Противостояние.

1. Ангелы в СССР

Вскоре после алии ( он прибыл в 1972 году с семьей в Израиль из Таш­кента после 16 лет “отказа”, чудом провезя через советскую таможню свою уникальную библиотеку священных книг) рав Ицхак Зильбер был приглашен в Америку для участия в сборе денег на религиозное обучение детей российских олимов.

Там он провел, по его словам, “счастливые дни” – встречался со многими людьми и много выступал. Был у одного из “глав поколения”, раввина Мойше Файнштейна, беседовал с ним и получил от него смиху – удостоверение в том, что он, Ицхак Зильбер, является раввином, обладающим знаниями (в йешиве ему учиться не довелось…). Больше часа беседовал с ним Любавичский ребе, который на вопрос рава Зильбера, чем ему заняться в Израиле, чтобы принести больше пользы, порекомендовал в качестве большой мицвы заниматься русскими ре­патриантами. “И я стал это выполнять”, - пишет рав Зильбер * .

И был благотворительный обед, на котором присутствовали великие люди Торы, а также богачи. “Первым говорил я, - вспоминает рав Зильбер, - и сказал, что, если бы взяли чис­тых ангелов и спустили в этот мир в семнадцатом году, и дали им пережить революцию, разгул банд Петлюры и Деникина, Махно и Колчака, гражданскую войну, во время которой были убиты триста тысяч евреев, и коллективизацию, когда крестьян, отняв у них все дочиста, сослали в Сибирь, и действия новой власти, которая немедленно закрыла еврейские школы и посадила за решетку тех, кто обучал Торе, и репрессии тридцать седьмого года, когда мил­лионы были расстреляны без причины, посажены в лагеря, откуда вернулись очень немногие, и еще гитлеровскую оккупацию, когда девяносто процентов евреев Эстонии, Латвии, Литвы, Бе­лоруссии и Украины были уничтожены, и голод в Ленинграде, и обвинения в “космополи­тизме”, и процесс врачей, -- так я уверен, что от этих ангелов ничего бы не осталось.”

Рассказ рава потряс присутствующих, которые стали давать деньги на дело еврейского религиозного образования.

2. От сердца к сердцу

Как же удалось раву Ицхаку Зильберу не сломиться в таких условиях и не только не утратить веры во Вс-вышнего, но подняться и поднять многих и многих людей к высотам Торы? На том же собрании три десятилетия назад рав Зильбер, поблагодарив устроителей, произнес следующее:

“- Сказано: “Шма Исраэль, а-Шем Элокейну, а-Шем Эхад. Ве-аавта эт а-Шем Элокеха бе-холь левавха…” -- ”Слушай, Израиль: Г-осподь – Б-г наш, Г-сподь един! И люби Г-спода Б-га твоего, всем твоим сердцем, и всей твоей душой, и всем твоим достоянием.”

А как узнать, любишь Б-га всем сердцем или нет? Вот дальше и сказано:”Пусть будут слова эти, которые Я заповедовал тебе сегодня, в сердце твоем. И учи им своих сыновей…” Отец меня учил и алеф-бету, и ТАНАХу, и Гемаре, и Шулхан Аруху, он был мой единственный Ребе. Я тоже учил этому своего сына Бенциона… “Научи этим словам своих детей.” Тот, кто любит Б-га, будет это делать.”

Основа характера и убеждения человека, как известно, закладываются с самых ранних лет. Рав Ицхак Зильбер – потомок раввинов, чья родословная (по материнской линии) восходит к самому Раши. Свои книги “Пламя не спалит тебя”, “Беседы о Торе”, неоднократно выходив­шие большими тиражами, он посвящает, как пишет, “моему дорогому отцу и учителю раву Бенциону Зильберу, раввину города Казани в Советском Союзе, сыну равва Ицхака Циюни, раввина города Режицы в Латвии, автора книги ”Олат Ицхак”, благословенна их память, и моей дорогой матери и наставнице Лее-Гитл, дочери равва Моше-Мишеля-Шмуэля Шапиро, раввина города Рагува в Литве, автора книги “Твуот Шемеш”, благословенна их память.”

3. Под одной крышей с потомками Амалека

“Родился я в 1917 году в Казани, - рассказывает в ”Пламени…” рав Ицхак - Мои бла­гословенной памяти родители <…> дали мне традиционное еврейское воспитание. С малых лет я стал изучать ТАНАХ и Талмуд: учиться мне приходилось, по понятным причинам, в обста­новке строжайшей секретности.”

О своем детстве рав Ицхак подробно рассказывает в готовящейся к выходу книге вос­поминаний, главы из которой печатались в “Иерусалимском журнале” (2001/ 9, 10):

“Как это отцу удалось – ума не приложу, но я ни одного часа не учился в школе. При советских порядках и законе об обязательном начальном образовании – это просто чудо. Чтобы я мог учиться на равных с ребятами, отец какое-то время нанимал для меня частных учителей по математике, физике и русскому языку. В основном этими предметами он занимался со мной сам (как и когда отец приобрел эти знания, мне неизвестно, но такое и не спрашивают о человеке, умеющем учиться; он сделал это ради меня). Отец всегда брал меня с собой в синагогу. В шесть лет я уже знал назубок все молитвы и молился наизусть.”

Жизнь семьи раввина – “лишенца”, как тогда таких называли, -- была тяжелой и уни­зительной. “С момента, как я себя помню, - вспоминает рав Ицхак, - мы жили в жактовской (го­сударственной) трехкомнатной квартире. Звучит неплохо, верно? Но выглядело это так: родители со мной – втроем – в двенадцатиметровой комнате, соседская семья – в таких же апартаментах, а центральная комната отдана молодежной группе Еврейской секции Компар­тии.» Приходилось жить под одной крышей с этими потомками Амалека, которые отличались от членов “гитлерюгенда” (молодежной организации Гитлера) только тем, что стремились не к физическому, а к духовному уничтожению евреев. “Члены Евсекции беспощадно боролись с ”пережитками прошлого” – с верой своих отцов: закрывали синагоги и миквэ … , запрещали кошерный убой скота, сажали в тюрьмы тех, кто обучал Торе. Они буквально охотились за мо­лодежью, как за зверями – заходили во все еврейские дома и требовали: ”Идем с нами!” Отказываться и вступать с ними в спор было опасно.”

Не миновал их внимания и маленький сын раввина. Но тут, что называется, коса нашла на камень. “Помню пришел я домой в эрев шабат (в пятницу вечером) и хотел пройти к себе в комнату. Один из этих евреев [из Евсекции. – З.С.Л.] останавливает меня, сует мне, одиннадца­тилетнему мальчишке, спички и говорит: " А ну-ка зажги, не то побью! " Я не зажег, вырвался как-то и убежал. И это у себя дома. ”

4. “Мне нужно ехать в Палестину…”

С детских лет складывалось у рава Ицхака Зильбера единство убеждений и поступ­ков. Вот он, мальчик, прочел в Торе, что между евреями и Б-гом существует вечный и ненару­шимый союз, заповеданный Вс-вышним Аврааму и его потомству (Берешит, 17: 7). Его поразили следующие слова: “И Я дам тебе и твоему потомству после тебя землю проживания твоего, всю землю Кнаана во владение вечное. ” (17:8)

“ Значит ли это, что я когда-нибудь буду жить в Эрец-Исраэль?”, - спрашивает он у родителей. И несмотря на то, что тогда, в двадцатые годы, это казалось немыслимым, они с уверенностью отвечают: “Будешь!” “И я решил действовать.”

Не откладывая дело в долгий ящик, маленький Ицик отправляется в … Народный ко­миссариат иностранных дел Татарской республики и спрашивает, кто здесь самый главный. На вопрос советского чиновника, чего он хочет, мальчик говорит: “Разрешите мне выехать к дедушке в Литву, в горд Рагува Паневежской области. Фамилия дедушки – Шапиро.” – “Зачем тебе в Литву, мальчик?” Я простодушно отвечал: “Мне нужно ехать в Палестину, а из России туда не выпускают. Поэтому я хочу поехать в Литву, а оттуда – в Палестину.” – “Да? Любо­пытно! Мальчик, а в какой школе ты учишься? Кто твои папа и мама? За такое воспитание са­жать надо.” Не помню, как я убежал оттуда. Только через много лет я понял, какой опасности подверг отца и мать. Лишь чудом можно объяснить, что их не арестовали. ”

И этот же “литовский” дедушка, раби Мойше-Мишель-Шмуэль Шапиро, из-за гра­ницы (Литва тогда не входила в СССР) написал внуку последнее письмо:

“Мой дорогой внук Ицхак-Йосеф! Мы с бабушкой очень озабочены тем, что вы жи­вете в ”холодном климате” [ так он иносказательно обозначил советскую систему. –З.С.Л.]. Все наши молитвы Б-гу в том, чтобы ты остался верующим евреем, знающим Тору…”

Письмо залито слезами. Вскоре дедушка умер.”

Этот “холодный климат” становился все более суровым, но рав Ицхак Зильбер, как и многие подобные ему евреи, шли избранной дорогой и выдержали противостояние советскому Мицраиму.

5 . В армии Вс-вышнего

Среди битв, которые вели религиозные евреи с советской системой, важнейшей была за соблюдение субботы. Начав работать с четырнадцати лет, р. Ицхак нашел место, где не ра­ботали в субботу (тогда это был обязательный рабочий день). За это в остальные дни он обязался работать вместо положенных ему, как подростку, шести по двенадцать часов в день. “В полседьмого утра я старался уже быть в синагоге, молился, учил Гемару, потом отправлялся на работу. Я чинил примусы, керосинки, патефоны, велосипеды. Дело я осваивал старательно и стал рабочим что надо: я слесарь шестого разряда, прошу не шутить!”

Но советский закон обязателен для всех. “После убийства Кирова не работать по суб­ботам стало невозможно. Все кругом проявляли отчаянную бдительность, интересовались, кто мои родители, пытались уговорить, что надо работать в субботу, что вокруг кипит новая жизнь, а я держусь за старое, и тому подобное. Уговаривали четыре недели, но все четыре субботы я на работу не выходил. И с понедельника меня уволили. Мне было семнадцать лет.”

Вставал вопрос, что делать дальше.

“Изо дня в день знакомые и соседи твердили моему отцу:

- Ребе, что вытворяет ваш сын? Его поведение и для вас опасно! Ну, неделю не будет работать в субботу, ну – месяц! Но нельзя же всю жизнь прожить, как на войне! И что из него выйдет? Сейчас, когда ему шестнадцать-семнадцать лет, он мог бы еще учиться и стать инженером, врачом. Но он нигде не учится.

Родители молчали. Мир вокруг становился все мрачнее. Сначала закрыли миквэ, по­том шохетам запретили резать мясо, людям оставалось либо полностью отказаться от мяса, либо есть трефное. Некоторые выдержали, некоторые – нет. А дети, повзрослев, уже не колеблясь, покупали и приносили домой трефное. Потом, в тридцатом году, закрыли сина­гогу…

Помню, мы с отцом шли с молитвы со старым Шохетом реб Исроэлем и взрослые уже не впервые вели между собой такой разговор:

- В этот Йом-Кипур еще был миньян. А вот соберется ли миньян лет через двадцать?
Шохет сомневался :
- Нет, пожалуй.
Отец задумался :
- Если найдется кто, чтобы собрать людей, то миньян и соберется.

Взрослым, даже твердо верующим, в те дни казалось, что все кончено. Но я, маль­чишка, был уверен, что всё будет в порядке. И решил запомнить этот разговор и посмотреть, что будет. И запомнил. Смотрю: пятнадцать лет прошло – миньян есть, двадцать лет прошло – миньян есть, и еще больше людей, чем прежде.”

Рав Ицхак Зильбер – как раз один из тех, кто “СОБИРАЕТ МИНЬЯН”. К нему всегда тянутся люди, и нет таких ситуаций, из которых он не мог бы выйти достойно, как подобает ев­рею…

6. Субботы в университете

Вот он уже студент физико-математического факультета Казанского университета ( мать советовала: “Попробуй где-нибудь учиться. Будешь в субботу слушать, а писать не будешь.”). Нелегко студенту-еврею соблюдать заповедь субботы. Чтобы не писать в этот день, он то “забывал” дома тетрадь, то перевязывал палец, который якобы поранил, то просто сказывался больным и не приходил на занятия в университет.

“Когда в субботу преподаватели вызывали меня к доске, им приходилось выслушивать самые фантастические причины, объясняющие, почему я предпочитаю оставаться на месте. В конце концов я нашел выход из положения: изучил расписание на полгода вперед и те предметы, лекции по которым читались по субботам, сдавал до наступления сессии, в первый или второй месяцы занятий, освобождаясь таким образом от необходимости приходить по субботам в университет.

Трефного я, конечно, не ел. В городе [Казани] был миньян – десяток пожилых евреев, и я использовал любую возможность помолиться вместе с ними. Свои занятия Торой я не прекращал ни на один день – отец еще в детстве приучил меня ежедневно по два часа учить Талмуд. Если, готовясь к университетским экзаменам, я был вынужден корпеть над учебниками до трех часов ночи, то с трех до пяти я занимался Талмудом. Когда же по каким-то причинам мне это не удавалось, я записывал свой ”долг” в особую книжечку и восполнял пропущенное при первой же возможности. Руководствуясь требованиями Торы, я старался помогать людям как мог: опекал больных, давал бесплатные уроки детям из бедных семей, готовя их к экзаменам…”

7. Кем быть?

Перед молодым математиком открывался путь научной деятельности. Его руководителем в университете был ученый с мировым именем – член-корреспондент Академии наук СССР Н. Г. Чеботарев, специалист по высшей алгебре. Он хотел сделать Зильбера своим аспирантом и дал ему тему для самостоятельного исследования. Но в аспирантуру его не приняли. Несмотря на это, он продолжал разрабатывать свою научную тему, время от времени консультируясь с профессором Чеботаревым. “Иногда я вставал в пять утра и до молитвы (в Казани я всегда молился в миньяне) занимался математическими изысканиями. Я написал серьезную работу по теории чисел и мечтал, что когда-нибудь пошлю ее самому Эйнштейну.

Потом подумал: хорошо, допустим, я ее опубликую, получу кандидатскую или докторскую степень. Тогда из России уже ни за что не выехать! И так-то не просто вырваться, а ученому со степенью и того труднее. И я приказал себе (еще при жизни Чеботарева) не трогать больше эту тему. <…> имей моя работа прикладное значение, будь она применима в медицине, скажем, или в оборонных целях, я бы постарался ее закончить [в Израиле. – З.С.Л.]. Или, если бы это могло привести евреев к Б-гу – я бы это обязательно сделал. А так, чисто теоретическая работа! Ну и что? Ну, будет еще один ученый еврей… ”

Это умение подчинить себя главному, оставив в стороне второстепенное, отличает целеустремленную натуру рава Ицхака Зильбера на протяжении всей жизни.

8. Военные годы

Войну он встретил, работая учителем школы в селе Столбищи близ Казани. Голодал, а однажды едва не замерз жестокой зимой 42-го года на сельской дороге (всю неделю жил на селе, а субботы старался проводить дома, в Казани).

Однажды, в самый разгар войны, когда положение на фронте было особенно тяжелое, его забрали прямо на улице (у него не оказалось с собой документов) и объявили мобилизованным, хотя до этого по состоянию здоровья (“я был сильно истощен, и нервно, и физически”) в армию его не брали.

“А дело … было в субботу.

Я прихожу домой и говорю:

- Папа, меня забирают в армию. Дали полчаса на сборы.

Отец спрашивает :

- Ты недельную главу уже всю прочитал?

Я говорю:

- Нет.

- Что же ты сидишь? Там же у тебя не будет Хумаша (Пятикнижия). Садись пока и дочитай.

Я сел читать.

Но с властями шутить нельзя. Я дочитал и пошел к ним. И опять по какой-то причине отложили мою отправку. Тут меня взяли преподавать в техникум и дали броню. Но до сих пор помню, как спокойно отец сказал: “Ты ведь раздел не прочитал, а там у тебя не будет Хумаша. Так прочитай сейчас.”

9. Уроки в субботу

Работая в сельской, а потом и в городских – В Казани – школах, техникумах и институтах почти двадцать лет, рав Зильбер выработал свою оригинальную систему, позволявшую ему избегать нарушения закона субботы. В книге воспоминаний он делится с читателем своим “приемами маскировки”. *

“Первый и основной принцип – всю неделю я работал на субботу, собственно, я этот принцип не придумал, так оно и полагается: всё лучшее, из того, что у нас есть, лучшую пищу и лучшую одежду, мы оставляем на субботу. Неделя и должна быть подготовкой к субботе.

В начале недели я старался рассказать побольше, дать ученикам весь запланированный на неделю материал, чтобы в последние дни мы могли только упражняться в решении задач и примеров.

Накануне субботы я заранее заполнял журнал: проставлял оценки ученикам, которых намечал опросить, и старался запомнить их фамилии. Это можно было сделать и задним числом, скажем, в понедельник, но я подстраховывался на случай так называемого “посещения”. Могли прийти с проверкой завуч школы, директор, инспектор гороно или из Института усовершенствования учителей, перенять опыт…

<…> Мы вышли из страны, где все воруют. Как использовать это качество для добра?

Красть время для Торы!

Должен признаться: я много обманывал советскую власть, много времени у нее украл. В субботу я всегда являлся в класс с опозданием, минут через десять после звонка, независимо от того, ждет ли меня там какой контролер или нет. Это мой второй рабочий принцип. Как этот долг отдать сейчас – не знаю.

Но вот я в классе. Инспектор уже сидит на задней парте, ждет. Я вдруг “спохватываюсь” – ох, забыл журнал. Отправляю кого-нибудь из учеников за журналом. Журнал доставлен. Предлагаю принесшему: отметь, кого нет в классе, - а сам “наверстываю время”: велю ученикам открыть задачники, и называю номер примера или задачи. Один ученик решает у доски, остальные – в тетрадях.

Теперь представим себе, что ученик у доски забыл или не знает формулу. В любой другой день я бы написал формулу на доске сам. Но суббота! И я поднимаю одного, другого, третьего – пока кто-то не напишет. И так я веду весь урок – только примеры и задачи.

Третий принцип касался тактики действий с учениками-евреями. Это тоже ведь надо заранее обдумать.

В субботу я евреев к доске не вызывал, а к сидящим за партой подходил и говорил: “Тебе тема сегодняшнего урока понятна, можешь не писать.”

Что интересно: инспектировали меня не раз, и неизменно уроки в субботу или в праздники получали самую лучшую оценку. Лучшую! Инспекторам очень нравилось, что ”учитель только руководил классом, а весь класс увлеченно работал”.

Потом, после урока , спрашивают :

- Ну, как насчет оценок?

Я велю принести журнал и показываю.

А оценки поставлены до захода солнца в пятницу!”

Бывали и незапланированные “курьезы”, Однажды, на исходе субботы, учителя Зильбера вызвали в директорский кабинет для подписания важного документа: “Эту бумагу необходимо до девяти сдать в Министерство просвещения. Все подписи есть, только вашей не хватает…” Он сказал, что подпишет, но прежде должен дать задание ученикам, которые “изнервничались” накануне экзамена. Побежал в класс, извинился перед учениками: мол, голова разболелась и … удрал из школы. А директору объяснил в понедельник: “Простите пожалуйста! Так голова разболелась, что и забыл совсем!”

“Не раз мои близкие друзья-евреи, от которых я не скрывал своего мировоззрения, говорили мне: ”Почему ты не живешь как все, Исаак? – пишет р. Зильбер в книге “Пламя…” – Зачем тебе эти мучения: не писать в субботу, есть всухомятку, рисковать каждый раз во время молитвы? Ведь рано или поздно дознаются, лишат тебя диплома и выгонят с работы!” Если бы я сам знал о еврействе столько. Сколько знают они – то есть практически ничего – я бы вместе с ними поражался странному для окружающих поведению религиозного еврея.”

10. В сталинском лагере

Для самого рава Ицхака Зильбера, обладающего громадными и уникальными знаниями, жизнь по Торе – естественное и непреложное состояние. Он продолжал жить так и в сталинском лагере, куда попал по сфабрикованному уголовному обвинению. На самом деле в глазах советской власти исполнение законов Торы уже было преступлением.

И в лагере р. Зильбер продолжал соблюдать закон субботы и учил Тору.

“Как быть с субботой в лагере? – рассказывает он в книге ”Я принадлежу моему другу”, 2001 – Там рассуждают просто: не работаешь – саботажник! Как заниматься Торой? В камере не уединишься! Эти две проблемы первое время были главной моей заботой в заключении.

Тексты, которые я знал наизусть, я изучал по памяти. Как раз незадолго до ареста я приступил к трактату “Евамот”, вот и повторял все время начатый раздел. Ну, а дальше что?

Обошел я лагерь, осмотрел все бараки и увидел, что в одной камере (так называют комнаты в бараках) держат за ширмой старые валенки, в закутке таком, шириной в полшага. Я решил, что это Б-г специально для меня приготовил.

Старостой камеры был там один торговый работник из Москвы. Человек пожилой, лет шестидесяти трех, выполнять тяжелую работу он уже не мог, а потому взял на себя обязанности по камере: мыть полы и доставлять в барак по шесть ведер кипятку утром и вечером. Подхожу к нему и говорю :

- Михаил Иванович, хочу в вашей камере жить.

- А что я с этого буду иметь?

- Я всё равно воду таскаю (моей обязанностью было снабжать лагерь водой), так я буду за вас кипяток приносить и полы мыть.

- Ладно, договорились.

Итак, место есть. Теперь вопрос – как добыть книги?

<…> Не поверите – я попросил парторга лагеря, еврея Вишнева. Я сталкивался с ним иногда в котельной, которой он заведовал, и почувствовал – это человек честный, не донесет.

<…> И я его спросил :

- Если я дам вам адрес, где можно взять две книги, - принесёте?

Он ответил :

- Да.

И принес, сказав только:

- Даже если тебя будут резать на куски, не говори, где взял.

Так у меня оказались маленького формата Танах и книга мишнайот с тремя разделами: Незикин, Кодшим и Тогарот. Я их спрятал под валенками.

Теперь – время… Я ведь взялся воду таскать в одиночку, чтобы соблюдать субботу. Три тысячи человек, которые любят после работы основательно помыться, так просто водой не обеспечишь. Водопровода-то нет. Воду приходится носить ведрами от реки. Я начинал в шесть утра, а кончал уже темной ночью.

В пятницу до захода солнца я приносил столько, чтобы и в умывальниках, и на стройке, и в столовой хватало до полудня субботы – больше не успевал. А на оставшуюся часть субботы договаривался с заключенными (в основном с жуликами, отлынивавшими от общих работ), чтобы они принесли недостающее количество воды. Расплачивался с ними либо пятеркой, либо пайкой хлеба, либо еще чем-нибудь из еды.

<…> Время я нашел. Стал не ходить с ведрами, а бегать! Вместо часа добегал до места за сорок пять минут. Каждый час заскакиваю в барак и, если нет надзирателя – надзиратели обходили бараки раза четыре в час, ныряю за занавеску и читаю Тору, пророков и мишну. И так двенадцать раз по пятнадцать минут!

Правда, темновато было читать: окно обросло льдом. А лампочка в бараке (чтоб не соврать!) сороковаттная, да и толку от нее за ширмой не много. Первое время я едва разбирал текст по буквам, а потом научился читать совсем бегло. Я и до сих пор, спустя сорок пять лет, могу читать почти в темноте – сам не понимаю, как это получается…

Труднейшие места Талмуда, в которых я на воле не разобрался, -- масехет Киним – я там разобрал.

Руки у меня вечно были мокрые оттого, что я таскал воду из проруби в дикой спешке, страшно потрескались на морозе и очень болели, но я чувствовал себя счастливейшим человеком в мире – в таких невероятных условиях Б-г мне помог!”

“Я убедился, - пишет рав Зильбер в своих мемуарах, - и могу утверждать: подвергая человека испытанию, Б-г всегда дает ему силы это испытание выдержать. Было бы желание. ”

11. Праведник нашего времени

Сегодня рав Ицхак Зильбер, несмотря на вынесенные испытания и преклонные годы, полон духовных сил и энергии. Его день заполнен до отказа – уроками Торы, встречами со многими людьми, которые всегда находят у него помощь и поддержку. В его доме празднуют свадьбы и бриты (обрезания). Он улаживает бракоразводные дела (он один из крупнейших авторитетов в этой области). Рав Ицхак Зильбер создал и возглавил организацию «Толдот Йешурун», которая занимается религиозным просвещением олимов из бывшего СССР. Уроки, семинары, вечерние колели ведут в ней более трёхсот преподавателей, среди которых много его бывших учеников. Эту его деятельность высоко оценивают крупнейшие раввины – главы поколения.

На протяжении всей своей долгой жизни рав Зильбер делал и делает добро людям, будучи убежден в том, что хотя “будущее наше предопределено, однако своим поведением каждый из нас может либо приблизить его наступление, либо отдалить. Добро, совершаемое отдельным человеком, сыном Израиля, меняет к лучшему нравственный облик нашего народа и всего мира, для которого нам заповедано быть духовным образцом.”

Статья опубликована в 37-ом выпуске журнала «Отцы и дети» (Москва-Иерусалим, 2003-5764).

* В статье приводятся цитаты из книг р. Ицхака Зильбера «Пламя не спалит тебя» (И-м, «Шамир», 1988), «Я принадлежу моему другу» (И-м, 2001), «… Чтобы ты остался евреем» Воспоминания. (И-м, 5764 (2003).

* “Пусть они вам никогда не понадобятся”, - говорит он. К сожалению или к счастью, понадобились – сужу по своему личному опыту преподавания на подготовительных курсах Саратовского университета в 90-е годы. С книжкой рава Зильбера “ Пламя не спалит тебя ” и с ним самим я был тогда уже знаком.

Посетите нашу страницу http://www.kehilasmy.org
Visit our page http://www.kehilasmy.org