8.00 вечера, вторник, 21 октября
     Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия
     Газета "Вашингтон пост" лежала на столе в Овальном кабинете, там, где президент оставил её, и, открытая на первой странице, словно бросала всем собравшимся вызов и обвинение. И хотя ни один из высоких чиновников, рассевшихся за круглым столом, а также ни один из их помощников, подпиравших стену, старались не глядеть на заголовок, набранный крупными жирными буквами, все отлично знали, о чем идёт речь. Каждый из них, проснувшись, обнаружил эту газету на пороге своего дома. То же самое произошло и с миллионами рядовых американцев - их ждала газета с тем же ужасным заголовком, от которого просто кровь стыла в жилах. А потом весь день эти новости передавали по радио и по телевизору. И обсуждали, похоже, сегодня только их.
     На протяжении нескольких дней учёные и военные информировали президента и чиновников высокого ранга, но до сегодняшнего дня так называемый цивилизованный мир не знал о том, какая опасность ему грозит. И вот теперь, наконец, узнал.
     Эпидемия неизвестного смертоносного вируса расползается по всему миру.
     Госсекретарь США Норман Найт поправил очки в металлической оправе. Голос его звучал глухо и мрачно:
     - Двадцать семь стран уже сообщили о случаях гибели людей от этого вируса, общее число погибших близится к полумиллиону. Начинается заболевание с симптомов, характерных для сильной простуды или гриппа. Все это длится примерно недели две, затем наступает резкое ухудшение состояния, развивается острый респираторный синдром. Смерть наступает в течение нескольких часов, - он печально вздохнул. - Из сорока двух стран пришли сообщения о случаях заболевания гриппом. И мы не знаем, грипп ли это или же смертельная болезнь, вызванная вирусом. Мы едва успеваем вести подсчёт погибшим, скоро цифры будут зашкаливать за миллионы.
     По комнате пронёсся встревоженный шёпот. И тут же снова настала мёртвая тишина.
     Президент Сэмюэль Адамс Кастилья переводил тяжёлый пронизывающий взгляд с одного знакомого лица на другое. Он надеялся прочесть в них подсказку. Он должен был знать, на кого из этих людей можно положиться, кто из его помощников обладает достаточными знаниями, мудростью и волей к решительным действиям. А кто ударится в панику? Кто будет напуган до состояния чуть ли не паралича? Ведь знания без воли, решительности и способности действовать бесполезны. И любого, кто не сумеет проявить этих качеств в столь критический момент, следует немедленно уволить.
     И вот, наконец, он заговорил, стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее и твёрже:
     - Ладно, Норм. Каковы цифры по Соединённым Штатам?
     Длинное лицо госсекретаря под копной густых седых волос напряглось.
     - Помимо тех девяти случаев на прошлой неделе, сообщается ещё о пятидесяти погибших. И примерно о тысяче случаев заболевания гриппом. Этих, последних, сейчас проверяют на новый вирус.
     - В таком случае, похоже, мы ещё легко отделались, - заметил адмирал Стивен Броуз, председатель Объединённого комитета начальников штабов. В голосе его звучала осторожная надежда.
     "Слишком много осторожности и мало надежды", - подумал президент Кастилья. Странно, но он уже не в первый раз замечал, что военные зачастую проявляют меньше готовности к решительным и быстрым действиям. Что, впрочем, объяснимо - ведь им приходится сталкиваться с самыми трагичными последствиями необдуманных действий куда как чаще, чем всем остальным людям.
     - Этого вполне достаточно, - мрачно заметила Нэнси Петрелли, секретарь Комитета по здравоохранению. - Это вовсе не означает, что уже завтра мы не столкнёмся с проблемой того же масштаба.
     - Да, думаю, вы правы, - согласился президент, немного удивлённый столь пессимистичным подходом секретаря Комитета по здравоохранению. Он всегда считал эту даму оптимисткой. Возможно, проклятый вирус вселил страх не только в простых граждан, но и в людей, облечённых властью. Уже одно это доказывает необходимость срочных, но обдуманных и хорошо взвешенных действий. Да, вот именно, хоть каких-то действий, чтобы побороть чувство беспомощности и паники, овладевшее людьми.
     Он обернулся к главному врачу Государственной службы здравоохранения.
     - Есть что-нибудь новенькое касательно тех первых случаев заболевания вирусом, Джесс? Прослежена между теми людьми хоть какая-то связь?
     - Ни во ВМИИЗе, ни в Центре по контролю над заболеваниями не найдено ничего такого. За исключением разве что одного: все они участвовали в операции "Буря в пустыне" или имели близкие родственные связи с теми, кто там находился.
     - А что в других странах?
     - То же самое, - ответил главный врач Джесси Окснард. - Все учёные признают, что загнаны в тупик. Видят эту тварь в своих электронных микроскопах, но вся полученная информация по ДНК не говорит ни о чем. Есть сходство с рядом вирусов, но лишь частичное, а потому на тему того, как обращаться с этой штукой, существуют пока лишь догадки. Они понятия не имеют, откуда он взялся и как и чем можно его остановить. Единственное, что могут пока предложить, - это традиционные методы лечения любой вирусной лихорадки. Ну и ещё надежду подогревает тот факт, что смертность равна пятидесяти процентам. В первых шести случаях.
     - По крайней мере, хоть что-то, - сказал президент. - Мы можем мобилизовать все медицинские ресурсы всех высокоразвитых промышленных стран и разослать их по всему миру. Людские ресурсы тоже. Все, что необходимо. - Президент обернулся к Энсону Маккою, министру обороны. - Проследите за тем, чтобы вооружённые силы были предоставлены в распоряжение Джесса, Энс. Все - транспорт, войска, корабли, все, что потребуется.
     - Слушаюсь, сэр, - ответил Энсон Маккой.
     - В разумных пределах, сэр, - вставил адмирал Броуз. - Есть страны, которые могут воспользоваться критической ситуацией. Нельзя вкладывать слишком много ресурсов. Иначе в случае нападения мы станем уязвимы для противника.
     - Судя по тому, как развиваются события, Стивенс, - сухо заметил президент, - может случиться так, что нам просто некого и нечего будет оборонять. Пришло время новых подходов и нового мышления, друзья мои. Старые рецепты не работают. Примерно так выразился в своё время об одном из кризисов Линкольн. И теперь нам, похоже, тоже грозит кризис, причём нешуточный, черт бы его побрал! Кенни и Норман предупреждали об этом на протяжении нескольких лет. Верно, Кенни?
     Министр внутренних дел Кеннет Дальберг кивнул.
     - Глобальное потепление климата. Резкое ухудшение экологической ситуации. Вырубка дождевых лесов. Массовая миграция населения из сельских районов в странах "третьего мира". Перенаселённость. Все это ведёт к появлению новых заболеваний. А они несут с собой смерть. Много смертей. Эта эпидемия может оказаться лишь верхушкой айсберга.
     - А это, в свою очередь, означает, что мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы остановить её, - сказал президент. - Как и подобает любой другой прогрессивной и высокоразвитой стране, - уголком глаза он заметил, что Нэнси Петрелли приоткрыла рот, видно, собиралась что-то возразить. - И не говорите мне, во сколько это нам обойдётся, Нэнси. Деньги в данный момент не имеют значения.
     - Согласна с вами, сэр. Просто у меня появилась одна идея.
     - Вот и прекрасно. - Президент с трудом сдерживал нетерпение. - Надо действовать, действовать, и немедленно. Может, поделитесь с нами своими соображениями?
     - Я не согласна с утверждением, что учёным нечего предложить. Примерно час тому назад в мой офис поступил звонок от некоего доктора Виктора Тремонта, главы и председателя Совета директоров фирмы "Блэнчард Фармасьютикалз". Он сказал, что абсолютной уверенности у него пока нет, что он никогда не проверял это средство на новом вирусе, но, судя по тому, что он слышал об этом вирусе и симптомах, он очень близок к вирусу, выделенному из крови обезьяны, над которым их лаборатории работают вот уже несколько лет, - она выдержала паузу для большего эффекта. - И они разработали сыворотку, помогающую почти стопроцентно.
     В кабинете настала полная тишины. Затем все заговорили, разом и громко, возбуждённо - настоящая какофония голосов. Они засыпали Нэнси вопросами. Они подвергали любое её утверждение сомнению. Но в глубине души каждый верил в возможность чуда.
     Наконец президент стукнул кулаком по столу:
     - А ну, прекратите, черт побери! Заткнитесь, слышите? Все!
     В кабинете вновь воцарилось молчание. Президент обвёл взглядом присутствующих, предоставляя им возможность окончательно успокоиться. Напряжение достигло апогея, тиканье каминных часов казалось оглушительно громким.
     Взгляд президента Кастильи остановился на секретаре Комитета по здравоохранению.
     - Давайте-ка послушаем ещё раз, и постарайтесь ближе к сути, Нэнси. Стало быть, некто вообразил, что у него имеется лекарство против этого вируса? Я правильно вас понял? Где? Кто? И как?
     Нэнси Петрелли враждебно покосилась на членов Кабинета министров и советников, готовых наброситься на неё снова.
     - Его имя Виктор Тремонт, сэр. Он является управляющим и председателем Совета директоров фирмы "Блэнчард Фармасьютикалз". Это очень крупная международная биохимическая и медицинская компания. Группа учёных его лаборатории разработала сыворотку против вируса, обнаруженного в крови обезьян в Латинской Америке. Испытания на животных прошли очень успешно, получен патент на применение медикамента в ветеринарии. И все проходило с одобрения и разрешения АКПЛ - Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами.
     Главный врач Окснард нахмурился.
     - Но вроде бы АКПЛ ещё не выдала разрешения на применение препарата даже в ветеринарии?
     - И на людях он ещё не испытывался, верно? - заметил министр обороны Маккой.
     - Нет, - ответила Нэнси Петрелли. - Они и не собирались испытывать его на людях. Но доктор Тремонт считает, что этот неизвестный вирус вполне может оказаться тем, обезьяньим, вот только передаётся сейчас от человека к человеку. Ну и я считаю, что с учётом сложившихся обстоятельств мы были бы полными идиотами, если б отказались попробовать... вернее, исследовать его возможности и дальше.
     - А зачем это им вообще понадобилось, создавать сыворотку для обезьян? - поинтересовался министр торговли.
     - Ну, чтобы иметь более полное представление о том, как противостоять вирусным инфекциям в целом. Разработать технологию массового производства сывороток на будущее, - ответила Нэнси Петрелли. - Вы же сами только что слышали, что говорили Кен и Норман о появлении все новых вирусов, несущих опасность для всего мира. Сегодня вирус убивает обезьян, завтра может вызвать эпидемию среди людей. По моему мнению, мы должны только радоваться, что такие разработки существуют, или я не права? Считаю, мы должны рассмотреть и эту возможность. Вполне вероятно, что обезьянья сыворотка окажется вполне пригодной и для людей.
     И снова ей ответил гам и гул голосов.
     - Чертовски опасно!
     - Думаю, Нэнси права. К тому же у нас нет выбора.
     - Да АКПЛ никогда этого не разрешит!
     - Что мы теряем?
     - Многое. Да эта сыворотка, она может оказаться ещё хуже, чем само заболевание!
     И ещё один голос:
     - А не кажется ли вам все это несколько странным? Ну, что сыворотка против неизвестного заболевания вдруг возникает именно сейчас и ниоткуда?
     - Да будет тебе, Сэм. Они наверняка работали над ней долгие годы.
     - По большей части, чисто исследовательские работы поначалу не имеют практической цели. А потом вдруг выясняется, что их результаты можно успешно применять на практике.
     И снова пришлось президенту стучать кулаком по столу.
     - Ладно! Хватит! Перестаньте! Мы ещё обсудим все это поподробнее. Я готов внимательно выслушать все доводы за и против. Но сейчас хочу, чтобы Нэнси и Джесс срочно отправились в этот самый "Блэнчард" и все толком проверили. Мы имеем дело с критической ситуацией и не хотим её усугублять, это, по-моему, ясно каждому. И в то же время имеем право надеяться на чудо. Так будем же надеяться, что этот Тремонт знает, о чем говорит. Даже больше. Давайте все молиться о том, чтобы он оказался прав, иначе миру настанет конец. - Он поднялся из кресла. - На сегодня все. Каждый знает, что ему делать. Так что за дело, друзья мои!
     И он вышел из кабинета нарочито бодрой походкой, хотя сердце его терзала тревога. У президента тоже были маленькие дети, и он боялся за них.

***

     На заднем сиденье длинного чёрного лимузина Нэнси Петрелли говорила по сотовому телефону:
     - Как вы и советовали, Виктор, я дождалась момента, когда ситуация стала выглядеть практически безысходной. И когда увидела, что они готовы раздавать всем подряд лейкопластыри и касторку за счёт американских налогоплательщиков, закинула нашу удочку. Эффект разорвавшейся бомбы! Было много подозрительности и скрежета зубов, но, в конце концов, президент занял вполне устраивающую нас позицию. Мне показалось в целом, он готов принять от нас любую помощь.
     - Молодец! Очень умно! - Находившийся в Адирондаке Тремонт улыбнулся, глядя на раскинувшуюся перед окном гладь озера. - И какие шаги собирается предпринять Кастилья?
     - Посылает меня и главного врача поговорить с тобой и доложить ему о результатах.
     - Что ж, ещё лучше. Устроим блестящее шоу для Джесса Окснарда. На тему наука и гуманизм.
     - Ты поосторожней с ним, Виктор. Окснард и ещё несколько человек что-то явно заподозрили. Нет, конечно, если президент остановится на нашем проекте, открыто возражать они не посмеют. Но будут всячески мешать принять подобное решение. Вынюхивать и всюду совать свои носы.
     - Ничего они не найдут, Нэнси. Не волнуйся и доверься мне.
     - Что слышно о нашем подполковнике Джоне Смите? Надеюсь, он уже выведен из игры?
     - Можешь рассчитывать на это.
     - Очень хотелось бы надеяться, Виктор.
     Она отключилась и сидела в тёмном лимузине, легонько постукивая наманикюренными коготками по обивке сиденья. Она испытывала приятное возбуждение и одновременно - страх. Возбуждение оттого, что все вроде бы складывается, как было ими задумано. А страх от того, что если вдруг они упустили... какую-нибудь мелочь... забыли, проигнорировали, не подумали проверить, все может пойти прахом.

***

     Сидевший у себя в кабинете Тремонт задумчиво глядел на тёмную гряду вершин Адирондака. Нэнси Петрелли вроде бы удалось успокоить, теперь самое время побороть сомнения, зародившиеся у него самого. После того как аль-Хасан упустил Смита и двоих его дружков в Сьерра-Неваде, вся троица куда-то таинственно исчезла. Оставалось лишь надеяться, что они прячутся где-то, затаились и, опасаясь за свою жизнь, не будут предпринимать никаких шагов.
     Но Тремонт понимал: с такими делами не шутят. Кроме того, собранная по крупицам информация о Смите говорила, что этот тип вовсе не из тех, кто привык так легко сдаваться. Нет, решил Тремонт, надо продолжить его поиски. Пусть даже у Смита совсем немного шансов причинить им вред, даже просто выжить. Тремонт удручённо покачал головой. На секунду его пробрал озноб. От такого типа, как Смит, можно ожидать чего угодно, пусть даже шансы его почти равны нулю.

     8.02 утра, среда, 22 октября
     Багдад, Ирак
     Некогда считавшийся колыбелью цивилизации город Багдад раскинулся на пустынной равнине, между реками Тигр и Евфрат. Город контрастов, казалось, он ещё окончательно не проснулся под лучами жаркого утреннего солнца. Блистающие аквамарином шпили и минареты, муэдзины, расхаживающие по крышам этой экзотической метрополии и призывающие воздать молитву Аллаху. Женщины в длинных одеяниях плыли по узким улочкам старого города, напоминая маленькие чёрные пирамиды, а сами улицы, улочки и переулки стремились к центру, к новому городу, сверкающему стеклом и бетоном.
     Кто только не пытался завоевать этот древний город мифов и легенд! За последнее тысячелетие он подвергся нашествиям арабов, монголов и британцев. И всякий раз выживал и торжествовал победу. Но за последнее десятилетие в результате введения США санкций удача, похоже, отвернулась от него. Жизнь в обнищавшем Багдаде Саддама Хусейна сводилась к каждодневной борьбе за самые простые и насущно необходимые вещи: еду, чистую воду и лекарства. По длинным обсаженным пальмами бульварам катили велосипеды, мотоциклы и автомобили. Смог и выхлопные газы отравляли некогда кристально чистый воздух пустыни.
     Джон Смит раздумывал обо всем этом, сидя в такси, которое везло его по серым от пыли улицам города. Вскоре он попросил водителя остановиться в некогда фешенебельном районе города, расплатился, вышел из машины и насторожённо огляделся по сторонам. Никто, похоже, не обращал на него особого внимания. Что и неудивительно - на нем была форма работника ООН, с эмблемой этой организации на повязке и пластиковой карточкой, удостоверяющей личность, приколотой к карману куртки. Да и такси в этом мрачном и нищем городе было полно. Стать водителем такси - это, пожалуй, был единственный выход для представителей бывшего среднего класса, чтобы хоть как-то свести концы с концами. В каждой семье осталось по одной, пусть старенькой, машине, к тому же цены на бензин здесь держались низкие, меньше десяти центов за литр.
     Водитель отъехал, Смит ещё раз оглядел улицу и неспешно зашагал к зданию, где прежде располагалось американское посольство. Окна закрыты ставнями, само здание и сад вокруг него в самом плачевном состоянии. Такое впечатление, что дом окончательно заброшен. Но это не смутило Смита. Он поднялся к двери и надавил кнопку звонка.
     Соединённые Штаты имели своего представителя в Багдаде, но он был поляком. В 1991-м, в самом конце войны в Персидском заливе, Польша взяла на себя обязательство представлять посольство США на Пи-стрит Нортвест. И с тех пор, даже когда на город падали американские ракеты и бомбы, польские дипломаты, удерживаемые в посольстве чуть ли не как заложники, представляли в Ираке не только интересы своей страны, но и Америки. Засев в этом некогда величественном, а теперь разорённом здании, они решали паспортные и визовые вопросы, общались с местными средствами массовой информации и время от времени помогали осуществлять обмен неофициальной информацией между Багдадом и Вашингтоном. Ведь во всех войнах бывают моменты, когда враждующим сторонам, даже ярым противникам, необходимо как-то общаться. Только по этой причине Саддам Хусейн и терпел здесь поляков. Но в любой момент всемогущий диктатор мог и передумать и отправить их всех до одного за решётку.
     Двери посольства распахнулись. На пороге стоял крупный носатый мужчина с густыми седеющими волосами и смешными кустистыми бровями, из-под которых смотрели умные карие глаза.
     Он взглянул на Смита. Описание, данное Питером, подходило.
     - Вы Иржи Домалевский, да?
     - Так точно. А вы, должно быть, и есть тот самый друг Пита?
     На вид лет сорок пять, одет в коричневый, немного великоватый ему костюм. Говорит по-английски с польским акцентом. Двери распахнулись ещё шире, и дипломат окинул высокого американца пристальным взглядом с головы до пят.
     - Входите. Нет смысла торчать в дверях, слишком уж соблазнительная мишень. - Он затворил дверь за Джоном и провёл его через отделанный мрамором вестибюль в просторный кабинет. - Уверены, что не привели за собой "хвоста"? - Ему понравился спокойный взгляд темно-синих глаз незнакомца, а также ощущение сдержанной силы, которую излучала, казалось, вся его фигура. Во враждебном Багдаде гостю понадобится и то и другое.
     - МI-6 знает, что делает, - ответил Смит. - Не буду утомлять вас подробным рассказом о том, какими путями мне удалось проникнуть в эту страну.
     - Хорошо. Можете ничего не говорить. - Домалевский кивнул, затворяя за собой дверь в кабинет. - Есть на свете секреты, которых никто не должен знать. Даже я. - Он сухо улыбнулся краешками губ. - Вот кресло, присаживайтесь. Вы, должно быть, очень устали. Вот это, с широкими подлокотниками, особенно удобное. И все пружины до сих пор целы. - Джон уселся в кресло, а дипломат подошёл к окну, слегка отодвинул штору и выглянул на улицу в щёлочку. - Мы должны быть очень осторожны.
     Джон положил ногу на ногу. Домалевский прав: он страшно устал. Но, несмотря на это, его просто сжигало нетерпение поскорее приступить к делу. Расследовать причину гибели Софи. Её прекрасное, искажённое мукой агонии лицо постоянно преследовало его и во сне, и наяву.
     Три дня тому назад он ранним утром прилетел в Лондон и сошёл с самолёта в Хитроу, одетый в новый костюм, купленный в Сан-Франциско. То было начало долгого, опасного путешествия. В Хитроу его встретил агент из МI-6, посадил в машину военно-медицинской службы и отвёз на базу Королевских ВВС, расположенную где-то в восточной Англии. Уже оттуда он совершил перелёт в Саудовскую Аравию, приземлился в пустыне на маленьком аэродроме, где был встречен неким безымянным капралом из САС, одетым в длинные одеяния бедуина и прекрасно говорившим на арабском.
     - Вот, наденьте, - он протянул Джону примерно такой же, как у него, балахон. - Нам предстоит воспользоваться одной статьёй малоизвестного довоенного соглашения. - Позже выяснилось, что говорил он о нейтральной зоне, расположенной на границе Ирака с Саудовской Аравией, где кочевникам-бедуинам из обеих стран разрешалось беспрепятственно следовать своими проложенными за многие века маршрутами.
     И вот в этих просторных, развевающихся на ветру одеждах, Джон с капралом переходили от одного бедуинского лагеря до другого, пока, наконец, не оказались на территории Ирака. А затем, уже на окраине Багдада, капрал приготовил Смиту ещё один сюрприз - снабдил фальшивыми документами, иракскими динарами, западным костюмом, а также нарукавной повязкой и бляхой работника ООН из Белиза. Отныне у Джона было новое имя - Марк Бонне.
     Он даже покачал головой, поражённый предусмотрительностью службы МI-6.
     - Вы, смотрю, как всегда на высоте.
     - Да ни черта подобного, - устало огрызнулся капрал. - Напротив, далеко не уверен, что у вас хоть что-то получится. Нет смысла тратить действительно хорошие документы на потенциальный труп. - Впрочем, это не помешало ему крепко пожать Джону руку на прощанье. - Если снова увидите эту задницу, Питера Хауэлла, передайте, что он должен всем нам хорошую выпивку.
     И вот теперь Джон сидел в здании бывшего американского посольства, одетый, как и подобает работнику ООН низшего звена, - в коричневые хлопковые брюки, рубашку с короткими рукавами, куртку на "молнии", снабжённую нарукавной повязкой, бляхой и пластиковой идентификационной карточкой. В кармане лежала ещё одна, запасная, карточка и деньги.
     - Не принимайте мою озабоченность на свой счёт, - сказал Домалевский, продолжая изучать обстановку на улице. - Поверьте, нас трудно упрекнуть в том, что мы не проявляем должного восторга при мысли о том, что вам придётся помогать.
     - Да, конечно, я все понимаю. Но поверьте, это не напрасно. И риск, который вы взяли на себя, более чем оправдан.
     Домалевский кивнул тяжёлой головой.
     - В послании от Питера об этом упоминалось. Он также прислал мне список врачей и больниц, которые вы хотели бы посетить. - Поляк отвернулся от окна. И снова, приподняв кустистые брови, оглядел американца. Его старый друг Питер Хауэлл сообщил, что этот мужчина врач. Но как он поведёт себя в экстремальной ситуации, связанной с насилием? Правда, с этими широкими плечами, мускулистой и тонкой в талии фигурой, он скорее походил на снайпера, а не врача. Домалевский считал, что хорошо разбирается в людях, и, глядя на американца, подумал, что, возможно, Питер был прав.
     - Вы уже договорились о встречах? - спросил Джон.
     - Да, разумеется. И на некоторые из них отвезу вас сам. А с остальными уж как-нибудь сами разберётесь. - Голос дипломата звучал предостерегающе. - Только помните, все ваши удостоверения от ООН могут оказаться совершенно бесполезными, если вы попадёте в лапы местных спецслужб. Это полицейское государство. Многие граждане вооружены, любой может оказаться шпионом. А что касается республиканской гвардии, личной охранной службы Хусейна, так это просто звери. Эдакая комбинация СС и гестапо. Вечно вынюхивают и выискивают врагов государства, диссидентов, запросто могут схватить человека только за то, что его внешний вид им не понравился.
     - И, как я понимаю, часто ошибаются при этом?
     - Правильно понимаете. Смотрю, вам кое-что известно об Ираке.
     - Немного, - мрачно кивнул Смит.
     Домалевский, слегка склонив голову набок, продолжал любоваться американцем. Нет, ему определённо нравился этот человек. Затем он подошёл к письменному столу, выдвинул ящик.
     - Иногда трудно предвидеть и оценить, откуда может исходить самая большая опасность. Насилие может произойти в любой момент, часто без всякой видимой причины или логики. Питер просил меня передать вам это.
     И, усевшись в кресло рядом с Джоном, Домалевский протянул ему американскую "беретту" армейского образца. Смит с благодарностью принял оружие.
     - Смотрю, он обо всем позаботился. И все предвидел.
     - Да. Мы с моим отцом смогли убедиться в этом. В своё время.
     - Так значит, вы уже работали с ним?
     - И не однажды. Только поэтому я и согласился помочь вам.
     А Смит ещё раздумывал, что же заставило Домалевского согласиться.
     - Что ж, очень благодарен вам обоим.
     - Остаётся надеяться, что сможете поблагодарить ещё раз, завтра или через день. Питер уверяет, что обращаться с "береттой" вы умеете. Так что пускайте её в дело без колебаний, если обстановка будет того требовать. Однако помните: иностранец, пойманный с оружием, будет арестован.
     - Спасибо за предупреждение. Постараюсь, чтобы меня не поймали.
     - Вот и славно. Скажите, вы когда-нибудь слышали о Центре предварительного заключения?
     - Извините, нет.
     Домалевский заговорил, понизив голос, в каждом слове звучал неподдельный страх:
     - Слухи о существовании этого центра подтвердились лишь недавно. Это огромное здание уходит под землю на целых шесть этажей. Только вообразите - ни окон, куда можно заглянуть извне, ни стен, из-за которых можно услышать крики истязаемых, ни малейшей надежды выбраться из этого каменного мешка. Иракская военная разведка построила его прямо под зданием госпиталя, близ военного лагеря аль-Рашид, к югу от Багдада. Говорят, что проект и чертежи этого чудовищного сооружения были разработаны лично Кусаем, безумным сыном Саддама. Отдельный этаж предназначен для так называемых военных преступников и слуг, вызвавших неудовольствие у Саддама. Представляете - для них зарезервирован целый этаж с камерами для пыток и смертной казни! Других арестованных распределяют по другим этажам. Стоит человеку попасть туда - и он официально уже не существует. О них нельзя говорить. Их имена никто не смеет упоминать. Эти несчастные исчезают навсегда. Но, на мой взгляд, самое страшное место в этом подземном здании... самое чудовищное и варварское... находится на нижнем этаже. Там Саддам распорядился устроить не только темницы, но и установить целых пятьдесят две виселицы!..
     Джон почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.
     - Господи боже! Пятьдесят две виселицы? Массовые экзекуции. Так там можно повесить одновременно пятьдесят два человека? Нет, это не тюрьма, это какой-то ад! А человек, создавший её, просто зверь!
     - Именно. Так что учтите, лучше уж использовать оружие, чем угодить туда. - Поляк явно колебался, не зная, стоит ли говорить дальше. Потом поднял голову, взглянул на Джона, в его тёмных глазах светилась тревога. - Вы прибыли сюда тайно, неофициально, вы никем и ничем не защищены. О, они наверняка арестуют вас!.. И тогда, тогда остаётся надеяться лишь на удачу... что они убьют вас быстро.
     - Понимаю.
     - Если не передумали, не будем терять времени. Вам предстоит долгий путь. Нам пора.
     На секунду перед глазами Джона вновь предстало лицо Софи, искажённое смертной мукой. Она боролась за жизнь, она хотела жить! Капли пота на раскрасневшихся щеках... светлые шелковистые волосы спутаны... дрожащие пальцы тянутся к горлу, рот судорожными рывками ловит воздух. Она тоже умерла в пытках.
     Глядя на Домалевского невидящими глазами, он думал о том, что Софи была единственной женщиной на свете, которую он любил. И что она никак не заслужила столь ужасной, мучительной, преждевременной смерти. Ради Софи он готов на все. Он сможет, справится даже с Ираком и Саддамом Хусейном.
     Смит поднялся из кресла.
     - Пошли.

     10.05 утра
     Багдад
     С заднего сиденья посольского лимузина Джон смотрел на шумевший вокруг город и с раздражением и отвращением отмечал одну характерную и присутствующую буквально повсюду черту - фотографии Саддама Хусейна. Тиран смотрел на него с огромных рекламных плакатов, установленных на стенах и башнях высотных зданий, с уличных афиш и постеров, из маленьких рамочек, выставленных в витринах лавок и магазинов. Хусейн с густыми чёрными усами и ослепительно белоснежной улыбкой был буквально повсюду. Вот он нянчит на руках младенца. Вот бросает героический вызов новому американскому президенту. Вот во главе семьи, в кругу бизнесменов. А вот гордо приветствует взмахом руки марширующие войска.
     Власть Хусейна в этой некогда легендарной стране высокой культуры была сильна, как никогда. Он правил ею железной рукой. Он постоянно держал свою страну в состоянии войны, что только способствовало укреплению его власти и обнищанию народа, который не смел противоречить. Напротив, в иракцах вдруг проснулись невиданные прежде патриотические чувства. Саддам клеймил и осуждал наложенное ООН эмбарго за то, что миллионы иракцев умирали от недоедания. А сам он и его приспешники лишь бесстыдно жирели и богатели на страданиях простого народа.
     Отвращение Джона лишь усилилось, когда они добрались до окраины города, где раскинулся элегантный и элитный район под названием Джадирийя. Здесь в роскоши и комфорте обитали придворные, прихлебатели и военные советники Хусейна. Лимузин проезжал мимо роскошных снежно-белых особняков, уютных кафе, сверкающих стёклами витрин дорогих бутиков. Вдоль обочин выстроились блестящие лаком "мерседесы", "БМВ" и "феррари". У дверей роскошных ресторанов застыли лакеи в ливреях. Бедность испарилась. Зато свидетельства человеческой алчности были на каждом шагу. Смит покачал головой.
     - Это просто преступление!
     Домалевский в кепи и униформе шофёра заметил:
     - С учётом того, как выглядит весь остальной Багдад, человеку, попавшему в Джадирийю, кажется, что он оказался на другой планете. Причём на очень богатой планете. Как могут люди быть столь беззастенчиво эгоистичны!
     - Да, просто уму непостижимо.
     - Верно. - Поляк остановил лимузин перед уютным белым домом, крытым синей черепицей. - Ну, вот и приехали. - Мотор продолжал работать, он покосился на Смита через плечо. На лице читалась тревога. - Я, пожалуй, подожду. Ну, хотя бы до тех пор, пока вас не выведут отсюда в сопровождении солдат республиканской гвардии. Я, конечно, беспокоюсь о вас, вы это знаете. Но, если такой нежелательный инцидент все же произойдёт, надеюсь, не очень обидитесь, если я тут же умчусь прочь, и вы увидите лишь хвост машины да дымок из выхлопной трубы?
     Смит улыбнулся.
     - Я все понимаю.
     В уютном белом здании размещалась приёмная доктора Хусейна Камиля, известного в Багдаде терапевта. Смит вышел на улицу, залитую солнцем, осторожно огляделся по сторонам и по аллее, обсаженной старыми пальмами, двинулся к резной деревянной двери. Внутри, в приёмной, было прохладно и пусто. Смит огляделся. Пышные ковры на полу, шторы, старинная мебель. Он смотрел на закрытые двери и размышлял о том, найдёт ли за ними ответы на все свои вопросы и достаточно ли здесь безопасно. А вообще, если приглядеться повнимательней, доктор не так уж и процветает. Экономическая изоляция Ирака сказалась и на его материальном положении. Шторы выцвели, обивка на мебели поизносилась. Журналы, разложенные на столиках, были пятилетней, а то и десятилетней давности.
     Одна из дверей отворилась, врач вошёл в приёмную. Это был мужчина лет за пятьдесят, среднего роста, смуглокожий, с тёмными, нервно бегающими глазками. На нем был белый халат и тщательно отглаженные серые брюки. И он был один. Ни медсёстры, ни секретарши в приёмной. Очевидно, назначая встречу Смиту, он позаботился о том, чтобы остаться с ним наедине, без свидетелей.
     - Доктор Камиль.
     Смит представился, назвав своё вымышленное имя:
     - Марк Бонне.
     Доктор вежливо наклонил голову, и, понизив голос, нервно спросил:
     - А какое-нибудь удостоверение личности у вас имеется? - Говорил он по-английски с почти аристократическим акцентом.
     Смит протянул ему удостоверение ООН. Доктору Камилю заблаговременно сообщили, что к нему придёт сотрудник специальной медицинской группы при ООН, изучающий новый вирус. Проводив гостя в смотровой кабинет, он долго и внимательно изучал документы.
     Джон тем временем осмотрелся - белые стены, оборудование и инструменты, блестевшие хромом и сталью, выкрашенный белой краской стол. Из керамического кувшинчика торчат огрызки карандашей. Состояние, в котором пребывало медицинское оборудование, говорило о том, что пользовались им много лет и ни разу не обновляли. Правда, все было чистенькое и сияющее, но подставки для пробирок с анализами пустовали. А простыня, которой был покрыт смотровой стол, совсем протёрлась и вся была в мелких дырочках. И кое-что из оборудования безнадёжно устарело. Проблема, с которой столкнулся не только доктор Камиль - все врачи Ирака. Домалевский утверждал, что в Ираке много хороших врачей, выпускников лучших медицинских институтов мира, что они прекрасные диагносты, а вот существенной помощи пациентам оказать не могут - последние сами должны добывать лекарства, которых катастрофически не хватало. Их можно было найти только на чёрном рынке, и продавались они не за динары. Только за доллары США. Даже у высших слоёв общества возникали проблемы с лекарствами, хотя они были готовы выложить за них поистине астрономические суммы.
     Наконец врач закончил изучать документы и вернул их Смиту. Он не пригласил Джона присесть, и сам не садился. Оба стояли посреди этой по-спартански обставленной комнаты и переговаривались тихими голосами.
     - Что именно вам бы хотелось узнать? - спросил врач.
     - Вы согласились переговорить со мной, доктор. Полагаю, вы сами захотите рассказать мне кое-что.
     Врач нервно отмахнулся.
     - Излишняя предосторожность никогда не помешает. Я, знаете ли, близок к нашему великому вождю. И многие из членов революционного совета - мои пациенты.
     Джон не сводил с него глаз. Этот человек явно что-то скрывает. Весь вопрос в том, сумеет ли он, Смит, убедить его раскрыть тайну.
     - И, однако же, что-то явно беспокоит вас, доктор Камиль. И речь идёт непосредственно о медицине. Уверен, это не имеет никакого отношения ни к Саддаму, ни к войне. А потому, что мешает нам обсудить эту проблему? Никакой опасности в этом я лично не вижу. К тому же, - осторожно добавил он, - речь идёт о гибели людей от неизвестного вируса.
     Доктор Камиль прикусил нижнюю губу. Чёрные глаза смотрели насторожённо. Он оглядел комнату с таким видом, точно боялся, что сами стены могут их выдать. Затем, видимо, спохватился. Ведь как-никак он был образованным, просвещённым человеком. И, тяжело вздохнув, он начал своё повествование:
     - Примерно год тому назад я лечил одного человека. Он умер от синдрома резкой респираторной недостаточности, сопровождавшейся обильным кровотечением из лёгких. А до того проболел недели две, и у него были все симптомы сильной простуды.
     Джон с трудом подавил охватившее его возбуждение. Те же симптомы наблюдались и у жертв загадочной болезни в США.
     - Наверное, это был ветеран операции "Буря в Пустыне"?
     В глазах Камиля мелькнул страх.
     - Не смейте так говорить! - прошипел он. - Этот человек имел честь сражаться вместе с республиканской гвардией, он принимал участие в Славной Войне Объединения Нации!
     - Существует ли возможность, что он заразился в результате применения биологического оружия? Мы знаем, у Саддама оно есть.
     - Это ложь! Грязная ложь! Наш великий лидер и вождь никогда не разрешил бы такого оружия! И если оно и было в стране, то попало в неё от наших врагов.
     - Хорошо. Сформулируем иначе. Мог ли этот человек заразиться в результате применения вражеского биологического оружия?
     - О, нет. Никоим образом.
     - Но ведь он подхватил болезнь именно во время войны?
     Доктор кивнул. Смуглое его лицо искажала тревога.
     - То был старый друг нашей семьи. И каждый год он проходил у меня полное обследование. Нельзя, знаете ли, быть уверенным в здоровье в такой отсталой стране, как наша. - Тут он осёкся, тёмные глаза виновато забегали, ведь он только что оскорбил свою страну. - Вскоре после того, как кончилась война и он вернулся к нормальной жизни, у него начали проявляться симптомы лёгких простудных заболеваний. Традиционное лечение результатов не приносило, но и проходили они быстро, как бы сами собой. На протяжении нескольких лет он страдал внезапными приступами лихорадки, наблюдались также симптомы, присущие гриппозному состоянию. А потом вдруг началась сильная простуда, и он умер.
     - А были в то время в Ираке зарегистрированы другие случаи смерти от того же вируса?
     - Да. Ещё два, здесь, в Багдаде.
     - И жертвы - ветераны той же войны?
     - Так я слышал.
     - Кто-нибудь излечился?
     Доктор Камиль скрестил руки и кивнул - с самым несчастным видом.
     - Разные ходят слухи, - он избегал смотреть в глаза собеседнику. - Но лично мне кажется, всем этим больным удалось выжить, как-то преодолев синдром острой респираторной недостаточности. Да и вообще, нет на свете вирусов, смертельных на все сто процентов. Даже "Эбола" не такая.
     - И сколько выживших?
     - Трое.
     Здесь трое и там тоже. Это много о чем говорило, и Джон пытался побороть охватившие его страх и возбуждение.
     - И где находятся эти выжившие?
     Тут Камиль испуганно вздрогнул и даже отступил на шаг.
     - Довольно! Не хочу, чтобы потом вы разболтали где-нибудь об этом, тогда след неизбежно потянется ко мне. - Он распахнул дверь кабинета и указал на другую, в конце коридора. - Все, хватит. Немедленно уходите!
     Джон не двинулся с места.
     - Но что-то все же заставило вас рассказать мне все это, доктор. И дело вовсе не в тех трех умерших, верно?
     На секунду показалось, врач готов сквозь землю провалиться.
     - Ни слова больше! Замолчите! Уходите отсюда! Я ни на грош не верю, что вы из Белиза или ООН! - Он повысил голос. - Один телефонный звонок властям, и вас...
     Джон весь напрягся. Насмерть перепуганный врач был способен на что угодно, и Джону не хотелось рисковать свободой. Он вышел в коридор, а потом, через чёрный ход, в узкую аллею у дома. И с облегчением заметил, что лимузин ждёт его у обочины.

***

     Оставшись один в кабинете, доктор Хусейн Камиль весь дрожал от ярости и страха. Он совершил непростительную ошибку, сам поставил себя в такое положение и теперь боялся, что его схватят. И в то же время эта ужасная ситуация подсказывала выход, и все могло обернуться в его пользу. Если, конечно, он осмелится сделать это.
     Он сидел, скрестив руки, печально качая головой, и пытался унять свои страхи. На его содержании находилась большая семья, страна распадалась прямо на глазах. Следовало подумать о будущем. Он устал быть нищим в стране, где, сделав всего один верный ход, можно было получить так много.
     И вот, наконец, он решился и потянулся к телефону. Но звонил он вовсе не властям.
     - Да, это доктор Камиль, - еле слышно выдохнул он в трубку. - Вы говорили со мной об одном человеке, - он ещё больше понизил голос. - Он только что вышел из моего кабинета. При нем документы, выданные сотруднику ООН из Белиза. На имя Марка Бонне. Тем не менее я почти уверен, это тот самый человек, о котором вы меня спрашивали. Да, речь шла о вирусе, появившемся во время войны... Он расспрашивал о нем и о жертвах. Нет, он не сказал, куда направился. Но его очень интересовали выжившие... Конечно, буду страшно вам признателен. Так до завтра, да? Буду ждать антибиотики и деньги, как вы обещали.
     Он бросил трубку и буквально рухнул в кресло. Потом вздохнул и почувствовал себя немного лучше. Настолько лучше, что даже позволил себе улыбнуться. Да, риск велик, но вознаграждение, если повезёт, того стоит. Сделав всего один звонок, он станет настоящим богачом в Багдаде. Ему будут поставлять столь ценные здесь антибиотики.
     Он уже довольно потирал руки. Теперь на будущее можно было смотреть с оптимизмом.
     Богачи станут приползать к нему на коленях, стоит им самим или их детям заболеть. Они завалят его деньгами. И не динарами, совершено бесполезными в этой проклятой Аллахом стране, где сам он оказался пленником с тех пор, как эти кретины, американцы, развязали войну, а потом ввели ещё и эмбарго. Нет, больные богачи с ног до головы осыплют его настоящими американскими долларами! И вскоре у него будет достаточно денег, чтобы бежать отсюда всей семьёй и начать новую жизнь где-нибудь ещё. В любом другом месте, только не здесь...

***

     7.01 вечера
     Багдад
     Ночь медленно опускалась на экзотический Багдад. Женщины, с головы до пят закутанные в просторные одеяния, скользили по узеньким, мощённым булыжником улочкам, мимо освещённых свечами лавок и под балконами, напоминая пауков. Только здесь невыносимо жарким летом в Багдаде можно было отыскать тень. Но сейчас был октябрь, к тому же солнце уже село, и воздух был сух и прохладен, а в небе блистала россыпь звёзд.
     Женщина подняла глаза к небу всего лишь раз - настолько сосредоточена была на том, что ей предстоит совершить. Целых два очень важных задания. С виду совсем старуха. Сгорбленная, согнутая чуть ли не пополам - возможно, не только от старости, но и от недоедания. И несла она потрёпанную полотняную сумку. Помимо окутывающего всю фигуру балахона, на ней была ещё традиционная белая пуши - некое подобие повязки, прикрывающей нижнюю часть лица. Пуши оставляла открытыми только глаза - чёрные и внимательные.
     Она торопливо прошмыгнула мимо окон-"фонарей" с резными деревянными ставнями, которые не позволяли заглянуть внутрь, а находившимся в доме улицу было видно. И вот, наконец, свернув за угол, оказалась на извилистой оживлённой улице, освещённой старинными фонарями и звеневшей людскими голосами. Торговцы отчаянно расхваливали свой скудный товар, покупатели с динарами столь же отчаянно торговались, повсюду бегали и кричали босоногие ребятишки. Никто не удостоил женщину даже беглого взгляда. Жизнь на старой улице кипела, страсти достигли своего накала, тем более, что близился час закрытия - вся торговля в городе прекращалась ровно в 8.00 вечера.
     И вдруг прямо на пути у неё возникли три солдата из грозной республиканской гвардии Саддама Хусейна - молодчики в темно-зеленой форме и с оружием за поясом.
     Она вся напряглась. Гвардейцы приближались. Слева от неё находились открытые торговые ряды, на одном из прилавков фермер разложил привезённые из деревни свежие фрукты. Вокруг собралась толпа, люди отталкивали друг друга и шумно торговались. И она полезла в складки своего одеяния, достала несколько динаров и присоединилась к толпе, пытаясь уговорить торговца сбросить цену.
     Уголком глаза она продолжала следить за гвардейцами, и сердце у неё колотилось как бешеное.
     Солдаты подошли и наблюдали за сценой. Один лениво и насмешливо отпустил какое-то замечание, второй ответил в той же манере. Они выглядели такими сытыми и уверенными в себе. И вскоре вся троица хохотала над разгорячённой толпой.
     Женщина вся вспотела, продолжая вымаливать торговца продать ей фрукты подешевле. Столпившиеся вокруг иракцы нервно поглядывали через плечо на молодчиков Хусейна. Кое-кто поспешил отойти в сторонку, от греха подальше.
     Наконец гвардейцы выбрали себе жертву: булочника с целой горой батонов под мышкой. Пряча лицо, он поспешно выбирался из толпы. Женщине этот человек знаком не был.
     Грозная троица окружила несчастного, гвардейцы полезли в кобуры за пистолетами. Один выбил из-под руки у него батоны и начал топтать. Другой ударил наотмашь рукояткой пистолета по лицу.
     В полотняной сумке у женщины был револьвер. Больше всего на свете ей хотелось выхватить его и пристрелить этих извергов. Лицо под белой пуши пылало от ярости. Она прикусила нижнюю губу. Выхватить оружие и стрелять, немедленно!
     Нет. Нельзя. У неё есть работа. Очень важное дело. И она должна остаться незамеченной.
     На улице началась настоящая паника. Булочник упал, люди отворачивались и старались убраться подальше и как можно быстрей. С людьми, привлёкшими внимание безжалостных гвардейцев, случались самые страшные вещи.
     Кровь заливала лицо булочника, он дико кричал. Женщина видела, как двое молодчиков схватили его за руки и поволокли куда-то. Наверное, его арестуют и бросят за решётку. А может, просто изобьют до полусмерти и отпустят. Предугадать невозможно. И его семье придётся изрядно похлопотать, чтобы освободить несчастного.
     Прошло, наверное, не больше минуты, но она показалась ей вечностью. Воздух, словно перед грозой, стал тяжёлым и таким плотным, что, казалось, было нечем дышать. Слабое утешение, что эти мерзавцы выбрали своей жертвой кого-то другого. В следующий раз жертвой можешь стать ты.
     Но жизнь продолжалась. На узкую извилистую улочку вновь вернулись звуки. Появились люди. Крестьянин взял с ладони женщины несколько динаров и протянул ей апельсин. Содрогнувшись, она бросила его в сумку, где лежал револьвер, и поспешно зашагала прочь, то и дело насторожённо озираясь по сторонам. Перед глазами стояло окровавленное лицо несчастного булочника.
     Наконец она свернула на улицу Садон, тоже торговую, но где цены были выше, чем все минареты на другом берегу Тигра. Правда, торговцев на широком бульваре осталось совсем немного, и ещё меньше было покупателей, которые могли позволить себе приобрести товары за такие бешеные деньги. И, разумеется, никаких туристов, они больше не приезжали в Багдад. И вот она вошла в просторный и пустой вестибюль одного из самых современных отелей в городе под названием "Царь Саргон". Там все блистало редчайшей красоты мрамором и сталью, проект отеля создавали западные архитекторы, старавшиеся сохранить восточные традиции и органически соединить их с самыми современными достижениями технической мысли Запада. Теперь же, при тусклом освещении, вестибюль выглядел захламлённым и заброшенным.
     Высокий привратник с большими тёмными глазами и чёрными усами в стиле Саддама Хусейна сердито шептал сидевшему за стойкой клерку:
     - Что сделал для нас этот так называемый великий вождь, а, Рашид? А ведь обещал перебить всех иностранных дьяволов, сделать всех нас богатыми! Такими богатыми, что человек, имеющий учёную степень, должен носить эти изношенные тряпки, униформу привратника, - он стукнул себя кулаком в грудь. - И работать в отёле, где никто не останавливается. У моих детей нет никакого будущего. Если, конечно, им ещё удастся до него дожить!
     Рашид мрачно ответил:
     - Как-нибудь переживём и это, Бальшазар. Как видишь, до сих пор ещё не померли, да и Саддам, он тоже не вечный.
     Только тут они заметили сгорбленную старуху, молча стоявшую перед стойкой. Она вошла так тихо и бесшумно, точно дымок, и клерк с привратником на секунду совершенно растерялись. Как могли они не заметить её? Над белой повязкой, прикрывающей лицо, блеснули живые чёрные глаза. Но она тут же опустила их, как следовало делать порядочной женщине в присутствии любого мужчины, не являвшегося её мужем.
     Привратник нахмурился.
     Она заговорила на безупречном арабском тихим, испуганным голоском:
     - Тысяча извинений. Я портниха. Меня прислали сюда шить для "Сандуса".
     Уловив в её голосе страх, Рашид вновь обрёл уверенность и жестом указал на служебную дверь за стойкой.
     - Тебе нельзя находиться в вестибюле, женщина. В следующий раз входи через служебный вход. Знай своё место!
     Бормоча слова извинений и кланяясь, она прошмыгнула мимо привратника, бывшего доктора философии по имени Бальшазар. И успела незаметно для Рашида сунуть в карман привратницкой униформы мелко сложенный листок бумаги.
     Тот сделал вид, что не заметил этого. И спросил у клерка:
     - А что слыхать насчёт электричества, Рашид? Как там по расписанию, завтра отключат или нет? - И прижал ладонь к карману, где лежала записка.
     Женщина скрылась за дверью служебного входа. Мужчины возобновили разговор. Она с облегчением вздохнула. Первое задание было успешно выполнено. Но ей предстояло ещё одно, куда более опасное и сложное.

     7.44 вечера
     Багдад
     Резкий и холодный ветер, дующий из пустыни, бушевал на улицах Багдада, разогнав по домам последних покупателей с улицы Шейха Омара. В воздухе витал запах ладана и кардамона. Небо почернело, сильно похолодало. Сгорбленная старая женщина в чёрном одеянии и с белой пуши на лице - та самая, что передала записку в отёле "Царь Саргон", - ковыляла мимо деревянных прилавков, где были разложены всевозможные запчасти, которые изобретательные иракцы умело пускали в дело. Настали такие времена, что некогда вполне благополучным в материальном смысле горожанам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось выходить на улицу и торговать буквально всем подряд - от лечебных трав и продуктов до старых водопроводных труб.
     Она уже почти достигла своей цели, как вдруг вздрогнула и застыла как вкопанная. Сердце бешено забилось. Она просто не могла поверить своим глазам.
     Толпа на улице поредела, а потому она сразу заметила его - слишком уж резко он выделялся среди остальных прохожих. Высокий, стройный и мускулистый, он был единственным европейцем на улице. Все те же темно-синие глаза, чёрные, как вороново крыло, волосы, холодное жёсткое лицо, которое она всегда вспоминала с такой ненавистью и болью. Одет неприметно - в ветровку и коричневые хлопковые брюки. И, несмотря на нарукавную повязку с эмблемой ООН, она прекрасно знала, что ни в какой ООН он не работает.
     Она бы и без того непременно обратила на него внимание - слишком уж редким зрелищем был сегодня европеец на улицах Багдада. Но этот человек был знаком ей слишком хорошо, и на секунду она так и застыла как вкопанная перед лавкой, торгующей инструментами. Затем быстро вошла и притворила за собой дверь. Даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в её поведении ничего необычного. Но потрясена она была до глубины души.
     Что делает он в Багдаде? Вот уж кого не ожидала она встретить здесь. Подполковника Джонатана Смита, доктора медицины.

***

     Джон оглядывал улицу с деревянными прилавками и маленькими мастерскими и лавчонками. Весь день он посещал кабинеты и приёмные различных клиник и больниц, беседовал с явно нервничающими врачами, медсёстрами и прочим персоналом, которым довелось работать в военно-полевых госпиталях. Многие подтвердили, что в прошлом году в Ираке было зарегистрировано шесть человек с симптомами острого респираторного синдрома, пострадавших, по всей видимости, от того вируса, о котором говорил Джон. Но никто ничего не знал о трех выживших.
     Шагая по улице, он пытался избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Разглядывал тускло освещённую фонарями улицу с маленькими рынками и магазинчиками, мужчин в длинных просторных рубашках, сидевших за столиками с чашками горячего чая и посасывающих курительные трубки. Старался придать лицу самое безмятежное выражение. И все же этот район Багдада казался ему несколько необычным местом для встречи с доктором Радах Махук, знаменитой на весь мир педиатром и хирургом.
     Но Домалевский проинструктировал его на этот счёт вполне определённо.
     Джон уже начал отчаиваться. Знаменитый педиатр была его последней надеждой. А если задержаться в Багдаде ещё на сутки, опасность возрастёт многократно. Любой заподозривший что-либо местный житель мог донести на него республиканским гвардейцам. Но, с другой стороны, он мог встретить человека, чья информация окажется полезной. И он узнает, наконец, откуда взялся этот проклятый вирус и кто такие эти негодяи, заразившие им иракцев и Софи.
     Нервы его были буквально на пределе, когда, наконец, он остановился у двери в мастерскую, по обе стороны от которой свисали на цепях почти лысые покрышки.
     Именно сюда, в это мрачное местечко, и послал его Домалевский. По словам дипломата, мастерская принадлежала некогда процветавшему багдадскому бизнесмену, чью фирму полностью разорили спровоцированные Саддамом Хусейном войны.
     Жалкий вид этой лавки привёл Смита в ещё большее замешательство и лишь усилил его подозрения. Он взглянул на часы. Он пришёл вовремя. Последний раз оглядевшись по сторонам, Смит толкнул дверь и вошёл.
     За прилавком стоял низенький лысеющий мужчина с традиционными чёрными усами и читал газету. Толстые пальцы испачканы смолой. У прилавка стояла покупательница, женщина в обычном здесь чёрном одеянии, окутывавшем её с головы до пят.
     - Гасан? - спросил коротышку Джон.
     - Его здесь нет, - равнодушно бросил тот в ответ. Говорил он по-английски с сильным восточным акцентом. И окинул Джона острым внимательным взглядом.
     Джон понизил голос и, оглядываясь на женщину, которая подошла поближе и стала осматривать новый ряд покрышек, сказал:
     - Хотел бы с ним потолковать. Фарук аль-Дубх говорил, что вроде бы у него имеются совсем новенькие "Пирелли".
     Это был пароль, который сообщил ему Домалевский. Слова эти не могли вызвать подозрения у посторонних, поскольку "процветающая" компания Гасана на улице Рашид приторговывала из-под полы лучшими новыми покрышками, которые только можно было раздобыть на Западе, и все об этом прекрасно знали.
     Гасан одобрительно приподнял бровь. Потом скомкал газетный листок между двумя натруженными ладонями и произнёс приветливо и на куда лучшем английском:
     - Ах, "Пирелли"! Отличный выбор. Лучшие в мире покрышки! Идёмте за мной. Вот сюда, пожалуйста.
     Но перед тем, как вывести Джона в помещение в глубине лавки, он пробормотал несколько слов по-арабски.
     И тут волосы на голове у Джона встали дыбом. Он резко обернулся, но успел лишь заметить, как женщина в длинном чёрном одеянии, словно тень, выскользнула из двери на улицу.
     Джон нахмурился. Он нутром чуял, что здесь что-то неладно.
     - Кто?.. - начал было он.
     Но Гасан лишь настойчиво твердил:
     - Сюда, пожалуйста. За мной, быстрее.
     Через задёрнутую занавеской дверь они выбежали из лавки и оказались в просторном и тёмном помещении вроде склада, где громоздились целые горы старых покрышек. Одна пирамида доставала почти до потолка. В центре комнаты сидела пожилая арабка и нянчила младенца. Тонкие морщины изрезали щеки и высокий лоб. Угольно-чёрные глаза с любопытством оглядывали Джона. На ней было длинное цветастое платье, чёрный вязаный жакет, а на голове красовалось некое подобие белого тюрбана. Но Джон, казалось, не замечал всего этого. Он не сводил глаз с младенца. Личико его горело и было покрыто потом. Младенец жалобно запищал, и Джон поспешил к нему. По всей очевидности, ребёнок был болен, и Джон, как истинный врач, просто обязан был прийти к нему на помощь, уже не думая о том, ловушка это или нет.
     Гасан торопливо заговорил с женщиной по-арабски, среди незнакомых слов Джон различил своё вымышленное имя. Женщина нахмурилась и стала задавать вопросы. Но не успел Смит взять на руки ребёнка, как в лавке послышался страшный грохот. Похоже, кто-то выбил входную дверь. Джон замер. Затем послышался топот сапог и громкий голос, что-то спрашивающий по-арабски.
     Кровь бросилась в лицо Джону. Их предали! Он выхватил "беретту" и резко развернулся.
     Одновременно с ним Гасан выдернул из груды сложенных горкой покрышек автомат АК-47 и рявкнул:
     - Республиканская гвардия!
     Судя по тому, как ладно лёг ему на руку автомат, Смит понял, что Гасан не впервые пользуется этим грозным оружием, чтобы защитить себя или свою лавку.
     Джон направился на шум, Гасан преградил ему дорогу. И, обернувшись к пожилой женщине с больным ребёнком, тихо и яростно прошипел:
     - Убирайтесь отсюда, вы, все! Сам справлюсь. Это моё дело!
     Решительный араб не стал дожидаться, пока Смит предпримет какие-то действия. Подошёл к двери, просунул ствол АК-47 через занавеску и открыл огонь.
     Звук стрельбы в закрытом помещении показался просто оглушительным. Фанерные стены дрожали, от них в разные стороны разлетались щепки. Женщина за спиной Смита закричала. Ребёнок заплакал.
     Зажав "беретту" в руке, Джон бросился к ним, перепрыгивая через кучи покрышек. Женщина с ребёнком на руках, не дожидаясь его, устремилась к задней двери. Внезапно автоматные очереди загрохотали уже в складском помещении. Гасан резко отпрянул. Из раны у плеча струилась кровь. Джон притянул женщину с ребёнком к себе, они укрылись за горой покрышек. Вокруг свистели пули, вонзаясь в тугие покрышки с глухим хлюпающим звуком. В воздухе разлетались клочья чёрной резины.
     Гасан, укрывшийся за покрышками в другом углу помещения, возбуждённо бормотал молитвы:
     - Аллах велик. Аллах справедлив. Аллах милостив. Аллах...
     Ещё один всплеск оглушительных автоматных очередей. Женщина прикрыла ребёнка своим телом, чтобы защитить от автоматного огня, Джон навалился сверху. Шальные пули разбивали бутылки и банки, стоявшие на полках. Пол засыпали сверкающие осколки стекла. Винты, болты и шурупы, содержавшиеся в разных ёмкостях, разлетались, как шрапнель. Где-то в глубине помещения с шумом хлестала вода из разбитого бачка туалета.
     Джон сталкивался с подобным и прежде - с глупой убеждённостью плохо обученных солдат, считавших, что ураганным огнём можно подавить всякое сопротивление. На деле же такой огонь не мог нанести значительного урона умело укрывшимся людям. Гасан продолжал бормотать слова молитвы. Новый всплеск очередей - и Джон, приподнявшись, с тревогой взглянул на женщину. Лицо её побелело от страха. Смит похлопал её по руке, он не мог подобрать слов утешения на незнакомом ему языке. Ребёнок продолжал плакать. Она пыталась его успокоить, бормоча сквозь слезы какие-то невнятные слова.
     И вдруг неожиданно настала тишина. По некой непонятной пока причине гвардейцы внезапно прекратили огонь. Чуть позже Джон понял, почему. Громкий топот сапог - они подбирались к занавешенной двери. Видно, намеревались ворваться в складское помещение.
     - Слава Аллаху! Наконец-то! - Гасан выскочил из-за своего укрытия, бешено сверкая чёрными глазами и злобно ухмыляясь во весь рот. И не успел Джон остановить его, как он разрядил автомат прямо в занавешенную дверь.
     Из-за занавески послышались крики и стоны. Грохот. Топот ног. Затем снова полная тишина.
     Джон колебался. Он понимал, что женщину следует вывести отсюда и немедленно, но, возможно...
     Вместо этого, низко пригнувшись, он метнулся к занавешенной двери.
     Тут снова загремели выстрелы.
     Джон упал на пол и пополз вперёд. Добрался до шторы из бусин - как раз в этот момент огонь прекратился. Он затаил дыхание и заглянул под край оборванной шторы. И в этот момент грянул одиночный выстрел, а за ним - серия очередей. Он успел заметить, как Гасан залёг за прилавок. Навалился всем телом на одного из гвардейцев и душил его. Смит не мог не восхититься храбростью этого человека.
     Затем он заметил ещё нескольких гвардейцев - они пытались подкрасться к Гасану сзади. Нет, слишком уж их много. И этому отчаянному арабу долго не продержаться. Джону страшно хотелось броситься ему на помощь. Возможно, с двумя он и справится, и это даст время женщине с ребёнком убежать из опасного места.
     Но тут он услышал, как к дому подъехала машина.
     Очевидно, они вызвали подкрепление. Нет, схватиться сейчас с гвардейцами в открытую - это просто самоубийство.
     Он обернулся, женщина не сводила с него глаз. Она прижимала к груди ребёнка и, очевидно, ждала, какое он примет решение. Гасан велел ему спасти её. Он жертвовал жизнью не только чтобы защитить своё имущество и бизнес, он хотел, чтобы женщина с ребёнком спаслись. К тому же Джону следовало выполнить свою миссию - и это могло бы спасти миллионы людей от ужасной смертельной болезни. И ему с болью в сердце пришлось смириться с тем фактом, что помочь Гасану он никак не может.
     Что ж, решено так решено, надо действовать. От одиночных выстрелов и очередей продолжало звенеть в ушах. Джон подбежал к задней двери и распахнул её. Из лавки доносились звуки борьбы и крики раненых. Он ободряюще улыбнулся женщине, взял её за руку и вывел в тёмную аллею, такую узкую, что даже ветру здесь негде было разгуляться. И потащил её за собой, а потом метнулся в сторону и свернул в боковой проход.
     Она крепко прижимала к груди ребёнка, стараясь не отставать от него. Они свернули ещё раз, теперь уже влево. И застыли как вкопанные.
     Военные автомашины блокировали узкий проход с двух сторон. Из них выпрыгивали солдаты и устремлялись прямо навстречу им. Все кончено. Они в ловушке. Они попали в лапы республиканским гвардейцам.

Продолжение следует...