Вспышки недавней памяти

ТАТЬЯНА БЕК

      КНИГОЧЕЙША

      Ура - талант! Роман Светланы ШЕНБРУНН "РОЗЫ И ХРИЗАНТЕМЫ" вышел в питерском "Инапресс" под шапкой "Smirnoff-Букер 2000": писательница стала финалистом (увы, не лауреатом) знатной премии. Охват повествования: лето 1943-го - лето 1951-го. Место действия - то поезд, везущий героиню-девочку из эвакуации, то московская коммуналка (ведомственный дом от "Правды"), то двор - школа - подмосковная дача внаем, то пионерлагерь, то пресловутый Дом творчества - etc. Персонажи - послевоенные инвалиды, журналисты, пишущие эпопеи о стахановцах, проститутки, алкоголики, портнихи, главные редакторы, нищие и вымогатели, переделкинские лауреаты и деклассированные фронтовики... Главный фокус этой незаурядной вещи - угол зрения, когда самый что ни на есть взрослый мир (а проще говоря, Россия ХХ века на очередном пике ужаса) дается сквозь ребячью, наивную и проницательную, оптику, тем самым укрупняясь и, скажем так, выводясь на чистую воду. Лагеря, доносы, трофейные посылки, тиф, самопродажа дьяволу за Сталинскую премию, "лакировка действительности", менделизм-морганизм, "черный ворон", раскрытие псевдонимов, пьянство как побег в никуда, воровство, ненависть... Достоверность при отсутствии "дикторского текста": писательница, наделенная зоркой "памятью сердца" (детали, краски, запахи, словечки), печальную память рассудка включает исподволь. Она не прерывает рассказ, льющийся из уст девочки, - она подсвечивает его поздним осмыслением, ухитрившись ни разу ничего не сформулировать в лоб. Сквозная тема - фальшь и ревность полубезумной матери к дочке, которую та планомерно уродует и подавляет (тщетно!), их борьба за сломанного и хорохорящегося отца, бессилие и нелепость всей семейной массовки в лучах урбанистического неба. Тема не новая, но у С.Шенбрунн она повернута незнакомой гранью. Язык романа (сплошь прямая речь) несет куда больше, чем заложено в словах. Так, мать героини, нарушающая все нормы бытия, изъясняется только поговорками - и все эти "шила в мешке", "паршивые овцы", "шкуры неубитого медведя" в ее заговаривающей зубы и маскирующей хаос речи вдруг обнаруживают свою фиктивность. Фольклорно-прописные истины в советском контексте не работают: сам язык выступает обвинителем. Комментарии излишни.

      Пойдем вспять. "ДНЕВНИКИ" Павла ФИЛОНОВА (С.-П., "Азбука", 2000) охватывают время довоенное: шесть тетрадей - с 1930-го по 1939-й. Выдающийся художник, одинокий и единственный, он создал собственный вид искусства, который можно назвать одухотворенной геометрией сферических пространств, мир, родственный хлебниковской зауми и гипнотичный, бездонный и соразмерный. А. Крученых, узнав о смерти Филонова в блокадном Ленинграде, написал стихи-некролог, где назвал его "вулканом погибших сокровищ, очевидцем незримого, смутьяном холста". Сам он определял свой метод кратко: "Знаю, вижу, интуирую". В дневниках, которые укреплены серьезным справочным аппаратом и иллюстрированы, есть размышления об аналитическом искусстве, сведения о выставках и о школе (Филонов отвергал высокомерное слово "ученик" - нет, "изучающий мастер"!), - но больше - о политическом сыске, о вызовах в ГПУ (он долго верит, что эта организация поможет искусству прорваться), о предательстве сподвижников, о голодном пайке, о карточках, о нищих расценках и о поденке. Великий автор "Формулы вечной весны" пишет по заказу то ударниц, то тракториста с "Красного путиловца"... Впрочем, и эти картины в силу упрямого таланта исполнены энергии. Как сказала жена художника: "Какая сильная динамика, кажется, что полотно разнесет на части"... Нарастающая травля. Убийство Кирова. Разгром филоновщины. Запись от 27 ноября 1936 года: "Проработал, не спавши, ровно 12 ночей подряд напролет... Работал я акварели для азбуки, затем большой портрет т. Сталина и два значка к октябрьским торжествам. За Сталина и значки получил 260 р.". Чем дальше, тем очевиднее сходство дневника с подстрочником к гипотетическому роману: абсурд реализма... А жену, Екатерину Серебрякову, народоволку, которая была старше Филонова на 20 лет, он ласково называл "дочка". Последняя запись от 1939 года - дочка болеет: "...Проснулась снова и спросила, засыпая: "Ты все пишешь! Ты все пишешь и пишешь! А что? Жданову?" - "Это, доченька, тебе пишу любовное письмо!"   

"Новая газета", № 7 за 15 февраля 2001 г

 НАША СПРАВКА

ФИЛОНОВ Павел Николаевич
1882-1941

Родился в Москве. В 1897 году переехал в Петербург; в 1897-1901 годах учился в Живописно-малярных мастерских; получил аттестат маляра. Одновременно учился в Рисовальной школе Обществе поощрения художеств (1898 - 1903), в 1903-1908 годах - в частной студии, затем в Академии художеств (1908-1910).

Совершил путешествия в Иерусалим, Константинополь и на Волгу (1905-1907). посетил Францию, Италию и Австрию (1912).

Член художественного объединения "Союз молодежи" (1910-1914).

В 1914 году опубликовал манифест "Сделанные картины", а в 1923 - "Декларацию мирового расцвета". В 1915 опубликовал поэму "Пропевень Мирового расцвета". В 1915 - 1918 находился на Румынском фронте.

В 1923 году возглавил кафедру общей идеологии Института художественной культуры; в 1925 году основал Коллектив Мастеров аналитического искусства, существовавший при Академии художеств до 1927 года. В 1932 коллектив был распущен.

Умер в 1941 году в блокадном Ленинграде.

1940-е. Филонов Павел. Лики. 1940

В "Ликах" очень сильно ощущается трагизм, в полной мере осознанный и прочувствованный художником-анахоретом. В этой работе Филонова выражено не только одиночество и осмысление места человека в мире, но и отказ от любых иллюзий и социальных утопий. Разумеется, 1940-е годы не были лучшим временем для свободы самовыражения. Любая попытка выйти за пределы канонов соцреалистического жанра представляла угрозу для жизни художника. В условиях тотального рабства любой альтернативный взгляд был равносилен смертному приговору. Тем большее уважение вызывает маргинальная и нонконформистская, по своей сути, деятельность Филонова в условиях "внутренней эмиграции".