Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Кельты, русы, викинги. Таинственный мир Севера.

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Ресурс для позитивных изменений" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Март 2006   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Алексей Фанталов

Статистика

1.199 подписчиков
-2 за неделю
←   Все выпуски   →

Кельты, русы, викинги. Таинственный мир Севера. 'Ах, Франция - нет в мире лучше края...'.


"Ах, Франция - нет в мире лучше края...".

 

Франция, наследница галло-римской субцивилизации… Она возникла во второй половине 9 века нашей эры, после распада империи Каролингов на три королевства: Западнофранкское, Лотарингское и Восточнофранкское. Со временем, из них выросли, соответственно, Франция, Италия и Германия, из чего выросло то, что мы называем «Западным миром».

По-настоящему, французы стали формироваться в процессе борьбы с вторжениями викингов. Тогда, на фоне деградации последних Каролингских королей, энергичные люди начали создавать собственные силы для обороны от агрессоров, устроив «феодальную революцию». Именно феодалы стали «солью земли» в средневековой Европе. В 10 столетии во Франции утвердилась великая династия Капетингов (правившая около тысячи лет).

Своего пика эта страна достигла в 13 – начале 14 веков, во времена Филиппа Августа, Людовика Святого, Филиппа Красивого (последний у нас известен из бульварных книг Мориса Дрюона, «французского Пикуля»). То был период высокого феодализма. Франция насчитывала 20 миллионов жителей (вскоре их количество начнет быстро снижаться и вновь достигнет этой отметки лишь к 18 веку). Монументальные готические соборы. Непрерывные победы над Священной римской империей германской нации и Англией (все последующие войны, с которой Франция, в конечном счете, проиграла).

         Затем были «проклятые короли», Столетняя война, чума… На короткое время страна воспряла при первых Валуа (Людовике 11 и его ближайших преемниках), но уже в первой половине 16 века при короле Франциске была разбита Габсбургами и стала ареной многолетних гражданских войн между католиками и гугенотами.

         Генрих Четвертый основал династию Бурбонов (она была ответвлением Валуа, которые, в свою очередь, происходили от Капетингов). При нем жизнь во Франции начала налаживаться. Под благодетельным руководством трех великих министров (Сюлли, Ришелье и Кольбера) расцвели промышленность, земледелие и торговля, проводилась весьма разумная внешняя политика.

         Но уже Людовик Четырнадцатый, «Король-Солнце» разрушил труд своих предшественников. Вообще, приходится признать, что самодеятельность граждан приносит более прочные плоды, чем административные усилия чиновников. Последние, в лучшем случае, дают скороспелые и недолговечные плоды (это отчетливо видно на примере российской истории). В худшем же случае не приносят ничего, кроме разорения.

         Если мы будем сравнивать три великие европейские державы – Францию, Англию и Испанию (о Германии разговор особый), то придем к интересным выводам. Франция, начиная с конца 17 века, являет пример неэффективности использования весьма большого потенциала. Действительно, многочисленное население (двацать миллионов!), трудолюбивые крестьяне, храброе дворянство, много умных и талантливых людей. Плюс выгодное географическое положение и хорошие природно-климатические условия. И очень ограниченный результат: потерянные колонии, проигранные войны, утрата лидерства, демографическая стагнация.

         Англия, располагая значительно меньшими ресурсами (три миллиона жителей, худший климат) сумела эффективно воспользоваться ими. Она создала величайшую колониальную империю, первые в мире промышленность и банковское дело. Колонии также оказались потеряны, но остались Соединенные Штаты Америки с громадным англосаксонским населением, плюс Канада, Австралия, Новая Зеландия. Как бы ни развивались события в будущем, этот задел сообщает англосаксам большой запас прочности.

         Испания, на первый взгляд, являет пример неэффективности. Она испытала стремительный взлет в начале 16 века, когда империя Гасббургов стала гегемоном Европы. Затем было медленное, но мучительное падение с пьедестала.

         Но, быть может, как побочный процесс, возникли колонии. Испанцы освоили Центральную и Южную Америку, где возникла «Иберийская цивилизация». Эта цивилизация прошла через огромные лишения, но она живет и имеет будущее, залогом чего являются сотни миллионов принадлежащих к ней людей.

         Франция же проиграла итальянские войны (при Валуа, конец 15 – начало 16 вв.). Она проиграла войны Бурбонов (Война за испанское наследство, Семилетняя война). Она проиграла в итоге войны Наполеона. Мечта о европейской гегемонии разбилась. Осталось довольствоваться благами комфорта.

         Комфорт вещь неплохая, но люди, ориентированные на него, постепенно теряют способность этот самый комфорт поддерживать. Начинается регресс, который, прежде всего, затрагивает сферу духа.

         В последние годы французское правительство и культурная элита пытается бороться с американизацией культуры. Но, не говоря о бесплодности подобной административной борьбы в современных условиях, зададимся вопросом: «а какую духовную альтернативу Франция может противопоставить Америке?». Выясняется, что очень сомнительную.

Американские фильмы, конечно, надоели своей примитивностью. Но в них есть, по крайней мере, некая положительная идея – «хорошие парни побеждают плохих». А что нам демонстрирует французское кино последних десятилетий? Это либо комедия для массового зрителя, либо фильмы с большей или меньшей претензией на элитарность.

В первом случае, конечно, было создано немало смешных комедий (с несколько животным юмором). Со временем, «животности» становится больше, юмора меньше. Типичный пример – уже довольно давний фильм «Никаких проблем», который нам любят показывать по ТВ. Симпатичные герои возят в багажнике машины невесть откуда взявшийся труп. Масса «забавных» коллизий, хэппи-энд в финале. Не говоря уже о том, что не след превращать насильственную смерть человека в предмет для шуток (в частности, помещать покойника внутрь снеговика), надо вспомнить отношение к трупу в традициях любого народа мира. Прикосновение к мертвому телу – вещь серьезная, после него человек нуждается в очищении.

Несколько крайние формы это отношение принимало в зороастризме, много говорившем о «трупной скверне». В любом случае, боязнь мертвого тела даже близкого человека основывалась на представлении, что в момент смерти душа человека покидает тело, в которое вселяется демон. Поэтому покойника надлежит скорее похоронить. И уж, ни в коем случае, не выбрасывать даже ненавистного человека из могилы, как к этому призывалось в заказном позднесоветском фильме «Покаяние» (сам этот фильм стал признаком надвигающейся катастрофы).

В качестве яркого примера псевдоэлитарности вспоминается фильм, где некая актриса изображает свою любовь к шимпанзе. Комментарии излишни.

Появились, впрочем, и блокбастеры, в подражание американцам: некрофилический «Видок» и «Астерикс и Обеликс против Цезаря». Обращение авторов фильма к атрибутам кельтской культуры, как бы мы ее не любили, не извиняет гимна торжествующего идиотизма.

Еще одним деструктивным явлением является современная французская философия. Она прямо-таки пропитана «влечением к смерти». Мы слышим оды во славу хаоса, его «активной, творческой роли», фактически – во славу Великого Ничто. Это не «не пассивное, бездеятельное ничего, но активное, всепроникающее Ничто» (см. «Кибериаду» С. Лема). Чего стоит, например, «деконструкция» Ж. Деррида, кумира многих российских интеллигентов. Дескать, произведя тотальную деконструкцию современной культуры, мы придем вглубь, как бы по жерлу вулкана, к неким магматическим слоям, в своем бульканьи порождающим все новые и новые смыслы. Отсюда и вся позднефрейдистская болтовня о «репрессивности культуры».

Про Фуко, Бодриийяра, Лакана и пр. даже и говорить не хочется.

Конечно, в современной французской культуре имеются и положительные моменты, например, научное творчество Дюмезиля, сыгравшего значительную роль в укреплении интереса к индоевропейскому наследию. Однако слишком сильно проявление негативного, жизнеотрицающего, «антисистемного» мироощущения французских интеллектуалов (в терминах Льва Гумилева). Этот жизнеотрицающий дух начал давать о себе знать во Франции со второй половины 18 века (возможно, под влиянием военных поражений) и одним из его следствий явилась серия революций (хотя там, разумеется, были и другие причины). Следует отметить, что этот дух оказывает изрядное влияние на российскую культуру, особенно сейчас, когда различные «постструктуралистские» изыски претендуют у нас на вакантное место «самой передовой идеологии».

 

Алексей Фанталов.

 

 

Для общения с читателями ICQ 347-178-898

 

Кир и Александр. Стратегическая повесть.

I.

II.

 
В избранное