Жанр: сатирическая фэнтези
Оценка (0-10): 7+
Ссылка: Библиотека "Ну-ну"

- Погоди, приятель, - оборвал я полет чиновничьей мысли будущего главного спеца по кроменецким вопросам в МИДе Субурбании, - мы еще с тобой о грядущих делах потолкуем. Расскажи-ка лучше, чего это вдруг вам вздумалось нас арестовывать?

- Ну, так ясное дело, - отозвался толмач. - Сам пальцы загибай: без ярлыка в Субурбанию въехали - это раз; смуту у ворот подняли - это два. А в результате той смуты трех государевых мздоимцев потоптали и вельмосановных отцов-кормильцев керберовых в тычки прогнали. Прихвостневому уряду опять же великий урон нанесен.

Толмач говорил вполне искренне, но как я ни силился, суть его слов оставалась для меня темной. Была бы Делли... Мысль о ее исчезновении не давала ни мне, ни Вадиму покоя. Но, оставаясь взаперти, мы, увы, ничего не могли сделать, чтобы разыскать пропавшую фею. Одно было ясно, не исчезни она столь загадочно, возможно, ни с ярлыками, ни с иными обвинениями у нас бы проблем не возникло.

- Затем, гни третий палец, когда сам господин думный радник велел вам остановиться, что вы сделали? - Он пытливо посмотрел на меня, словно желая узнать нечто особо тайное. - То-то же, в бега пустились. А следовало стоять и дожидаться, коли вы честные путники. Это, я вам скажу, недешево обойдется! Кроме того, - толмач понизил голос, - сигнал на вас поступил, мол, вы препятствовали доставке траншей в Субурбанию. Тут уж… - Он покачал головой и махнул рукой. - В общем, плохо ваше дело.

- Постой-постой! - прервал я бывшего охранника, явно желавшего еще что-то добавить к сказанному. - Мы, как ты понял, издалека приехали. Законов и обычаев ваших не знаем. Не мог бы ты, пока суд да дело, растолковать, что тут к чему?

- Отчего же, - пожал плечами субурбанец, - это, можно сказать, моя обязанность - растолковать вам, что да к чему. Оно, конечно, болтают: у нас, мол, отсутствие закона не освобождает от вины да расправы, но на деле-то законы у нас божеские. А как говорил всемудрейший бог Нычка в своей первой заповеди: "Живи сам и дай жить другим. Да воздается тебе!"

Мы с Вадимом озадаченно переглянулись. Ни ему, ни мне прежде никогда не доводилось слышать о таком всемудрейшем демиурге и его, впрочем, отнюдь не лишенных смысла заповедях.

- Слышь, брателла, - первым прервал затянувшуюся паузу Ратников, - а чего этот крендель...

- Мой друг хотел бы побольше узнать о вашем всемудрейшем боге, - оборвал я тираду сотоварища.

- В натуре, - согласно кивнул он.

- Вообще-то, - с сомнением в голосе заговорил приставленный к нам чиновник, - сеять в души страждущих истинный свет всемудрейшего учения - дело Храмового уряда. Но ежели... - Он замялся, вновь протягивая руку. - В жабсах совсем недорого.

Очередная шкурка, сопровождаемая выразительным взглядом, перекочевала в ладонь кровопийцы, и он вновь на какое-то время исчез. Вернулся беглец опять через полчаса, уже без мебели, но теперь с тонкой цепью поверх одеяния, на которой красовался золотистый ажурный знак, похожий на те, что были вышиты на плащах местной полиции.

- Вот, теперь я еще и младший брат-словоносец. - Он продемонстрировал трехрогую эмблему своего сана. - Тоже, скажу вам, должность неплохая. Доберемся до Елдин-града, обменяю на чин завзятого подстольника в Посольском уряде. - Он удовлетворенно огладил усы. - В общем, слушайте, сейчас я скоренько наставлю вас на путь истинный. В незапамятные времена, когда и памятовать было некому, во всем мире царил полный Хаос. Что только вокруг не творилось! Ничего не творилось! Бывало, только попробует сотвориться, а оно уже вдруг - бац, и что-то другое. Но был бог Нычка! - Младший брат-словоносец воздвиг указательный палец перед нашими носами воплощением единичности всемогущего творца. - И он разъял, - палец начал колебаться из стороны в сторону, - небо над головой и солнце. И собрав все, что только было в Хаосе полезного, создал Субурбанию и разместил над ней солнце в голубом небе. Землю он заселил любимым своим народом, именуемым субурбами, что в древности означало "боровшиеся вместе". Ну да, - вдохновенный проповедник кивнул, заметив недоумение слушателей, - наши давние предки дельным советом помогали всемудрейшему богу Нычке отделить дурное от полезного и ложное от истинного. С тех пор субурбанцы так мудры и миролюбивы. Ну а потом из того, что оставалось от Хаоса, вокруг Субурбании налипло всего понемногу… На севере вон Грусь прилепилась, на западе Гуралия с ее драконами, Стрессильвания, на юге за морем Тюрбания, да вы вот еще где-то умостились. Мурлюки откуда-то взялись, так что и из Хаоса кое-какая польза проистекла. Во-от, - протянул он. - А когда субурбанцы набрались мудрости от каждодневного почтительного вкушения крупиц знания Его, - указательный палец брата-словоносца снова взмыл вверх, - они стали вопрошать Творца, как им жить дальше? Каким путем ступать, чтобы идти от свершения к свершению, от победы к победе? И тогда в помощь своим возлюбленным чадам Нычка родил из себя сына и дочь - Заначку и Подначку.

- То есть как - родил?! - возмутился Вадюня, вполне реалистично представляющий картину божественных родов.

- Тс-с! - зашептал толмач. - Это великое таинство, о котором непосвященным даже и помышлять не след. Помните лишь, что Заначка олицетворяет твердость движения внутрь. Подначка же, дочь Нычки, сама мягкость и движение вовне. И связь между детьми и отцом нерасторжима. Таким образом, он един в трех лицах и триедин, о чем свидетельствует символ нашей веры. - Наставник иноземцев почтительно дотронулся до ажурного украшения на груди. - Тогда, родив из себя Заначку и Подначку, всемудрейший даровал нам и вторую из своих заповедей: "Давай добро всякому, кто в нем нуждается, и всякий воздаст тебе!" Вот, скажем, вы дали мне добро, - недавний страж указал на кошель, все еще туго набитый жабсами, - и я, пожалуйста, все, что могу. Все, что в моих силах!

- Мудро, - прокомментировал я.

- Скажи, Делли, а что за песни мне тут пел Вадим о том, будто графу де Буру за Хребтом Дева Железной Воли нагадала богатство, знатность и прочий джек-пот?

- Ну что ты, Виктор, - уписывая с завидным аппетитом омлет из перепелиных яиц, покачала головой фея. - Вадим ошибается, Дева Железной Воли никому не гадает. Она может определить судьбу, это да.

- То есть как - определить? - Я удивленно поднял брови. - Она что же, может управлять событиями?

- Каждый человек в той или иной мере управляет событиями, - пожала плечами фея. - А она... Ну, в общем, это трудно объяснить, но я попытаюсь. Представь себе, что очень много народу в едином порыве страстно желает, чтобы произошло что-то определенное.

- Легко, - кивнул я. - Помню, когда чемпионат мира по футболу проходил, то все отечественные миллионы населения желали победы нашей сборной. Результат плачевен.

- Нет, это совсем другое, - досадливо поморщилась кудесница. - В твоем случае каждый хотел сам по себе, а здесь эти желания превращаются в единый поток. Понимаешь?

- Нет, - покачал головой я. - То есть теоретически да, но как это выглядит на практике - не представляю.

- Как бы тебе это объяснить… Впрочем, ты слышал историю этой самой Девы?

- Откуда? - удивился я. - Я и о ней-то краем уха какие-то россказни слыхивал. То она театрального импресарио в камергера превращает, то буреломные деревья заставляет ходить...

- Все наверняка сложней, - поморщилась Делли. - Но давай лучше по порядку. - Она набрала в легкие побольше воздуха, готовясь к эпическому рассказу. - Давным-давно, века два тому назад, в Империи Майна, правда, тогда еще не бывшей империей, жил человек по имени Якоб Афуль. Это был весьма талантливый и добрый человек, мечтавший о том, чтобы люди, его окружавшие, жили в мире, тепле и достатке. А поскольку по профессии и призванию он был размысл, мысли и чувства господин Афуль выражал при помощи своего искусства. Он связывал мостами берега рек, и страны, разделенные прежде непреодолимыми бурными потоками, словно протягивали друг другу руки. Он возводил невероятные башни, знаменующие совершенство и могущество человеческого разума, и всякий, глядевший вниз с этих башен, мог видеть, как хорош мир, в котором он живет, как уютны дома, окруженные садами, здесь и там разбросанными вокруг башен мастера Афуля.

Лишь одно печалило его до слез. Стоило размыслу построить мост над бурными водами, как местные воеводы тотчас же начинали строить планы, как хитрее по этому мосту перебросить войска и ударить в самое сердце соседа. Стоило возвести башню, немедля находился военачальник, желающий разместить на ней наблюдательный пункт. В грусти и печали сидел мэтр Якоб Афуль в своей мастерской, вздыхая о том, что лучше бы ему и вовсе не заниматься своим ремеслом, чем видеть воочию превращение плодов его гения в подспорье для кровожадных злыдней.

Кто знает, когда б не лучезарный лик любимой дочки Корделии, быть может, этот почтенный человек наложил на себя руки. Но любовь к единственному ребенку, ее веселый добрый нрав давали печальному мэтру Афулю силы жить и творить дальше. Но вот однажды в его мастерскую пришел некто, назвавшийся представителем Мурлюкского Банка "Национальный Обсерватор"…

- Это тот, который жабсы выпускает? - по въевшейся привычке оперативника поспешил уточнить я.

- Он самый, - утвердительно кивнула Делли. - В принципе это даже не банк, а объединение нескольких десятков банков, принадлежащих ныне потомкам и родственникам того самого менялы, который первым "обнаружил" в желудках жаб золотые самородки.

Так вот, - продолжила повествование фея, - представитель "Национального Обсерватора" прибыл в мастерскую маэстро с весьма выгодным предложением от своих хозяев: изготовить огромную статую прекрасной девушки с фонарем в рука, По мысли заказчиков этот фонарь - своеобразный маяк - должен был освещать наиболее удобную дорогу в Мурлюкию через горный перевал Юного Орка. Заказ этот сулил немалые деньги и позволял размыслу впредь никогда не задумываться, как свести концы с концами. И-и… подумав, он согласился. Однако Якоб Афуль не был бы сам собой, если бы взялся строить обычный маяк или фонарный столб. В голове его родился образ девы, огонь в руке которой будет не только освещать путь, но и прибавлять сил всем отчаявшимся, согревать замерзающие в холоде людские души, давать огонь, который при желании можно было бы видеть, где бы ты ни находился, и служащий путеводной звездой для всякого, ищущего лучшей участи. Вот какова была мечта у этого, вне всякого сомнения, мудрого и доброго человека. Он придал лицу Девы черты Корделии. Она действительно была хороша в те годы. Мне доводилось в прежние времена встречаться с ней. С упорством обреченного мэтр Якоб начал одну за другой решать все новые и новые задачи, возникающие при строительстве этого гигантского сооружения.

- Погоди, - вставил я, - мы же, кажется, говорили о человеке. Или я ошибаюсь?

- Не перебивай! - отмахнулась Делли. - Всему свое время. Забот у маэстро Афуля было множество. Необходимо было придумать сплав, который бы не ветшал с годами. Разработать гигантскую систему креплений, позволяющих Деве выстоять в самых ужасных лавинах с самыми ужасающими ветрами. Нужно было разработать и создать неугасимый светоч, видимый в любом тумане со всех уголков мира. Многие месяцы, а потом и годы, невзирая на все возникающие трудности и препоны, создавал Якоб Афуль свое величайшее творение.

И все это время нежно любящая дочь была рядом с отцом. Она отвергала многочисленных женихов, чтобы опекать и ухаживать за своим гениальным родителем, а Якоб Афуль трудился все неистовее и неистовее. Казалось, от перенапряжения сил он стареет на глазах, а подмастерья искуснейшего маэстро уже почти открыто говорили о том, что Железная Дева, вероятно, станет не только самым колоссальным его творением, но и последним. Но вот, когда дело подошло к концу и статуя уже была готова, в ночь перед тем, как многочисленные гости и господа из "Национального Обсерватора" должны были увидеть долгожданный шедевр, Якоб Афуль пришел на площадку, где была установлена гигантская статуя. Сорвав покрывающее се полотно, устало воззрился мастер на дело своих рук. Говорят, он смотрел на Деву почти до рассвета. Смотрел, не отводя взора, и ужасался увиденному.

Перед ним была огромная… неимоверно огромная железная статуя, размеров, никогда доселе невиданных человеком. Светильник в ее руке мог рассеивать мрак на десятки верст в округе. Но в ней не было главного. Того самого, что хотел вложить в грудь Железной Девы старый мастер. Увы, человек, будь он даже трижды гениальным, не в силах сделать то, что подвластно одному лишь солнцу - зажечь живую душу в мертвой оболочке.

Разбитый и сокрушенный увиденным, с первым лучом светила мастер опрометью бросился домой и без сил рухнул на заботливо расстеленное дочерью ложе. "Что с тобой, мой дорогой отец?" - встревожено спросила Корделия. "Я создал чудовище! - промолвил тот. - Величайшее дело моей жизни - пустая железная болванка, мрачная и напыщенная. И я уже не в силах что-нибудь здесь изменить". "Не кори себя, она прекрасна, - твердо проговорила любящая дочь. - Ты переутомился, у тебя жар. Отдохни, я сама пойду к гостям. После стольких лег труда боги не допустят, чтобы твой великий план потерпел крах. И я не допущу этого". - Фея замолчала.