Выпуск 30

Сенсорно-этический интроверт.
Нераспахнутые окна, или
Задачка для созревающих мужчин

Ты мальчик мой,
Мой белый свет,
Оруженосец мой примерный.
В водовороте дней и лет,
Какие ждут нас перемены?
Какие примут нас века?
Какие смехом нас проводят?
Живем, как будто, в половодье:
Как хочется наверняка! ***

− За деньги блаженства не купишь
− Научить можно только из уст в уста.
− Негоже задерживаться там, где не ждут твоего возвращения.

На античной вазе выступает
Человечков дивный хоровод
Непонятно, кто кому внимает,
Непонятно, кто за кем идет.

Глубока старинная насечка;
Каждый пляшет и чему-то рад.
Отыщу средь них я человечка
С головой, повернутой назад.****

Старинная ваза так давно не ощущала тепло человеческих рук, что чуть не рассыпалась от назойливого внимания археологов. Самоуверенные студенты не на шутку увлеклись ее красотой, и чуть было не забыли о преклонном возрасте своей «богини». Им не терпелось лицезреть артефакт нагишом и при свете дня. Но красота, подобно аромату дорогих духов, раскрывается не сразу. И в этом сила и миссия красоты: учить терпению юные сердца.

Ребят было шестеро. Число «шесть» в эзотерике означает «любовь». Ноль или круг – законченность форм и гармонию, а единица – стремление направить любой жизненный процесс в свою копилку личных достижений. Конечно же, шестерых влюбленных рыцарей в археологическом лагере ждали прелестные реалии сегодняшнего дня – девчонки, примус и вкусный ужин. И добрые девушки, что колдовали ради них над вонючим примусом, даже не подозревали о коварной измене своих возлюбленных искателей старины.

А Она была поистине огромной! И каждый хотел считать ее только своей находкой. И каждый боролся в душе со смутным чувством вины за свою торопливость. Видимо так безусые юнцы торопятся раздеть свою первую женщину: за торопливостью и бравадой прячут испуг и чувство вины за несанкционированные действия.

Замечаю, что жизнь не прочна
И прервется. Но как не заметить,
Что не надо, пора не пришла
Торопиться, есть время помедлить.

Сам придет этот миг или год:
Смысл нечаянный, нега, вершинность…
Только старости недостает.
Остальное уже совершилось.*

Но девчонкам было не до обеда. Они внимали Учителю… Точнее той, Все на Свете Знающей Особе, что была приставлена к ним в качестве дуэньи. А более всего – знающей себе цену.

− «…и именно той оценки заслуживает тот, кто пренебрегает словами Наставника!» – сказал он, – «но таких персон среди вас, к счастью, нет…» Когда-то девчонкой я тоже ездила на раскопки. С тех пор и храню у себя ту небольшую коллекцию кусочков старинных черепков. Как мои мальчишки любили к ним прикасаться! Будто знали: только через прикосновение передается Сила. И они, едва завидев меня, всегда начинали просить: «Светлана Санна! А когда можно будет потрогать ваши черепки?» Я обычно отвечала им, терпение…

− Что-то парней давно нет…

− Да ладно тебе, Жень, куда они денутся! Кругом пустыня: кактусы да суслики. Ну, разве что, похотливые «духи фараоновых жен»…

− Кстати, у нас ужин еще не готов. Надо заканчивать эти разглагольствования нашего «Артефакта». Оставайся слушать, а я пойду, сделаю что-нибудь… И чего она корчит из себя видавшую виды матрону?… По-моему это ее старит… Мальчишки, мальчишки… Тоже мне, Девочка нашлась!

− Да не ревнуй ты! При дневном свете она нам явно уступает.

Себя я предоставила добру,
С которым справедливая природа
Следит за увяданием в бору
Или решает участь огорода.

Я стала вдруг здорова, как трава,
Чиста душой, как прочие растенья,
Не более умна, чем дерева,
Не более жива, чем от рожденья.

Как будто бы надолго, на века,
Я углублялась в землю и деревья.
Никто не знал, как мука велика
За дверью моего уединенья.*

Тот, у которого в конце имени задиристо торчала буква «р», ни за что не хотел уступать усатым корифеям от археологии «право первой ночи». Таких находок у них еще не было. Он настаивал на «посвящении». Постепенно в именах остальных школяров тоже нашлись буквы «р». Они решительно заработали скребками, совками и кисточками. Им хотелось сделать это еще при свете дня. Шестеро юношей очень спешили. И никто не знает, как это вышло: поверженная красавица оказалась на боку. Шесть маленьких осколков лежали рядом. А ее огромное древнее тело с того самого боку «украшало» совсем неаппетитное отверстие. Шестеро, повесив голову, расползлись кто – по нужде, кто куда. Потом, не глядя друг другу в глаза, подобрали осколки. Потом поставили красавицу на место и побрели восвояси. И никто никого не спрашивал, что делать с теми осколками. И каждый решил это для себя сам.

Впоследствии поруганную красавицу отдали в плен одному подмосковному музею. Ведь осколков от нее тогда так и не нашли… Она живет там и по сей день. Ее подпорченный бок прикрывает табличка с надписью «руками не трогать!». Раз в неделю к ней наведывается ее единственный мужчина. Пожилой музейный смотритель регулярно смахивает кисточкой с ее все еще прекрасных древних боков вполне банальную, современную пыль.

Беды не тают, а дни улетают,
Но где-то надежда машет рукой.
Время промчится, и, что ни случится,
Ночью безбрежный хлынет покой. **

В том полумраке дней и столетий
Нам не найти свет ушедшего дня,
Если однажды вдруг не ответит
Та, что когда-то любила меня.

За руки этих воспоминаний
Взявшись, пойдем мы к своим родникам,
Чистым листом мы укроем страданья
Выбелим дом и останемся там. *****

Беды не тают, а дни улетают,
Но где-то надежда машет рукой.
Время промчится, и, что ни случится,
Ночью безбрежный хлынет покой. **

Его звали Виктор. И буква «р» в его имени была очень задиристой. И он любил рычать под гитару задиристые песни по вечерам. И поглядывать при этом тайком в сторону последней неприступной крепости под названием «Евгения». Если, конечно, не считать «Артефакта». Света, Светочка, Светлана Санна… Ты явно проигрываешь нашим девочкам при свете дня…

Ну, все: кажется щас опять придется слушать лекцию о культуре… «Последний бастион» ответил пулеметным огнем:

− А знаете, какие последние слова произнесла, уходя из жизни, певица Галина Нежданова? «Где мой лак!» Даже перед тем, как уйти из жизни и стать историей, она оставалась женщиной! Моя бабушка лежала с ней в больнице. Она слышала. А что Мария Максакова ответила на вопрос о прошлых своих ролях? Я месяц назад смотрела о ней передачу по Культуре: «Я помню все свои платья…» А кому мы аплодируем сегодня? Губошлепке-Кате. Девочке из постели. Лохматой девочке, цедящей на весь мир сквозь нечищенные зубы непристойный «мармелад»!

− Ну, допустим, зубы у нее вообще вставные и чистить их не надо…

− Виктор, где вы были так долго?

− Зубы чистили, Женя…

Не полюбить бы этот дом чужой,
Где звук чужой пеняет без утайки
Пришельцу, что еще он не ушел:
Де странник должен странствовать, не так ли?

Иль полюбить чужие дом и звук:
Уменьшиться, привадиться, втесаться,
Стать приживалой сущего вокруг,
Свое – прогнать и при чужом остаться?

Но кто здесь жил? Чей сбивчивый мотив
Забыт иль за ненадобностью брошен?
Непосвященный слушатель молчит.
Он дик, смешон, давно ль он ел – не спрошен.

Покинет гость чужие дом и звук,
Чтоб никогда сюда не возвращаться
И тосковать о распре музык двух.
Где – он не скажет. Где-то возле счастья. *

Факультет по осени напоминает улей: жужжит день и ночь воспоминаниями о летних впечатлениях и сорванных плодах. А коридоры и кулуары напичканы до отказа торопливыми подготовками героев студенческих анекдотов «А когда сдавать?». Речь шла в основном о зачете по летней практике. «Мальчики» считали трофеи, беззастенчиво прибавляя нули, «девочки» зализывали раны от нечаянно разбитых сосудов. И все это вперемежку с рассказами о фараонах.

− Жень, как там «фараоны» в плане...? Тут передача была, говорят, одна журналистка от мумии царя инков пострадала и даже забеременела…

− Спроси у фараонов или у царя инков. Или у СС.

− И, правда, пойду, спрошу нее, послушаю очередную эротическую историю «со щитом и на щите». А заодно, может, и зачет… Ты сама-то сдала?

− Нет. Мы с Виктором…

− С Виктором, с Виктором… Будешь слишком долго таскаться «со щитом» – «на щите» окажешься.

В удушливом насупленном уме
Был заперт гнев и требовал исхода.
О том, что оставалось на холме,
Два беглеца не думали нисколько.

Как страшно им уберегать в лесах
Родимой жизни светлую непрочность.
Что было в ней, чтоб так ее спасать
В березовых, опасно-светлых рощах? *

− Проходите, мальчики. Сегодня специально для вас я приготовила свой знаменитый глинтвейн. Меня еще отец этому искусству научил. Они когда ездили с мамой в экспедиции…

− Света Санна, ну Вы нам покажете, ну, что обещали?

− Конечно, мальчики, покажу и даже позволю прикоснуться. Но не сейчас, не сразу. Сейчас нам предстоят альбомы и кубинские сигары. А потом глинтвейн, черепки старины и зеленый чай.

И пусть часы и годы
Уносят стрелки прочь,
А нам-то что с тобой:
Земная ль непогода
Иль неземная ночь
Над головой,
Над головой?
А нам с тобой не страшно,
И с нами за столом
Беседа и свеча…
И из зеленых чашек
Мы с наслажденьем пьем
Зеленый чай
Зеленый чай. **

А потом они танцевали в кубинском чаду под восточные свирели. А потом, скрестив ноги по-турецки, пили зеленый чай. И листали альбомы ее молодости. И альбомные листы оживали под впечатлением пряных восточных ароматов. И лунный свет, не в пример солнечному, оберегал ее красоту от уходящих лет. Прошлое спуталось с настоящим. Будущее никого не интересовало. Глинтвейн окончательно лишил всех возможности перемещения в пространстве и изрядно развязал язык. И началась бесконечная исповедь и бесконечная проповедь. И слезы сожаления о поспешных действиях, разбитых черепках, упавших вазах, нечаянно поруганной красоте…

− А Она была поистине огромной! И каждый хотел считать ее только своей находкой. И каждый боролся в душе со смутным чувством вины за свою торопливость. Видимо так безусые юнцы торопятся раздеть свою первую женщину: за торопливостью и бравадой прячут испуг и чувство вины за несанкционированные действия.

− И никто не знает, как это вышло: поверженная красавица оказалась на боку. Шесть маленьких осколков лежали рядом. А ее огромное древнее тело с того самого боку «украшало» совсем неаппетитное отверстие. Шестеро, повесив голову, расползлись кто – по нужде, кто куда. Потом, не глядя друг другу в глаза, подобрали осколки. Потом поставили красавицу на место и побрели восвояси. И никто никого не спрашивал, что делать с теми осколками. И каждый решил это для себя сам.

Остатки глинтвейна добили к утру. И повернули реку забвения вспять. Яркие солнечные лучи, назойливые телефонные звонки вернули всем рассудок. Жизнь потекла дальше, по плану. По плану всех ждал честно заработанный зачет. И выходные, чтобы отоспаться от впечатлений.

Отпустим спать чужую жизнь. Один
Рассудок лампы бодрствует в тумане.
Ответствуй, Лебедин мой, Лебедин,
Что нужно смерти в нашей глухомани?

Печальный от любви и от вина,
Уж спрашивает кто-то у рассвета:
− Где, Лебедин, лебедушка твоя?
Идут века. Даль за Окой светла.
И никакого не слыхать ответа. *

В понедельник, придя на факультет за зачетками, они нашли закрытыми вожделенные двери ее кабинета. Обида и недоумение быстро рассеялись и были вытеснены смутным чувством вины: рядом с доской почета они увидели небольшой некролог со знакомым портретом и традиционным четным числом белых хризантем в букете. Попросив в деканате ключи, они побрели хмурой толпой в ее кабинет за своими зачетками, по пути терзаемые опасением увидеть их пустыми, и заодно зализывая муки совести. Они опасались зря. Она еще до их последней встречи приготовила приятный сюрприз. И даже не поленилась каждому написать назидательные стихи.

Я хочу подарить тебе к светлому празднику
Множество всяких странных вещей:
Звон неожиданных звонков,
Запах блюд, не сготовленных вовсе
И мужество ни о чем не жалеть,
И охапки цветов, не проросших еще,
Ароматных и бархатных,
Удивленье, надежду на добрую весть,
Вид из окон, еще до сих пор не распахнутых,
На дорогу, которая может быть есть…***

Видимо, посуда бьется к счастью. К счастью для себя. Чтобы избежать банального окончания своей истории. Вот, что пишет о подобных историях студенческая многотиражка:

Впоследствии поруганную красавицу отдали в плен одному подмосковному музею. Ведь осколков от нее тогда так и не нашли… Она живет там и по сей день. Ее подпорченный бок прикрывает табличка с надписью «руками не трогать!». Раз в неделю к ней наведывается ее единственный мужчина. Пожилой музейный смотритель регулярно смахивает кисточкой с ее все еще прекрасных древних боков вполне банальную, современную пыль…

Но все-таки, они вновь сходили к ней в гости. Правда, всего один раз. Они сделали это в тайне друг от друга. Ведь даже теперь после всего, что было, они все еще стеснялись дарить женщине цветы. Но вместо цветов они принесли ей нечто большее. Принесли самое дорогое, что у них есть: осколки своей первой любви. Да, да: те самые кусочки глины со следами тысячелетней глазури, те, что когда-то припрятали тайно друг от друга в память о своем посвящении. Ведь только сложенные вместе шесть единиц могут дать число любви. И обещать новую жизнь ушедшим в туман забвения. Так возвратили они своей богине дарованный ей небом «ключ без права передачи».

Недаром видно предки наши
Просили всех за все простить
Коль не отпустишь день вчерашний
Так в завтра могут не пустить.

Прощать за что? Река забвенья
Все унесет и боль, и страх…
Оставит лишь стихотворенья
И черепки в твоих руках. *****

«Виктор» означает «победитель», «Евгения» – хранительница царских кровей. Об этом, по крайней мере, говорят их имена. В конце-концов Виктор победил крепость по имени «Евгения». Откусив по куску традиционного пирога при входе в свадебный чертог, Инь и Ян навсегда уяснили свои социальные роли. И, как положено в природе, через год там уже громко верещала маленькая Светочка. Так пожелал Виктор, преподнося этим очередной букет «Королеве своей души». А если уж Ян что-нибудь пожелает, то Инь… Конечно, конечно, соглашается, принимает и улыбается… Евгения «царствует» теперь около домашнего очага, а если и откапывает что-нибудь, это вероятнее всего, кулинарные рецепты в инете или вещички для Светланки на дешевых распродажах. Виктор остался верен Госпоже-Археологии. Она научила его терпению, она показала, что настоящая стратегия победы – это верность. И обещала верному своему рыцарю периодически подбрасывать «ключи» от «еще не распахнутых окон», что веками хранят историю Матери-Земли.

Старый мастер, резчик по металлу,
Жизнь мою в рисунок разверни.
Буду я кружиться до отвала
И плясать не хуже, чем они.

И в чужие вслушиваться речи,
И под бубен прыгать невпопад,
Как печальный этот человечек
С головой повернутой назад. ****

В композиции прозвучали стихи:
* Беллы Ахмадулиной
** Веры Матвеевой
*** Булата Окуджавы
**** А.Кушнера
***** Т.Меньшовой