мольбы:
- Сынки, вы же русские! Вы - наши дети! Не пачкайтесь, отмываться всю жизнь
придется!
Эти слова могли бы растрогать самое ожесточенное сердце. Но слова оказались
бессильны преодолеть толщину бронежилета.
....Они били жестоко. Били, не взирая на возраст и пол. Особо рьяные били
упавших ногами. Нескольких человек схватили и затолкали в автобус - и уже
там, скрывшись от глаз народа, продолжали зверское избиение.
С демонстрантами мы перебежали к Зоопарку и смотрели оттуда, как завершалось
это бесчинство. Как загоняли митинговавших в метро, рассеивали по переулкам.
Эта кровь невинных людей вызвала во мне гневное возмущение. Увиденное
перевернуло мои взгляды, пробудило ненависть к антинародному правлению.
"За что?! - спрашивал я себя. - Почему так жестоко? Кому помешали мирные
демонстранты? Где расхваленная на все лады демократия, гласность, права
человека? В конце концов, в каком обществе мы живем - правовом или
тоталитарном?"
Насколько же я был наивным, думая, что Ельцин не может так безбожно лгать
русскому народу! Но теперь - с каждым часом моего пребывания в Москве - я
убеждался, что идет настоящее противостояние народа, с одной стороны, и
президентской власти - с другой. Как называется режим, борющийся с народом,
населяющим данную территорию? Оккупационным. Именно так и вели себя средства
пропаганды (а не информации!), именно так вели себя силы, брошенные на
подавление справедливого народного возмущения!
Первый раз меня арестовали около трех часов дня 29 сентября, когда я с
группой молодых ребят пробовал пробраться к Белому Дому в районе дискотеки
"Арлекино". Выручили пропрезидентские газеты, черновик той самой статьи в
районную газету "Новое время" и мои стихи... Отпустили, посоветовав "не
крутиться в этом месте".
Второй раз попал в милицейский автобус вечером того же дня, но я опять-таки
сумел убедить, что лояльно отношусь к Ельцину. В тот же вечер, после
очередного зверского разгона митинга у высотного здания на площади
Восстания, познакомился с ребятами. было им от 14 до 18 лет. Эти "гавроши"
по канализационным путям доставляли защитникам Белого Дома хлеб и чай. Они
предложили мне пройти вместе с ними. Но на следующий день должен был
состояться большой митинг на Пушкинской площади, и я, решив собрать более
полный и объективный материал о событиях, отложил этот поход. Договорившись
с ребятами, где их можно искать, мы расстались.
Наступила ночь. Первая ночь нового для меня времени. Осмысления и
ответственных решений. Когда по-другому смотришь на мир, иначе оцениваешь
происходящее, задаешь себе мучительные вопросы...
До сих пор меня удивляет, что в те дни очень мало людей знали о происходящем
в Белом Доме и вокруг него. Ничего не было известно о демонстрациях и их
разгоне.
Пытаясь заполнить информационный вакуум в сознании окружающих, вновь
оказался в отделении милиции. Со мной разговаривали жестко и отпустили
только тогда, когда я пообещал уехать из Москвы на ближайшей электричке. Но
уехать - так просто! - я уже не мог.
Утром - на Красную Пресню. Получил пачку объявлений и листовок. Взял в
помощники знакомых женщин, и мы поехали расклеивать.
К полудню, закончив свои дела, наша группа - человек 15-20, многие уже
успели перезнакомиться - прибыла на Пушкинскую площадь, где намечался
грандиозный митинг с участием посланцев субъектов Российской Федерации. Нас
уже ждали...
За памятником Пушкину стояло несколько больших автобусов "Икарус" - ОМОН
любит ездить с комфортом! На некотором расстоянии, с хорошо различимым
отчуждением держалась в предбоевом напряжении группа парней в защитной форме
и черных беретах. Нечто зловещее, нечеловеческое угадывалось в атмосфере.
- Это "Бейтар"... Я их узнал! Сволочи! - сказал один из наших ребят.
- Что это еще за "Бейтар" такой? Откуда он взялся на нашей земле?
Стоявшая рядом женщина со значком с надписью "День" пояснила, что это -
боевая организация.
Со стороны Белорусского вокзала показались первые колонны демонстрантов с
флагами и лозунгами. Народ бурно приветствовал их. И тогда "бейтаровцы"
сгруппировались в боевые порядки. ОМОН при этом даже не вылез из своих
автобусов.
Когда колонна демонстрантов вышла на площадь, собравшиеся на ней люди, не
стесняясь своих эмоций, от всего сердца приветствовали пришедших поддержать
законную власть в тяжелый для нее час. И вот тут-то последовал рев команды -
и "бейтаровцы" бросились с дубинками на демонстрантов. Били неистово, словно
били не по людям! Бейтаровскую бойню вышел подкрепить ОМОН. Разбитые головы,
сломанные руки. толпы людей, разбегающиеся в безнадежных поисках убежища.
Если кто-то, к несчастью, падал, то бежали прямо по телу - ослепшие, с.
невидящими от ужаса глазами, не разбирающие дороги.
Я видел, как несли бесчувственные окровавленные полуживые тела с
неестественно вывернутыми конечностями. Люди пытались укрыться в метро, но и
там их настигали дубинки нелюдей, этих пятнистых слуг сатаны...
Господи! Что творится на Руси? Наемные убийцы избивают русский народ в нашей
русской столице! Нас, русских, избивают и убивают, словно палестинцев на
оккупированных Израилем арабских территориях!
А что же средства массовой информации? Молчат. Почему все эти в недалеком
прошлом правозащитники, пригревшиеся под лучами нынешней кремлевской власти,
молчат? Что еще пообещает положить Ельцин на рельсы после великой московской
крови?!
Я видел на улицах русской столицы надписи: "Ельцин - иуда", а на мусорных
баках - "Для Ельцина", "Для Гайдара", "Для Лужкова". И меня уже ничуть не
коробило от такого выражения народом своих чувств!
Встречи, митинги, беседы с людьми, расклеивание листовок. Я работал как мог.
Событие следовало за событием. Хотелось везде успеть побывать, чтобы
запомнить навсегда.
С каждым часом обстановка в Москве накалялась, сопротивление антинародному
режиму нарастало. Прелюдией к трагедии 3-4 октября стало побоище на
Смоленской площади 2 октября и последовавшее вслед за ним яростное
противостояние сил.
Часам к 12 мы собрались в сквере у Смоленской площади. где прошел
получасовой митинг, организованный депутатами Моссовета. Вскоре, минут через
тридцать, на нас двинулись несколько цепей, но не ОМОНа, а частей МВД. Вели
они себя спокойно. И мы в таком довольно странном сопровождении, с песнями,
шутками прошли до Киевского вокзала. После краткого митинга на вокзале было
объявлено, что главный митинг перенесен к зданию Моссовета. Я решил собрать
народ у "Баррикадной", но, когда прибыл на станцию, узнал о происшедших за
это время событиях на Смоленской площади.
Несколько сот человек с "Баррикадной" направились на Смоленскую площадь - ее
трудно было узнать: всюду горят костры, возводятся баррикады, люди работали
торопливо. Строить баррикады принялись после нападения здесь, в этом месте
русской столицы, сил ОМОНа на безоружных и не ожидавших атаки людей. По
свидетельству многочисленных очевидцев, пострадало большое число граждан,
многие получили тяжелые ранения. Убили двоих - инвалида Великой
Отечественной войны и молодого парня. Возмущенный народ, вооружившись тем,
что попало под руку, пошел навстречу убийцам, отстаивая свое достоинство и
честь. С каждой минутой инициатива все больше и больше переходила к народу.
Очистив от полицейских сил площадь, демонстранты разослали гонцов во все
районы Москвы, чтобы призвать москвичей встать на защиту законной власти. И
десятки тысяч явились на этот зов - прошли через Смоленскую площадь, через
пылающие баррикады. Если бы расположившиеся по обе стороны от баррикад
полицейские части решились на штурм, то были бы большие жертвы с обеих
сторон. Испытанное оружие - бутылки с бензином и прочей зажигательной
смесью - успели приготовить... Но штурма не последовало, и это восприняли
как большую победу накануне предстоявшего третьего октября Всенародного
Вече.
И вновь я встретился с моими юными знакомыми. Они собирали продовольствие
для защитников Белого Дома. Как то очень естественно прозвучало:
- Друзья, здесь ребята собирают продукты для тех, кто там -на защите
Верховного Совета. Кто чем может - помогите!
Что тут началось... Появилось все: хлеб, чай, колбаса, деньги, консервы.
Ребят чуть не зацеловали до смерти, замучили вопросами. Я решил вместе с
ними отправиться к Белому Дому, тем более, что у меня было много всяких
газет, которые могли там пригодиться - ведь ребята говорили, что
находившихся в блокаде защитников больше всего угнетало отсутствие
информации.
Двинулись переулками, а потом канализационными путями под постами милиции,
ОМОНовским оцеплением. Так и пробрались к Дому Советов. Путешествие было
далеко не безопасным. Вылезали мы перед самым носом ОМОНа на нейтральной
полосе. Подбежал один лейтенант, уставился на нас: "Много вас еще там?". Ему
ответили: "Много. Во всех колодцах." Спросил и побежал -видно, докладывать
начальству.
После небольшой проверки я был зачислен защитником баррикады на Горбатом
мосту.
Ночь прошла спокойно. Я пристально вглядывался в окружающих людей, не находя
ни одного подтверждения сплетням, что здесь собрались "бомжи, алкоголики,
дегенераты". Даже намека на пьянство, разгильдяйство не было. Решил напрямую
задать вопрос об этом моим новым товарищам. В ответ они только рассмеялись:
- Мы здесь слушаем транзистор и тоже удивляемся, что о нас плетут. Неужели
этому может кто-то верить?
- Представьте себе, верят, - ответил я.
Наступило 3 октября - праздник Воздвижения Креста Господня. Утро
изумительное, небо чистое, без облачка. Около высокого деревянного креста
под открытым небом идет служба. Настроение светлое, умиротворенное - под
стать утру и празднику. И вдруг:
"Путана, путана, путана... Ночная бабочка, но кто же виноват..."
С хрипом и треском ворвалась в тихое утро эта непутная песня. За ней
следующая, еще хрипастей и громче. Это "желтый Геббельс" - канареечного
цвета бронетранспортер - начинает психологическую обработку защитников Дома
Советов. Звук из динамиков настолько громкий, что приходится чуть ли не
кричать при разговоре.
Присматриваюсь к лагерю при дневном свете. Несмотря на разношерстность
политических партий - от анархистов до коммунистов - кругом спокойствие,
чистота и Порядок. Отношения между людьми доброжелательные, все чувствуют
себя соратниками, делающими одно общее дело. Такого спокойствия духа,
уверенности, что их присутствие здесь необходимо, я не видел еще ни разу. На
нашей баррикаде народ был разный: слесарь и поэт, студент и доктор наук,
автор многих работ по военной истории России, панк и член компартии из
Узбекистана, приехавший в командировку и поспешивший к Белому Дому, как
только услышал о ельцинском указе. Людей объединяла уверенность в том, что
происходящие события касаются всех нас, и, если мы не отстоим Конституцию,
Верховный Совет, это болезненно отразится на будущем страны. Диктатура,
решили мы, не должна пройти, погубившему СССР нельзя позволить погубить и
Россию.
Чтобы иметь объективную информацию о происходящем на Всенародном Вече, мы
послали туда своих юных разведчиков. Вернувшись, они рассказали, что
запланированного митинга на Октябрьской площади не получилось. Не до
словесных излияний было людям, испытавшим на себе ОМОНовские дубинки.
Повинуясь единому порыву, народ двинулся на Садовое кольцо, раздались
призывы: "К Дому Советов!". Прорвали одно оцепление, второе. У Смоленской
площади колонну встретил еще один мощный заслон. Но и здесь демонстрантов не
смогли остановить ни войска, ни водометы, ни слезоточивый газ, ни дубинки.
Оцепление было буквально опрокинуто, ОМОНовцев обступали люди и разоружали.
Ликующая, возбужденная масса народа со знаменами, вооруженная лишь тем, что
смогла отнять у своих обидчиков, вылилась на площадь у Белого Дома. На
глазах у многих людей проступали слезы радости от нахлынувшего вдруг
ощущения свободы, торжества человеческого достоинства.
Мы понимали, что с демонстрантами могли прийти случайные люди, в том числе и
в нетрезвом состоянии. Поэтому было принято решение - посторонних на
баррикады не пускать. Этот приказ пополнялся неукоснительно до самого конца.
Между тем народ собирался под балконом Дома Советов, на который вышли
народные депутаты, Хасбулатов, Руцкой. Начался митинг. Мы слушали и невольно
замечали, как продолжает разбегаться оцепление, как спешно эвакуируется
начальство из мэрии, а за ними убегают ОМОНовцы и милиция. Было отчетливо
видно, что именно из гостиницы "Мир", где располагался штаб сил режима, был
открыт автоматный огонь по демонстрантам, мимо нас проносили убитых и
раненых. На баррикаде, на площади люди передавали друг другу:
- Патриарх обещал проклясть тех, кто первым прольет кровь. Дни Ельцина
сочтены!
Было слышно, как в толпе разные голоса призывали добровольцев идти походом
на Останкино. Многие понимали, что это безумие, пытались возражать. Они
предлагали собрать как 'можно больше народу со всей Москвы, чтобы создать
плотное кольцо вокруг Дома Советов, как это было в 1991 году. Но к их голосу
большинство людей так и не прислушалось, площадь перед Белым Домом стала
пустеть. Предчувствуя, что теперь, после прорыва блокады, вероятность штурма
здания Верховного Совета возрастает, защитники баррикад просили, чтобы им
выдали оружие. Но руководство ответило отказом.
Наступила тревожная ночь. Народ продолжал расходиться, обещая вернуться днем
и привести с собой вдесятеро больше. Нарастало чувство безнадежности и
какой-то покинутости. По радио мы узнали об обращении Гайдара встать всем
"на защиту демократии" против "озверевших боевиков". Стали поступать первые
сведения о происходящем в Останкино. Вернувшиеся очевидцы прямо на
баррикадах рассказывали, как перемалывают человеческое мясо БТРы и автоматы
спецназа. Опять просим свое начальство вооружить защитников Белого Дома в
целях самообороны. И снова - отказ. Тогда я обратился к своему командиру,
чтобы он разрешил мне сходить к зданию Моссовета, где собирались сторонники
Ельцина, разведать общую обстановку в Москве. Он в ответ только махнул
рукой: "Иди..."
На ночных улицах ни одного милиционера, ни одного поста ГАИ. Иду переулками,
которые мне известны еще с детства. Недалеко от Нового Арбата чуть не
столкнулся с людьми в камуфляжной форме, на лицах маски.
В соседнем переулке "демократическая" баррикада. Прошел через нее без
осложнений, как свой. На следующей баррикаде остановили, но через пять минут
разговора я смог убедить, что иду к Моссовету для их поддержки. Подъехали
иномарки, из них вывалили квадратные мужики в хорошо пошитых костюмах и при
оружии. Через несколько минут увидел, как подошло человек пятьдесят
добровольцев. "Крутые" стали разводить их на баррикады. Тогда мне стало
понятно, кто здесь делает погоду, кто первым откликнулся на призыв Гайдара.
"Бультерьеры" - не знающие жалости боевые отряды криминальных коммерческих
структур, обученные и драться, и убивать.
Выхожу на Тверскую. Бросается в глаза несоответствие происходящего
серьезности момента. Улица залита светом, смех, пьяные выкрики, под уклон
катятся пивные банки, пустые бутылки из-под водки, шампанского, пепси. Тут и
там идет распродажа питья и закуски или просто раздача с машин. Коммерческие
структуры вовсю демонстрируют свою щедрость по отношению к своим
"защитникам". Ближе к Моссовету заметно больше людей, пришедших по идейным
соображениям, но и пьяных праздношатающихся было предостаточно. С балкона
Моссовета неслась самая натуральная "чернуха" о защитниках Дома Советов. Ни
одного слова правды! Формируются боевые батальоны, им раздается
автоматическое оружие. Я не верил своим глазам. Прикрываясь дешевой
пропагандой, Гайдар и Лужков вооружали народ против народа. А с балкона
вещали, что в Москве стоят танковые части в полной боевой готовности, и
скоро "коммуно-фашистам" придет конец. Их угрозам можно было поверить.
Обратный путь я проделал чуть ли не бегом. По прибытии доложил обо всем
увиденном, просил о встрече с Руцким, чтобы предупредить о грозящей
опасности. Но безуспешно...
Где-то около семи часов утра 4 октября, находясь в оцеплении возле здания
гостиницы "Мир", мы увидели, как сминая хлипкое заграждение, на площадь
перед Белым Домом ворвался БТР. Через несколько минут - второй, третий...
Тишину октябрьского утра прорезали пулеметные очереди. Сразу же появились
раненые и убитые. У нас еще была возможность уйти по улице Чайковского к
станции метро "Баррикадная" или опять по коллектору в безопасное место.
Часть людей, стоявших в оцеплении, так и сделала. Никто не вправе осуждать
их. Присутствие еще нескольких сотен человек в зоне обстрела привело бы
только к еще большим человеческим жертвам. Для себя же я решил, что останусь
до конца.
На баррикаде - кровь, трое раненых. Убитые остались лежать на
простреливаемом пространстве. Все оставшиеся в живых вместе с ранеными
расположились под мостом. Возле них суетилась девочка в белом халате,
студентка медучилища. Она плакала и перевязывала. Волосы светлые, совсем
юное лицо. Ей бы на конкурс красоты, а она - здесь, рядом со смертью.
Какой-то отчаянный храбрец подогнал самосвал к подъезду Дома Советов, под
этим прикрытием мы перенесли раненых в подвал и сами укрылись там. На первом
этаже оставались только те, у кого было оружие. Время как бы остановилось.
Чтобы разрядить обстановку, как-то успокоить людей, среди которых были
женщины и дети, я поднялся на первый этаж узнать, что там происходит.
Там шел настоящий бой. Девушка, которая перевязывала наших раненых, погибла.
Первое ранение было в живот, но она осталась жива, в этом состоянии пыталась
доползти до двери, но вторая пуля попала ей в голову. Так она и осталась
лежать в белом Медицинском халате, залитом кровью. Я спустился снова в
подвал, рассказал об увиденном. Через некоторое время первый этаж был взят
штурмовиками президента. Нас вывели из подвала, положили всех лицом вниз на
пол, залитый кровью и усыпанный битым стеклом. Нет ничего более
унизительного, чем это лежание на крови своих друзей: один за другим мы
поднимались с пола, охранявший нас офицер требовал лежать. Он кричал, что
это необходимо для нашей же безопасности, потому что непонятно, кто
стреляет. Но никто из нас обратно уже не лег.
Начался разговор между теми, кто защищал Дом Советов, и теми, кто пришел его
штурмовать. Это было своего рода психологическая обработка: казалось, еще
немного и они перейдут на нашу сторону. Командир отделения между тем
настойчиво требовал подогнать к выходу машины для эвакуации людей,
находившихся в Доме Советов. Но машин так и не было, не дождались.
Воспользовавшись небольшим затишьем, нас вывели на площадь, вся она была
заполнена орущей, улюлюкающей толпой молодых парней.
Я был уверен, что те, кто остался в живых из моих товарищей, вернутся на
баррикаду, потому я направился туда, где оставил свои вещи: сумку с
документами, тетрадь с моими стихами, написанными в эти дни и ночи. На
баррикадах уже вовсю хозяйничали гайдаровские мародеры, они уже ходили и
вокруг здания, брали, кто что мог унести в этой неразберихе.
Действительно, под мостом собралось человек десять, оставшихся в живых. Всех
волновал один вопрос - что же делать дальше? Нам было ясно в тот момент,
борьба не закончена. Мы обменялись адресами и разошлись.
Задержали меня на перекрестке у ресторана "Арбат". Надели наручники и сунули
в машину для перевозки преступников. Привезли во 2-е отделение милиции.
Первый допрос проводил майор - вполне корректно. Он не грубил, не угрожал, а
предложил на выбор два варианта: первый - к Дому Советов я попал случайно,
так же случайно оказался в подвале. Надо было подтвердить, как он предлагал,
что в подвал нас загнали боевики, среди которых много психически
неуравновешенных и находящихся в состоянии алкогольного опьянения людей.
Если я соглашаюсь с этим вариантом, то меня отпускают, дают денег на дорогу.
Второй вариант еще заманчивей: я должен был дать информацию, конечно,
которую они мне подсунут, об антинародной сущности "мятежа" законодательной
власти. В этом случае мое пребывание в Москве объясняется поддержкой Ельцина
и желанием дать правоохранительным органам полную информацию о преступной
деятельности мятежников. "Сергей, вы же умный человек, - убеждал меня
офицер, - вы не сможете доказать, что не стреляли по штурмовавшим Белый Дом.
Делайте вывод. А будучи как бы на службе, выполняя особо важное и опасное
задание, вы еще получите за каждый день, как положено, по 150 тысяч рублей.
Вы будете богатым. Если захотите, можете выступать в центральных газетах или
написать об этом книгу, например. Вы ведь хотите печататься? У вас неплохие
стихи. Могли бы без особых трудов выпустить книгу уже в следующем месяце.
Может, решитесь?"
Мне пришлось рассказать ему все: о зверствах "бейтаровцев", о смерти
молоденькой медсестры, о том, как БТРы давили людей и прицельно
расстреливали таких, как я, как мучались, дожидаясь эвакуации, раненые дети,
как люди отдавали свое далеко не стерильное белье для раненых - не хватало
бинтов, как православный священник, находившийся с нами, проклял Ельцина за
невинно убиенных. Майор слушал меня, стоя у окна. Потом повернулся и
произнес: "Очень жаль, что не могу вам ничем помочь. Только предупреждаю об
одном - не доказывайте ничего тем, кто будет вас допрашивать. Ради Бога,
скажите, что попали к Белому Дому по ошибке".
Буквально через час начался кошмар, я стал как будто участником
любительского спектакля про гестапо.
- Где ты бросил свой автомат, коммуняка х...? Ты, б..., видел, что все
депутаты даже на митингах были вооружены? Подпиши!
Удары, удары, удары по всему телу деревянной (так и не понял почему)
дубинкой. Я упрямо им объяснял, что у меня нет такой информации, которая
могла бы их заинтересовать. И они снова начинали бить.
- Да мы вас всех сейчас замочим. ОМОНовец вытащил пистолет, приставил мне к
виску. Старший сержант, один из немногих, кто был в форме, закричал:
- Только не здесь. Сейчас достану простыней, чтобы закрыть, и всех во двор.
Нас вывели в коридор, продолжили избиение впятером. Очень злились, что мы не
падали. Но я знал, что если упаду, то они забьют до смерти. А умирать я не
хотел после того, что видел в Белом Доме. Бить прекратили тогда, когда изо
рта и из носа хлынула кровь. Тут я понял, что приказа убить меня у них нет.
Без приказа эти подонки и пальцем не пошевелят. Меня отвели умыться и -
снова к следователю. Он кратко объяснил:
- Подпишешь утром, на сегодня с тебя хватит. Но ночью подумай и не дури...
Для тебя же лучше.
Меня отвели в камеру, она была наполнена битком. Рассчитанная на двоих, она
вмещала восемь человек, в соседней, как выяснилось, было двенадцать человек,
в другой, что побольше, - двадцать один. Всего в отделении было четыре
камеры. В этих камерах было не меньше пятидесяти человек.
Спать невозможно. За дверью пьяная матерщина, удары, крики истязаемых. В
камере из восьми человек только трое {вместе со мной) имеют отношение к
Белому Дому, остальные попали случайно. Ввели еще одного, другого втащили за
руки, бросили на грязный пол. Парень лет семнадцати, сильно стонет. Я взял
свою куртку, положил ему под голову. Он открыл глаза, поблагодарил. И
заплакал, как может плакать только ребенок. Как потом выяснилось, он попал
сюда из-за того, что подобрал несколько гильз, которые у него при обыске
обнаружили в кармане.
...Опять кого-то бьют. Добили, видно. Слышно, как вызывают скорую помощь.
Интересно, какой поставят диагноз?
Парень опять заговорил:
- Я ведь пришел по призыву Гайдара. Просто гильзы подобрал. А они... Неужели
утром будут бить? Я не выдержу...
И опять заплакал. Мужчина с разбитым лицом язвительно заметил:
- Вот тебя и окрестили Ельцин с Гайдаром "демократией". Пусть им твоя мама
спасибо скажет.
Утром все кончилось неожиданно. Дверь открылась, какой-то подполковник
озабоченно оглядел парня, всех нас. Принес сигарет, воды в двухлитровой
бутылке. Дверь так и осталась открытой. Нас без лишних формальностей стали
вызывать и, вернув документы. отпускать. Я вышел из камеры вторым. Пришлось
подождать часа два, чтобы взять адреса и телефоны у всех товарищей по
несчастью, кто, конечно, хотел их дать. За избитым парнем приехала на машине
мать, подошли ко мне, поблагодарили. Я спросил их:
- Думаю, теперь-то вы поняли, кто являются настоящими преступниками?
Женщина опустила глаза.
Перед отъездом из Москвы еще раз приехал на "Баррикадную". И надо же - ко
мне бросились те две пенсионерки, которые меня угощали чаем в первый день.
- Нас здесь человек пятнадцать. Не могли бы вы... Я сразу понял, чего они
хотят. Они жадно ловили любую информацию, чтобы решить, что им делать
дальше. Мы собрались у одной молодой пары, я стал подробно рассказывать об
увиденном мною: Некоторые плакали...
...Борьба не закончилась. Под знамена справедливости собираются честные,
самоотверженные люди, чтобы дать отпор новым варварам. И, я уверен,
последнее слово будет за нами.

МИХАИЛ МАТЮШИН
ПЛОЩАДЬ РАССТРЕЛЯННЫХ
События 3-4 октября оставили глубокий след в сердцах тех, кто своими глазами
видел эту кровавую драму. Очевидцы должны рассказать всю правду о московских
событиях, очистить их от слоя лжи. Тем самым мы. живые, можем хотя бы
отчасти искупить вину перед теми, для кого первое октябрьское воскресенье и
первый октябрьский понедельник стали последними.
Так случилось, что 3 октября я оказался в Москве. Рано утром решил пройти к
Белому Дому посмотреть, какова там обстановка. действительно ли сняли
оцепление (накануне такая информация была дана). Выйдя на станции метро
"Баррикадная", направился к Белому Дому. Подойдя ближе, увидел, что здание
оцеплено тройным кордоном ОМОНа, у большинства ОМОНовцев были автоматы. Я
приблизился к первому ряду оцепления, заговорил с лейтенантом. Он объяснил,
что за кордон попасть не удастся, а на мой вопрос:
"Зачем вам автомат?" - ответил: "Для предотвращения гражданской войны". От
лейтенанта почему-то несло спиртом, к тому же я обратил внимание, что его
глаза, как и у других в оцеплении, были какие-то странные, будто
остекленелые.
Поняв, что к Белому Дому никак не пройти, я направился в здание
Краснопресненского райсовета, где размещался штаб поддержки народных
депутатов России. Райсовет охраняли верные Верховному Совету сотрудники
милиции.
Здесь я узнал, что военные, которые отправились из Ленинграда на помощь
Верховному Совету, были перехвачены и жестоко избиты. Выступивший на
собрании лидер "Трудовой России" В.И. Анпилов сообщил, что в 14 часов на
Октябрьской площади (Садовое кольцо) состоится митинг, который, кстати, был
запланирован задолго до всех этих событий. Предложение Анпилова поднять над
Домом Советов красное знамя вместо "трехцветного власовского" было встречено
"на ура!". Я перебросился парой слов с Анпиловым. Ничто в его поведении не
говорило о том, что готовится какая-либо неординарная акция. О предстоящем
митинге на Октябрьской площади он говорил как о совершенно рядовом событии.
К 14 часам я был уже на станции метро "Октябрьская". Поднимаясь по
эскалатору, услышал крики людей:
- Митинг запрещен! Упыри (то есть ОМОНовцы) избивают людей! Все оцеплено!
Говорили, что есть убитые. Выхожу из метро. Действительно, все перекрыто. То
здесь, то там происходят мелкие словесные стычки демонстрантов с ОМОНом.
Прошел слух, -что митинг переносится в другое место. Появилась некоторая
растерянность. Но депутаты Илья Константинов и Виталий Уражцев успокоили
демонстрантов. Под их руководством колонны начали строиться прямо на
проезжей части проспекта Ленина. Илья Константинов повел колонну по
направлению к парку Горького и Крымскому мосту, постоянно повторяя в
мегафон, чтобы люди шли плотнее. Демонстранты двигались организованно. Пели
родную "Катюшу". Многоцветье флагов: красных, золотисто-черно-белых,
андреевских создавало праздничное настроение. Было видно, что разные
политические силы, начиная коммунистами и кончая монархистами, объединились,
чтобы спасти Родину, защитить Конституцию и человеческое достоинство.
Людей собралось так много, что, оглянувшись на Крымском мосту назад, я
увидел колонну без конца и края, она растянулась километра на два. В рядах
демонстрантов шли люди из разных городов. Увидев плакат "Трудовой
Ярославль", который мы несли над головами, люди подходили к нам, благодарили
за то, что приехали в Москву. Я удивился, что многие знают положение в нашей
области и уверенно называют ее "оплотом ельцинизма". Спрашивали нас и о том,
почему Ярославский областной Совет не выступил решительно против ельцинского
указа ?1400?
Но вот и Крымский мост. По колоннам проходят слова:
"Идем на прорыв!". Мужчин просили пройти в голову колонны. Я пробираюсь
вперед. Через насколько минут, ощутив неприятный запах слезоточивого газа
"черемуха", прикрываю глаза платком. Отчетливо слышен шум столкновения.
Видны полетевшие вверх камни, лежащие на асфальте щиты. Демонстранты их
очень быстро подбирали.
Сейчас, и по радио, и по телевидению говорят, что на Крымском мосту ОМОНу
противостояли вооруженные боевики. Это неправда. Не было там никаких
боевиков. Да и дубинки со щитами, которые были отобраны у ОМОНа, нельзя
назвать оружием.
Столкновение на Крымском мосту было непродолжительным. Кордон прорван, идем
дальше. Надо отметить, что и в ходе прорыва у Крымского моста, и далее по
пути к Белому Дому к ОМОНовцам относились довольно-таки нормально - у них
просто отбирали щиты, дубинки и отпускали. Хотя горячие головы и требовали
расправы над ними, но в большинстве своем люди понимали, что эти молодые
ребята (а цепи у Крымского моста состояли наполовину из пареньков
восемнадцати-двадцати лет) являются лишь игрушкой в руках режима. В связи с
этим вспоминается эпизод: к раненому ОМОНовцу подскочили двое с явно
недружелюбными намерениями. Запахло расправой. Но буквально тут же несколько
дружинников с повязками "Трудовой России" оттеснили их и помогли ОМОНовцу
отойти в сторону. После прорыва у Крымского моста Уражцев по мегафону
объявил:
- Идем к Белому Дому! Колонна продвигалась к Дому Советов, фактически не
встречая серьезного сопротивления. Такое успешное развитие событий вызвало у
людей огромное воодушевление. Казалось, что люди, сплотившись вместе, могут
горы свернуть. На устах у всех лишь одно слово:
- Победа!
И уже были не страшны ни слезоточивый газ, ни водометы, которые тщетно
пытался применить ОМОН. В таком приподнятом настроении люди шли к Белому
Дому. Вот здесь и раздались Первые выстрелы. Сначала пустили слезоточивый
газ, а затем, когда демонстранты проходили у здания мэрии, открыли огонь.
Стреляла охрана мэрии, хотя тогда зданию никто не угрожал. Но эти выстрелы
не остановили повстанцев. Последняя цепь на пути к Белому Дому стояла в два
ряда. Чувствовалось, что настрой у ОМОНа уже не тот. Нет той решительности и
храбрости, что была утром. Не оказав сколь-нибудь серьезного сопротивления,
они просто разбежались. Путь к Белому Дому свободен. Какая же радость была!
Совершенно незнакомые люди бросались друг другу в объятия. Ко мне подошел
пожилой мужчина и сказал:
- А вы, молодой человек, оригинальны - делаете революцию с кейсом в руке.
Действительно, у меня в руках был дипломат. Я рассмеялся. Мы пожали друг
другу руки, поздравили с победой. Кругом слышалось: "Преступный режим пал!",
"Победа!", "Теперь мы будем жить по-новому!". Я тоже поверил тогда, что
это - победа. Подходя к Белому Дому, уже представлял, как будем жить дальше.
Будущее виделось в розовых тонах. Никто и предположить тогда не мог, что
через два часа произойдет массовое убийство у Останкино. А через сутки
установится диктатура. Тогда, в четыре часа пополудни третьего октября люди
искренне радовались. Впервые за последние три года я видел столько
счастливых лиц.
Белый Дом. На балконе стоят россияне, возглавившие народную борьбу: А.
Макашов, В. Ачалов, И. Константинов, М. Астафьев. С. Бабурин. Народ внизу с
нетерпением ждет Руцкого и Хасбулатова. Митинг начинается. Выступающие
говорят о том, что попытка Ельцина установить диктатуру провалилась. Что же
делать теперь? Люди на площади стали призывать Макашова, Ачалова и Руцкого
(встреченного овацией и криками: "Руцкой - президент!") пойти в Останкино и
предъявить требование о предоставлении эфира законному президенту А.
Руцкому. Замечу, что о штурме телецентра тогда и речи не могло идти.
Перед тем, как пойти в Останкино, повстанцы взяли под контроль московскую
мэрию, из окон которой перед этим велся огонь на поражение. ОМОНовцы,
охранявшие мэрию, стали переходить на сторону восставших. Это вызвало
настоящее ликование. ОМОНовцам жали руки, обнимали их, какая-то женщина
отдала одному из бойцов сумку с продуктами. Все обиды оказались забытыми в
тот момент.
Примерно в 17 часов стали формироваться группы, чтобы пойти в Останкино с
требованием предоставить эфир. Еду на метро до станций "ВДНХ", затем около
получаса иду пешком (троллейбусы уже не ходят). Около шести был на месте.
Средства массовой информации утверждают, что у телецентра были "до зубов
вооруженные боевики". Можно ли назвать боевиками детей
четырнадцати-шестнадцати лет, оказавшихся там из чистого любопытства? Не
думаю. Разумеется, такими силами штурмовать Останкино, где находились
спецназовцы из "Витязя" (мы об этом знали), было бы безумием.
Да никто и не собирался этого делать. У телецентра шел обыкновенный митинг.
Выступали Анпилов, Макашов, просили дать слово оппозиции. Они не угрожали,
не предъявляли ультиматумов. Но около семи вечера из окон телецентра
раздался автоматный залп. Как позже выяснилось, уже в первые минуты было
убито около десяти человек. Возникла паника. Люди бросались на землю,
прятались в подъездах близлежащих домов, за машинами. А стрельба из окон не
прекращалась. Пули свистели, стучали об асфальт. Убитых становилось все
больше и больше с каждой минутой. На моих глазах убивали не боевиков, а
женщин и детей. Недалеко от меня лежал убитый мальчик лет четырнадцати.
Через минуту после начала стрельбы раздался взрыв, после чего автоматная
стрельба усилилась. Некоторые, не выдержав стали уходить, говоря: "Мы не
хотим умирать". Другие требовали оружие. Большинство пыталось укрыться за
машинами. Метрах в пятидесяти от того места, где я лежал, стоял грузовик.
Парень лет двадцати, распластавшийся на земле неподалеку, попытался добежать
до машины. Но его срезала автоматная очередь. Женщина лет пятидесяти с
криками: "Что же вы, убийцы, творите?" попыталась добежать до ближайшего
подъезда, и тоже не успела.
Мне повезло больше. Буквально перелетев через небольшое ограждение, я успел
укрыться в подъезде. Через некоторое время решил вернуться. Воспользовавшись
тем, что обстрел на несколько минут прекратился, вышел из подъезда, пошел к
площади перед телецентром. Со стороны Останкино навстречу мне шли люди.
Несли убитых и раненых. Как только дошел до головы колонны, снова началась
стрельба. Зрелище здесь, в первых рядах, было ужасным: лужи крови,
обезображенные трупы. Только в этот момент я заметил, что моя рубашка
испачкана кровью. Было много раненых, их пытались вынести, но мало кому
удалось это сделать.
Вскоре прошел слух, что ранен Виктор Анпилов. Возникла суета.
Я добежал до машины, являвшейся своеобразным штабом демонстрантов, и увидел
лидера "Трудовой России", прислонившегося к грузовику. Он держался за бок. К
Анпилову подошли дружинники "Трудовой России". Видимо, они хотели увести
его, но Виктор Иванович, остановив их резким жестом, остался вместе с
демонстрантами. Можно по-разному относиться к председателю исполкома
"Трудовой России" Виктору Анпилову, но он, бесспорно, показал себя одним из
мужественных, смелых лидеров оппозиции. Многие пытаются сейчас представить
его провокатором, но на самом деле именно лидер "Трудовой России" силой
своего авторитета сдерживал толпу. Это было и 17 апреля, и 22 июня, да и
первого мая. Третьего октября Анпилов и Макашов тоже пытались сделать все,
чтобы не пролилась кровь. Но увы...
Что же касается провокаторов, то я своими глазами видел, как дружинники
выловили слегка выпившего парня, отобрав у него пистолет. А вскоре я
услышал, что в нем узнали профессионального провокатора, известного еще по
первому мая.
Обстрел из окон телецентра продолжался. Постепенно появилась привычка к
грохоту автоматных очередей. Прошло приблизительно два часа. Вдруг со
стороны центра Москвы появилось несколько бронемашин. Первая реакция людей -
радость. Раздались возгласы:
- Наши пришли! Нам помогут, спасут нас!
Но не тут-то было. Проехав взад-вперед пару раз, БТР повернул башню с
пулеметом в сторону демонстрантов, стал стрелять по ним. Началось бегство. А
БТРы все ездили и стреляли по людям. Я понял, что все кончено. В это время
один из БТРов оказался совсем рядом. Полоснул очередью из пулемета. Мужчина
средних лет, рабочий ЗИЛа, и две молодые девушки-студентки были убиты на
месте. Их кровь брызнула мне в лицо. Уловив момент, когда БТР отъехал на
некоторое расстояние, я сумел вырваться из зоны обстрела. Встретил двух
знакомых рабочих с АЗЛК и одного из Подольска. Они сказали, что ОМОН начал
оцеплять близлежащие районы. Тут мы стали свидетелями еще одного страшного
преступления. Неподалеку от подъезда одного из домов спрятались люди. В этот
момент к подъезду подъехал милицейский УАЗик, и прямо из его окон раздались
выстрелы по людям. Номер машины был залеплен грязью. Мы поняли: надо
уходить. В последний раз я бросил взгляд на площадь перед телецентром.
Горели машины, благодаря их зареву можно было видеть множество трупов. Счет
тут шел уже не на десятки. Площадь перед телецентром отныне навсегда
останется для меня площадью расстрелянных.
Мы выбирались дворами. Выйдя на одну из тихих улиц, увидели стоящее такси.
Подошли. Водитель сразу все понял. Только спросил, указав в сторону
Останкино:
- Оттуда? Я ответил:
-Да.
Он усадил (вернее, уложил) нас на пол машины сзади, прикрыл черным плащем.
По пути его останавливали ОМОНовцы, но он отвечал:
- Еду по вызову.
Нас не задержали. Я очень жалею, что не спросил, как зовут этого водителя.
Но буду благодарен ему до конца жизни за то, что он нас вывез, рискуя собой.
Уезжал из Москвы уже ночью. Город жил мирной жизнью. Казалось, никто даже не
догадывался, что есть в Москве площадь, обильно политая кровью лучших из
россиян. Никто не мог предположить, что очень скоро будет расстрелян и
последний оплот демократии - Дом Советов, и в России установится
авторитарный режим.
Сажусь в поезд, а перед глазами по-прежнему стоят лица людей, которые еще
утром были живы. А сейчас - мертвы:
После московских событий уже не только по книжкам, а на личном опыте я понял
и хочу, чтобы это осознали и другие, что режим, убивающий женщин и детей,
обречен, как обречена любая власть, держащаяся на крови.
ВЕРА ШЕВЧУК
БЕЛЫЙ ФЛАГ НАД РОССИЕЙ
Прошло несколько месяцев после кошмарных событий 3-4 октября, происшедших
возле Дома Советов России. Но ощущение пережитого не притупилось, увиденные
картины и образы людей навсегда запечатлелись в памяти.
К 3 октября патриоты всех национальностей: русские, украинцы, армяне,
казахи, чеченцы, среди них женщины, юноши, старики и даже дети уже более
десяти суток жили на площади перед зданием парламента. Озябшие, усталые и
голодные эти люди защищали народовластие лишь одним своим присутствием, без
оружия, без техники. На площади горели костры, люди кипятили воду, грелись,
обсуждали ситуацию, вступали в переговоры с милицией из оцепления. Здесь же
шла служба возле наспех сооруженного креста. Никто из них не мог
предположить, что завтра будет отдан приказ открыть огонь на поражение, и
многие из защитников останутся лежать мертвыми на этой площади. И
народовластие, закон, Конституцию они защитить не смогут, потому что силы не
равны: у Ельцина танки и бронетранспортеры, вооруженный спецназ, а у этих
людей только желание жить по справедливости, иметь закон и Конституцию, по
которой они не будут нищей рабочей силой на своей же земле. К сожалению,
людей с обостренным чувством достоинства, смелых и бесстрашных в России
оказалось не так много. Президент США Клинтон 25 сентября даже выразил по
этому поводу "благодарность русскому народу" за то, с каким "спокойствием"
он наблюдает за происходящим в своей стране. Клинтон не скрывал
удовлетворения от того, что русские находятся в состоянии политического
паралича, отстранены от решения своей судьбы, что они так послушны кнуту.
Безучастность большинства народа остается фактом, который бессмысленно
отрицать. Цены увеличились в сотни, тысячи раз народ молчит. В сентябре
Ельцин буквально душит парламент, который пытался защитить народ, и в то же
время опять объявляет о повышении квартплаты, цены на хлеб, на проезд в
городском транспорте. Если правительство уверено в покорности и
безропотности народа даже тогда, когда оно борется с народными депутатами,
что же будет после "победы", когда новая Конституция даст Ельцину монаршую
власть? Тогда народ вообще ничего не будет значить для президента.
Начиная с 21 сентября, уже шел штурм сознания народа из Останкино, а
депутатам отключили телефоны, электричество, отопление, водоснабжение, был
захвачен печатный орган парламента "Российская газета", прекращен выпуск
передачи "Радио-парламент".
Защищавшие Дом Советов люди были отрезаны от внешнего мира, лишены
информации. Поэтому когда я около двух часов дня в числе других журналистов
прошла через пропускной пункт в здание, меня засыпали вопросами: "Что там
происходит в Москве?" Молодые ребята, охранявшие баррикаду, не знали ни то,
что о них распространяет Останкино, ни того, как население Москвы реагирует
на изоляцию депутатов. Я объяснила им, что приехала из Ярославля, что
областной Совет не поддержал действия Ельцина, а в Москве видела только
сплошное оцепление от станции метро "Баррикадная" до набережной. В Ярославле
ходили слухи, что на 3 октября готовилась большая демонстрация москвичей,
возможен прорыв оцепления Дома Советов. Они и об этом ничего не знали.
Отдала им пачку печенья, несколько экземпляров "Северного рабочего". Парни
были в фуфайках, измученные - тринадцать дней пребывания за колючей
проволокой дались им нелегко.
Стоявшую в оцеплении милицию и ОМОН кормили на убой в здании гостиницы
"Мир", а эти добровольно сидели здесь почти без питания - только если кто-то
чего-то приносил с собой. В столовой парламента был лишь хлеб с сыром.
В приемной заместителя Председателя Верховного Совета Вениамина Соколова
также подробно расспрашивали, что происходит снаружи. Я рассказала об
информации, которую дает Останкино, как прошла в здание. Неожиданно в
приемную вошел депутат -космонавт Севастьянов с цветами. Он искал В.
Соколова. Все недоуменно посмотрели на цветы. Следом за ним вбежала молодая
работница Дома Советов и весело сообщила: "Прорвали оцепление!" Все
устремились на улицу и на балкон. С балкона была видна вся заполненная
людьми площадь, люди что-то кричали, радовались победе, одни требовали,
чтобы выступили депутаты, и выкрикивали их фамилии, другие пели...
Люди снизу кричали, что в мэрии засели вооруженные люди, и требовали идти
туда, чтобы освободить здание. Молодой парень в мегафон сообщал:
- В здании мэрии засела кремлевская группа "К", около 600 человек. У группы
есть план провокации - организованное нападение на гостиницу "Мир". Все
одеты в гражданскую одежду. Сегодня я видел этих людей и здесь, на площади.
Будьте внимательны, не поддавайтесь на провокации.
На третьем этаже гостиницы "Мир" из окна слева появился ослепительный свет
синего цвета, никто не мог понять, что это такое, предупреждали, что из окна
будут стрелять.
Огромная толпа народа направилась к мэрии. Они вернулись через 30-40 минут.
Люди на площади стали настаивать, чтобы идти в Останкино ("империю лжи" -
как ее называли) требовать эфира. Возмущались клеветой, которая шла по
телевидению в последние дни в адрес парламента. Стихийно начали
скандировать:
"Останкино!", "Останкино!" и часть людей уже направилась туда. Молодые парни
без оружия сели в машины и с флагами поехали в Останкино.
Один из работников Дома Советов, комментируя события на площади, говорил:
- Вы знаете, что Хасбулатов предлагал депутатам после съезда уйти из здания.
Он предполагал, что Ельцин расстреляет людей, убеждал, что хорошо знает
Ельцина и его жестокость в борьбе за власть. Но Хасбулатова не поддержали и
даже предложили отстранить его за это от должности...
Мне вспомнилось выступление Руслана Хасбулатова 18 сентября на совещании
местных Советов за три дня до появления ельцинского указа ?1400. Сейчас
уместно привести его дословно:
"...Речь идет... о сознательном поведении одной власти, которая стремится
ввергнуть общество в новую диктатуру. Побудительные мотивы для таких
антидемократических действий тоже очевидны. Это страшные по своим
последствиям провалы, прежде всего в социально-экономической сфере, провалы
и боязнь ответственности за эти провалы, поиски противников по всему
периметру исполнительной власти, попытки найти этого не просто противника, а
врага сначала в Советах, потом в самом народе.
Примерно месяц назад президент объявил, что в августе проведет
"артподготовку", а в сентябре "перейдет в наступление". К сожалению,
исполнительная власть действительно перешла в наступление, наступление
драматическое, которое может стать катастрофой для страны и людей. Наносится
удар за ударом по представительной ветви власти и, к сожалению, все во вред
народу, во вред стране.
Кстати, хотел бы сообщить вам. что у президента были консультации по поводу
того, как отнесутся за океаном к разгрому Верховного Совета. То есть
опять-таки проявляется та же самая необольшевистская философия
революционного насильственного действия под прикрытием якобы демократии,
хотя здесь демократией и не пахнет".
На фоне ликующей площади эти предостережения Хасбулатова казались
преувеличенными. Но к вечеру, когда одна за другой стали подходить машины
скорой помощи, и из них выносили раненых (или мертвых), я вновь вспомнила
слова Хасбулатова. Пророческие слова.
Обстановка на площади становилась все тревожнее. Поздно вечером заглянула в
комнату на первом этаже - там молоденькие девушки делали перевязки. Справа у
стены лежали покрытые простыней трупы. И все же люди не уходили от Дома
Советов. Они были у костров, в подъездах, на полу в здании.
В пять утра 4 октября я шла по зданию. Тревога висела в воздухе.
- К окнам не подходить, жалюзи не поднимать - на крышах снайперы.
Маленькие радиоприемники перехватывали разговоры-команды военных, которые
вновь окружили Дом Советов. В разговорах только одно:
- Живыми никого не выпускать!
- Усиливают оцепление, - пояснил мне молодой паренек из охраны здания.
Около 7 часов утра от набережной и гостиницы "Мир" раздались пулеметные
очереди, появились БТРы. Люди заметались по площади. Многие сразу же упали и
больше не поднимались. Другие искали, куда можно спрятаться. Но где? До меня
дошел весь ужас происходящего - убивают людей! Я отшатнулась от окна - мимо
стекол пролетали пули.
Прав оказался Хасбулатов в своем прогнозе - стреляют по людям, их
хладнокровно убивают здесь, на этой площади возле парламента. Он
предчувствовал, предостерегал, хотел отвратить эту кровь, но его не услышали
ни президент, ни народ, ни даже депутаты.
Во время обстрела Хасбулатов оставался в зале Совета национальностей вместе
со всеми. Он был в расстегнутом светлом плаще, разговаривал с депутатами
Ворониным, Карягиной. Спокойным, усталым, полным горечи голосом он обратился
к сидящим в зале людям со словами прощания - прощения.
- Если я в чем-то был не прав, прощу простить меня за все. Ему возразили:
- В этом зале никто ни перед кем не виноват, сюда пришли без принуждения, по
своей совести, прощения просить не надо.
Все утро Хасбулатов, Руцкой, Воронин и Соколов пытались вступить в
переговоры с президентской стороной, но безуспешно. Из уст в уста
передавались страшные слухи, что президентские охранники (именно они
стреляли по Дому Советов) ведут себя как звери. Из здания утром решила выйти
женщина с ребенком. Их тут же расстреляли. Руцкой передавал по радиотелефону
просьбы, обращаясь ко всем:
- Помогите вывести безоружных людей из здания. Мы готовы сложить оружие. Но
как только мы выходим с белым флагом на улицу, по людям открывают огонь.
Я подошла к человеку с мини-рацией, чтобы послушать, что происходит снаружи.
Доносились резкие трескучие фразы:
- Стреляйте на поражение. На всех патронов хватит.
- Убить всех, чтобы не было свидетелей!
Хасбулатов мог покинуть парламент один. Но он не мог оставить депутатов,
людей со всей России, съехавшихся защитить свое человеческое достоинство. До
последней минуты он и другие руководители парламента были в зале, вместе со
всеми.
Хасбулатов сидел вполоборота к залу в темной рубашке. У него не было ни
сумки, ни папки. Усталое, бледное лицо. Я подошла к нему, сказала, кто я,
откуда, напомнила о встрече, которая состоялась случайно в этом же здании
еще в 1991 году; При разговоре глаза его стали более живыми, лицо выражало
приветливость и внимание к тому, о чем шла речь. Я сказала ему, что мы много
раз встречались с его помощниками, зная ситуацию на местах, предлагали
создать что-то вроде представительств парламента в регионах:
- У парламента много сторонников, их нужно объединить, собрать вместе. На
чиновников нет никакой надежды. Председатель нашего областного Совета
пальцем не пошевелил, чтобы проводить в жизнь позицию законодательной
власти.
Руслан Имранович слушал, соглашался:
- Много не успели сделать. У самого руки до всего не доходили, а чаще
приходилось все решать самому. Конечно, и это надо было сделать. Работать
пришлось в трудных условиях. Вся политика президента в последнее время была
направлена на изменение конституционного строя. Перед Верховным Советом
стояло много задач: улучшение жизни народа, стабилизация цен, пресечение
преступности, укрепление безопасности граждан, развитие народовластия.
Вполне можно улучшить жизнь народа без режима личной власти.
Речь его была медленной, но уверенность и знание дела, забота о измученном
народе, о котором он не забывал даже в этих условиях, искреннее желание
улучшить положение дел - все это проявлялось даже в жестах, в мимике и
горькой улыбке. Было видно, как ему, государственному деятелю и ученому,
хорошо знающему экономику страны, тяжело говорить о несбывшихся планах. Этот
терпеливый, осмотрительный, возможно, слишком прямолинейный сын чеченского
народа в своих мыслях и словах о России был более русским, чем те, кто отдал
приказ стрелять по безоружным людям.
В темном зале, где едва можно было разглядеть людей, отчетливо было слышно,
как снаружи гремят выстрелы. Когда уже почти никто не надеялся на спасение,
невозможно было строить прогнозы даже на час вперед, я все-таки сказала ему:
- У нас, наверное, будет еще возможность встретиться в другой ситуации.
Он протянул руку и ответил:
- Сейчас сложно что-то сказать определенно.
Рука была сухая, маленькая для мужчины. Но его пожатие говорило - передо
мной не сломленный многодневным напряжением человек, способный оставаться на
государственном посту даже тогда, когда ему грозит гибель.
Прошедший большую школу в кругах ученых и политиков, Хасбулатов был
тысячекратно прав, когда просто и ясно объяснил на Чрезвычайном съезде
депутатов цели тех, кто совершил государственный переворот:
"Во-первых, это стремление уйти от ответственности за крах своей политики,
развал страны, за резкое ухудшение жизни народа. Это попытка переложить
ответственность с себя на представительную власть и таким образом сохранить
агонизирующий режим.
Во-вторых, цель переворота - спасти свою социальную опору, очень узенькую,
то есть тех, кто награбил баснословные богатства, строит себе дворцы, имеет
по несколько дорогих лимузинов, отдыхает на (Самарских островах, купается в
роскоши при невиданном обнищании 90 процентов граждан.
В-третьих, одна из целей - бросить людей в "дикий" рынок на произвол судьбы,
лишив их всякой социальной защиты.
В-четвертых, правящий режим желает, продавая национальные интересы, иметь
вердикт Запада на свое существование. В этих целях, собственно,
осуществляются экономические реформы, все в большей степени подчиняющие
экономику страны сырьевым корпорациям международных финансовых, промышленных
групп".
Всего лишь через полчаса после нашего разговора прошедшие в Дом Советов
бойцы из подразделения "Альфа" начали выводить людей из-под обстрела. Мы
ушли в первой группе, а Хасбулатов вернулся в кабинет Руцкого.
Правящему режиму Хасбулатов не был нужен живым. Слишком очевидной могла
стать на открытом судебном процессе его верность Конституции и закону, его
невиновность. Тем отчетливей видна преступность методов, которыми
действовали его политические противники.
Группа "Альфа" не только произвела задержание Хасбулатова и Руцкого, но и
сопровождала их под охраной в Лефортово. Иначе их жизнь могла оборваться уже
в здании парламента.
Хасбулатов был опасен режиму даже в тюрьме. В нарушение всех законов его и
других защитников Конституции лишили возможности баллотироваться в новый
парламент.
Придя в себя от шока, люди начали активнее выражать свой протест. Но
основная масса по-прежнему безмолвствует.
Неужели народ так скоро от гордого "Рабы не мы!" смог опуститься до
состояния "Рабы немы"?

КУРАШОВ А. [КуА]
28 сентября
Около 19 часов 30 минут я, заместитель командира роты, старший лейтенант
запаса (студент мединститута) увидел передислокацию подразделений ОМОНа в
районе ограждения у восьмого выхода из Дома Советов в сторону станции метро
"Баррикадная" к месту скопления демонстрантов. Подойдя поближе, я увидел
выстроившуюся в резерве за заслоном милиции роту ОМОНа. Уже ревели на
холостом ходу насосы брандспойтов пожарных машин. В это время в строю роты
ОМОНа раздался стон. И я увидел ОМОНовца, который, слегка присев, упал
навзничь и задергался в конвульсиях. Не желая провоцировать милицию, я
запросил "добро" у народного депутата ВС РФ, чтобы оказать медицинскую
помощь солдату. После этого я подошел к майору милиции и, получив
разрешение, принялся оказывать первую помощь страждущему. Судя по
клиническому проявлению, это был продолжительный эпилептический припадок.
Приходил в себя он минут семь-десять. За это время сослуживцы освободили его
от "бремени": вытащили из-под бронежилета АКС-74У. В это время рота, получив
приказ, выдвигалась на передовой рубеж и оттесняла демонстрантов. Я по
заданию народного депутата побежал в Дом Советов докладывать о случившемся.
Медицинское резюме:
1. В ОМОН набирают без тщательной врачебной комиссии.
2. Если у такого больного в момент припадка окажется оружие на взводе, то
может подняться стрельба.
3. Каждый подобный припадок приводит к прогрессирующему расстройству психики
и центральной нервной системы.

КОНДРАШЕВА Л. [КЛ]
28 сентября
20 часов. На площади перед станцией метро "Улица 1905 года" собрались
манифестанты. Со стороны улицы 1905 г. (движение по улице было перекрыто)
из-за троллейбусов внезапно, без предупреждения, с криками выскочили
вооруженные люди (большого роста, с дубинками и щитами). Они набросились на
толпу и вовсю орудовали дубинками. Людей загоняли в метро, догоняли их там и
били дубинками всех без разбора. Избивали и женщин. Били лежащих. Люди
скрылись в метро. Затем в вестибюле метро, куда переместились люди,
появилась девушка, свидетельствовавшая о том, что на ее глазах два ОМОНовца
избивали лежащего юношу лет шестнадцати в вестибюле метро "Пушкинская".

КУРАШОВ А. [КуА]
28 сентября
Около 19 часов 30 минут я, заместитель командира роты, старший лейтенант
запаса (студент мединститута) увидел передислокацию подразделений ОМОНа в
районе ограждения у восьмого выхода из Дома Советов в сторону станции метро
"Баррикадная" к месту скопления демонстрантов. Подойдя поближе, я увидел
выстроившуюся в резерве за заслоном милиции роту ОМОНа. Уже ревели на
холостом ходу насосы брандспойтов пожарных машин. В это время в строю роты
ОМОНа раздался стон. И я увидел ОМОНовца, который, слегка присев, упал
навзничь и задергался в конвульсиях. Не желая провоцировать милицию, я
запросил "добро" у народного депутата ВС РФ, чтобы оказать медицинскую
помощь солдату. После этого я подошел к майору милиции и, получив
разрешение, принялся оказывать первую помощь страждущему. Судя по
клиническому проявлению, это был продолжительный эпилептический припадок.
Приходил в себя он минут семь-десять. За это время сослуживцы освободили его
от "бремени": вытащили из-под бронежилета АКС-74У. В это время рота, получив
приказ, выдвигалась на передовой рубеж и оттесняла демонстрантов. Я по
заданию народного депутата побежал в Дом Советов докладывать о случившемся.
Медицинское резюме:
1. В ОМОН набирают без тщательной врачебной комиссии.
2. Если у такого больного в момент припадка окажется оружие на взводе, то
может подняться стрельба.
3. Каждый подобный припадок приводит к прогрессирующему расстройству психики
и центральной нервной системы.

ГРИШЕЧКИНА Т. [ГТ] , 58 лет
30 сентября
17 часов 30 минут. Метро "Баррикадная". ОМОНовцы со щитами, автоматами стали
загонять нас в здание метро. Народ погнали пo эскалатору и, раздвигая щитами
по центру, пытались вдавить людей в поезда. От ОМОНовцев пахло водкой. При
сопротивлении я получила удар в грудь, в результате чего стала задыхаться и
терять сознание. При попытке прорваться один ОМОНовец ударил меня со всего
размаха по левой ноге. Мне помогли выйти, взяв под руки, двое мужчин. Они
довели меня до Краснопресненского райсовета. где была оказана медицинская
помощь, что там зафиксировано. В результате пережитого пропал голос.

НАХОДНОВ В. [НВ], преподаватель, кандидат технических наук
30 сентября
Станция метро "Баррикадная". У станции собралась небольшая группа людей, они
горячо обсуждали события текущих дней. Подошли ОМОНовцы, выстроились в один
ряд. У входа в метро в суете упала женщина, и три ОМОНовца стали бить ее
ногами. Избиение людей дубинками наблюдал не раз.

ТИМОФЕЕВА М. [ТМ], преподаватель, 50 лет
30 сентября
Тридцатого сентября в шестом часу митингующие со станции "Баррикадная"
поехали на станцию "Пушкинская". Несколько минут люди стояли и
разговаривали. Вдруг начался страшный крик, и вся толпа побежала. В толпу
бегом врезалась группа молодчиков в гражданской одежде с дубинками, щитами,
в касках, жилетах. Одного парня тут же выхватили из толпы и бросили в
автобус. Пожилая женщина упала, и ей щитом наполовину отрубили ступню. Потом
все молодчики выстроились в шеренгу, перед ними появился маленький тип в
гражданской одежде и стал командовать:
- Быстро построиться и прочесать все до кинотеатра и обратно! - и тут же
исчез.
Затем появились милицейские чины. К одному из них, подполковнику, мы подошли
и попросили представиться. Он отказался. После этого ОМОНовцы и милиция
оцепили всю Пушкинскую площадь и стали заталкивать людей в подземный переход
и метро. Так продолжалось допоздна.
Одного ОМОНовца я очень хорошо запомнила с 22 июня 1992 года. Он был в
Останкино, затем бил людей у Рижского вокзала, затем это же лицо я видела
первого мая среди ОМОНовцев. И еще один факт. Первого мая во время избиения
людей рядом с цепью ОМОНовцев стояли парни в цветных спортивных костюмах. У
одного из них была пика с наборной ручкой (типа рапиры). Я спросила: "Это вы
для нас приготовили?" Парень с презрением на меня посмотрел, но промолчал.
Вечером по телевидению показывали эту штуковину, якобы отнятую у
демонстрантов.
Одному ОМОНовцу я сказала: "Что же вы делаете с народом?" А он в ответ: "Да
разве это народ? Это быдло...".

МАЛАХОВ Г. [МГ], доктор исторических наук, профессор
1 октября
Я был свидетелем массового избиения граждан Москвы, собравшихся у памятника
А.С.Пушкину. Операцию по устрашению митингующих и зверскому избиению граждан
осуществлял отряд спецназа Софринской бригады МВД в составе 25-30 человек. У
них униформа черно-коричневого цвета с зеленым и бежевым. В беретах. Это
произошло между 16 и 19 часами. Руководил отрядом рослый стройный майор.
Тактика их действий: неоднократно атаковали граждан, находящихся у станции
метро "Пушкинская". Причем Нещадно нападали на молодых парней и граждан,
которые пытались протестовать, уговаривали так называемых "бойцов" этого
отряда прекратить избиение людей. Я видел, как эти спецназовцы совершили
четыре атаки и каждый раз избивали молодых людей, сваливали их на землю,
били дубинками и ногами по голове, оглушив. Тащили их в свои автобусы, и там
снова избивали на полу. Одну группу митинговавших загнали в метро
"Пушкинская", гнались за ними по эскалатору, который был в эту минуту
выключен. У эскалатора внизу оглушили ударом дубинки по голове мальчика
16-17 лет, били его ногами, и затем потащили в автобус. Позор Ерину и его
приспешникам!

О.Р. [ОР], офицер, 36 лет
3 октября
14 часов 30 минут. На Крымском мосту через Москву-реку рукой работника
милиции мне был нанесен удар дубинкой по голове в левую часть черепа и щитом
нанесен удар до кровавой раны. Первая медицинская помощь была оказана в
здании Дома Советов в 16 часов. Прошу наказать виновных в избиении мирных
граждан.

ГЕРАСИМОВ В. [ГВ], 58 лет
3 октября
12 часов. Метро "Октябрьская". У памятника Ленину полковник милиции сказал,
что митинг запрещен. ОМОНовцы выскочили с дубинками и стали избивать
пожилого мужчину зверски, до крови на голове. Потом повалили другого мужчину
на землю, стали избивать его до полусмерти. Вполне возможно, что забили
окончательно. Он уже хрипел.

ДАВЫДОВА Г. [ДГ], пенсионерка, 61 год
3 октября
14 часов. Мы шли в сторону Крымского моста. ОМОНовцы дали возможность войти
на мост. На другой стороне моста стояло оцепление. Началась схватка. Из
оцепления стали стрелять газовыми баллончиками в сторону колонны. Но цепь
была прорвана. Дальше стрельба продолжалась, воздух стал сизым. По дороге к
Горбатому мосту мне стало плохо. И меня привели к двадцатому подъезду Дома
Советов в медпункт, где находились раненые

О.Р. [ОР], офицер, 36 лет
3 октября
14 часов 30 минут. На Крымском мосту через Москву-реку рукой работника
милиции мне был нанесен удар дубинкой по голове в левую часть черепа и щитом
нанесен удар до кровавой раны. Первая медицинская помощь была оказана в
здании Дома Советов в 16 часов. Прошу наказать виновных в избиении мирных
граждан.

БЕЗ ПОДПИСИ [БП]
3 октября
14 часов 30 минут. Я шла впереди колонны с Октябрьской площади. На Крымском
мосту было прорвано оцепление ОМОНа. Тогда солдаты в пятнистой форме пустили
газ "черемуха". Но мы продолжали движение в сторону Арбата. В районе метро
"Смоленская" стояли спецмашины с водометами, которые обливали водой колонны.
Движение продолжалось. При подходе к Горбатому мосту были произведены
выстрелы как холостыми, так и боевыми патронами, так как был слышен свист
пуль. Там же лежал молодой человек лет двадцати в черной куртке без
признаков жизни. При подходе к Дому Советов видела много раненых, которым
оказывалась медицинская помощь.

О.Р. [ОР], офицер, 36 лет
3 октября
14 часов 30 минут. На Крымском мосту через Москву-реку рукой работника
милиции мне был нанесен удар дубинкой по голове в левую часть черепа и щитом
нанесен удар до кровавой раны. Первая медицинская помощь была оказана в
здании Дома Советов в 16 часов. Прошу наказать виновных в избиении мирных
граждан.

КОНОВАЛОВА Т. [КТ], инженер-технолог, 52 года
3 октября
15 часов. Когда первая, головная часть колонны прошла мимо мэрии к зданию
Дома Советов, я обратила внимание, что ОМОНовцы кинулись к человеку,
лежащему на траве. Через несколько минут услышала возглас со стороны
защитников Дома Советов: "Нашего тащат!" Они кинулись к ОМОНовцам. Тут
затрещали выстрелы из мэрии. В течение пяти минут залпами шла стрельба. Я
при первых же выстрелах бросилась на землю. Через три-четыре минуты ко мне
подполз журналист и начал меня снимать. В это время видела, как мужчины
перебежками (иногда во весь рост) отступали от мэрии, и по ним стреляли.
Иногда стрельба стихала, и тогда упавшие поднимались. Впоследствии мужчины
по следам на граните определили, что эта стрельба велась и боевыми
патронами. Я не пострадала, да и не волновалась за себя. Так как меня мучила
неизвестность, где сын и дочь, как они?

ЦЕПАЛИН М. [ЦМ], 26 лет
3 октября
19 часов 30 минут. Приехали на автобусе узнать, почему не работает телефон.
Нам сказали, что проезд блокирован и дали другой адрес. Мы сели в автобус,
но тут налетела вооруженная группа в бронежилетах, с автоматами, человек
шесть. Одеты были по-разному. Кто в милицейской форме, кто в защитном, кто в
штатском. Мы выбежали из автобуса. Последовала команда :"Встать к стене!"
При этом били ногами и прикладами. По спине, ногам, голове и между ног. В
результате этого получил травму - растяжение коленного сустава и в
результате падения - ушиб колена. Держали под дулами автоматов часа два.

ПОСАЖЕННИКОВА О. [ПО], 29 лет
3 октября
19 часов 30 минут. Останкино. Сначала был митинг у радиотелецентра, потом
погас свет во всем здании, и около окон появились люди в белых касках.
Предупредительный выстрел прицельно в парня 18 лет, журналисты стали
снимать. Юпитеры осветили толпу, и тут началась пальба из автоматов со
стороны телецентра по толпе. Меня ранили осколками в ноги. Кругом лежали
убитые и раненые. Стоящий у радиотелецентра БТР вдруг поехал, стреляя вверх.
Подъехали еще три БТРа. Мне была оказана медицинская помощь в Доме Советов.

ЕРОХИН Е. [ЕЕ], 24 года
3 октября
Останкино. Большая группа противников режима Ельцина, окружив одно из зданий
телецентра, требовала добровольно освободить помещение. Охрана телецентра
осуществлялась ОМОНом. В качестве предупреждения с помощью автомашины
митингующие разбили окна первого этажа и подъезд. Насколько мне известно, в
здание была направлена группа людей для переговоров. В этот момент со
стороны ОМОНа раздался одиночный выстрел, и был убит кто-то из нападающих.
Через насколько секунд ОМОНом же был брошен взрывпакет в толпу и открыт
огонь из автоматического оружия. Сначала стреляли в воздух, потом - по
лежащим на земле людям. Было несколько раненых и покалеченных во время
отхода от здания. После некоторого затишья был вновь открыт огонь. Это
повторялось неоднократно. Потом появилось несколько БТРов, из орудий БТРов
также велся огонь по людям, но в основном над головами.

Yahoo! Groups SponsorADVERTISEMENT

Yahoo! Groups Links
To visit your group on the web, go to:
http://groups.yahoo.com/group/iac_skmrf/
To unsubscribe from this group, send an email to:
iac_skmrf-unsubscri***@y*****.com
Your use of Yahoo! Groups is subject to the Yahoo! Terms of Service.

===8<===========End of original message text--
Best regards,
nezhivoy000 mailto:nezhivoy0***@m*****.ru

-*Информационный канал Subscribe.Ru
Подписан адрес:
Код этой рассылки: state.politics.wwwleviyru
Написать в лист: mailto:state.politics.wwwleviyru-list@subscribe.ru
Отписаться: mailto:state.politics.wwwleviyru--unsub@subscribe.ru?subject=state.politics.wwwleviyru

http://subscribe.ru/ http://subscribe.ru/feedback