Фальшаки на потоке

 Светова Зоя

Эксперт Андрей Сарабьянов - об индустрии подделок на рынке искусства   Андрей Сарабьянов, эксперт по искусству русского авангарда — об особенностях отечественного арт-рынка и доверчивости коллекционеров  

Аристарх Лентулов. Звон. Колокольня Ивана Великого. 1915 г. Третьяковская галерея	Картина, которую выдавали за работу Аристарха Лентулова. 90-е гг.

Недавний скандал с возбуждением уголовного дела против известного питерского искусствоведа Елены Баснер, обвиненной в мошенничестве при выдаче экспертного заключения о картине художника Бориса Григорьева «В ресторане»*, привлек внимание к проблеме подделок, наводнивших российский арт-рынок, и к вопросу об ответственности экспертов, без компетентного мнения которых сегодня ни один серьезный коллекционер не решается вкладывать деньги в искусство.

  Как давно в России стало модно инвестировать в произведения искусства?  

Рынок западного искусства всегда был выгодным — он существует уже очень давно. А русское искусство коллекционеры начали скупать в 90-е годы прошлого века. Именно тогда на него серьезно взлетели цены. Стало выгодно вкладывать деньги в искусство, потому что оно никогда не дешевеет. За это время бывало, что цены на картины русских художников возрастали, они могли какое-то время держаться, потом еще взлетали, но я не помню, чтобы было сильное падение. И это притом что русский арт-рынок все время трясет от каких-то жутких историй с фальшаками, которые обнаруживаются на аукционах.  

Когда возникла искусствоведческая экспертиза?

  В начале XX века, когда русские купцы Щукин, Морозов собирали французских художников, у них были свои дилеры, то были французы и русские. Они между собой общались, и русские купцы покупали картины. Щукин, например, купил более 50 картин Пикассо, больше, чем какой-либо французский коллекционер того времени.  

Тогда не было фальшивок?

  Художников такого уровня, как Пикассо, не подделывали, потому что это все происходило при жизни автора и он сам продавал свои картины, так что о подделках речь не шла. Скажем, коллекционеры советского времени, 50-х годов и позднее, сами были специалистами и экспертами в одном лице.

А вообще профессия экспертов как таковая зародилась сравнительно недавно.

Я думаю, что когда в 70-е годы возник большой интерес к русскому авангарду, появились такие эксперты. Это были известные искусствоведы: Евгений Федорович Ковтун — в Питере, а в Москве — Дмитрий Владимирович Сарабьянов, Глеб Геннадиевич Поспелов.

Они были учеными, писали книги, были первыми исследователями авангарда, и к ним же обращались за экспертизами. А вот в 90-е годы, когда уже появилась профессия эксперта, тогда же в большом количестве и появились подделки: десятки и сотни фальшаков.

  Из подвалов КГБ  

Андрей Сарабьянов много лет борется с подделками картин художников русского авангарда

Какие бывают экспертизы?   Экспертизы подразделяются на разные категории. Есть технико-технологическая, это когда исследуется холст, его подлинность: старый холст или новый.

Все красители и все материалы, которые использованы на холсте, исследуются на возраст: эксперт пытается установить, к какому времени они относятся.

Ведь, скажем, в 10-е, 20-е годы были одни краски, а в наше время появились совершенно новые. Они по качеству, может быть, и лучше, но они совершенно иные. Эксперты проверяют, нет ли современных красок в картине. Есть еще исследования рентгенологические, когда выявляют структуру живописи, слои, технику.

Это один из самых важных факторов, потому что очень трудно подделать руку художника. Но бывает и подделывают. Проводят и исследования в инфракрасных лучах. И наконец, последнее, что имеет решающее значение для определения подлинности, — глаз эксперта.

Когда вроде все сошлось — и краска старая, и холст старый, и даже рентген хороший, а вот глаз видит что-то такое в композиции картины, что никак не увязывается с автором, чье имя стоит на картине. Значит, возможно, подделка.  

Какую роль в определении подлинности играет так называемый provenance?**  

К провенансу я всегда отношусь с подозрением.  

Почему?  

Потому что очень часто провенанс — это одна из составных частей фальшивки. Приходится слышать какую-нибудь историю про бабушку, хранившую картины где-нибудь на даче, или про то, как во время пожара обгорели картины.

Сколько раз мне попадались эти фальшаки, например, Кандинский с обгоревшими краями. Конечно, подобные ситуации встречаются и в реальности. Скажем, вот сейчас в Москве проходит выставка Зверева, и там выставлены обгоревшие акварели.

Но они действительно горели, потому что известно, что горела дача коллекционера Георгия Костаки, там были зверевские работы — и вытащили, что успели.   Особенно любимые легенды — то, что картины попали к владельцам из подвалов КГБ, якобы какие-то генералы с Лубянки решили открыть эти подвалы и передать работы общественности или куда-то еще. Сейчас эта легенда звучит довольно глупо, но еще десять лет назад люди этому верили. „    

Русский арт-рынок все время трясет от каких-то жутких историй с фальшаками, которые обнаруживаются на аукционах   

  ”  Неужели и сейчас где-то на чердаках находят настоящие шедевры?   Да. В провинциальных музеях находятся такие вещи. Два года назад я оказался в краеведческом музее города Елец. И в запаснике увидел две работы неизвестных художников. Одна из них оказалась картиной Ольги Розановой, а другая — Ивана Клюна. Они лежали в рулонах где-то 70 лет, потом их развернули, отреставрировали, повесили. Но кто автор — музейщики не знали. 

Почему в последние годы запретили экспертам делать заключение под эгидой музеев?

  Это было очень правильное решение — запретить музеям давать экспертизы на сторону. К сожалению, опыт нашей работы показал, что некоторые музейные работники, например, в той же Третьяковке, на бланках Третьяковской галереи выдавали сертификаты на фальшивые картины, удостоверяя их подлинность.

Для тех, кто получал такую экспертизу, например, от Третьяковской галереи, это было весомо. Но при этом страшно падал престиж самой Третьяковки: в профессиональных кругах всем было известно, что вот эта компания — пара искусствоведов и кто-то еще — плодят, например, фальшивого Лентулова в огромных количествах и огромного размера, полтора на два метра. Такие красивые лентуловские вещи, такие яркие, но при этом все это фальшаки.

  А теперь к кому обращаются коллекционеры за экспертизой?

  Сейчас есть какие-то коммерческие организации, которые этим занимаются. Начинающему коллекционеру очень трудно: есть опасность, что обманут. Но, безусловно, есть и эксперты, которым доверяют.  

Бригадный подряд  

Сколько на рынке фальшаков?  

За последние десять лет из приносимых мне работ, ну, скажем, 95% — это были фальшаки.  

Кто их делает?

  В 60-е и 70-е годы, когда только возник интерес к авангарду, фальшаки делались любителями. Иногда даже сами коллекционеры баловались — а-ля Кандинский что-нибудь сделать или а-ля Шагал. Один известный коллекционер как-то даже в интервью признался: «Я сам одну работу подделал в 60-е годы, и ее недавно на Сотбисе продали».

А с 90-х годов это было пущено на поток, этакий бригадный подряд, в котором участвует не один художник, а целая команда. Среди них обязательно есть искусствовед или человек, который разбирается в истории искусства.

И конечно, реставраторы или художники, которые владеют кистью.  

На что же рассчитывают эти люди? Ведь коллекционеры без экспертизы сейчас картины не покупают?  

Это в последние годы, а несколько лет назад покупали любой фальшак. Даже самый плохой. Вот, например, богатый человек хочет повесить в свой офис работу Кандинского. Ему абсолютно все равно, подлинный этот Кандинский или нет.

Поскольку он имеет дело с людьми, которые в этом не очень разбираются, он просто скажет своим друзьям и знакомым: «Вот смотрите, у меня Кандинский!» Ну замечательно, Кандинский, да. И никто никогда не будет интересоваться, подлинный он или нет.  

Что происходит, если коллекционеры начинают сомневаться в подлинности купленных ими работ?  

Однажды отца** и меня срочно вызвали в Лондон на аукцион Сотбис. Было это где-то в середине 80-х годов. Там должны были выставить на продажу работу Любови Поповой — очень большую и очень дорогостоящую. Работа эта уже была опубликована в каталоге аукциона.

Мы приехали за два часа до аукциона, посмотрели на нее и не подтвердили ее подлинность. Ее сняли с торгов. Дальнейшая судьба этой картины мне неизвестна. Для аукциона это была очень неприятная ситуация. Но фальшаки, как правило, все-таки оседают в частных коллекциях и даже иногда в музеях. „    

Особенно любимые легенды — то, что картины попали к владельцам из подвалов КГБ  

  ”  Круговорот подделок

  Какие работы чаще всего подделывают? Самые дорогие?  

Наталия Гончарова. Велосипедист. 1913 г. Русский музей

Подделки под Гончарову, опубликованные в каталоге «Наталья Гончарова», автор — Дениз Базету. Париж, 2011 г.

Сейчас ведущих художников русского авангарда стараются не подделывать, слишком большое внимание к ним. Подделывают художников второго, третьего ряда. 

В 2010 году мне попался на глаза большой каталог работ Натальи Гончаровой, вышедший во Франции. Автор каталога — какая-то женщина, которая как специалист по Гончаровой никогда никому не была известна.

Она ничего не писала о ней, ни разу ни одной статьи, и вдруг оказалась автором каталога-резоне, то есть полного перечня работ. Так вот из 1500 работ, представленных в каталоге, я насчитал 400 фальшивых. Каждая из этих работ может стоить миллион-полтора миллиона долларов. Умножьте 400 на полтора миллиона. Это только одна Гончарова!

  Вот другая история. 15 лет назад меня пригласили в Израиль посмотреть коллекцию русского авангарда. В коллекции была большая работа Аристарха Лентулова. Реставратор из Иерусалимского музея, которая ею занималась, меня все время спрашивала: «А вы не скажете, почему русские художники так много черного лака сверху клали на свои картины?»

Я ей не хотел объяснять, что это не русские художники, а это русские поддельщики кладут черный лак, чтобы навести старину на картину. В этой израильской коллекции было несколько десятков работ, и все они оказались фальшивыми.

О чем я и сказал коллекционеру. Он раньше торговал обувью, а картины, видимо, случайно и недорого купил, решив, что сделает на этом огромный бизнес. Когда я ему сказал о фальшаках, он схватился за голову, начал причитать, и на этом мы расстались.   Через пару лет я получил по почте каталог одного известного немецкого музея и увидел в нем, скажем, пять-десять работ из этой самой израильской коллекции.

Они были проданы в немецкий музей. Потом, правда, в этом музее случился скандал — кто-то все-таки обнародовал, что в коллекции были фальшаки. Кстати, эта история имела продолжение. Через некоторое время мне позвонила дочка Лентулова, Марианна Аристарховна. Она сказала: «Андрей, приходите ко мне, мне тут какую-то картину принесли, а я чего-то у папы такой картины не припомню». Она показала мне ту самая картину Лентулова, которую я видел в Израиле за несколько лет до этого. Ее купила жена одного известного дирижера.

  То есть она купила картину у того самого израильского коллекционера?

  Не знаю, но она принесла дочери Лентулова картину, чтобы та подтвердила ее подлинность.

Дочь засомневалась. Я пришел, тоже сильно засомневался. В общем, кончилось тем, что они решили эту картину вернуть владельцу. Попросили меня написать сертификат, что это не Лентулов. И первый раз в жизни я написал такой сертификат:

«Эта картина не является произведением русского художника первой трети XX века». Там не было подписи «Лентулов», она была сделана под Лентулова, но не было подписи. И как потом я узнал, они получили свои деньги обратно.

  Если выясняется, что эксперт ошибся и картина, которую он атрибутировал, поддельная, возвращает ли эксперт деньги за проведенную экспертизу?  

Такие ситуации бывают. Но эксперт и покупатель, как правило, договоров не подписывают. Все на честном слове. Теперь, я думаю, ситуация должна поменяться, и мнение эксперта должно быть застраховано, как это делается в Европе.

Эксперт вносит деньги в страховую компанию, и она его страхует от ошибок. После третьей ошибки его больше не страхуют. Это делается для того, чтобы исправить ситуацию, не прибегая к суду. Ведь всякий эксперт может ошибиться.

  Повлияет ли на арт-рынок скандал с Еленой Баснер, которую подозревают в мошенничестве с экспертизой?  

Во-первых, я хочу сказать, что пока дело Лены Баснер еще не закрыто, не расследовано до конца, утверждать что-либо никто не имеет права. Не было суда, поэтому говорить о Лене как о преступнице, по-моему, просто безнравственно.

Теперь коллекционеры будут более осторожно покупать картины. Не знаю, что или кто стоит за всей этой историей с Еленой Баснер, но не исключаю, что речь идет о переделе рынка и сферы влияния. Но если это дело будут по-настоящему честно расследовать, то, может быть, наконец обнаружат тех, кто занимается подделками.  „    

Мнение эксперта должно быть застраховано, как это делается на Западе, — ведь всякий эксперт может ошибиться  

  ”   

Искусство — не инвестиции   Борис Грозовский

  Стал ли арт-рынок настоящей альтернативой другим видам инвестиций? Многие коллекционеры утверждают, что пока до этого далеко. Совладелец «Промсвязьбанка» Алексей Ананьев, чья коллекция произведений русского искусства превышает 5 тыс. работ, уверен в этом на 100%: «Арт-рынок сильно отличается от рынка ценных бумаг.

Практически невозможно проанализировать динамику продаж, произведения искусства в этом смысле — товар неликвидный», — говорил банкир в одном из интервью.   Цены на арт-рынке подчиняются особым законам и далеко не всегда ведут себя столь же предсказуемо, как цены на инвестиционные товары. Например, во время кризиса на рынке, как правило, появляется больше интересных работ, но цены не всегда падают. Как показывает динамика Artprice Global Index, на арт-рынке снижение цен началось лишь через 2–3 года после начала финансового кризиса 2007–2008 года.

Именно в разгар финансового кризиса был преодолен психологический рубеж — покупатели заплатили $100 млн за одну из картин, выставленную на аукционе. Уже в 2012 году цены вернулись на прежний уровень и его превысили, хотя потом снова снизились.   «Ценообразование далеко не всегда логично», — отмечает голландский экономист Олав Вельтус. Дилеры крайне редко понижают цены на произведения искусства (они максимизируют вопреки экономической логике не прибыль, а цену).

Но они стремятся поддерживать на низком уровне цены на работы молодых художников.

С одной стороны, это позволяет агентам и дальше зарабатывать на работе живописцев, с другой — не разрушает их карьеры быстрым ростом цен и последующим застоем, когда художник не может продать работы по уже набранным высоким ценам и не хочет продавать дешевле.

  В России процедура ценообразования на арт-рынке еще более закрыта, чем в Европе и США, — таков результат работы Натальи Костенко, которая исследовала под руководством социолога Ивана Павлюткина (НИУ ВШЭ) арт-рынок московских галерей.

В отличие от европейских московские галереи редко указывают цены рядом с выставляемой работой: узнать цену можно только запросив ее у консультанта, а то и владельца галереи. Большинство художников работают с галереями неформально, и цены сделок нигде не фиксируются. Вопрос уплаты налогов зачастую приводит связанных с миром искусства людей в замешательство.   Сейчас мировой арт-рынок на подъеме.

В 2013 году, по расчетам компании Artprice, он достиг рекордных величин. Возглавляют пирамиду продаж, как и в 2000-е годы, Энди Уорхол, Пабло Пикассо, Эдвард Мунк. Работ Уорхола в 2013 году было продано, по данным Artprice, на $367,4 млн, а Пикассо — на $361,3 млн.

Сборы с продаж работ живых художников далеки от этих цифр — искусство становится более ценным с течением времени.

В ближайшем будущем аналитики не ожидают серьезного падения цен на арт-рынке, но не ждут и прежних темпов роста. 

 ____________________________________________

Статья была написана в 2014 году.

В 2016 было извещено

Два года судебных разбирательств по делу Елены Баснер подошли к концу. Именитую экс-сотрудницу Русского музея и искусствоведа признали невиновной в мошенничестве.

Заседание в Дзержинском райсуде прошло при полном аншлаге: Баснер пришло поддержать несколько десятков человек, преимущественно - работники искусства.

Услышав приговор, который огласила судья Анжелика Морозова, Елена Баснер едва смогла устоять на ногах - искусствовед была шокирована. Очевидно, столь благоприятного исхода для себя она никак не ожидала. Зал приветствовал решение судьи аплодисментами.

- Суд считает не доказанными все обстоятельства совершения преступления, - пояснила Анжелика Морозова.

В частности, прокурору не удалось доказать, что Баснер могла иметь какую-то выгоду от преступления, в котором ее обвиняли. А ссылка следствия на то, что искусствовед ее уровня могла все же отличить подлинник от фальшивки необоснованной.

СТРАННЫЕ ЗВОНКИ

Гособвинитель требовал для Баснер четыре года колонии общего режима и штраф в пятьсот тысяч рублей. В Главном следственном управлении СК по Петербургу пообещали обжаловать приговор, передает корреспондент "Комсомолки" из зала суда.

- Продавая картину, Баснер достоверно знала, что оригинал произведения находится в Русском музее, - прокомментировал после заседания представитель ГСУ СК по Петербургу Сергей Капитонов. - В 1984 году она участвовала в принятии в музей данной картины.

Кроме того, следствие опирается на тот факт, что за пару месяцев до продажи картины Григорьева коллекционеру Васильеву, Баснер со своего мобильного телефона звонила на мобильный фотографу Русского музея.

- Она просила его сфотографировать оригинал картины, - подчеркнул Капитонов. - Эти фотографии были впоследствии обнаружены во время обыска на личном компьютере Елены Баснер.

ОСТАЛСЯ С ФАЛЬШИВКОЙ

На скамью подсудимых Баснер попала по заявлению коллекционера Андрея Васильева. В июле 2009 года он приобрел за восемь миллионов рублей неизвестную картину культового художника - эмигранта Бориса Григорьева "В ресторане". Экспертную оценку ей давала сотрудница аукционного дома Буковски Елена Баснер. Продавцом был некий гражданин Эстонии Михаил Арансон.

Васильев вскоре заподозрил обман, но денег обратно ему никто не вернул. Тогда он обратился за помощью в правоохранительные органы. После долгого расследования, в январе 2014 года искусствоведа задержали по подозрению в мошенничестве. Поначалу Баснер взяли под домашний арест, но позже суд отпустил ее под подписку о невыезде.

По версии следствия, Баснер продала поддельную работу «В ресторане», зная, что оригинал полотна хранится в Русском музее.

Оригинал картины Бориса Григорьева "Парижское кафе". Она же известна как "В ресторане"

Елена Вениаминовна, которая, к слову, приходится дочерью знаменитому композитору Баснер, свою вину так и не признала. В последнем слове эксперт заявила, что сама стала жертвой обмана.

- Окончательно я убедилась в том, что ошиблась только в кабинете следователя, - утверждала подсудимая. - Когда мне показали две картины: подлинную и фальшивую.

Разница, кстати говоря, видна даже невооруженным взглядом, проявляется в деталях.

С фальшивкой Андрею Васильеву, похоже, не расстаться. Судья распорядилась вернуть коллекционеру то полотно, за которое он отдал 250 тысяч долларов.

- Я, конечно, поздравляю Елену Вениаминовну с победой, - пытался сохранить лицо обманутый коллекционер. - Но я рад, что дело дошло до суда. Так суд прояснил то обстоятельство, что это не сам художник Григорьев изготовил копию своей картины. И я более чем уверен, что подделка изготавливалась непосредственно в Русском музее при участии его сотрудников.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Дело Елены Баснер: суду написали картину

- Один коллекционер подходит к другому и говорит: «Сегодня в Петербург прибыла замечательная вещь. Григорьевская картина с сюжетом парижского кафе» - и показывает альманах, - рассказывает следователь главного управления Следственного комитета по Петербургу, который вел это дело, Павел Ботин.

- В итоге Шумаков забирает у Васильева задаток, отвозит его Баснер и привозит ему картину на ознакомление. Тот дня три думает, изучает ее и выплачивает оставшуюся часть денег (подробности).

Подделку картины Григорьева, за которую судят известного искусствоведа Баснер, делал дилетант

Есть предположение, что картину рисовали с оригинала полотна. В таком случае Русский музей - тоже жертва. Однако потерпевшими они себя почему-то не считают. На заседание ни те, ни другие свидетели не явились. Но Русский музей опубликовал официальный комментарий с подробным комментарием.

То, что у коллекционера Васильева оказалась копия - это неоспоримо.

Но когда ее выполнили? Кто и при каких обстоятельствах?

Тень падала на музей: слишком долго она хранилась у них в запасниках, да еще и реставрировалась, как выяснилось, несколько раз (подробности).

источник