вып. #2812 *Почему с добродетелью сопряжён великий труд и тягость* -10-11/VII/12- (вт,ср)
Реклама внизу и вверху письма не имеет отношения к рассылке (она вставляется службой,
доставляющей рассылку подписчикам). Будьте внимательны!
Отправлено:
10-Jul-2012 19:35
=рассылка
*Мысли о вере и Церкви*=
Милость
и мир да будут с вами полной мерой - через познание Бога
и Иисуса, Господа нашего! (2Пет.1:2)
> <.....> Ради людей мы усердствуем столь <долго>, и, служа в войсках и тяжкие работы <исполняя>, и <рабски служа>, хотя <в конце концов>
часто теряем и самую надежду на награду. А ради Господа нашего, от которого,
без сомнения, можем получить награды гораздо больше самых трудов («надежда
не постыжает» – говорит Писание [Рим.5:5]), мы не стараемся показать
надлежащее усердие мы не терпим. Какого же наказания заслуживает это? <Даже если бы>
мы и ничего не получили от Него, одно продолжительное собеседование с Ним не следует ли считать стоящим бесчисленных благ?
> Но постоянная молитва, говоришь
ты, — трудное дело. А какое из добрых дел, скажи мне, не трудно? Да в том-то,
скажешь ты, и затруднение большое, что с пороком сопряжено удовольствие, а с добродетелью — труд. Я думаю, многие <ищут объяснения этого>. Какая же тому
причина? Вначале Бог даровал нам жизнь, свободную от заботы и чуждую трудов. <Мы же> не воспользовались как должно этим даром, а развратились по нерадению и лишились рая. Тогда-то Бог <и соделал> жизнь нашу многотрудной, и, в оправдание
свое перед родом человеческим как бы так говорит: "Я даровал вам сначала
наслаждения. Но вы <из-за своеволия> сделались худшими. Поэтому Я определил наложить
на вас труды и пот". Когда же и труды не обуздали нас, Он дал Закон, содержащий
в себе заповеди, наложив на нас, как на коней неукротимых, узды и путы, чтобы
удержать порывы, как делают укротители коней. Вот почему <наша жизнь> сопряжена с трудами, так как без трудов мы обыкновенно развращаемся. Природа наша не может
бездействовать, а иначе легко преклоняется к злу. Положим, например, что человеку целомудренному, или отличающемуся какой-либо другой добродетелью, не нужны были бы никакие подвиги, а он бы <только> спал и, однако же, во всём <преуспевал>. К чему <привело бы> такое ослабление? Не к гордости ли и высокомерию?
> Да для чего
же, говоришь ты, со злом сопряжено великое удовольствие, а с добродетелью —
великий труд и тягость? Но какая же была бы тебе <благодарность>, или за что <же ты получил бы ты> награду, если бы это было дело не трудное? Я и теперь могу указать
многих таких, которые по природе отвращаются от общения с женщинами и <избегают>,
как чего-нибудь скверного, <даже> беседы с ними. Но скажи мне, называть ли их за то целомудренными и будем ли мы <считать их достойными награды> и прославлять? <Конечно, нет.> Целомудрие
есть воздержание и преодоление похотей борьбой. Так и на войне, чем сильнее
битва, тем блистательнее <> бывает и торжество <победы ...>. Есть много и смирных по природе людей. Можем ли называть их кроткими? <Конечно, нет.> Так и Христос, говоря о трех родах скопцов, два из них
оставляет без венцов, а один вводит в царствие (Матф.19:12).
> Да для чего,
скажут, нужно зло? И я тоже говорю: но кто же виновник зла? Кто другой, как не наше произвольное нерадение? Но надлежало бы быть, говоришь <ты>, одним добрым. А какое свойство добра? Трезвиться ли и бодрствовать — или спать и предаваться беспечности?
А почему, скажешь, не признано за лучшее, чтобы добро делалось без труда? Такие
слова свойственны животным и чревоугодникам, которые почитают богом свое чрево.
Что это слова лености, вот суди: если бы где-нибудь были властитель и военачальник, и властитель бы спал или пиршествовал, а военачальник с великими
трудами одерживал бы победы, <то кого из них ты счел бы достойным славы>? Кому принадлежал
бы плод радостных событий? Видишь, что душа более расположена бывает к тому, в чём более <приложила труда>. Потому и Бог соединил с добродетелью труды, желая
прилепить к ней душу. Потому-то мы удивляемся добродетели, хотя сами ее и не исполняем; а порок порицаем, хотя он, <и кажется> весьма приятен. Ты спросишь:
почему мы не удивляемся людям добрым по природе, а <особенно> тем, которые таковы по свободному произволению? Это потому, что справедливость требует предпочитать
трудящегося нетрудящемуся.
> А почему, скажешь, мы ныне трудимся? Потому, что ты
не хотел вести благоразумно жизнь без трудов. Если исследовать внимательно, то ведь бездействие и без того обыкновенно развращает нас и причиняет много
трудов. Например, оставим в заключении какого-нибудь человека и станем только
кормить его и наполнять его чрево, не позволяя ему ни ходить, ни заниматься
каким-либо делом; пусть он наслаждается трапезой и ложем и постоянно
пресыщается — может ли что быть несчастнее такой жизни? Но иное дело, скажешь,
заниматься чем-нибудь, а иное трудиться; ведь можно же было тогда[2]
делать без трудов? Не так ли? Конечно так. Этого и Бог хотел, да ты сам не стерпел. Бог повелел тебе возделывать рай, назначив в этом тебе занятие, но, не присоединив к этому никакого труда. А если бы и вначале у человека был труд, то
после Бог не возложил бы на него труда <как наказания>. Можно делать и не утруждаться, как <это> свойственно ангелам. А что они занимаются делом, послушай,
как говорит о том Писание: «крепкие силою, исполняющие слово Его»
(Пс.102:20). Теперь недостаток силы <причиняет> нам много труда, а тогда этого не было, так как «кто вошел в покой Его», говорит Писание, «тот
и сам успокоился от дел своих, как и Бог — от Своих» (Евр.4:10), –
разумея здесь не бездействие, а нетрудность дела. Бог еще и ныне действует, как говорит Христос: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю»
(Иоан.5:17).
> Итак, убеждаю вас, отложив всякое нерадение, поревновать о добродетели. Удовольствия порока кратковременны, а скорбь постоянна; от
добродетели же, напротив, радость нескончаемая, а труд только временный.
Добродетель, еще прежде получения венцов, утешает своего труженика, питая его
надеждами, а порок, еще прежде наказания, казнит своего последователя, терзая и устрашая его совесть и заставляя на всё смотреть с подозрением. А это не хуже
ли самых великих трудов, всякого изнурения? А если бы даже этого не было, а было бы одно удовольствие, может ли что быть ничтожнее такого удовольствия?
Оно, как скоро является, так и исчезает, увядая и убегая прежде, нежели успеем
возобладать им, разуметь ли здесь удовольствия плоти, или роскоши, или богатство. Ведь всё это каждодневно не перестает стареть. А когда последует еще
и наказание и мучение, что может быть несчастнее людей, предающихся пороку?
Итак, зная это, будем терпеть всё ради добродетели. Таким образом мы <удостоимся>
и истинной радости, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.