Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

История вокруг нас

  Все выпуски  

Приближается 9 Мая - день Победы. Но начиналась наша Победа в заснеженных полях в декабре 1941 года. Поэтому сегодняшний выпуск рассылки мы посвятим Московской битве.


 История вокруг нас.

История в повседневной жизни и повседневная жизнь в истории.

Выпуск 4

 2010-05-04

Битва под Москвой.Часть 1.

При подготовке выпуска использовалась книга В.В. Кожинова "Век XX".Купить книгу В.В. Кожинова "Век XX" можно в книжном интернет-магазине "Озон": Кожинов В. В. Россия. Век XX.

Приближается 9 Мая - день Победы. Но начиналась наша Победа в заснеженных полях в декабре 1941 года. Поэтому сегодняшний выпуск рассылки мы посвятим Московской битве.

Победу на московских рубежах не без оснований называют «чудом». Казалось бы, Москва была обречена, и уже готовились к взрыву крупнейшие предприятия и даже метрополитен.

Уверенность врага в скорейшем захвате Москвы ярко выразилась в двух фактах, которые до последнего времени, в сущности, замалчиваются: прорыве колонны немецких мотоциклистов тридцатого ноября почти в границы Москвы, на мост через канал Москва‑Волга (вблизи нынешней станции метро «Речной вокзал»), и осуществленной тогда же, в ночь с тридцатого ноября на первое декабря, дерзкой высадке на Воробьевых горах и в Нескучном саду – в четырех километрах от Кремля – авиадесанта, который имел задачу выкрасть Сталина.

Мне об этих фактах «по секрету», полушепотом, рассказал еще в шестидесятых‑х годах литературовед А. С. Мясников, который в тысячу девятьсот сорок первом‑м входил в руководящие партийные органы Москвы и потому был посвящен в кое‑какие «тайны». Оба вражеских десанта были немедля уничтожены, но их «значимость» нельзя недооценивать.

Впрочем, гораздо важнее, конечно, тот факт, что к концу ноября сам фронт на северо‑западном участке проходил менее чем в двадцати (!)километрах от тогдашней границы Москвы (от нынешней границы – всего в десяти километрах) и менее чем в тридцати километрах – от стен Кремля! Речь идет прежде всего о поселке вблизи Савеловской железной дороги, недалеко от станции Лобня (двадцать шестой километр), Красная Поляна и окрестных деревнях Горки, Киово, Катюшки (ближайшей к Москве).

Известный супердиверсант штандартенфюрер СС Отто Скорцени вспоминал в тысячу девятьсот пятидесятом году: «Нам удалось достичь небольшой деревеньки (по всей вероятности – Катюшки, – В.К.) примерно в пятнадцати километрах северо‑западнее Москвы… В хорошую погоду с церковной колокольни была видна Москва…» А «летописец» 2‑й танковой дивизии вермахта зафиксировал второго декабря: «Из Красной Поляны можно в подзорную трубу наблюдать жизнь русской столицы (по воздушной линии до городской черты – шестнадцать километров)». В эту дивизию, кстати сказать, уже было завезено парадное обмундирование для победного шествия по Красной площади Москвы.

И двадцать девятого ноября тысячу девятьсот сорок первого Гитлер объявил, что «война в целом уже выиграна»… В этом были убеждены и многие из тех, кто находились на подмосковных рубежах. Тогда же германский штабной офицер Альберт Неймген писал своему любимому родственнику:

«Дорогой дядюшка!.. Десять минут назад я вернулся из штаба нашей пехотной дивизии, куда возил приказ командира корпуса о последнем наступлении на Москву. Через несколько часов это наступление начнется. Я видел тяжелые пушки, которые к вечеру будут обстреливать Кремль. Я видел полк наших пехотинцев, которые первыми должны пройти по Красной площади. Это конец, дядюшка, Москва наша, Россия наша... Тороплюсь. Зовет начальник штаба. Утром напишу тебе из Москвы…»

Бывший начальник отдела печати германского министерства иностранных дел Пауль Шмидт, располагавший, понятно, солидной информацией, после войны стал публиковать сочинения об ее истории под псевдонимом Пауль Карелл. В изданной в тысячу девятьсот шестьдесят третьем году книге «Предприятие Барбаросса» он писал: «В Горках, Катюшках и Красной Поляне… почти в шестнадцати километрах от Москвы (то есть от ее тогдашней границы. – В.К.), вели ожесточенное сражение солдаты второй венской танковой дивизии… Катюшки находятся от Москвы так же близко, как Ораниенбург от Берлина (тридцать километров к северо‑западу от рейхстага. – В.К.). Через стереотрубу с крыши крестьянского дома на кладбище майор Бук мог наблюдать жизнь на улицах Москвы. В непосредственной близости лежало все. Но захватить его было невозможно…»

Невозможновопреки всему предшествующему ходу войны! Ведь до захвата Красной Поляны, расположенной в шестнадцати километрах от Москвы, германские войска двигались от Бреста со скоростью в среднем шестнадцать-семнадцать километров за день … Это вроде бы противоречит общему подсчету пройденных километров и дней войны: тысяча сто километров за сто пятьдеся пять дней (от двадцать второго июня до двадцать четвертого ноября) – получается в среднем семь километров за день. Однако, достигнув к концу июля – началу августа, то есть за сорок дней, семьсоткилометрового (от границы СССР) рубежа западнее Смоленска, войска, двигавшиеся в направлении Москвы (до нее оставалось четыреста километров), сделали остановку – прежде всего ради наступления в южной части фронта, которое преследовало (и осуществило) цель захвата Украины: двадцатого сентября был взят Киев. Для этого, в частности, отправилась на Украину мощная танковая армия Гудериана, возвратившаяся затем на Московское направление.

Наступление на Москву возобновилось в конце сентября – начале октября. Седьмого октября была захвачена Вязьма (двести сорок километров от Москвы), четырнадцатого октября – Тверь (Калинин, сто семьдесят километров от Москвы),девятнадцатого октября Можайск (сто десять километров от Москвы). Но в это время начались затяжные дожди, и из‑за возникшего бездорожья врагу пришлось замедлить наступление и дождаться заморозков, укрепивших грунт. Только пятнадцатого ноября германские войска вновь мощно устремились к Москве и двадцать четвертого (или двадцать шестого) были уже в Красной Поляне; таким образом, если исключить перерыв>в наступлении, германские войска в два приема (первая половина октября и время с пятнадцатого по двадцать четвертое ноября) прошли четыреста километров – то есть скорость их продвижения была примерно та же, что и в начале войны.Тем не менее они не только не смогли пройти последние шестнадцать километров<до Москвы (от Красной Поляны), но и покатились назад с той же скоростью, как и наступали: так, Тверь (сто семьдесят километров от Москвы) была освобождена через десять дней после начала контрнаступления – шестнадцатого декабря.

Во множестве зарубежных сочинений утверждается, что германские войска и остановил, и погнал назад «генерал Зима». Разумеется, нельзя отрицать, что подмосковные морозы наносили немалый ущерб врагу, рассчитывавшему на быструю – до наступления сильных морозов – победу. Однако столь же ясно, что «генерал Зима» в то же время подгонялнаступавшую германскую армию. Командовавший походом на Москву генерал‑фельдмаршал фон Бок двенадцатого ноября совершенно верно сформулировал проблему: «…в военном и психологическом отношениях необходимо взять Москву… хуже, если мы останемся лежать в снегу на открытой местности в пятьдесят километров от манящей цели».

И пятьнадцатого ноября фон Бок объявил в приказе о заключительном наступлении на Москву; «Солдаты! Перед вами Москва! За два года все столицы континента склонились перед вами... осталась Москва. Заставьте ее склониться… Москва – это отдых. Вперед!»

Поэтому версия, согласно которой именно «русские морозы» сломили волю германских войск, остановили их у самых ворот Москвы, а затем погнали на Запад, – заведомо тенденциозная версия. Она, в частности, опровергается дальнейшим ходом событий. Ведь враг, отступивший в декабре сорок первого – начале января сорок второго от Москвы до линии, проходившей восточное городов Ржев – Гжатск (ныне Гагарин) – Вязьма, самым прочным образом закрепился на этой линии (на отдельных участках – всего в ста тридцати километрах от Москвы!), пережил там – несмотря на многократные мощные атаки наших войск – остаток зимы, а потом и следующую зиму, и лишь в марте сорок третьего года, то есть уже после Сталинградской победы, отступил на Запад.

Приписывая поражение врага этим морозам, современные авторы, в сущности, попросту повторяют то, что утверждалось зарубежными, а с их голоса и – как ни прискорбно – многими «туземными» историками о поражении Наполеона. Нет сомнения, что во второй половине ноября и декабре тысяча восемьсот двенадцатого года наполеоновская армия потерпела тяжелейший урон от сильных морозов. Однако те, кто объясняют поражение завоевателя этими морозами, ухитряются начисто «забыть» о неоспоримом факте: армия Наполеона была полностью разгромлена еще до начала зимы– в битве при Малоярославце, свершившейся двадцать четвертого -двадцать шестого октября

Ближайший сподвижник Наполеона, генерал и военный теоретик Филипп Сегюр писал в тысяча восемьсот двадцать четвертом году о поле Малоярославецкого сражения: «…это злосчастное поле битвы, на котором остановилосьзавоевание мира, где 20 лет непрерывных побед рассыпались в прах … Это было двадцать шестого октября, когда началось роковоеотступательное движение наших войск», – говоря точно, беспорядочное бегство этих войск на Запад.

Так, всего лишь за четыре дня, с двадцать шестого по тридцатое октября, Наполеон удалился от Малоярославца к Западу на сто пятьдесят километров, до Вязьмы, где первого ноября (то есть через шесть дней после битвы при Малоярославце) другой из его ближайших сподвижников, генерал Арман де Коленкур, зафиксировал следующее:

«Погода была хорошая. Император опять несколько раз говорил, что „осень в России такая же, как в Фонтенбло“; по сегодняшней погоде он судил о том, какою она будет через днсять-пятнадцать дней, и говорил князю Невшательскому (маршалу Бертье, – В. К.), что «это такая погода, какая бывает в Фонтенбло в день Св. Губерта (третьего ноября), и сказками о русской зиме можно запугать только детей»…»

Наполеон действительно глубоко заблуждался: дней через десять, девятого -десятого ноября, когда он, отступив к западу еще на сто семьдесят пять километров, находился в Смоленске, ударили сильные морозы, губившие солдат‑южан<… Но дело‑то ведь шло об уже потерпевшей полное военное поражение в битве двадцать четвертого -двадцать шестого октября армии! И версия, согласно которой Наполеона победили и заставили бежать из России морозы, – это сугубо тенденциозный миф.

Впрочем, пора вернуться из тысяча восемьсот двенадцатого года тысяча девятьсот сорок первый год. Как уже сказано, германская армия, отброшенная от Москвы в декабре – начале января до линии Ржев – Гжатск – Вязьма, остановившись на ней, самым убедительным образом доказала (и в эту, и в следующую зиму) свою способность к мощному сопротивлению даже и в самые морозные месяцы: только второго марта тысяча девятьсот сорок третьего года года она оставила Ржев.

Необходимо понять всю многозначительность того факта, что после Московской битвы, отбросившей германскую армию от столицы, фронт все же в течение четырнадцати месяцев (!) находился не далее ста пятидесяти километрах от нее, и, несмотря на самое настоятельное стремление наших войск изменить эту угрожающую ситуацию, она сохранялась столь долго.

И еще один аспект вопроса о Московской битве. Главную причину нашей победы в этой битве многие – как отечественные, так и зарубежные – историки усматривают не в морозах, а в том, что к столице были стянуты – в особенности, из дальних восточных частей страны, – очень крупные военные силы. Конечно же, это сыграло свою необходимую роль, но едва ли уместно придавать количественнойстороне дела решающеезначение. Ведь хорошо известно, что в начале войны наши войска в количественном отношении не уступали<германским, но смогли только в очень небольшой мере задерживать продвижение врага на восток.

Нередко утверждают, что «остановки» германских войск, наступавших в направлении Москвы (в конце июля и, во второй раз, в середине октября) были обусловлены непреодолимостью сопротивления наших войск. Но это едва ли верно. В августе‑сентябре враг, как уже сказано, перенес центр тяжести своих сил на Украину (в частности, туда переместились танки Гудериана), а с середины октября ему пришлось пережидать распутицу.

Крайне прискорбный, но, увы, реальный показатель состояния наших войск в первые месяцы войны; количество «пропавших без вести», то есть оказавшихся в германском плену или хотя бы за линией фронта, военнослужащих составило в 1941 году, согласно новейшим подсчетам, 2 млн. 335 тыс.; между тем погибли в этом году (включая умерших в госпиталях от ран) 556 тыс. человек, и, следовательно, соотношение погибших и попавших в плен – 1:4! Совершенно иная картина потерь в 1943 году; соотношение погибших и попавших в плен – 5:1. На основе этих цифр сторонний эксперт мог бы прийти к выводу, что в 1941‑м – в отличие от 1943‑го – имела место не столько война, сколько капитуляция наших войск…

Разумеется, и первые месяцы войны дали образцы борьбы с врагом не на жизнь, а на смерть, начиная со знаменитой обороны Брестской крепости, и все же тот факт, что в 1941‑м не менее трети наших тогдашних вооруженных сил так или иначе «сдались», свидетельствует, увы, о мощнейшем превосходстве врага.

Напоминаю, что все подписчики получают в подарок книгу "О чем расскажет календарь?" Скачать книгу можно по ссылке: О чем расскажет календарь?

Ну вот вроде на сегодня и все!

Жду от вас пожелания и замечания, а возможно и критику!

С искренним уважением, Баранов Николай.
E-mail: nikola@nikbaranov.ru 
Сайт: http://nikbaranov.ru


В избранное