Филеб утверждает, что благо для всех живых существ - радость, удовольствие, наслаждение
и все прочее, принадлежащее к этому роду; мы же оспариваем его, считая, что благо
не это, но разумение, мышление, память и то, что сродни с ними: правильное мнение
и истинное суждение. Все это лучше и предпочтительнее удовольствия для всех существ,
способных приобщиться к этим вещам, и для таких существ... ничто не может быть полезнее
этого приобщения.
Никто не станет спорить, что приятное приятно; однако, несмотря на то, что многое
из приятного, как мы сказали, дурно, а многое, наоборот, хорошо, ты называешь все
удовольствия благом... Итак, что же есть тождественного в дурных и хороших удовольствиях,
позволяющего тебе все удовольствия называть благом?
Друг мой, я имею ввиду не тот случай, когда кто-либо полагает единство возникающего
и гибнущего, как мы только что говорили. Ведь такого рода единство, как мы сказали,
не нуждается, по общему признанию в опровержении; но если кто-нибудь пытается допустить
единого человека, единого быка, единое прекрасное и единое благо, то по поводу разделения
таких и им подобных единств возникают большие споры и сомнения. . .
На моем столе белый лист бумаги, я смотрю на него, воспринимаю его цвет, форму,
местоположение. Различные эти качества обладают общими характеристиками. На мой взгляд,
они сначала предстают как нечто, чье существование я могу только констатировать,
и бытие которого никак не зависит от моих капризов. Они для меня, эти качества,
но они не есть я, ни тем более кто-то другой. Иначе говоря, они не зависят
ни от какой спонтанности: ни от моей, ни от спонтанности любого другого сознания.
Они наличны и, одновременно, инертны. Эта, неоднократно описанная, инертность чувственного,
содержания есть существование в себе. Бесполезно спорить - сводим ли данный
лист бумаги к совокупности представлений, или же он должен быть чем-то большим.
Очевидно, что эта, констатируемая мною, белизна не может продуцироваться моей же
спонтанностью. Такую инертную форму, которая внеположена всякой сознательной активности
и которую следует наблюдать, постепенно узнавая, обычн!
о называют вещью, которой мое сознание никогда не сможет быть, потому что
его способ бытия в себе есть как раз бытие для себя. Существовать для него
значит обладать сознанием собственного существования. Оно возникает как чистая спонтанность
наряду с чистой инертностью мира вещей. Следовательно, мы можем изначально полагать
два типа существования, поскольку лишь в силу своей инертности вещи, ускользая, не
признают над собой господства сознания; и именно инертность спасает вещи, сохраняя
их автономию. . .
Так как к сущности духовной природы прежде всего относят разум, мышление и познание,
то противоположность между природой и духом естественным образом рассматривалась
сначала именно в этом аспекте. Твердая вера в то, что разум свойствен только людям,
убежденность в совершенной субъективности всякого мышления и познания и в том, что
природа полностью лишена разума и способности мышления, наряду с господствующим повсюду
механическим типом представления - ибо вновь пробужденное Кантом динамическое начало
перешло лишь в некий высший вид механического и не было познано в своей тождественности
с духовным началом - достаточно оправдывают такой ход мысли. Теперь корень противоположности
вырван, и утверждение более правильного воззрения может быть спокойно предоставлено
общему поступательному движению к более высокому познанию.
Настало время для выявления высшей или, скорее, подлинной противоположности -
противоположности между необходимостью и свободой, рассмотрение которой только и
вводит в глубочайшее средоточие философии. . .
В рассылке представлены лишь анонсы, полные тексты содержатся на сайте:
Буду рад, если Вы разместите мою кнопку на Вашей странице, просто вставьте этот код на страницу:
<a href="http://philosophy.nm.ru"><img src="http://philosophy.nm.ru/button.gif" alt="Золотая Философия" border=0 width=88 height=31></a>