iSec.ru :: Детектив Онлайн :: Криминал ОБЪЕКТ - ЖЕНЩИНА. Глава 19

ОБЪЕКТ - ЖЕНЩИНА

Глава 19

К забору, окружающему кладбище, мы с Мишей подходим в полном молчании. Похоже,
на товарища капитана серьезно повлияло расставание с Милым у гостиницы. Ванюша
покачал в воздухе увесистым кулаком и нехорошим голосом предупредил:
- Смотри, я ее с тобой отпускаю. Так что, если чего, твое начальство с тебя,
конечно, голову снимет, но только после того, как я тебя в асфальт закатаю,
понял?
Миша заметно заскучал. Мне, правда, это было только на руку. О чем тут говорить?
Преданная когда-то женщина объявила сафари на неверного любовника... Какой-то
бред из дешевых любовных романов. А ведь не исключено, что Мишаня воспринял
бы мой рассказ именно так. И мне вместо того, чтобы врастать в ситуацию, пришлось
бы полдороги объяснять, какова она на самом деле. А так - идем и молчим, думаем
каждый о своем, настраиваемся на работу.
Вид двухметрового забора явно не добавляет Мише оптимизма. Он с сомнением смотрит
на меня:
- А с какой стороны вход?
Я прищуриваюсь со всем возможным ехидством:
- Неужто не перелезешь?
Миша вспыхивает, разбегается и, подтянувшись на руках, ловко взлетает на край
вертикальной бетонной плиты. Я едва удерживаюсь, чтобы не сморозить очередную
колкость: "Гордый, как петух на заборе". Он наклоняется ко мне и протягивает
руку:
- Цепляйся.
Не отвечая, я прикидываю взглядом высоту, снимаю с плеча сумку и передаю ему:
- Держи, только осторожно, не разбей. Там у меня валютные запасы.
Ну, парень, смотри, что умели ребята из Пянджского ДШБ. Я отступаю назад. Разбег...
Толчок... Есть! Усевшись на заборе рядом с Мишей, я удовлетворенно отмечаю:
тело помнит. Правда, ладонь чуть-чуть ободрала... Эх, жаль, нет рядом с моим
домом ни одного подходящего забора, а то бы показала я Аленке, что мать ее -
не совсем еще безнадежная старушка. Да и для тренировок бы сгодился.
Миша, покрутив головой, с восхищением говорит:
- Здорово! А что за валютные запасы?
- Две бутылки "Привета".
- Зачем? - поражается Миша.
- Для маскировки, - с самым серьезным видом отвечаю я. - если нас сейчас сторожа
застукают, притворимся, что нашли тихое местечко для оргии.
И, скользнув вниз, протягиваю руку:
- Давай сумку-то. Пошли.
Пробравшись через заросли и кучи догнивающего кладбищенского мусора, мы выходим
на когда-то асфальтовую дорожку. Миша, сориентировавшись на местности, показывает
рукой - направо.
- Веди, Сусанин, - негромко говорю я. - Только в болото не заведи. И... Вашей-то
братии здесь, поди, хватает? Не хочу я с ними встречаться, ей-богу. Не то у
меня сейчас настроение.
Миша смотрит на часы:
- Думаю, мы придем первыми. Но наши там будут. А ты как думала?
- Так и думала. Не глупее же вас.

Могилу Спасского Миша нашел довольно быстро. Им повезло: через забор они полезли
как раз в нужной части кладбища. А может, с некоторым сомнением покосившись
на Лену, подумал Миша, этому везению она и помогла. Ну и женщина! Интересно,
каких еще сюрпризов от нее ждать? Харитонов приказал: в операции захвата киллера
ее не задействовать, держать на максимально безопасном расстоянии. Но, пообщавшись
с Леной несколько часов, Миша понял, что если и удастся этот приказ выполнить,
то только чудом. И еще этот ее... "милый". "В асфальт закатаю"! Эх, милый, да
она, похоже, сама кого хошь закатает, включая подполковника Харитонова.
- Сколько времени? - полушепотом поинтересовалась Лена.
- Без трех минут семь.
Лена сунула сумку под огромный венок и, скользнув за ограду могилы, мгновенно
исчезла. Миша метнулся за ней.
- Тихо ты! Что, как слон, топаешь? - услышал он негромкий голос. - Миша, у меня
к тебе просьба. Встань, пожалуйста, у могилы внутри ограды так, будто ты собрался
речь толкнуть. Представь, что вокруг тебя толпа народу... Короче, сыграй мне
Спасского.
Миша кивнул и вернулся обратно. Уставившись на венки, он попытался представить
себя в роли оратора, но получалось слабо. Что говорят люди на могиле политиков
не самого высокого ранга и не "самых честных правил"? Какие слова находят? Впрочем,
те, кто говорит эти речи, тоже порядочностью не блещут. А ворон ворону, известное
дело, глаз не выклюет. Миша представил, что он сказал бы про Тулубеева, будь
у него такая возможность. Получалась не надгробная речь, а обвинительное заключение:
крал, врал, предавал...
- Что задумался? - Лена возникла рядом с могилой бесшумно, как привидение. -
Пойдем, кое-что покажу. Только сумку прихвати.
Миша вытащил из-под венка сумку и поспешил за своей непредсказуемой спутницей.
Выведя его к крепенькому молодому клену, Лена поинтересовалась:
- По деревьям ты так же хорошо лазишь, как и по заборам?
- Не жалуюсь, - сообразил Миша, - а как высоко лезть?
- А ты сам прикинь, попробуй.
Она и не думала скрывать, что проверяет его профессионализм. Проверяет постоянно,
находит для этого любые возможности. Видимо, не понравилось ей, что она расколола
его в ресторане.
Миша влез на дерево, огляделся. Да, для снайпера более удачное место найти трудно.
Могила Тулубеева как на ладони, оратора, в какой бы точке он ни стоял, видно
будет отлично. А вот и развилка между ветками, очень подходящая для упора. Здесь
же и пушку можно оставить... Ну, да, приклад точненько упрется вон в тот сук,
и пока на дерево не залезут, никто оружие не найдет. А второй сук ложится прямо
на тот самый бетонный забор. За забором - Миша пролез, высунулся наружу - густые
кусты, но между ними и стеной свободная полоска сантиметров в семьдесят. То
есть прошмыгнет по ней наш киллер туда, где кусты обрываются, и выйдет спокойненько,
как человек, по нужде отходивший до кустиков. А от края кустиков до трамвайной
остановки еще триста метров. А этот трамвай идет как раз по Лиговке, откуда
и до улицы Правды, и до Московского вокзала рукой подать. М-да, ищи тогда ветра
в поле.
Спустившись с дерева, Миша поинтересовался:
- А ты уверена, что он именно это место найдет?
- Миша, я уверена, что он его уже нашел. А поскольку я Серегина знаю, то отлично
представляла, что мне искать нужно.
- Когда же он его нашел? Он же вместе с тобой приехал, а здесь твой приятель
с него глаз не спускал.
- А кто сказал, что он в первый раз сюда приехал? - усмехнулась Лена. - Когда
моя подружка к нему на дачу каталась, он здесь и был. То есть, уже тогда у него
был заказ и уже тогда он прикидывал, как лучше этот заказ выполнить. Единственное,
что ему было неизвестно до недавнего времени - срок исполнения, вот и все.
- А ты можешь найти место для меня? Так, чтобы он меня не видел, а я его мог
контролировать?
Лена пожала плечами:
- Тогда рано ты с дерева спустился. Залезай обратно.
Миша послушно влез обратно и начал осматриваться. Лены нигде не было видно.
Действительно, появляется, как призрак, только что не из стены.
- Слезай, - послышалось снизу, - иди сюда.
- Где ты? - снова спустившись, позвал Миша.
- На голос иди. Только тихо.
С места, на котором стояла Лена, отлично просматривался тот самый сук, и каждое
движение снайпера было бы, как на ладони.
- Отлично! - похвалил Миша. - И что теперь?
- Теперь... Который час?
- Десять минут девятого. Ничего себе, как время летит! Я думал, мы здесь всего
минут двадцать, ну, полчаса. Вообще-то, сейчас группа захвата потихоньку подтягиваться
будет. А ты с ними встречаться не хотела.
- И не хочу. Что, Мишаня, выпереть меня отсюда не терпится? - ядовито спросила
она. - Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, так?
И увидев, что Миша помрачнел, успокоила:
- Ладно, ладно, все понимаю. Сейчас звонка от Милого дождемся, и уйду.
- Слушай, давно хочу спросить... А почему ты его "милым" называешь?
- Потому что кличка у него - Толстый. Помнишь детский фильм про Красную Шапочку?
"Он не толстый, он милый". Только ты ему не говори, что я тебе рассказывала.
Это я его могу Милым называть - по предварительной договоренности. Черт, курить-то
как хочется!
Так кури. Тебе сигарету дать?
Нельзя здесь курить. Знаешь, что? Пойдем, пройдем до той дорожки, которая к
выходу ведет. Там покурим, и я пойду. А вы тут разбирайтесь.
Приказ Харитонова выполнялся сам собой, без усилий и напряжения, и это не нравилось
Мише с каждой минутой все сильнее. Он уже успел понять, что особой покладистостью
Лена не отличается.
Лена едва успела достать зажигалку, когда в сумке нежно тренькнул телефон. Обменявшись
с Милым несколькими короткими фразами, она с удовольствием затянулась и сообщила:
- Серегин едет. Встречать будете или как?
- Или как. А ты сейчас куда?
- В гостиницу, отсыпаться. Глаза не открываются, хоть спички вставляй. Ну, ни
пуха ни пера вам, ребята.
Она забросила на плечо сумку со звякнувшими бутылками и быстро пошла по дорожке,
а Миша смотрел ей вслед и никак не мог понять, в чем подвох.

Мишин взгляд мозолит мне спину - парень явно что-то заподозрил. Да уж, Шиш расколол
бы меня еще час назад и лично проводил бы до выхода. А этот - молодой еще, зеленый.
Ежу же понятно, что не уеду я никуда, для того у меня и валютный запас при себе.
Я подхожу к сторожке и, стукнув, заглядываю внутрь. Три крепеньких мужичка сидят
за столом и вопросительно смотрят на меня.
- Доброе утро, - вежливо здороваюсь я.
- Здорово, коль не шутишь, - подозрительно отвечает один, и я догадываюсь -
старший.
- У меня к вам большая просьба...
- Контора в девять открывается, - перебивает старший.
- Да мне не контора, мне ваша помощь нужна. Можно у вас посидеть до одиннадцати
часов так, чтобы меня никто не видел?
Мужички оторопело вытаращиваются на меня. Старший, затянувшись вонючим до невозможности
окурком, спрашивает:
- Прячешься от кого?
- Прячусь, - согласно киваю я и достаю удостоверение. - Сегодня сорок дней Тулубееву,
депутату вашему. Приедут его товарищи из Москвы и, вроде, митинг поминальный
устроят на могиле. А нас, журналистов, велено на пушечный выстрел не подпускать.
Охрана шмонать будет, сами понимаете. А мне - хоть убейся - надо на этом митинге
быть. Редактор велел. Если я ему материал не привезу - башку снимет и выгонит
на хрен. Помогите, а?
Старший рассматривает мое удостоверение и усмехается:
- Правда, журналистка. А зачем тебе этот митинг сдался? Скажи своему начальнику,
мол, была, ничего интересного там не было.
- Так мне же фотографии надо представить, - я наполовину вытаскиваю и показываю
ему "Практику", - иначе не поверят. Я у вас посижу, а когда они приедут, с толпой
смешаюсь, ладно? Помогите, пожалуйста, я в долгу не останусь.
Мужички оживляются, бодренько поглядывают на мою сумку. Я - чтобы не томить
народ попусту - вытаскиваю свой "валютный резерв", ставлю на стол.
- Вот. А если надо, скажите, я и за закуской сбегаю. Годится?
- Закуска у нас и своя найдется, не бедствуем. Ладно, чего уж там, сиди. Только
смотри, если что, мы тебя прикрывать не будем.
- И не надо прикрывать, - соглашаюсь я, - главное - не сдавайте.
Сунув сумку под стул, я откидываюсь на спинку, упираюсь головой в стену и прикрываю
глаза. Мужички попались хозяйственные: мигом достали граненые стаканчики, черный
хлеб, соленые огурчики, холодную вареную картошку, включили в розетку допотопный
электрический чайник.
- Эй, журналистка, звать-то тебя как?
- Лена, - неохотно поднимая веки, отзываюсь я.
- Чай пить будешь?
Я набираюсь нахальства:
- А может, у вас кофе есть?
- Есть немножко. Вон, картошечки возьми, колбаса есть докторская. Поди, жрать-то
хочется?
- Хочется, - киваю я, принимая из рук старшего обжигающий граненый стакан. -
Хорошо вы тут живете. А по ночам не страшно?
- А чего страшного? - хмыкает невысокий толстячок, с аппетитным хрустом надкусывая
огурец. - Или ты в байки про восставших из склепа веришь?
- Не жмуров надо бояться, а людей, - мрачно добавляет лысоватый дядечка с глубоко
сидящими глазами. - Жмуры смирные, лежат себе потихонечку, никого не трогают.
- Ну да, а бабка Наталья? - задорно спрашивает толстячок, и я догадываюсь, что
наступила пора профессиональных баек. Ох, и начнут они сейчас пугать залетную
журналистку в свое удовольствие! Я включаюсь в игру:
- А что за бабка Наталья?
- Да есть у нас тут такая... Говорят, пожила весело, погуляла, словом, хорошо.
И дочку свою по той же дорожке пустила, а там и внучку. В общем, все у них по
женской линии... это... шустрые такие бабы. Скольким мужикам они крови попортили,
сколько семей из-за них развалилось - не сосчитать. Вся Охта по ним прошлась.
Вот, а перед смертью было бабке Наталье видение: пришла к ней Мария Магдалина
во сне и давай на путь наставлять. Мол, совсем ты, старая, сбрендила, во грехе
прожила, во грехе и помрешь, и место в аду тебе уже уготовано. Ежели ты семью
свою не отвадишь от мужиков, не перестанете ежели честным бабам жизнь портить,
помрете лютой смертью. И что ты думаешь? - толстячок делает трагическую паузу.
- Дня не прошло, как внучка под машину попала. Возвращалась с гулянок под утро,
и откуда-то мужик на "Жигуле" выскочил. И главное - откуда? Дорога-то пустая,
рано еще было.
- Не на "Жигуле" был мужик, а на "Волге", - оживляется хмурый.
- Ну да, на "Волге"! Скажи еще - на "Мерсе". На "Жигуле" был мужик. Задавил
он внучку не до смерти и даже сам ее в больницу довез. И вот тут-то оказалось,
что он еще к бабке Наталье шлялся лет двадцать назад, когда она еще в соку была.
Она ведь, говорят, чуть не до шестидесяти лет все гуляла. А тогда ей было под
пятьдесят, а ему шестнадцать, что ли. Она парня-то с панталыку и сбила. А потом
он и к дочери ейной шляться начал - вот какая петрушка получается. Тут-то Наталья
и призадумалась - видно, не просто так ей Мария Магдалина, грешница великая,
являлась. Призвала бабка к себе дочь и наказала строго-настрого жизнь вести
честную, по мужикам, значит, занятия свои прекратить, а то, говорит, прокляну
с того света. И преставилась. И вот как схоронили бабку, так девкам охтинским
жизни не стало. Они ж, как весна-лето, куда с кавалерами бегут? Сюда, на кладбище.
А бабка Наталья из могилы в полночь выходит и девиц-то то за волосы с могилки
стащит, то встанет рядом да охать и причитать начнет. Кто уж тут вытерпит?
- А дочь-то с внучкой что же? - перебиваю я.
- А они от своего занятия отворотились. Дочь-то ее и сейчас в булочной работает,
здесь, недалеко. А внучка хроменькая осталась, кто на нее теперь польстится?
Толстячок замолкает, и мужички выжидательно уставляются на меня: впечатлили
или как? Я делаю соответствующее минуте выражение лица и философски замечаю:
- По грехам, значит, наказание получили. А Тулубеев по ночам из могилки не встает?
- А чего ему вставать? - усмехается старший.
- А что? - невинно удивляюсь я. - Встал бы да явился к кому-нибудь из Думы,
да рассказал, как его на том свете припекает. Глядишь, и депутаты у нас почестнее
бы работать стали.
- Их никаким адом не проймешь, - угрюмо отзывается хмурый. - Что им ад, если
на земле для них рай? Вот ты скажи, много ты честных депутатов видела?
- Ни одного.
- То-то. И мы тут понасмотрелись. Иной раз не поймешь, кого хоронят. Вроде депутата
- а за гробом одни "братки" идут.
- И за Тулубеевым "братки" шли?
- А как же не шли? Шли. У него, мордатого, такая цепь на шее висит, что на нее
всю мою халупу купить можно вместе с мебелью
- И с мышами, - добавляет толстячок.
- А у вас и мыши есть? - удивляюсь я.
- А что ж? Живет мыша. Я вот с суток приду, а она уж сидит посреди комнаты,
ждет. Я ей то корочку брошу, то сыра кусочек. Раньше она в коридор выходила
встречать, да у меня соседка, женщина нервная, мышей боится. Визгу было! Я,
говорит, на вас санэпидемстанцию вызову. Я говорю, я тебе вызову, зараза! Я
тебя саму в эту санэпидем сдам, от тебя вреда больше, чем от любого таракана!
А мыша у меня умная. Глазки черненькие, маленькие. Я с ней разговариваю, мол,
как тебе тут, Маруська, без меня, не скучно ли? А она башку наклонит, - хмурый
склоняет голову к плечу, показывая, как мыша Маруська его слушает, - и вроде
как все понимает. И хвост у нее длиннющий, и вертит она им.
- Погоди, - опять перебивает толстячок, - вот Раиска тебе в отместку кота заведет,
будет он твою Маруську гонять.
- Раиска, если и заведет кота, то такого, как она сама, толстого. Вот и будут
они на пару целыми днями жрать. Маруська такому коту хвост отгрызет.
Перипетии с соседкой, не переносящей мышей, обсуждаются еще около получаса.
За окном сторожки уже мелькают первые посетители кладбища: старушки в темных
платочках.
- Вот зараза! - подхватывается старший и выскакивает на улицу. Слышен его удаляющийся
голос:
- Петровна! Стой, старая ведьма! Стой, кому говорю? Хуже будет.
- Что случилось? - интересуюсь я.
- Да Петровна пришла. Уж сколько мы ее гоняем - никакого толку. Она, видишь,
с могил цветы свежие собирает, а потом продает у метро. Ни стыда, ни совести.
Покойника обирать-то..., - поясняет толстячок.
- В войну это мародерством называлось, - добавляет хмурый. - Стреляли за это
без разговоров.
- Ну, уж стрелять-то, - протестую я. - Старушку тоже можно понять. Пенсии сейчас,
сами знаете, какие. Что ей, Петровне вашей, делать остается?
- Да ну, пенсии, - отмахивается хмурый. - У всех пенсии маленькие, да не все
по могилам шарятся.
Возвращается старший.
- Там, гляди-ка, начальство какое-то подъехало. Не твои ли? - кивает он на окно.
Я осторожно выглядываю в окно. Три черных "Волги" остановились у ворот, шесть
мужчин, безуспешно прячущих под строгими темными костюмами налитую мускулатуру,
деловито обсуждают что-то.
- Похоже, мои. Только что-то мало их, - отойдя от окна, негромко говорю я.
- Так это, поди, охрана. Они могилку проверят, чтобы все в порядке было, а там
и остальные подъедут.
- Тогда я еще посижу, - полувопросительно говорю я.
Действительно, через полчаса у ворот начинают тормозить одна за другой иномарки.
Забавно наблюдать, как вылезающая из них публика старательно делает скорбное
выражение лиц, приличествующее событию. И вдруг я почти прилипаю к окну: из
подъехавшего микроавтобуса как ни в чем ни бывало вылезает Милый, взгромождает
на переносицу "профессорские" очки и по-свойски топает к воротам. Ну дает, Ванюшка!
Ну и кадра мне Дэн подсунул!
Я отхожу от окна, оглядываю себя. В траурной толпе выделяться не буду: джинсы
черные, рубашка черная, а для пущей скорби наденем черные очки - и вперед. Я
вешаю на плечо сумку:
- Ну, спасибо вам, хозяева. Кланяйтесь от меня бабке Наталье.
- И тебе спасибо за компанию, - отзывается толстячок, подмигивая. - Мы за тебя
ей словечко замолвим, так что можешь с кавалером по весне приходить, она тебя
не тронет.
Выждав удобный момент, я скатываюсь с крыльца и крепко беру Милого под руку:
- Милый, ты что - на легальных основаниях здесь?
- Вполне, - гордо отзывается Милый.
Ну да, конечно, соображаю я, Дэн же заинтересован в том, чтобы Спасский жив
остался, а значит, Милый сюда поехал не только меня караулить.
- А что - все чисто? - шепотком спрашивает Милый. Я качаю головой:
- Пока не знаю. Надеюсь, что да.