Рассылка закрыта
При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Книжная полка Бизнесмена" на которую и рекомендуем вам подписаться.
Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.
← Декабрь 2004 → | ||||||
1
|
2
|
3
|
4
|
5
|
||
---|---|---|---|---|---|---|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
11
|
12
|
13
|
14
|
15
|
16
|
17
|
18
|
19
|
21
|
23
|
24
|
25
|
26
|
||
27
|
29
|
31
|
Статистика
0 за неделю
В выпуске:
Информационный Канал Subscribe.Ru |
|
Здравствуй, уважаемый читатель! Продолжаю публиковать рассказы, которые отобрал для Вас MadVad. Если вы только подписались на рассылку, хочу объявить вам о проводимом конкурсе. Вам нужно ответить на несколько несложных вопросов и прислать ответы мне. Приятного чтения! В выпуске:
1. Назовите название и автора произведения, по мотивам которого был снят фильм "Сталкер".
Присылайте ваши ответы до 30 декабря. В этот день будут определены 3 победителя, которые
получат книжные подарки, любезно предоставленные интернет-магазином «Bolero» (http://www.bolero.ru/).
2. Кем являлся главный герой романа Сергея Лукьяненко "Лабиринт отражений".
Что собой представляет это понятие.
3. Назовите название и автора произведения, на основе которого был снят фильм "Бегущий по лезвию
бритвы".
4. Настоящее имя автора Алисы из будущего.
5. Режиссёр фильмов "Робокоп" и "Звёздный десант" (в другом переводе "Звёздная пехота").
6. Назовите самые популярные циклы писателя Гарри Гаррисона.
7. Автор цикла о приключениях Сэма Фьючера?
8. Назовите автора рассказов, на основе которых был снят фильм "Я, робот".
9. Имя писателя написавшего повесть о похождениях Бильбо Беггинса.
10. Имя писателя написавшего эпопею о похождениях Фолко Брендибэка.
11. Героем какого фильма является персонаж по имени Ихтиандр?
12. Назовите имя писателя, в произведении которого впервые появилось слово "робот".
13. В кого вселился герой (его разум) одного из произведений Гордона Диксона.
14. Настоящее имя Дарта Вейдера?
15. Имя (именно имя) главного героя фильма "Матрица".
16. Имя актёра исполнившего роль главного героя в фильме "Нирвана".
17. Что объединяет
эти два фильма?
Интернет-магазин «Bolero» - один из крупнейших магазинов Рунета. Bolero является победителем конкурса «Золотой сайт 2000» в номинации «Электронная коммерция», обладателем диплома Российского Интернет-фестиваля «ИНТЕРНИТЬ' 2000» в номинации «Товары и услуги, в том числе электронная коммерция», а также признан лучшим в номинации «Электронная коммерция» Национальной Интернет премией в 2003 году.
На сегодняшний день в магазине представлено более 74000 книг по разным тематикам, около 15000 фильмов, более 44000 музыкальных дисков, 2700 программ и игр, 12000 игрушек и подарков от ведущих производителей.
Кроме того, своим клиентам Bolero предлагает уникальную возможность заказа товаров из Amazon. В Bolero регулярно
появляются новинки и проводятся тематические распродажи, а так же викторины и конкурсы среди активных покупателей. Желающие могут принять участие в партнерской программе.
Присылайте ваши ответы по адресу drahus@yandex.ru
Я обязательно буду высылать всем подтверждение получения. Если вы в течение суток не получите подтверждения, то вышлите ответы заново. Если у вас возникнут какие-либо проблемы, можете писать на форуме (http://offtop.ru/fiction/) рассылки, в разделе "Конкурсы".
Работы. |
АДАМ БЕЗ ЕВЫ (ADAM AND NO EVE 1941). В сущности, это уже не было берегом - не осталось никаких морей. Только на север и на юг в бесконечное пространство тянулась еле различимая полоска того, что некогда называли скалистым формированием. Линия серого пепла - такого же пепла и золы, что оставались позади и простирались перед ним... Вязкий ил по колено при каждом движении поднимался, грозя удушьем; ночью дикие ветры приносили густые тучи пепла; и постоянно шел дождь, от которого темная пыль сбивалась в грязь. Небо блестело чернотой. В вышине плыли тяжелые тучи, их порой протыкали лучи солнечного света. Там где свет попадал в пепельную бурю, он наполнялся потоками танцующих, мерцающих частиц. Если солнечный луч резвился в дожде, то порождал маленькие радуги. Лился дождь, дули пепельные бури, пробивался свет - все вместе, попеременно, постоянно, в черно-белом неистовстве. И так уже многие месяцы, на каждом клочке огромной планеты. Крэйн преодолел хребет пепельных скал и пополз вниз по гладкому склону бывшего морского дна. Он полз уже так долго, что сросся со своей болью. Он ставил вперед локти и подтягивался всем телом. Потом подбирал под себя правое колено и снова выставлял локти. Локти, колено, локти, колено... Он уж и забыл, как это - ходить. Жизнь, думал Крэйн изумленно, удивительная штука, Приспосабливаешься ко всему. Ползать, так ползать; на коленях и локтях нарастают мозоли. Укрепляются шея и плечи. Ноздри привыкают перед вздохом отдувать золу. Вот только раненая нога пухнет и нагнаивается. Она одеревенела, скоро сгниет и отвалится. - Прошу прощения? - сказал Крэйн. - Я не совсем расслышал... Он вглядывается в стоящего перед ним человека, пытается разобрать слова. Это Холмиер. На нем запачканный лабораторный халат, его седая шевелюра взъерошена. Холмиер стоит на золе; непонятно, однако, почему сквозь него видно, как несутся по небу серые тучи. - Как тебе твой мир, Стивен? - спрашивает Холмиер. Крэйн горестно мотает головой. - Не очень-то хорош, да? Оглянись вокруг. Пыль, и все. Пыль и зола. Ползи, Стивен, ползи. Ты не увидишь ничего, кроме пыли и золы... Холмиер достает из ниоткуда кубок с водой. Вода прозрачная и холодная. Крэйну видна дымка на ее поверхности, и он вдруг чувствует во рту песок. - Холмиер! - кричит он. Потом пробует встать и дотянуться до кубка, но резкая боль в правой ноге не пускает его. Крэйн снова падает. Холмиер набирает в рот воду и плюет ему в лицо. Вода теплая. - Ползи, ползи, - резко говорит Холмиер. - Ползи вокруг Земли. Не найдешь ничего, кроме пыли и золы. - Он выливает воду на землю перед Крэйном. - Ползи. Сколько? Сам решишь. Диаметр, умноженный на Пи. Диаметр около восьми тысяч... Он исчез вместе с халатом и кубком. Крэйн понял, что снова идет дождь - вжался лицом в теплую пепельную грязь, открыл рот и попытался глотнуть жижу. Потом опять пополз. Его вел вперед инстинкт. Ему нужно было куда-то попасть. Он знал, это как-то связано с морем, с берегом моря. Там, на берегу, что-то его поджидало. Это "что-то" поможет понять все происходящее. Нужно к морю - если оно еще существует.
Крэйн вытащил банку и набросился на нее с консервным ножом. К тому времени, как он проткнул ее и с трудом снял крышку, дождь прошел. Жуя персики и потягивая маленькими глотками сок, он смотрел, как дождевая пелена спускается перед ним по склону морского дна. Сквозь грязь хлынули водяные потоки. Уже прорезались маленькие каналы, которые в один прекрасный день станут новыми реками - в тот день, который он никогда не увидит, и никто другой тоже. Смахнув в сторону пустую банку, Крэйн подумал; последнее живое существо на Земле обедает в последний раз. Последний акт метаболизма. За дождем налетит ветер. Крэйн уже изучил это за бесконечные недели в пути. Через несколько минут задует и будет сечь его облаками пепла и золы. Он пополз вперед, мутными глазами выискивая убежище на серой бесконечной плоскости. Эвелин тронула его за плечо. Крэйн знал, что это она, еще до того, как повернул голову, - свежая и нарядная в своем ярком платье, вот только ее прекрасное лицо омрачено тревогой. - Стивен, - говорит она, - ты должен спешить! Он любуется тем, как ее гладкие волосы волнами струятся по плечам. - Ах, любимый, - восклицает Эвелин, - ты ранен! Она быстрыми нежными движениями дотрагивается до его ног и спины. Крэйн кивает. - Это во время спуска, - отвечает он. - Я не очень хорошо умею пользоваться парашютом. Мне всегда казалось, что спускаются плавно - будто ныряют в постель. Но земля наскочила на меня, как жесткий кулак. А Юмб вырывался у меня из рук. Я ведь не мог его выпустить. - Конечно же нет, дорогой, - соглашается Эвелин. - Поэтому я просто держал его и пытался поджать ноги, - рассказывает Крэйн. - А потом что-то ударило меня по ногам и в бок... Он замолкает в нерешительности, размышляя, знает ли она, что произошло на самом деле. Ему не хочется ее пугать. - Эвелин, любимая, - зовет он, пытаясь поднять руки. - Нет, милый, - говорит она, испуганно обернувшись. - Тебе нужно торопиться. Берегись того, что сзади! - Пепельные бури? - Он поморщился. - Я с ними уже отлично знаком. - Не бури! - кричит Эвелин. - Что-то другое. Ах, Стивен... Она исчезла, но Крэйн понимает ее правоту. Что-то находится позади и его преследует. Подсознательно он чувствовал угрозу, окружившую его, как саван. Крэйн помотал головой. Вообще-то, это невозможно. Он - последнее живое существо на Земле. Откуда тогда угроза? За спиной взревел ветер, и через мгновение налетели тяжелые тучи пепла и золы. Они хлестали его, разъедая кожу. Тускнеющими глазами он увидел, как они накрыли грязь тонкой сухой коркой. Крэйн подтянул под себя колени и закрыл голову руками - сунув под нее рюкзак как подушку, приготовился пережидать бурю. Она пройдет так же быстро, как и дождь. Буря создала страшную путаницу в его больной голове. Он, как ребенок, хватался за обрывки воспоминаний, пытаясь сложить их воедино. Почему Холмиер так злится на него? Ведь не из-за того спора? Какого спора? Ну, до того, как все случилось. Ах этого!..
Из корабля донеслась приглушенная ругань, потом что-то загремело. Крэйн забрался по короткой железной лестнице наверх и заглянул внутрь ракеты. Внизу, в нескольких футах от него, два человека устанавливали большие баки с раствором железа. - Полегче там, - крикнул Крэйн. - Вы что, хотите расколошматить корабль? Один из рабочих поднял голову и ухмыльнулся. Крэйн понял, о чем он думает: корабль сам разорвется на куски. Так говорили все. Все, кроме Эвелин. Она в него верила. Холмиер тоже этого не говорил, но считал Крэйна безумцем по другой причине. Спустившись, Крэйн увидел, что в ангар вошел Холмиер в халате нараспашку. - Вспомнишь черта, и он появится, - пробормотал Крэйн. Заметив Крэйна, Холмиер сразу заорал: - Послушай... - Опять снова здорово, - вздохнул Крэйн. Холмиер выудил из кармана пачку бумаг и помахал ею перед носом товарища. - Я полночи не спал, снова в этом копался. Говорю тебе, я прав! Абсолютно прав. Крэйн посмотрел на уравнения, написанные сжатым почерком, потом на покрасневшие глаза Холмиера. Тот был еле жив от страха. - В последний раз повторяю, - продолжал Холмиер. - Ты используешь свой новый катализатор на растворе железа. Хорошо. Я допускаю, что это удивительное открытие. Отдаю тебе должное. Удивительное - не то слово. Крэйн отдавал себе в этом отчет, потому что не был тщеславен и знал, что сделал открытие случайно. Только случайно можно наткнуться на катализатор, который вызывает расщепление атомов железа и производит десять в одиннадцатой степени эргов энергии на каждый грамм топлива. Никто бы не мог до такого додуматься. - Ты считаешь, у меня ничего не выйдет? - Долететь до Луны? Вокруг Луны? Возможно, Шансов пятьдесят на пятьдесят. - Холмиер провел рукой по гладким волосам. - Но Стивен, пойми ради Бога, я волнуюсь не за тебя. Хочешь погибнуть, дело твое. Я боюсь за Землю. - Чушь собачья. Иди проспись. - Вот смотри... - Холмиер трясущейся рукой ткнул в бумажки. - Какую бы ты ни разработал систему подачи и смешивания топлива, стопроцентной эффективности не добиться. - Из-за этого и шансов пятьдесят на пятьдесят, - сказал Крэйн. - Ну и что тебе не нравится? - Катализатор, который улетучится через сопла ракеты. Ты понимаешь, что будет, если хоть одна капля упадет на Землю? Она запустит цепную реакцию распада на всей планете! Она захватит все атомы железа - а оно повсюду. Тебе будет НЕКУДА вернуться. - Послушай, - устало произнес Крэйн. - Мы все это уже много раз пережевывали. Он подвел Холмиера к основанию рамы, на которой стояла ракета. Внизу железный каркас корабля заканчивался двухсотфутовым углублением шириной в пятьдесят футов, выложенным огнеупорным кирпичом. - Вот эта штука - для начального выхода пламени. Если какие-то частицы катализатора просочатся сюда, они нейтрализуются вторичными реакциями в ловушке. Ну, теперь доволен? - Но во время полета ты будешь угрожать планете до тех пор, пока не преодолеешь предел Роще, - упорствовал Холмиер. - Капля неактивированного катализатора в конце концов упадет на Землю, и тогда... - Все, объясняю последний раз, - перебил Крэйн. - Есть пламя выхода - оно задержит любые случайные частицы и разрушит их. Теперь выметайся. Мне надо работать. Крэйн вытолкал Холмиера за дверь, а тот визжал и размахивал руками. - Я не позволю тебе сделать это! - твердил он. - Не допущу, чтобы ты рисковал такими вещами...
Она стояла на опоре, готовая пронзить небеса. Пятьдесят футов изящной стали; головки заклепок блестят, как драгоценные камни. Тридцать футов отдано под горючее и катализатор. Большую часть носового отсека занимало сконструированное Крэйном кресло-амортизатор. На носу корабля - иллюминатор из природного хрусталя, который смотрит в небо, как глаз циклопа. Крэйн подумал о том, что корабль погибнет после путешествия - вернется на Землю и разрушится в огне и громе, потому что пока еще не придумали мягкой посадки для космических кораблей. Но игра стоит свеч. Он совершит свой единственный великий полет, а это то, к чему должен стремиться каждый из нас. Один грандиозный, прекрасный полет в неизведанное... Закрыв дверь мастерской, Крэйн услышал, как его зовет Холмиер - у домика за полем. Сквозь вечернюю полутьму было видно, что тот отчаянно машет ему рукой. Он заспешил по хрустящей скошенной соломе, глубоко вдыхая морозный воздух, благодарный Богу за то, что живет. - Звонит Эвелин, - сказал Холмиер. Крэйн уставился на него. Тот отвел глаза. - Зачем? Мы же договорились, что она не должна звонить... не должна общаться со мной, пока я не буду готов к полету? Это ты вбиваешь ей в голову всякую чушь? Так ты пытаешься мне помешать! - Нет. - Холмиер старательно изучал темнеющий горизонт. Крэйн вошел в домик и взял трубку. - Послушай, любимая, - произнес он без предисловий, - не стоит так волноваться. Я же все точно объяснил. Перед тем, как корабль разрушится, я спрыгну с парашютом. Я тебя очень люблю, и мы увидимся в среду перед стартом. Ну, до встречи... - До свидания, милый, - произнес чистый голосок Эвелин. - Ты мне звонил, чтобы это сказать? - Я звонил?! Коричневая туша вскочила с коврика на сильные лапы. Юмб, большой мастиф, фыркнул и навострил уши. Потом завыл. - Ты говоришь, я тебе позвонил? - повторил Крэйн. Вдруг из глотки Юмба вырвался рев. Он одним прыжком подскочил к хозяину, посмотрел ему в лицо и одновременно заревел и заскулил. - Заткнись, ты, чудище! - сказал ему Крэйн и ногой оттолкнул собаку. - Стукни его от меня, - рассмеялась Эвелин. - Да, дорогой. Кто-то позвонил и сказал, что ты хочешь со мной поговорить. - Вот как? Слушай, любимая, я тебе перезвоню. Крэйн повесил трубку. Он в недоумении встал, наблюдая за неуклюжими движениями Юмба. Закат за окном разбрасывал оранжевый дрожащий свет. Юмб посмотрел на него, фыркнул и снова завыл, Внезапно Крэйн бросился к окну, пораженный. С другой стороны поля в воздухе полыхал огненный столб, в котором горели и рушились стены мастерской. В пламени отражалось несколько бегущих прочь людей. Крэйн вылетел из домика и помчался к ангару, Юмб за ним. На бегу было видно, что грациозный нос корабля внутри огненного столба пока еще не задет пламенем. Если бы только удалось добежать до него прежде, чем огонь расплавит металл и примется разъедать швы!.. К нему подскочили покрытые сажей, задыхающиеся рабочие. Крэйн бросил на них взгляд, полный ярости и изумления. - Холмиер! - заорал он. - Холмиер! Тот уже пробирался сквозь толпу. Его глаза светились торжеством. - Плохо дело, - сказал он. - Стивен, мне очень жаль... - Ах ты подлец! - вскричал Крэйн. Он схватил Холмиера за лацканы и сильно встряхнул. Потом выпустил его и побежал в ангар. Холмиер что-то приказал рабочим. Через мгновение кто-то бросился Крэйну под ноги и свалил его на землю. Крэйн тут же вскочил, размахивая кулаками. Юмб стоял рядом, рычанием заглушая рев пламени. Его хозяин с силой стукнул нападавшего по лицу, и тот упал - назад на второго. Крэйн в ярости ударил последнего рабочего коленом в пах так, что бедняга, скорчившись, рухнул на землю. Победитель быстро наклонился и нырнул в мастерскую. Сначала Крэйн не чувствовал ожогов, но, добравшись до лестницы и карабкаясь наверх, он уже кричал от боли. Юмб стоял внизу и выл, и Крэйн понял, что собака погибнет при взлете ракеты, поэтому спустился и затащил пса на корабль. У него кружилась голова, когда он закрывал и задраивал люки. Ему едва удалось добраться до кресла-амортизатора. Потом, повинуясь лишь инстинкту, руки будто сами нащупали пульт управления - инстинкту и яростному отказу отдать прекрасный корабль на растерзание пламени. Да, он проиграет. Но - в попытке победить. Пальцы бегали по кнопкам на пульте. Махина тряслась и ревела. И на него опустилась темнота.
Крэйн очнулся, когда что-то холодное прижалось к его лицу и телу, испуганно визжа. Он посмотрел вверх и увидел Юмба, запутавшегося в веревках и ремнях кресла. Его первым импульсом было рассмеяться, потом он вдруг осознал: он смотрит вверх. Кресло вверху! Крэйн, скрючившись, лежал в отсеке хрустального носа ракеты. Корабль поднялся высоко - может быть, почти до предела Роше, где заканчивается земное притяжение, но потом без управления не смог продолжать полет, повернулся и теперь падал обратно на Землю. Пилот посмотрел наружу сквозь хрусталь, и у него перехватило дыхание. Под ним был планета размером в три луны, Но это была не его Земля, а огненный шар в черных тучах. В самой северной точке виднелось маленькое белое пятно, и прямо у него на глазах оно вдруг окрасилось красным, алым и малиновым цветом. Холмиер оказался прав. Крэйн застыл в носовом отсеке падающего корабля, наблюдая, как постепенно умирает пламя, не оставляя ничего, кроме толстого черного покрывала вокруг Земли. Он оцепенел от ужаса и не мог ни сосчитать, сколько погибло людей, ни понять, что прекрасная зеленая планета стала пеплом и золой. Исчезло все, что он любил и чем дорожил. Он был не в состоянии подумать об Эвелин. Свистящий за бортом воздух что-то пробудил в нем. Оставшиеся капли рассудка подсказывали, что нужно остаться на корабле и забыть обо всем в грохоте и разрушении, но инстинкт самосохранения заставлял действовать. Крэйн добрался до склада и стал собираться. Парашют, маленький баллон с кислородом, рюкзак с продуктами... Лишь отчасти сознавая, что делает, он оделся, пристегнул парашют и открыл люк. Юмб жалобно заскулил; хозяин взял тяжелого пса на руки и шагнул наружу. В верхних слоях атмосферы и раньше было трудно дышать. Но из-за большой разреженности воздуха, а не из-за того, что его загрязняет пепел. Каждый вдох - полные легкие земли, или пепла, или золы... Много-много времени прошло с тех пор, как его погребло в золе. Когда именно - он не помнил: недели, дни или месяцы назад. Крэйн стал руками расчищать себе путь наверх из пепельной горы, которую насыпал ветер, и вскоре снова вылез на свет. Ветер стих. Пора опять ползти к морю. Яркие воспоминания рассеялись; впереди открывались зловещие перспективы. Крэйн нахмурился. Он смутно надеялся, что, если все тщательно вспомнить, можно изменить хотя бы частицу содеянного, какую-то мелочь, и тогда все это окажется неправдой. Он думал: если все вспомнят и пожелают чего-то одновременно... Но никаких "всех" нет. Я один-единственный. Последняя память на Земле. Последняя жизнь. Он ползет. Локти, колено, локти, колено... Рядом с ним ползет Холмиер и очень веселится - хихикает и ныряет в серые хлопья, как счастливый морской лев. - А зачем нам нужно к морю? - спрашивает Крэйн. Холмиер отдувает пепельную пену. - У нее спроси, - говорит он, вытягивая руку. С другой стороны рядом с Крэйном ползет Эвелин - серьезно, решительно, подражая каждому его движению. - Потому что там наш домик. Любимый, помнишь наш домик? На высокой скале. Мы поселимся там навсегда. Я находилась именно там, когда ты улетел. Теперь ты возвратишься в домик на берегу моря. Твой прекрасный полет закончен, мой дорогой, и ты вернулся ко мне. Мы будем жить вместе, вдвоем, как Адам и Ева... - Здорово, - говорит Крэйн. Потом Эвелин оборачивается и кричит: - Ах, Стивен! Осторожно! И он чувствует, как его вновь окружает опасность. Он ползет, при этом оборачивается назад на широкие серые пепельные поля - и ничего не видит. Когда он снова смотрит на Эвелин, то замечает только собственную четкую черную тень. Потом и она бледнеет: по Земле проходит световой луч. Но ужас остался. Эвелин дважды предупредила его, а она никогда не ошибалась. Крэйн остановился, обернулся и устроился так, чтобы наблюдать. Если его действительно преследуют, он увидит, кто или что крадется сзади. Наступила болезненная минута просветления. "Я сошел с ума, - пробилось сквозь жар и сумбур в голове. - Разложение в ноге перекинулось на мозг. Нет ни Эвелин, ни Холмиера, ни угрозы. На всем этом пространстве ни одной живой души, кроме меня; наверное, даже привидения и духи преисподней погибли в аду, окружившем планету. Нет, ничего кроме меня и моей болезни не существует. Я умираю - и когда это случится, погибнет все. Останутся только кучи безжизненного пепла". Но он почувствовал какое-то движение. Снова повинуясь инстинкту, Крэйн опустил голову и затаился. Он смотрел на серые равнины сквозь распухшие веки и думал, не смерть ли играет с его глазами дурную шутку. Надвигалась новая дождевая стена, и он надеялся проверить сомнения до того, как все исчезнет в дожде. Да. Вон там. Позади, в четверти мили от него, по серой поверхности легко передвигалось что-то серо-коричневое. Сквозь далекий гул дождя был слышен шорох пепла и видны вздымающиеся маленькие облачка. Крэйн украдкой нащупал в рюкзаке револьвер, а его мозг, объятый ужасом, искал объяснение происходящему. Нечто подобралось ближе, и Крэйн, прищурившись, вдруг все понял. Он вспомнил, как при посадке на покрытую золой Землю Юмб бился и вырывался от страха из рук. - Ну конечно, это Юмб, - пробормотал Крэйн и встал. Собака остановилась. - Сюда, малыш, сюда! - радостно прохрипел хозяин. Он был безумно рад - его давило одиночество, жуткое чувство, что ты один в пустоте. Теперь одиночество кончилось, кроме него есть еще кто-то. Друг, который будет его любить, общаться с ним. Снова вспыхнул огонек надежды. - Сюда, малыш. Давай же... Мастиф пятился от него, обнажив клыки, высунув язык. Собака отощала; ее глаза в темноте светились красным. Крэйн позвал ее еще раз, и пес зарычал, из его ноздрей вылетели клубы пепла. "Голодный, бедняга", - подумал Крэйн. Он сунул руку в рюкзак, и пес опять зарычал. Его хозяин вытащил плитку шоколада, с трудом снял обертку и фольгу, потом слабой рукой кинул шоколадку Юмбу. Она упала, не долетев до него. Минутное замешательство; затем собака медленно подошла и схватила пищу. Ее морда была будто посыпана пеплом. Животное непрерывно облизывалось и продолжало приближаться к Крэйну. Он вдруг запаниковал. Внутренний голос настаивал: "Это не друг. Он не будет тебя любить и общаться с тобой. Любовь и общение исчезли с лица Земли вместе с жизнью. Не осталось ничего, кроме голода". - Нет, - прошептал Крэйн. - Это несправедливо, что нам нужно вцепиться друг в друга и сожрать... Но Юмб подкрадывался все ближе, обнажив острые белые клыки. Когда Крэйн в упор посмотрел на пса, тот зарычал и сделал молниеносный прыжок. Крэйн рукой стукнул собаку в морду, но повалился назад под тяжестью такого груза. Он закричал от страшной боли в распухшей ноге, которую пес придавил своим весом. Свободной рукой он продолжал наносить слабые удары, едва чувствуя, как зубы размалывают его левую руку. Потом он наткнулся на что-то металлическое и понял, что лежит на выпавшем револьвере. Крэйн нащупал оружие и теперь молился, чтобы оно не оказалось забито пеплом. Когда Юмб отпустил руку и рванул его за горло, Крэйн поднял револьвер и вслепую ткнул дулом в тело собаки. Он все нажимал на курок, пока не стих шум выстрелов, и были слышны лишь щелчки. Перед ним в золе содрогался Юмб, почти разорванный пополам. Серое обагрилось темно-алым.
- Это конец, Стивен, - говорит он. - Ты убил часть самого себя. О да, ты будешь жить дальше, но не весь. Похорони тело, Стивен. Это труп твоей души. - Не могу. Ветер развеет пепел. - Тогда сожги его, - приказывает Холмиер. Казалось, они помогли ему засунуть мертвую собаку в рюкзак. С их помощью он снял одежду, разложил ее под рюкзаком. Они ладонями прикрывали горящие спички, пока огонь не перекинулся на одежду, и поначалу слабое пламя затрещало и разгорелось сильнее. Крэйн ползал вокруг, охраняя костер. Потом он повернулся и снова пополз вниз по дну моря. Теперь он был голый. Не осталось ничего из того, что было раньше, кроме трепета его маленькой жизни. Горе было слишком велико, чтобы он мог почувствовать, как дождь яростно бьет его, или ощутить жуткую боль, опалившую почерневшую ногу до самого бедра. Он полз. Локти, колено, локти, колено... Безжизненно, механически, безразлично ко всему - к решетчатым небесам, к мрачным пепельным равнинам и даже к тусклому блеску далекой воды впереди. Он знал, что это море - то, что осталось от старого, или новое в процессе рождения. Но это пустое, мертвое море, которое когда-нибудь выплеснется на сухой, безжизненный берег. Это будет планета камней и пыли, железа, снега, льда и воды - а жизни больше не будет. От него одного нет толку. Он - Адам, но нет Евы. Эвелин радостно машет ему с берега. Она стоит у белого домика, ветер раздувает платье, облегающее ее стройную фигурку. Крэйн подходит ближе, девушка бежит к нему на помощь. Она не говорит ни слова - только протягивает руки и помогает приподнять его тяжелое, угнетенное болью тело, Наконец он добрался до моря. Оно настоящее. Даже когда Эвелин и домик исчезли, Крэйн продолжал ощущать холодную воду на своем лице. "Вот море, - думал он, - и я здесь. Адам без Евы. Надежды нет". Крэйн скатился еще дальше в воду. Его, истерзанного, омывали волны. Он лежал лицом вверх, глядел на высокие грозные небеса, и горечь прихлынула к горлу. - Это неправильно! - крикнул он. - Несправедливо, что все должно погибнуть. Жизнь так красива и не должна сгинуть от сумасшествия одного безумца... Воды тихо омывали его. Тихо... Спокойно... Море мягко укачивало, и даже смерть, подступившая к сердцу, казалась просто рукой в перчатке. Вдруг небеса раскололись - впервые за все эти месяцы, - и Крэйн увидел звезды. Тогда он понял. Жизнь не кончается. Она никогда не может кончиться. В его теле, в гниющих частях организма, которые качает море, - источник многих миллионов жизней. Клетки, ткани, бактерии, амебы... Бесчисленное множество жизней, которые снова зародятся в воде и будут существовать долго, когда его уже не будет. Они будут жить на его останках. Будут кормиться друг другом. Приспособятся к новым условиям и начнут питаться минералами и кусками осадочных пород, которые смоет в новое море. Будут расти, крепнуть, развиваться. Жизнь опять выйдет на сушу. Вновь вернется старый, неизменный круговорот, который, наверное, начался с гниющих останков последнего уцелевшего после межзвездного перелета. В грядущих веках это будет повторяться снова и снова. И Крэйн понял, что привело его к морю. Не нужно ни Адама, ни Евы. Должно быть только море - великое, дающее жизнь. Море позвало его обратно в свои глубины для того, чтобы вскоре вновь могла возникнуть жизнь, и он был доволен. Вода мягко баюкало его. Тихо... Спокойно... Мать укачивала последнее дитя старого круговорота, которое перейдет в первого ребенка нового круга. И Стивен Крэйн тускнеющими глазами улыбался звездам, равномерно разбросанным в небе. Звездам, еще не собравшимся в знакомые созвездия; они не соберутся еще сотню миллионов лет.
- Слушай, дорогая. - (Я забыл ее имя.) - Вот что у меня для тебя есть. Взгляника. - Я помахал ножом. - Чувствуешь? Я похлопал ее лезвием по лицу. Она забилась в угол тахты и начала дрожать. Этого я и ждал. - Ну, тварь, отвечай мне. - Пожалуйста, Дэвид, - пробормотала она. Скучно. Неинтересно. - Я ухожу. Ты вшивая шлюха. Дешевая проститутка. - Пожалуйста, Дэвид, - повторила она низким голосом. Никаких действий!.. Ладно, дам ей еще один шанс. - Считая по два доллара за ночь, за мной двадцать. Я выбрал из кармана деньги, отсчитал долларовые бумажки и протянул их. Она не шевельнулась. Она сидела на тахте, нагая, посиневшая, не глядя на меня. Н-да, скучно. И представьте себе - в любви, как зверь, даже кусалась. Царапалась, как кошка. А теперь... Я скомкал деньги и бросил ей на колени. - Пожалуйста, Дэвид. Ни слез, ни криков... Она невыносима. Я ушел. Беда с неврастениками в том, что на них нельзя положиться. Находишь их, работаешь, подводишь к пику... А они могут повести себя, вот как эта. Я взглянул на свои часы. Стрелка стояла на двенадцати. Надо идти к Гандри. Над ним работала Фрейда, и, очевидно, она сейчас там, ждет кульминации. Мне нужно было посоветоваться с Фрейдой, а времени осталось немного. Я пошел на Шестую авеню... нет, авеню Америкас; свернул на Пятьдесят шестую и подошел к дому напротив Дворца Мекки... нет, нью-йоркского городского центра. Поднялся на лифте и уже собирался позвонить в дверь, когда почувствовал запах газа. Он шел из квартиры Гандри. Тогда я не стал звонить, а достал свои ключи и принялся за дверь. Через две или три минуты открыл ее и вошел, зажимая нос платком. Внутри было темно. Я направился прямо на кухню и споткнулся о тело, лежавшее на полу. Выключил газ и открыл окно, пробежал в гостиную и там пооткрывал все окна. Гандри был еще жив. Его большое лицо побагровело. Я подошел к телефону и позвонил Фрейде. - Фрейда? Почему ты не здесь, с Гандри? - Это ты, Дэвид? - Да. Я только что пришел и обнаружил Гандри полумертвым. Он пытался покончить с собой. - Ох, Дэвид! - Газ. Самопроизвольная развязка. Ты работала над ним? - Конечно. Но я не думала, что он... - Так улизнет? Я тебе сто раз говорил: Фрейда, нельзя полагаться на потенциальных самоубийц, вроде Гандри. Я показывал тебе эти порезы на запястье. Такие, как он, никогда не действуют активно. Они... - Не учи меня, Дэвид. - Ладно, не обращай внимания. У меня тоже все сорвалось. Я думал, у девицы необузданный нрав, а она оказалась мямлей. Теперь хочу попробовать с той женщиной, которую ты упоминала. Бекон. - Определенно рекомендую. - Как мне ее найти? - Через мужа, Эдди Бекона. Попытайся в "Шооне", или в "Греке", или в "Дугласе". Но он болтлив, Дэвид, любит, чтобы его выслушали; а у тебя не так уж много времени. - Все окупится, если его жена стоит того. - Безусловно. Я же говорила тебе о револьвере. - Хорошо, а как с Гандри? - О, к дьяволу Гандри! - прорычала она и повесила трубку. Я тоже положил трубку, закрыл все окна и пустил газ. Гандри не двигался. Я выключил свет и вышел. Теперь за Эдди Бекона. Я нашел его в "Греке" на Восточной Пятьдесят второй улице. - Эдди Бекон здесь? - В глубине, сзади, - махнул бармен. Я посмотрел за перегородку. Там было полно народу. - Который из них? Бармен указал на маленького человечка, сидящего в одиночестве за столиком в углу. Я подошел и сел рядом. - Привет, Эдди. У него оказалось морщинистое, обрюзгшее лицо, светлые волосы, бледные голубые глаза. Бекон косо взглянул на меня. - Что будете пить? - Виски. Воду. Без льда. Принесли выпивку. - Где Лиз? - Кто? - Ваша жена. Я слышал, она ушла от вас? - Они все ушли от меня. - Где Лиз? - Это случилось совершенно неожиданно, - произнес он мрачным голосом. - Я взял детей на Кони-Айленд... - О детях в другой раз. Где Лиз? - Я рассказываю. Кони-Айленд - проклятое место. Тебя привязывают в вагончике, разгоняют и пускают наперегонки с динозавром. Этот аттракцион будит в людях инстинкты каменного века. Вот почему дети в восторге. В них сильны пережитки каменного века. - Во взрослых тоже. Как насчет Лиз? - Боже! - воскликнул Бекон. Мы выпили еще. - Да... Лиз... Та заставила меня забыть, что Лиз существует. Я встретил ее у вагончиков роллер-костера . Она ждала. Притаилась, чтобы броситься. Паук "Черная вдова". Шлюха, которой не было. - Кого не было? - Вы не слышали об Исчезнувшей любовнице Бекона? Невидимой Леди? Пропавшей Даме? - Нет. - Черт побери, где вы были? Не знаете, как Бекон снял комнату для женщины, которой не существовало?.. Надо мной до сих пор смеются. Все, кроме Лиз. - Я ничего не знаю. - Нет? - Он сделал большой глоток, поставил стакан и зло вперился в стол, будто ребенок, пытающийся решить алгебраическую задачку. - Ее звали Фрейда. Ф-Р-Е-Й-ДА. Как Фрейя, богиня весны. Вечно молодая. Внешне она была вылитая девственница Ботичелли. И тигр внутри. - Фрейда... Как дальше? - Понятия не имею. Может быть, у нее нет фамилии, потому что она воображаема, как мне говорят. - Он глубоко вздохнул. - Я занимаюсь детективами на телевидении. Я знаю все уловки - это мое дело. Но она придумала другую. Она подцепила меня, заявив, что где-то встретила моих детей. Кто может сказать, кого знает маленький ребенок? Я проглотил ее приманку, а когда раскусил ее ложь, уже погиб. - Что вы имеете в виду? Бекон горько улыбнулся. - Это все в моем воображении, уверяют меня. Я никогда не убивал ее на самом деле, потому что в действительности она никогда не жила. - Вы убили Фрейду? - С самого начала это была война, - сказал он, - и она кончилась убийством. У нас была не любовь - была война. - Это все ваши фантазии? - Так мне говорят. Я потерял неделю. Семь дней. Говорят, что я действительно снимал квартиру, но никого туда не приводил, потому что никакой Фрейды не существовало. Я был один. Один. Не было сумасшедшей твари, говорившей: "Сигма, милый...": - Что-что? - Вы слышали: "Сигма, милый". Она так прощалась: "Сигма, милый". Вот что она сказала мне в тот последний день. С безумным блеском в девственных глазах. Сказала, что сама позвонила Лиз и все о нас выложила. "Сигма, милый" и направилась к двери. - Она рассказала Лиз? Вашей жене? Бекон кивнул. - Я схватил ее и затащил в комнату. Запер дверь и позвонил Лиз. Та паковала вещи. Я разбил телефон о голову этой стервы. Я обезумел. Я сорвал с нее одежду, приволок в спальню и задушил... - А Лиз? - В дверь ломились - крики Фрейды были слышны по всей округе, - продолжал Бекон. - Я подумал: "Это же шоу, которое ты делаешь каждую неделю. Играй по сценарию!" Я сказал им: "Входите и присоединяйтесь к убийству". Он замолчал. - Она была мертва? - Убийства не было, - медленно произнес Бекон. - Не было никакой Фрейды. Квартира на десятом этаже: никаких пожарных лестниц - только дверь, куда ломились полицейские. И в квартире никого, кроме меня. - Она исчезла? Куда? Как? Не понимаю. Он потряс головой и мрачно уставился на стол. После долгого молчания продолжил: - От Фрейды не осталось ничего, кроме безумного сувенира. Он, должно быть, выпал в драке - в драке воображаемой, как все говорят. Циферблат ее часов. - А что в нем безумного? - Он был размечен двойками от двух до двадцати четырех. Два, четыре, шесть, восемь... и так далее. - Может быть, это иностранные часы. Европейцы пользуются двадцатичетырехчасовой системой. Я имею в виду, полдень - двенадцать, час дня - тринадцать... - Не перебивайте меня, - оборвал Бекон. - Я служил в армии и все знаю. Но никогда не видел такого циферблата. Он не из нашего мира. Я говорю буквально. - Да? То есть? - Я встретил ее снова. - Фрейду?! Он кивнул. - И снова на Кони-Айленде, возле роллер-костера. Я подошел к ней сзади, затащил в аллею и сказал: "Только пикни - и на этот раз ты будешь мертва наверняка". - Она сопротивлялась? - Нет. Без единой царапинки, свежая и девственная, хотя прошла только неделя. "Черная вдова", подкарауливающая мушек. Ей нравилось мое обращение. - Не понимаю... - Я понял, когда смотрел на нее, смотрел на лицо, улыбающееся и счастливое из-за моей ярости. Я сказал: "Полицейские клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Невропатологи клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Значит, ты - плод моего воображения, и из-за этого я неделю провел с душевнобольными. Но я знаю, как ты выбралась и куда ушла". Бекон замолчал и пристально взглянул на меня. Я ответил ему прямым взглядом. - Насколько вы пьяны? - спросил он. - Достаточно, чтобы поверить во все, что угодно. - Она прошла сквозь время, - произнес Бекон. - Понятно? Сквозь время. В другое время. В будущее. - Что? Путешествие во времени?! - Именно. - Он кивнул. - Вот почему у нее были эти часы. Машина времени. Вот почему она так быстро поправилась. Она могла оставаться там год или сколько надо, чтобы исчезли все следы. И вернуться - Сейчас или через неделю после Сейчас. И вот почему она говорила: "Сигма, милый". Так они прощаются. - Минутку, Эдди... - И вот почему она хотела, чтобы дело подошло так близко к ее убийству. - Но это ни с чем не вяжется! Она хотела, чтобы ее убили? - Я же говорю. Она любила это. Они все любят это. Они приходят сюда, ублюдки, как мы на Кони-Айленд. Не для того, чтобы изучать или исследовать, как пишут в фантастике. Наше время для них - парк развлечений и аттракционов, вот и все. Как роллер-костер. - Что вы имеете в виду? - Эмоции. Страсти. Стоны и крики Любовь и ненависть, слезы и убийства. Вот их аттракцион. Все это, наверное, забыто там, в будущем, как забыли мы, что значит убегать от динозавра. Они приходят сюда в поисках острых ощущений. В свой каменный век... Отсюда все эти преступления, убийства и изнасилования. Это не мы. Мы не хуже, чем были всегда. Это они. Они доводят нас до того, что мы взрываемся и устраиваем им роллер-костер. - А Лиз? - спросил я. - Она верит в это? Он покачал головой. - У меня не было возможности ей рассказать. Шесть прекрасных футов ирландской ярости. Она забрала мой револьвер. - Это я слышал, Эдди. Где Лиз теперь? - На своей старой квартире. - Миссис Элизабет Бекон? - Уже не Бекон. Она живет под девичьей фамилией. - Ах, да. Элизабет Нойес? - Нойес? С чего вы взяли? Нет. Элизабет Горман. - Он воскликнул: - Что? Вы уже уходите?! Я посмотрел на свой измеритель времени. Стрелка стояла между двенадцатью и четырнадцатью. До возвращения еще одиннадцать дней. Как раз достаточно, чтобы обработать Лиз и толкнуть ее на определенные действия. Револьвер-это кое-что... Фрейда права. Я встал из-за стола. - Пора идти, Эдди, - произнес я. - Сигма, приятель.
Я остановился в нескольких милях от Йорка перекусить. Рядом с киоском стоял древний потрепанный домишко, а на крыльце, раскачиваясь в ужасно старом кресле, сидел древний потрепанный старик. Я посмотрел на него, он - на меня, и я вновь принялся жевать. Потом что-то в его поведении словно подтолкнуло меня взглянуть на него повнимательней, и я увидел, что старик смеется сухим сдавленным смешком. - Приехал меня изучать? - прохрипел он. Я вытаращил глаза и перестал жевать. - Хочешь мою лабораторию изучить? - продолжал он. Это почему-то поразило его как нечто мучительно смешное. Он прямо согнулся в приступе иссушенного веселья. - О чем, черт побери, вы говорите? - спросил я. - Не думал, что кто-то тебя здесь знает?.. Фотку я твою видел в газете, док Граут. Мне все про тебя известно. Научный консультант и исследователь, разоблачаешь мошенников и всяких таких... Приехал меня разоблачать? - Да кто вы такой, черт возьми? Старик еще что-то прохрипел и показал вверх. Я поднял голову и увидел над крыльцом маленькую вывеску: "ДОЖДЕТВОРЕЦ ДЖЕЙБС ДЖЕКСОН". Если что-то и может разозлить меня до смерти, так это шарлатаны от науки. Я их не перевариваю. Многие слышали о моей работе. Хотя, строго говоря, я - научный консультант, свою репутацию и известность я приобрел, в основном, разоблачая шарлатанов. В области науки я все равно что Гудини для лжемедиумов. Я свирепо смотрел то на вывеску, то на этого явного мошенника Джексона и ужасно жалел, что через полчаса у меня встреча в Йорке. Уж очень хотелось поглядеть, на что этот Джексон способен. - Что случилось, док? - поинтересовался дождетворец. - Не веришь, что у меня все по науке? Я выкинул остаток бутерброда и в ярости шагнул к машине. Уже тронувшись с места, я высунулся из окошка и зыркнул на Джейбса Джексона, дождетворца: - Послушай, ты, старый мумбо-юмбо! Я буду возвращаться по этой дороге в пять. И дам тебе пятьдесят долларов, если ты пригонишь хоть облачко. Сигналя изо всех сил, чтобы привлечь внимание, я жарил по шоссе, уже не такой разъяренный, но все же был еще очень зол, когда добрался до дома Ларри Мэнсона. Я с силой вдавил палец в кнопку звонка и, ворвавшись в дом, едва не опрокинул дворецкого. Ларри ждал меня в библиотеке. - Привет! - воскликнул он. - Выглядишь, как сам гнев Господень. Рад тебя видеть, Граут. - Привет, Ларри! - Я пожал ему руку и попытался успокоиться. - Неприятности на дороге? - Ерунда, - промычал я. - Давай не будем об этом, ладно? Теперь говори, в чем дело. Послал мне таинственную телеграмму, если не сказать больше. На этот раз тебе нужен совет или разоблачение? - Восхищение, в основном, - осклабился Мэнсон. - Ты сыт? Чудесно. Пойдем сразу в лабораторию. Граут, у меня есть кое-что, от чего ты просто обалдеешь. Я застонал и позволил протащить себя через весь дом. Мэнсон - неплохой парень. Мы с ним вместе учились. Тогда он по-настоящему увлекался наукой и, может, остался бы в ней, если бы не страдал от наличия больших денег. Но поскольку его мучили эти деньги, он сидел дома и большую часть времени доводил меня своими безумными идеями. Знаете, как это бывает. Когда получаешь деньги из университетского бюджета, не можешь позволить себе их тратить на дурацкие эксперименты. Сначала надо все рассчитать на бумаге. К Ларри Мэнсону это не относится. Он слишком нетерпелив и пытается осуществить проекты, когда они еще находятся на стадии расплывчатой идеи. - Это по-настоящему классно! - вопил он. Ларри втолкнул меня в свою лабораторию и запер дверь. Я оглядел привычную свалку из дорогих приборов и с горечью подумал; то, что Мэнсон бесцельно портит, могло долгие годы служить в настоящем исследовательском центре. - Ну хорошо, что на этот раз? - Атомы, - гордо объявил он. - Атомы - вот бред! - отпарировал я. - Предупреждаю тебя, Ларри, если это очередная сумасбродная затея, я выставлю тебе умопомрачительный счет. - Ничего не сумасбродная. Смотри сюда. Он прошел по захламленной лаборатории и остановился у громадного возвышения - кучи электрических приборов, окружающих маленький стальной бак. Кое-какие инструменты были мне знакомы: два насоса для паров ртути Гольвека и один из самых больших измерителей индукции поля Рэдли, который мне доводилось видеть. - Идея такова, - начал Мэнсон. Он повернул переключатель, тут же зашипели и всхлипнули насосы. Меня кольнуло жуткое подозрение, и я медленно попятился. - Мэнсон, - рявкнул я, - ты когда-нибудь раньше проводил этот опыт? Чистой воды самоубийство - присутствовать при некоторых его лабораторных дебютах. - Нет, - ответил Ларри и вцепился мне в руку, чтобы я не успел убежать. - Не волнуйся, приятель. Клянусь, это совершенно безопасно. Я хочу, чтобы ты посмотрел все в действии, пока я буду объяснять. Насосы весело урчали, а он взял в руку кучу небрежно исписанных листочков и помахал ими у меня перед носом. - Послушай, если бы ты взял плотно набитый песком турецкий барабан и его потряс, что бы ты услышал? - Ничего. - Правильно! А если вынуть весь песок, кроме нескольких крупиц, и потом потрясти - тогда что? - Ну, было бы слышно, как гремят песчинки, ударяясь о кожу барабана, - ответил я. - Вот это я и делаю! - восторженно заорал Мэнсон. - Я выделяю несколько атомов водорода внутри этого бака. Но мне не нужно трясти бак, чтобы услышать, как они гремят, - частички газа находятся в движении. - Ты кретин! - крикнул я. - И машина твоя - кретинская! - Нет, Граут. Посмотри чертежи. - Он сунул их мне в руки. - Я пропускаю сильный ток через стенки бака. Когда в баке останется всего несколько атомов водорода, будет слышно, как они ударяются об энергетическое поле. Как щелчок статического заряда! Я взглянул на смятые бумажки и попытался остановить Мэнсона, тыкающего в них грязным указательным пальцем. С неохотой мне пришлось признать, что задумка выглядела осуществимой - если только создать ток необходимой силы. Эти два насоса создадут в баке практически вакуум, как если бы из барабана удалили все, кроме нескольких песчинок. Мощное электрическое поле, которое он пропустит через бак, послужит чем-то вроде кожи барабана, так что каждый раз, когда о него будет ударяться атом, с помощью усилителя мы услышим щелчок, подобный щелчку статического заряда. Насосы начали яростно стучать, удаляя из бака атмосферу, и я взглянул на манометр. Давление было низким - пользуясь той же аналогией, можно сказать, что песок быстро высасывался. Мэнсон нетерпеливо ждал, кусая ногти, пока наконец насосы не застонали, взревели и выключились. Судя по показаниям манометра, бак был пуст настолько, что вряд ли в нем оставалось больше нескольких атомов. Мэнсон нервно хихикнул и повернулся ко мне. - Ну, что скажешь? Хочешь услышать атом? - Минуточку, - ответил я. Я снова уставился в схему проводки - мне казалось, что что-то здесь упущено. Однако времени на проверку у меня не было, потому что Мэнсон шмыгнул мимо меня и включил электрическое поле, которое должно было сыграть роль барабана. Стальная сфера загорелась чем-то вроде огня святого Эльма, когда ее накрыло энергетическое поле колоссальной силы. Бак испускал дымный фосфоресцирующий свет и, казалось, менял форму под давлением. Лаборатория наполнилась самым жутким гудением, которое когда-либо слышали человеческие уши. Я с тревогой взглянул на вольтметр - стальная игла скользнула по шкале и остановилась на опасной отметке 100-1000. Установленные на стенах батареи жужжали и трещали, а в дальнем конце лаборатории завыли две динамомашины, Мэнсон быстро что-то подкрутил, и, наконец, жужжание перешло в шорох. - Это великое мгновение для нас обоих, - сказал он. - Музыка сфер и все такое. Боже мой, как я ждал этой минуты!.. Послушай, Граут. Я включаю усилитель. Ларри включил систему; я вместе с ним уставился на огромный звукоусилитель, висящий над головой. Мэнсон стал медленно крутить диск, пока наконец мы не услышали неясный звук, слабый, как далекий прибой. Мы напряженно замерли в ожидании сигнальной песни атомов - ждали и слушали. Потом они послышались - слабые щелчки, как градины, бьющие в оконное стекло, Мэнсон вздохнул и улыбнулся мне. - Ну как, старина? Я безумен, да? Я не ответил, потому что слушал этот удивительный звук, слушал слабый рокот энергии, танцующей внутри горящего шара. Я слышал, как слабый стук перешел в треск, потом в сильный стук, а потом - в глухой грохот, который колотил в уши с силой огромного барабана. Все громче и громче, оглушительно, громоподобно. Чудовищный турецкий барабан, в который бьют гигантскими палочками с огромной скоростью. - Ради Бога, - завизжал я, - приглуши звукоусилитель! Мэнсон прыгнул к нему и крутанул диск. Гром заполнил комнату так, что все тряслось и скрипело. Потом Ларри повернулся - бледный, испуганный. - Что случилось? - крикнул я. - Не знаю. - Он беспомощно показывал на аппарат. - Я все выключил. Совсем. А оно все работает. Я тупо уставился на помост и вдруг понял, что громоподобный стук исходит из самого бака. Я увидел, что стальной шар сильно вибрирует, постепенно высвобождаясь из удерживающих его приборов, и вот уже он ползет по столу, как баскетбольный мяч в пляске святого Витта. - Что случилось? - повторил я. Ларри посмотрел, как громыхающая штука ползет по столу, и беспомощно покачал головой. - Не знаю, - ответил он. - Слава Богу, ты здесь! Потом сквозь гром и треск ломающихся приборов мы услышали пронзительный, бешеный визг и звук разлетающегося вдребезги металла. Через мгновение звук прекратился, и в ту же секунду нас обоих закружило и отбросило назад потоком расплавленного металла и вспышкой ослепительной яркости. Нам удалось на четвереньках доползти до дальнего конца лаборатории, но, когда мы обернулись и попытались увидеть, что там крутится и сверкает на помосте, нам это не удалось. Будто мы пытались широко раскрытыми глазами заглянуть в самое ядро полуденного солнца. Потом Мэнсон дернул меня за локоть и мотнул головой, и я пополз за ним в примыкающий к лаборатории крошечный кабинет. - Быстро! - выдохнул он. - Нужно что-то предпринять! Через минуту здесь все загорится... Что это, Граут? Я помотал головой и вцепился в его диаграммы и уравнения, все еще зажатые у меня в кулаке, отчаянно выискивая то самое недостающее звено, которое я смутно почувствовал раньше. Через закрытую дверь до нас доносился глухой вой, и в щель между дверью и косяком лучилось бело-голубое сияние. Ларри Мэнсон неуклюже порылся в ящиках стола и через мгновение достал пару затемненных очков. Он поспешно разломил их и протянул мне темное стеклышко. Мне пришлось бросать беглые взгляды через расколотые очки, настолько ярким был свет. Удалось рассмотреть крошечный сияющий шар, вертящийся на помосте - он крутился и сверкал, как маленькая звезда. Я даже смог заметить, что он тихо перемещается к стене, и понял, что как только шар дотронется до нее, цемент превратится в поток лавы. Вернувшись к смятым схемам, я попытался проанализировать вторую половину опыта. Грубо говоря, Ларри создал поле внутри толстой оболочки из микростали, окружающей несколько оставшихся атомов водорода. План проводки вроде бы казался правильным, но... У меня кружилась голова, я моргал и тщетно силился сосредоточиться. Мэнсон подошел к двери, быстро взглянул еще раз и в раздражении вернулся. - Не знаю, сгорим мы или нас убьет током, - пробормотал он. - Если от жара с батареек слезет изоляция... И тут я понял. - Идиот! Ты забыл про изоляцию. Ты направил миллиарды вольт на этот бак, миллионы эргов энергии - в эти несколько атомов водорода. Они перекомбинировались и сформировали молекулярный шар, а ты накачал его энергией так, что он раздулся, словно губка. - А свет? И жар? - Это энергия разложения. Она высвобождается в виде излучения, когда атомы перекомбинируются в молекулу. Послышался сухой, леденящий душу звук чего-то льющегося. Мы бросились обратно в лабораторию и увидели, что в стене дымится отверстие, из него что-то капает, а горящая молекула медленно перемещается наружу, под полуденное солнце, которое на ее фоне казалось блеклым. Мы недолго попрыгали вокруг нее, пока не застыл поток расплавленного цемента. Тут я быстро принял решение. - Закопти две пары мощных защитных очков, - приказал я. - Потом пусть кто-нибудь быстро доставит сюда дюжину асбестовых листов величиной с занавес и полдюжины огнеупорных костюмов. Пришли сюда всех, кого можно. Нужно снять с подставки твой измеритель Рэдли и погрузить вместе с аккумуляторами и прочим на грузовик. Мэнсон умчался, и через пару минут мы с четырьмя ошарашенными людьми уже носили в грузовик оборудование. На капот спешно прикрепили тяжелый магнит и наполнили машину тяжелыми батареями. Работая вместе с нами, люди, полуослепленные молекулой, которая двигалась по полям, в изумлении смотрели на ослепительный шарик, освещающий окрестности сверхъестественным сиянием. Даже я смотрел, как катится безумная молекула, внутренне содрогаясь: я не был уверен, что нам удастся подобраться достаточно близко, чтобы втянуть шар внутрь поля Рэдли или отвезти его для разрядки в лабораторию Массачусетского политехнического института. У нас болели глаза, когда мы впрыгнули в машину и Мэнсон взялся за руль. Мы надвинули на глаза защитные очки и стали нетерпеливо вглядываться в яркое пятно, пересекающее почти в миле от нас поля Новой Англии. Грузовик медленно громыхал, преследуя молекулу; мне были видны толпы испуганных фермеров - те собирались группками, заслоняли лицо от ослепительного света и что-то выкрикивали, размахивая руками. Даже несмотря на то, что очки были почти совсем темными, на сбежавшую молекулу было невозможно смотреть прямо. Грузовик Мэнсона грохотал вдоль полосы сожженной, почерневшей, дымящейся пшеницы и маиса. А я уныло размышлял о том, что мы будем делать, когда доедем. Если бы мы могли хотя бы удержать молекулу над Рэдли на несколько часов, пока подоспеет помощь... Вдруг Ларри хмыкнул и пихнул меня в бок. - Я смотрю краем глаза... - воскликнул он, - ведь она растет? Я кивнул. - Она сдурела! Идиотская, сумасшедшая молекула. Как она могла так вырасти? В нее больше на вливается энергия... - Закон Кулона не работает, - объяснил я устало. - Чувствуешь, как пахнет озоном? Это ионизационная дорожка, которая тянется за чертовой штукой - как и эта выжженная пшеница. Каждый атом любой молекулы воздуха, с которым она соприкасается, разбивается энергией этой молекулы. Протоны атомных ядер, не подчиняясь закону разноименных полюсов, присоединяются к безумной массе. Да, она постепенно набирает массу и энергию, причем в геометрической прогрессии: четыре - восемь - шестнадцать и так далее. - И что потом? - Мэнсон уставился на меня, освещенный странным светом. - Да, вы угадали, господин ученый. Сначала она будет расти медленно, но завтра или послезавтра... - Я пожал плечами. - Через несколько световых тысячелетий астрономы на другом краю галактики будут наблюдать величественную Новую звезду на месте бывшей Солнечной системы. - Неужели мы совсем ничего не можем сделать? - всхлипнул Мэнсон. - Вероятно, сейчас можем, пока она сравнительно невелика. Но именно сейчас. Потом во всей Вселенной не хватит сил для нейтрализации такого количества лучистой энергии. Ох, Ларри, ну почему я был так расстроен сегодня, ведь я бы мог... Потом мы подобрались ближе и тут начали задыхаться от страшного жара. Мэнсон повел машину почти ползком; мы осторожно следовали за молекулой. Наконец, когда мы были так близко, как только можно, я включил Рэдли и стал молиться. Если бы нам повезло - очень повезло - мы могли бы отвезти сумасшедшую молекулу в университетскую лабораторию и там уничтожить. Рэдли жужжал и гудел, и Мэнсон медленно подвел грузовик еще ближе, пока от страшного жара не треснуло лобовое стекло. Я почувствовал, что через секунду мое лицо покроется волдырями или просто страшно расколется, а Ларри все двигался вперед, и механизм дрожал, и позади нас опасно трещали батарейки. - Ближе не могу, - задыхался он. Потом я хрипло застонал и показал вперед. Сверкающая масса остановилась и стала медленно двигаться к грузовику, к вертикальным полюсам Рэдли. - Побежали! - завизжал я, когда она увеличила скорость. Мы выскочили и, спотыкаясь, помчались через поле. Мы оступились, упали и перекатились на спину, чтобы наблюдать. Молекула зависла над полюсом и стала опускаться все ниже и ниже, а я раздумывал, сколько времени нужно для переброски в Йорк асбестовых листов и костюмов. Маленькое солнце спланировало, коснулось полюса и наконец успокоилось. Мэнсон перекатился на живот и сильно треснул меня по ушибленной спине. - Все, покончили! - заорал он. Я с сомнением кивнул, продолжая следить за грузовиком, потому что помнил бетонную стену его лаборатории, которая растаяла как масло. - Пошли, - продолжал Мэнсон. Он начал подниматься. - Что теперь будем делать? Я вцепился ему в руку, рывком возвращая товарища обратно, и сам бросился на землю лицом вниз. Раздался громоподобный взрыв, и через секунду нас настигли тысячи острых осколков и миллионы капелек едкой серной кислоты. Грузовик взлетел на воздух. Мы вскочили и стали срывать с себя жгущую, обрызганную кислотой одежду. Мэнсон почти терял сознание и монотонно стонал; помогая ему, я уголком глаза заметил, как сверкающая, искрящаяся молекула, чуть увеличившаяся в размерах, снова ускользает. - Нужно звонить, просить о помощи, - хрипло прошептал я. - Нам с этим справиться не под силу. Я тащил Мэнсона за собой, и оба мы, почти голые, задыхаясь, ползли обратно по полям. Спиной я чувствовал жар бушующего пламени, а кожей - сотни ожогов. Когда мы наконец увидели дом, я был почти в бреду, и мне казалось, что я чувствую, как новые капли кислоты разъедают кожу. Они падали все сильней и быстрее, пока пелена чего-то холодного и едкого не ударила на бегу прямо мне в лицо. Задыхаясь, я стал озираться и, наконец, сдернул черные защитные очки, все еще закрывающие глаза. За моей спиной прогремел гром. Поддерживая одной рукой Мэнсона, я вытянул шею и увидел, что все небо черно от летней бури, а нижняя часть туч освещена каким-то диким свечением. Вдруг тьму пронзил ослепительный удар молнии, под ногами задрожала земля, и нас снова яростно отбросило вниз. Моя голова чуть не раскололась от ревущего громового раската, похожего на войну миров. Я лежал ничком, рядом со мной - Мэнсон, а над нами пронеслась циклоническая волна обжигающего, удушливого воздуха. Следующие несколько часов сплелись в памяти в какой-то хаос. Я смутно помню, как мы с Мэнсоном мучительно ползли сквозь мокрый папоротник, как нас, наконец, нашли и, стонущих, отвезли домой, как мы тупо лежали в кроватях, слыша, как другие с любопытством обсуждают странный метеор, проплывший над полями и потом взорвавшийся, бурю и необычный ураган. Потом, когда я достаточно оправился, чтобы встать и поехать к себе, мы с Мэнсоном доковыляли до разрушенной лаборатории и несколько минут молча смотрели друг на друга. - Слава Богу, все думают, что это был природный катаклизм, - пробормотал Мэнсон. - Я бы оплачивал убытки на сумму больше государственного долга. Я кивнул и продолжал обвиняюще смотреть на негоо. - Ну, Граут, - молвил он, неловко вздыхая, - наверное, я займусь огородом. - Спасибо, - ответил я и был при этом искренен. - Но... - Никаких "но"! - поспешно сказал я. - Забудь о науке на время... навсегда. Я объясню, что произошло, но не желаю больше слышать, как ты даже упоминаешь это слово. Ты - разрушитель мира, ты... Он кивнул и заискивающе улыбнулся. - Все получилось просто и удачно, - продолжил я, взяв себя в руки. - Молния сделала то, что я сам собирался сделать. Разряд молнии может иметь напряжение до двухсот тысяч вольт и заряд больше тридцати кулонов. Этот разряд был особенно сильным, он-то все и сделал. Ты знаешь, как физики расщепляют атом? Молекулярная энергия рассеялась в волне почти вулканического жара, накрывшей нас после удара грома. Эту волну и называют ураганом. Ларри снова кивнул и проводил меня до машины. Он преданно пожал мне руку и сказал что-то насчет проверки завтра утром. Я уселся за руль и поехал по дороге. Но, должно быть, жара повредила покрышки, потому что случайно перед тем самым киоском с гамбургерами, где я останавливался на пути к Мэнсону, у меня лопнула шина. Нетерпеливо бродя там в ожидании конца ремонта, я увидел Джейбса Джексона, дождетворца, который спустился со своего крыльца и подошел ко мне с хитрым видом. Моим первым импульсом было убежать, потом я решил с ним помириться. - Привет! - прокудахтал старик. - Здорово, док. Слыхал, как ты тут за падающими звездами охотился при сильном ветре. - Уж не хотите ли вы заявить, что это ваших рук дело, - сказал я. Он лукаво посмотрел на меня. - Нет, док, - ответил старик, протягивая руку. - Только дождь, это вот моя работа. Я молча отдал ему деньги - из благодарности то ли к нему, то ли к Провидению. Сам точно не знаю, к кому.
Рисовые поля на Парагоне-3 тянутся на сотни миль, как бесконечная шахматная доска, коричневато-синяя мозаика под огненно-рыжим небом. По вечерам, словно дым, наплывают облака, шуршит и шепчет рис. Длинная цепочка людей растянулась по рисовым полям в тот вечер, когда мы улетали с Парагона. Люди были напряжены, молчаливы, вооружены - ряд мрачных силуэтов под курящимся небом. У каждого был передатчик, на руке мерцал видеоэкран. Они изредка переговаривались, обращаясь сразу ко всем. - Здесь ничего. - Где здесь? - Поля Джексона. - Вы слишком уклонились на запад. - Кто-нибудь проверил участок Гилсона? - Да. Ничего. - Она не могла зайти так далеко. - Думаете, она жива? Так, изредка перебрасываясь фразами, мрачная линия медленно перемещалась к багрово-дымному солнцу на закате. Шаг за шагом, час за часом шли они. Цепочка выглядела рядом дрожащих бриллиантов, светящихся в темноте. - Здесь чисто. - Ничего здесь. - Ничего. - Участок Аллена? - Проверяем. - Может, мы ее пропустили? - Придется возвращаться. - У Аллена нет. - Черт побери! Мы должны найти ее! - Мы ее найдем. - Вот она! Сектор семь. Линия замерла. Бриллианты вмерзли в черную жару ночи. Экраны показывали маленькую нагую фигурку, лежащую в грязной луже на поле. Рядом был столб с именем владельца участка: Вандельер. Огни цепочки превратились в звездное скопление. Сотни мужчин собрались у крошечного тела девочки. На ее горле виднелись отпечатки пальцев. Невинное личико изуродовано, тельце истерзано, засохшая кровь твердой корочкой хрустела на лохмотьях одежды. - Мертва, по крайней мере, уже часа три. - Она не утоплена, избита до смерти. Один из мужчин нагнулся и указал на пальцы ребенка. Она боролась с убийцей. Под ногтями была кожа и капельки яркой крови, еще жидкой, еще не свернувшейся. - Почему не засохла кровь? - Странно. - Кровь андроидов не сворачивается. - У Вандельера есть андроид. - Она не могла быть убита андроидом. - Под ее ногтями кровь андроида. - Но андроиды не могут убивать. Они так устроены. - Значит, один андроид устроен неправильно. - Боже! Термометр в этот день показывал 92,9 градуса славного Фаренгейта.
- Двенадцать... Четырнадцать... Шестнадцать сотен долларов, - всхлипывал Вандельер. - И все! Шестнадцать сотен долларов! Один дом стоил десять тысяч, земля - пять. А еще мебель, машины, картины, самолет... И шестнадцать тысяч долларов! Боже! Я вскочил из-за стола и повернулся к андроиду. Я схватил ремень и начал его бить. Он не шелохнулся. - Должен напомнить вам, что я стою пятьдесят семь тысяч, - сказал андроид. - Должен предупредить вас, что вы подвергаете опасности ценную собственность. - Ты проклятая сумасшедшая машина, - закричал Вандельер. - Что в тебя вселилось? Почему ты сделал это? Он продолжал яростно бить андроида. - Должен напомнить вам, что меня нельзя наказать, - сказал я. - У меня нет чувств. - Тогда почему ты это сделал? - заорал Вандельер. - Почему ты убил ее? Почему?! - Должен напомнить вам, - перебил андроид, - что каюты второго класса не имеют звукоизоляции. Вандельер выронил ремень и стоял, судорожно дыша, глядя на существо, являющееся его собственностью. - Почему ты убил ее? - спросил я. - Не знаю, - ответил я. - Но началось все с пустяков. Мелкие порчи. Мне следовало догадаться еще тогда. Андроиды не могут портить и разрушать. Они не могут причинять вред. Они... - У меня нет чувств. - Потом оскорбление действием. Этот инженер на Ригеле... С каждым разом все хуже. С каждым разом нам приходилось убираться все быстрее. Теперь убийство. Боже! Что с тобой случилось? - У меня нет реле самоконтроля. - Каждый раз мы скатывались все ниже. Взгляни на меня. В каюте второго класса... Я Джеймс Палсолог Вандельер! Мой отец был богатейшим... А теперь!.. Шестнадцать сотен долларов. И ты. Будь ты проклят! Вандельер подобрал ремень, бросил его и растянулся на койке. Наконец, он взял себя в руки. - Инструкции, - сказал он. - Имя - Джеймс Валентин. На Парагоне был один день, пересаживаясь на этот корабль до Мегастера-5. Занятие: агент по сдаче в наем частного андроида. Цель визита: поселиться на Мегастере-5. - Документы. Андроид достал из чемодана паспорт Вандельера, взял ручку, чернила и сел за стол. Точными, верными движениями - искусной рукой, умеющей писать, чертить, гравировать - он методично подделывал документы Вандельера. Их владелец с жалким видом наблюдал за мной. - О, боже, - бормотал я. - Что мне делать? Если бы я мог избавиться от тебя! Если бы я только унаследовал не тебя, а папашину голову!
- Тебя зовут Вандельер? - Да, - сонно пробормотал я. Потом: - Нет! Нет, Валентин. Джеймс Валентин. - Что произошло на Парагоне? - спросила Даллас Брейди. - Я думала, андроиды не могут убивать или уничтожать собственность. - Я Валентин! - настаивал Вандельер. - А, брось, - отмахнулась Даллас Брейди. - Я давно поняла. - Меня зовут Валентин. - Хочешь доказательств? Хочешь, чтобы я вызвала полицию? - Она потянулась к видеофону. - Ради бога, Даллас! - Вандельер вскочил и вырвал у нее аппарат. Она рассмеялась, а он упал и заплакал от стыда и беспомощности. - Как ты узнала? - проговорил он, наконец. - Все газеты полны этим. А Валентин не так уж далек от Вандельера. Что случилось на Парагоне? - Он похитил девочку. Утащил в рисовые поля и убил. - Изнасиловал? - Не знаю. - Тебя разыскивают. - Мы скрываемся уже два года. За два года - семь планет. За два года я потерял собственности на сто тысяч долларов. - Ты бы лучше узнал, что с ним. - Как? Что мне сказать? Мой андроид превратился в убийцу, почините его? Они сразу вызовут полицию. - Меня затрясло. - Как я буду жить без него? Кто будет зарабатывать мне деньги? - Работай сам. - А что я умею? Разве я могу сравниться со специализированными андроидами и роботами? Для этого нужен потрясающий талант. - Да, это верно. - Всю жизнь меня кормил отец. Черт побери! Перед смертью он разорился и оставил мне одного андроида. - Продай его и вложи пятьдесят тысяч в дело. - И получать три процента? Полторы тысячи в год? Нет, Даллас. - Но ведь он свихнулся! Что ты будешь делать? - Ничего... молиться... Только одно... Что собираешься делать ты? - Молчать. Но... Мне кое-что нужно, чтобы держать рот на замке. - Что? - Андроид будет работать на меня бесплатно.
В первый жаркий день лета андроид начал петь. Он танцевал в мастерской Даллас Брейди, нагреваемой солнцем и электрической плавильной печью, и напевал старую мелодию, популярную полвека назад:
Ее не возьмешь на "ура"! Но надобно помнить всегда, Что жизнь - это все ерунда! И быть холодным и бесстрастным, душка... - Ты счастлив? - спросила она. - Должен напомнить вам, что у меня нет чувств, - ответил я. - Все ерунда! Холодным и бесстрастным, душка... Его пальцы прекратили постукивание и схватили железные клещи. Андроид сунул их в разинутую пасть печи, наклоняясь поближе к любимой жаре. - Осторожней, идиот! - воскликнула Даллас Брейди. - Хочешь туда свалиться? - Все ерунда! Все ерунда! - пел я. - Душка! Он вытащил клещами из печи золотую форму, повернулся, безумно заорал и плеснул раскаленным золотом на голову Даллас Брейди. Она вскрикнула и упала, волосы вспыхнули, платье затлело, кожа сморщилась и обуглилась. Тогда я покинул мастерскую и пришел в отель к Джеймсу Вандельеру. Рваная одежда андроида и судорожно дергающиеся пальцы многое сказали его владельцу. Вандельер помчался в мастерскую Даллас Брейди, посмотрел и сблевал. У меня едва хватило времени взять один чемодан и девять сотен наличными. Он вылетел на "Королеве Мегастера" в каюте третьего класса и взял меня с собой. Он рыдал и считал свои деньги, я снова бил андроида. А термометр в мастерской Даллас Брейди показывал 98,1 градуса прекрасного Фаренгейта.
Нельзя сказать, что я был очень несчастен. Большинство других жильцов были студентами, тоже испытывающими трудности, но восхитительно энергичными и молодыми. Была одна очаровательная девушка с острыми глазами и умной головой. Звали ее Ванда, и она вместе со своим женихом Джедом Старком сильно интересовалась андроидом-убийцей, слухами о котором полнились газеты. - Мы изучили это дело, - сказали они на одной из случайных вечеринок в номере Вандельера. - Кажется, мы знаем, что вызывает убийства. Мы собираемся писать реферат. - Они были крайне возбуждены. - Наверное, какая-нибудь болезнь, от которой андроид сошел с ума. Что-нибудь вроде рака, да? - поинтересовался кто-то. - Нет. - Ванда и Джед торжествующе переглянулись. - Что же? - Нечто особенное. - А именно? - Узнаете из реферата. - Разве вы не расскажете? - напряженно спросил я. - Я... Нам очень интересно, что могло произойти с андроидом. - Нет, мистер Венайс, - твердо сказала Ванда. - Это уникальная идея, и мы не можем позволить, чтобы кто-то украл ее у нас. - Даже не дадите намека? - Нет. Ни намека, ни слова, Джед. Скажу вам только, мистер Венайс - я не завидую владельцу андроида. - Вы имеете в виду полицию? - спросил я. - Я имею в виду угрозу заражения, мистер Венайс. Заражения! Вот в чем опасность... Но я и так сказала слишком много. Я услышал за дверью шаги и хриплый голос, мягко выводящий: - Холодным и бесстрастным, душка... Мой андроид вошел в номер, вернувшись с работы. Я жестом велел ему подойти, и я немедленно повиновался, взял поднос с пивом и стал обходить гостей. Его искусные пальцы подергивались в каком-то внутреннем ритме. Андроиды не были редкостью в университете. Студенты побогаче покупали их наряду с машинами и самолетами. Но юная Ванда была остроглазой и сообразительной. Она заметила мой пораненный лоб. После вечеринки, поднимаясь к себе в номер, она посоветовалась с Джедом. - Джед, почему у этого андроида поврежден лоб? - Наверное, ударился, Ванда. Он ведь работает на заводе. - И все? - А что еще? - Очень удобный шрам. - Для чего? - Допустим, он имел на лбу буквы СР. - Саморазвивающийся? Тогда какого черта Венайс скрывает это? Он мог бы заработать... О-о!.. Ты думаешь?.. Ванда кивнула. - Боже! - Старк стиснул губы. - Что делать? Вызвать полицию? - Нет, у нас нет доказательств. Сперва должен выйти наш реферат. - Но как узнать точно? - Проверить его. Сфотографировать в рентгеновских лучах. Завтра пойдем на завод.
- Все ерунда! Все ерунда! Они увидели мечущуюся фигуру, неистово танцующую в такт музыке. Ноги прыгали. Руки дергались. Пальцы корчились. Джед Старк поднял камеру и начал снимать. Затем Ванда вскрикнула, потому что я увидел их и схватил блестящий стальной рельс. Он разбил камеру. Он свалил девушку, а потом юношу. Андроид подтащил их к печи и медленно, смакуя, скормил пламени. Он танцевал и пел. Потом я вернулся в отель. Термометр на заводе зарегистрировал 100,9 градуса чудесного Фаренгейта. Все ерунда! Все ерунда!
И в ней не было ничего, кроме газет. Кипы газет со всей Галактики. "Знамя Ригеля"... "Парагонский вестник"... "Интеллигент Лелаида"... "Мегастерские новости"... Все ерунда! Все ерунда! В каждой газете было сообщение об одном из преступлений андроида. Кроме того, там печатались новости местные и иностранные, спортивные вести, погода, лотерейные таблицы, валютные курсы, загадки, кроссворды. Где-то во всем этом хаосе таился секрет, скрываемый Вандой и Джедом Старком. - Я продам тебя, - сказал я, устало опуская газеты. - Будь ты проклят! Когда мы прилетим на Землю, я продам тебя. - Я стою пятьдесят семь тысяч долларов, - напомнил я. - А если я не сумею продать тебя, то выдам полиции, - сказал я. - Я ценная собственность, - ответил он. - Иногда очень хорошо быть собственностью, - немного помолчав, добавил андроид.
К полуночи они добрались до Пикадилли. Декабрьская снежная буря не утихла и статуя Фроса покрылась ледяными инкрустациями. Они повернули направо, спустились до Трафальгарской площади и пошли к Сохо, дрожа от холода и сырости. На Флит-стрит Вандельер увидел одинокую фигуру. - Нам нужны деньги, - зашептал он андроиду, указывая на приближающегося человека. - У него они есть. Забери. - Приказ не может быть выполнен, - ответил андроид. - Забери их у него, - повторил Вандельер. - Силой! Ты понял? - Это противоречит моей программе, - возразил я. - Нельзя подвергать опасности жизнь или собственность. - Бога ради! - взорвался Вандельер. - Ты нападал, разрушал, убивал, и еще мелешь какую-то чушь о программе! Забери деньги. Убей, если надо! - Приказ не может быть выполнен, - повторил андроид. Я отбросил андроида в сторону и прыгнул на незнакомца. Он был высок, стар, мудр, с ясным и спокойным выражением лица. У него была трость. Я увидел, что он слеп. - Да, - произнес он, - я слышу, здесь кто-то есть. - Сэр, - замялся Вандельер, - я в отчаянном положении. - Это наша беда, - ответил незнакомец. - Мы все в отчаянном положении. - Сэр, мне нужны деньги. - Вы попрошайничаете или крадете? Невидящие глаза смотрели сквозь Вандельера и андроида. - Я готов на все. - Это история нашей расы, - незнакомец указал назад. - Я попрошайничал у собора Святого Патрика, мой друг. Чего я жажду, нельзя украсть. А чего вы желаете, счастливец, если можете украсть? - Денег, - сказал Вандельер. - Для чего? Не опасайтесь, мой друг, обменяемся признаниями. Я скажу вам, чего прошу, если вы скажете, зачем крадете. Меня зовут Бленхейм. - Меня... Воул. - Я не просил золота, мистер Воул, я просил числа. - Числа? - Да. Числа рациональные и иррациональные. Числа воображаемые, дробные, положительные и отрицательные. Вы никогда не слышали о бессмертном трактате Бленхейма "Двенадцать нулей, или Отсутствие количества"? - Бленхейм горько улыбнулся. - Я король цифр. Но за пятьдесят лет очарование стерлось, исследования приелись, аппетит пропал. Господи боже мой, прошу тебя, если ты существуешь, ниспошли мне число. Вандельер медленно поднял папку и коснулся ею руки Бленхейма. - Здесь, - произнес он, - скрыто число, тайное число. Число одного преступления. Меняемся, мистер Бленхейм? Число за убежище? - Ни попрошайничества, ни воровства, - прошептал Бленхейм. - Сделка. Так упрощается все живое. - Его взгляд прошел сквозь Вандельера и андроида. - Возможно, Всемогущий не бог, а купец... Идем.
Вандельер мало что рассказал ему. Он студент, сказал он, пишущий курсовую по андроиду-убийце. В собранных газетах факты, которые должны объяснить преступления. Должно быть соотношение, число, сочетание, что-то, указывающее на причину, и Бленхейм попался на крючок человеческого интереса к тайне. Мы изучали газеты. Я читал их вслух, он записывал содержимое крупным прыгающим почерком. Он классифицировал газеты по типу, шрифту, направлениям, словам, темам, фотографиям, формату. Он анализировал. Он сравнивал. А мы жили вдвоем на верхнем этаже, немного замерзавшие, немного растерявшиеся... удерживаемые страхом, ненавистью между нами. Как лезвие, вошедшее в живое дерево и расщепившее ствол лишь для того, чтобы навечно остаться в раненом теле, мы жили вместе. Вандельер и андроид... Холодным и бесстрастным... Однажды Бленхейм позвал Вандельера в свой кабинет. - Кажется, я нашел, - промолвил он. - Но не могу понять этого. Сердце Вандельера подпрыгнуло. - Вот выкладки, - продолжал Бленхейм. - В газетах были сводки погоды. Каждое преступление было совершено при температуре выше 90 градусов по Фаренгейту. - Но это невозможно! - воскликнул Вандельер. - На Лире Альфа было холодно. - У нас нет газеты с описанием преступления на Лире Альфа. - Да, верно. Я... - Вандельер смутился и вдруг крикнул: - Вы правы! Конечно! Плавильная печь. О, боже, да! Но почему? Почему? В этот момент вошел я и, проходя мимо кабинета, увидел Вандельера и Бленхейма. Я вошел, ожидая команды, готовый услужить. - А вот и андроид, - произнес Бленхейм после долгого молчания. - Да, - ответил Вандельер, никак не придя в себя после открытия. - Теперь ясно, почему он отказался напасть на вас тем вечером. Слишком холодно. Он посмотрел на андроида, передавая лунатическую команду. Он отказался. Подвергать жизнь опасности запрещено. Вандельер отчаянно схватил Бленхейма за плечи и повалил вместе с креслом на пол. Бленхейм закричал. - Найди оружие, - приказал Вандельер. Я достал из стола револьвер и протянул его Вандельеру. Я взял его, приставил дуло к груди Бленхейма и нажал на спуск. У нас было три часа до возвращения прислуги. Мы взяли деньги и драгоценности Бленхейма, его записки и уничтожили газеты. Упаковали в чемоданы одежду. Мы подожгли его дом. Нет, это сделал я. Андроид отказался. Мне запрещено подвергать опасности жизнь или собственность. Все ерунда!..
Ван Уэбб оказалась высокой женщиной с редкими седыми волосами. Черты лица замкнуты, бесстрастны, само воплощение деловитости и профессионализма. Она кивнула Вандельеру, закончила письмо, запечатала и подняла голову. - Мое имя Вандербильт, - сказал я. - Джейли Вандербильт. Учусь в лондонском университете. - Так. - Я провожу исследования по андроиду-убийце. Мне кажется, я напал на что-то важное, интересное и хочу услышать ваше мнение. Сколько это будет стоить? - В каком колледже вы учитесь? - А что? - Для студентов скидка. - В колледже Мертона. - Два фунта, пожалуйста. Вандельер положил на стол два фунта и добавил к ним записи Бленхейма. - Существует связь между поведением андроида и погодой. Все преступления совершались, когда температура поднималась выше 90 градусов по Фаренгейту. Может ли психометрия дать этому объяснение? Ван Уэбб кивнула, просмотрела записи и произнесла: - Безусловно, синестезия! - Что? - Синестезия, - повторила она. - Это когда чувство, ощущение, мистер Вандербильт, немедленно воспроизводится в формах восприятия не того органа, который был раздражен. Например, раздражение звуков вызывает одновременно ощущение определенного цвета. Или световой раздражитель вызывает ощущение вкуса. Может произойти замыкание сигналов вкуса, запаха, боли, давления и т. д. Вы понимаете? - Кажется, да. - Вы обнаружили факт, что андроид реагирует на температурный раздражитель свыше 90 градусов синестетически. Возможно, есть связь между температурой и аналогом адреналина для андроида. - Понятно. Тогда, если держать андроида в холоде... - Не будет ни раздражения, ни реакции. - Ясно. А есть ли опасность заражения? Может ли это перекинуться на владельца андроида? - Очень любопытно... Опасность заражения заключается в опасности поверить в его возможность. Если вы общаетесь с сумасшедшим, то можете, в конечном итоге, перенять его болезнь... Что, безусловно, случилось с вами, мистер Вандельер. Вандельер вскочил на ноги. - Вы осел, - сухо продолжала Ван Уэбб. Она указала на записки, лежащие на столе. - Это почерк Бленхейма. Любому лондонскому студенту известны его слепые каракули. В лондонском университете нет колледжа Мертона. Он в Оксфорде. А с вами... Я даже не знаю, вызывать полицию или психиатрическую лечебницу. Я вытащил револьвер и застрелил ее. Все ерунда!
Саморазвивающийся андроид опытной рукой держал руль и машина мягко неслась по автостраде под серым холодным небом Англии. Высоко над головой завис одинокий вертолет. - Никакого тепла, никакой жары, - говорил я. - В Шотландии - на корабль и прямо на Поллукс. Там мы будем в безопасности. Внезапно сверху раздался оглушительный рев: - ВНИМАНИЕ, ДЖЕЙМС ВАНДЕЛЬЕР И АНДРОИД! Вандельер вздрогнул и посмотрел вверх. Из брюха вертолета вырывались мощные звуки. - ВЫ ОКРУЖЕНЫ. ДОРОГА БЛОКИРОВАНА. НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕ МАШИНУ И ПОДЧИНИТЕСЬ ЗАКОНУ. Я выжидающе поглядел на Вандельера. - Не останавливайся! - прокричал Вандельер. Вертолет опустился ниже. - ВНИМАНИЕ, АНДРОИД. НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИ МАШИНУ. ЭТО ВЫСШИЙ ПРИКАЗ, ОТМЕНЯЮЩИЙ ВСЕ ЧАСТНЫЕ КОМАНДЫ. - Что ты делаешь? - закричал я. - Я должен остановиться... - начал андроид. - Прочь! - Вандельер оттолкнул андроида и вцепился в руль. Визжа тормозами, машина съехала в поле и помчалась по замерзшей грязи, подминая мягкий кустарник, к виднеющемуся в пяти милях параллельному шоссе. - ВНИМАНИЕ, ДЖЕЙМС ВАНДЕЛЬЕР И АНДРОИД. ВЫ ОБЯЗАНЫ ПОДЧИНИТЬСЯ ЗАКОНУ. ЭТО ПРИКАЗ. - Не подчинимся! - дико взвыл Вандельер. - Нет! - сурово прошептал я. - Мы еще победим их. Мы победим жару. Мы... - Должен вам напомнить, - произнес я, - что мне необходимо выполнить приказ, отменяющий все частные команды. - Пусть покажут документы, дающие им право приказывать! А может, они жулики! - выкрикнул Вандельер. Правой рукой он полез за револьвером. Левая рука дрогнула, машина на миг застыла и перевернулась. Мотор ревел, колеса визжали. Вандельер выбрался и вытащил андроида. Через минуту мы были уже вне круга слепящего света из вертолета, в кустах, в лесу, в темноте благословенного убежища. Вандельер и андроид отчаянно продирались через кустарник к параллельному шоссе. Вокруг стягивалось кольцо преследователей, направляемых по радио. Спустилась ночь. Небо затянулось сплошным полотном туч, мрачное, беззвездное. Температура падала. Холодный северный ветер пронизывал нас до костей. Издалека донесся приглушенный взрыв. Взорвался бак машины, в небо взметнулся фонтан огня. Раздуваемый ветром, фонтан превратился в десятифутовую стену, с яростным треском пожиравшую кустарник и стремительно приближающуюся к нам. За ней Вандельер разглядел темные силуэты - охотники, прочесывающие лес... - Боже! - воскликнул я и отчаянно рванулся вперед. Он потащил меня за собой, пока их ноги не заскользили по ледяной поверхности замерзающего болота. Внезапно лед треснул и они очутились в ошеломляюще холодной воде. Стена пламени приближалась, я уже ощущал жар. Он ясно видел преследователей. Вандельер полез в карман за револьвером. Карман был порван, револьвер исчез. Он застонал и задрожал от холода и ужаса. Свет от пожара был ослепительным. Наверху беспомощно завис вертолет, не в состоянии перелететь через клубы дыма и пламени, чтобы направить преследователей, сгруппировавшихся правее нас. - Они не найдут нас, - зашептал Вандельер. - Сиди тихо. Это приказ. Они не найдут нас. Мы победим пожар. Мы... Три отчетливых выстрела раздались менее, чем в сотне футов от беглецов. Бум! Бум! Бум! Это огонь достиг потерянного оружия и взорвал три оставшихся патрона. Преследователи развернулись и пошли прямо на нас. Вандельер страшно ругался, что-то истерически выкрикивал и все нырял в грязь, стараясь уберечься от невыносимой жары. Андроид начал подергиваться. Волна пламени плеснула к ним. Вандельер набрал воздух и приготовился нырнуть, пока пламя не пройдет. Андроид вздрогнул и истошно закричал. - Все ерунда! Все ерунда! - кричал он. - Будь спокойным и бесстрастным! - Будь ты проклят! - кричал я. Я попытался утопить его. - Будь ты проклят! Я разбил ему лицо. Андроид избивал Вандельера, который сопротивлялся, пока он не выскочил из грязи. Прежде, чем я смог снова напасть, живые языки пламени гипнотически заворожили его. Он танцевал и кричал в безумной румбе перед стеной огня. Его ноги дергались. Его руки дергались. Его пальцы дергались. Нелепая извивающаяся фигура, темный силуэт на фоне ослепительного сияния. Преследователи закричали. Раздались выстрелы. Андроид дважды повернулся кругом и продолжал свой кошмарный танец. Резкий порыв ветра кинул пламя вперед и оно на миг приняло пляшущую фигуру в свои объятия, затем огонь отошел, оставив за собой булькающую массу синтетической плоти и крови, которая никогда не свернется. Термометр показал бы 1200 градусов божественного Фаренгейта.
Но мы знаем одно. Мы знаем, что они ошибались. Робот и Вандельер знают это, потому что новый робот тоже дергается. Ерунда! Здесь, на холодном Поллуксе, робот танцует и поет. Холодно, но мои пальцы пляшут. Холодно, но он увел маленькую Тэлли на прогулку в лес. Дешевый рабочий робот. Обслуживающий механизм... все, что я мог себе позволить... Но он дергается и завывает, и гуляет где-то с девчонкой, а я не могу найти их. Вандельер быстро меня не найдет, а потом будет поздно. Холодным и бесстрастным, душка, на трескучем морозе, когда термометр показывает ноль градусов убийственного Фаренгейта. |
* * * |
Друзья. |
Сайт "Голубая Химера", посвященный творчеству молодых авторов, существует в сети с февраля 2003 года. За это время подобралась база из 16 авторов и вышли девять номеров веб-журнала "Игра Отражений", в их числе тематический, посвященный защите и защитникам. На сайте представлено творчество в разных его проявлениях - графика, живопись, художественное фото, стихи и рассказы. При отборе материала основной упор делается на качество, четких жанровых ограничений нет. Все же основное направление - фантастика, фэнтези, мистика. Мы приглашаем к сотрудничеству талантливую молодежь. Требования: инициативность, творческие работы. Помните, что содержание сайта зависит в большей части от вашего участия. Окрыть Приглашаем вас посетить наш сайт! Здесь вы сможете не только опубликовать свои произведения и почитать произведения других молодых авторов, а ещё и получить объективную критику. К вашему вниманию предоставляются учебные материалы, и ведение собственной рубрики на сайте, а так же свой личный кабинет, где вы сможете представить не только свои произведения, но и информацию о себе, фотографии, рисунки, обращения. Мы предоставляем вам неограниченный обзор для самовыражения. У нас ещё нет вашего рассказа? Тогда вперёд на сайт, мы ждём вас! BookWorm - это новый электронный журнал, посвященный книгам и всему, что с этим связано. А с этим связано: сами книги, пародии на них, стихи, всякие разные статьи, философия, обзор книг и, конечно же, юмор. Не все это конечно связано с книгами, но связано с литературой в общем.
|
Информация. |
Авторские права: С уважением, eMail: drahus@yandex.ru |
http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/ |
Подписан адрес: Код этой рассылки: lit.book.library.ftstk |
Отписаться |
В избранное | ||