Чистый Мир - альтернативный Путь

К душе

Прикасаться к теме Души ("Психея" -  греч. безмолвие, умное делание)
непросто, однако постараемся соблюсти главную, пожалуй, заповедь: "Не
навреди!" и предоставим слово нашему современнику - замечательному писателю
Михаилу Анчарову, который нес нам Свет в самые "застойные" годы:
"Душа - это некоторая данность, осознаваемая некоторыми людьми и очевидная
им самим. Если человек замечает в себе наличие души, ему не надо объяснять,
что это такое. Если не замечает - ему не понять, что это такое при любых
объяснениях (так же, как слепому - что есть свет, а глухому - звук). Если ты
ощущаешь в себе душу, это и есть высший дар из всех мыслимых даров бытия.
Обладание им и есть высшее счастье.
Душа доступна наблюдению. Ее ощущает сам обладающий ею человек, а для
других она проявляется в его поведении. Душевные болезни не излечиваются
лекарствами. Они излечиваются лишь словом и делом, - словом, воплощенном в
деле, или делом, выраженном в слове. С этой точки зрения душа есть единство
слова и дела. Психология же, как наука о душе, есть явление культуры, а не
природы".
Вот так, а теперь слово - "основателю новой психологии" - Карлу Густаву Юнгу



ПРОБЛЕМА  ДУШИ  СОВРЕМЕННОГО  ЧЕЛОВЕКА

Проблема души современного человека принадлежит к вопросам, которые
сделались частью нашего века настолько, что мы не в состоянии разглядеть их
в необходимой перспективе. Говоря о проблеме души, мы можем в лучшем случае
лишь поставить вопрос, более того - вопрос не слишком ясен. Дело в том, что
он обращен к чему-то столь универсальному, что выходит за пределы
индивидуального восприятия. Поэтому у нас есть все основания подходить к
проблеме со всею скромностью и величайшей осторожностью. Открытое признание
нашей ограниченности кажется мне существенным, поскольку именно проблемы
такого рода чаще других искушают нас произносить громкие и пустые слова, а
также потому, что и сам я буду вынужден сказать нечто кажущееся непомерным и
неосторожным.

Современный человек, или человек непосредственного настоящего, встречается
достаточно редко, ибо он должен быть в высшей степени сознательным. Ведь
существовать целиком в настоящем означает полностью осознавать свое
существование, что требует максимальной интенсивности и экстенсивности
сознания, минимума бессознательного. Нужно ясно понять, что простой факт
пребывания в настоящем не делает человека современным, ибо тогда любого ныне
живущего можно было бы считать таковым. Современен лишь тот, кто полностью
осознает настоящее.

Достигший сознания себя в настоящем человек - одинок. "Современный человек"
во все времена был таковым, ибо каждый шаг к большей сознательности удалял
его от изначальной погруженности в общую стадную бессознательность. Каждый
шаг вперед означал отрыв от материнского лона бессознательного, в котором
пребывает людская масса. Даже в цивилизованном обществе люди, образующие с
точки зрения психологии низший строй, живут в состоянии бессознательности,
мало отличающемся от первобытного состояния. Обитатели последующих страт
живут на уровнях сознания, соответствующих начальным этапам человеческой
культуры, тогда как принадлежащие к высшему слою наделены сознанием, которое
отображает жизнь нескольких последних столетий. Только человек современный в
этом смысле слова действительно живет настоящим, он один обнаружил, что
пресытился жизнью на более ранних стадиях. Ценности и устремления этих миров
прошлого если и интересуют его, то лишь с исторической точки зрения.
Конечно, современным во всей полноте он становится только подходя к самому
краю мира, оставляя позади все ненужное, все что перерос, признавая, что он
стоит пред ничто, из которого может вырасти все.

Это звучит настолько величественно, что подозрительным образом граничит с
банальностью - нет ничего легче, чем прикинуться воплощенным сознанием
настоящего. Целая орда незначительных людишек придает себе обманчивый облик
современных, - численно немногие подлинно современные люди тем самым
сокрываются от плохо различающих глаз массы этим облаком
призраков-кровососов - псевдосовременных, с которыми они смешиваются. Этому
ничем не поможешь: современный человек всегда вызывает вопросы и подозрения
- так было во все времена, начиная с Сократа и Иисуса. Честное исповедание
современности означает добровольное признание самого себя банкротом,
принятие обетов бедности и целомудрия в новом смысле и - что еще болезненнее
- отказ от нимба святости, даруемого историей.

Любое хорошее качество имеет и свою дурную сторону, ничто хорошее не
приходило в мир, не произведя при этом соответствующего ему зла. Этот
болезненный факт делает иллюзорным чувство приподнятости, столь часто
сопровождающее сознание современности, - чувство того, что мы являемся
кульминацией всей истории человечества, исполнением и завершением
бесчисленных поколений. В лучшем случае это будет и горделивым признанием
собственной нищеты: мы представляем собой также крушение надежд и ожиданий
прошедших веков.

Достаточно подумать, что почти два тысячелетия господства христианских
идеалов привели не к новому пришествию мессии, не к Царству Небесному, а к
мировой войне между христианскими нациями с ее колючей проволокой и
отравляющими газами. Какая катастрофа и на небесах, и на земле! Ни
христианская церковь, ни солидарность экономических интересов не выдержали
проверки реальностью - крещения в огне. Я полагаю, что не слишком
преувеличу, если скажу, что психологически современный человек претерпел
чуть ли не фатальный шок, результатом которого является глубочайшая
неуверенность.

Духовная нужда привела в наше время к "открытию" психологии. Психические
факты существовали, конечно, и раньше, но они не привлекали к себе внимания
- никто их не замечал, люди вполне обходились без них. Но сегодня нам уже не
обойтись без науки о душе. Пока человек живет как стадное животное, у него
вообще нет собственной души - она ему и не нужна, исключая обычное верование
в ее бессмертие. Но стоит человеку выйти за рамки любой локальной формы
религии, в которой он был рожден, - как только религия перестает охватывать
его жизнь во всей полноте, - душа становится фактором по своему собственному
праву, с нею уже не обойтись привычными мерами.
По этой причине мы имеем сегодня психологию, основанную на опыте, а не на
догматах веры и не на постулатах какой-нибудь философской системы. Сам факт
существования такой психологии является для меня симптомом глубинных
конвульсий, происходящих в коллективной душе. Ибо изменения в коллективной
душе происходят по тому же образцу, что и в индивидуальной. Пока все идет
хорошо и наша психическая энергия находит адекватные и отрегулированные пути
для выхода, нас ничто не тревожит изнутри. Нас не осаждают сомнения и
неуверенность, мы не знаем внутренней раздвоенности. Но стоит заблокировать
один-два канала психической активности, как появляются закупорки, поток
энергии устремляется вспять, против течения, внутренний человек желает
иного, чем внешний, мы в войне с самими собой... Если раньше я считал, что
моим долгом было призывать других к порядку, то ныне я понимаю, что мне
нужно призвать к порядку самого себя, что для начала мне необходимо привести
в порядок свой собственный дом.

Современный человек утратил метафизическую уверенность своего
средневекового собрата, на ее место он поставил идеалы материального
благоденствия, безопасности, гуманизма. Но любому желающему ныне сохранить в
нетронутости эти идеалы необходима инъекция основательной дозы оптимизма.
Даже безопасность осталась за бортом, ибо современный человек увидел, что
каждый шаг в направлении материального "прогресса" постепенно увеличивает
угрозу все более страшной катастрофы. Стоит человеку накопить достаточное
число разрушительных машин, и дьявол, что сидит внутри него, скоро начнет
искушать его пустить их в ход... Свидетельства действия ужасного закона,
управляющего всем миром, названного Гераклитом взаимосбегание
противоположностей, прокрадываются в сознание современного человека
обходными путями, нагоняя на него страх и парализуя его веру в эффективность
социальных и политических мер перед лицом этих титанических сил. Быстрый,
охвативший весь мир рост интереса к психологии безошибочно указывает на
поворот внимания современного человека от внешних материальных вещей к
внутренним процессам, он ожидает от психики что-то недоступное во внешнем
мире.

Современный человек буквально зачарован чуть ли не патологическими
проявлениями душевных глубин. Я имею в виду не столько интерес к психологии
как науке или даже к психоанализу Фрейда, сколько получивший широкое
распространение и все растущий интерес к различным психологическим
феноменам, обнаруживающимся в спиритизме, астрологии, парапсихологии и т.д.
Интерес к этим явлениям, несомненно, связан с течением психической энергии,
которая более не может инвестироваться в старые формы. Подобно тому, как во
мне, отдельном индивиде, тьма взывает к приходящему на подмогу свету, точно
также происходит и в душевной жизни народа. Так или иначе, мы являемся
частью одной всеобъемлющей души, единого "великого человека" - homo maximus,
как говорил Сведенборг.

Перевороты, происходящие в нашем мире, и сдвиги в нашем сознании суть одно
и то же. Все стало относительным, а потому сомнительным. В то самое время,
как человек нерешительно созерцает мир, свихнувшийся от всех своих мирных
договоров, демократии и диктатуры, капитализма и большевизма, его дух
стремится найти ответ, который позволил бы уменьшить беспокойство, вызванное
сомнениями и неуверенностью. Нашему веку нужен опыт самой души. Современный
человек желает знать на основе своего собственного опыта, он хочет
непосредственного опыта, а не предположений, хотя и готов использовать все
существующие предположения как средство для этой цели, включая и те, что
принадлежат признанным религиям и настоящим наукам.

Духовная ситуация Запада неустойчива, и опасность тем больше, чем сильнее
наша слепота к безжалостной истине об иллюзорности красот нашей души.
Западный человек живет в густом облаке фимиама, воскуряемого им самим так,
что в этом дыму ему не разглядеть собственного отражения. Но какое
впечатление вызывает оно у людей с другим цветом кожи? Что думают о нас
Индия и Китай? У меня есть друг, американский индеец, вождь племени пуэбло.
В конфиденциальной беседе он сказал мне: "Мы не понимаем белых. Они всегда
хотят чего-то, всегда беспокоятся, что-то высматривают. Как это понимать? Мы
не знаем. Мы не можем их понять. У них такие острые носы, такие тонкие,
жесткие губы, такие линии на лицах. Мы думаем, что все они сумасшедшие". Мой
друг распознал, не умея назвать, арийского коршуна с его ненасытной жаждой
быть властелином во всех землях, он заметил и нашу манию величия,
заставляющую нас полагать среди всего прочего, что наше христианство -
единственная истина. Вогнав в хаос нашей наукой и технологией весь Восток,
требуя с него за это дань, мы посылаем наших миссионеров даже в Китай. Мы
еще не вполне осознали, что теософия есть любительская, поистине варварская
имитация Востока. Мы начинаем заново открывать для себя астрологию,
являющуюся на Востоке хлебом насущным. Восточные тексты тысячелетней
давности дают нам образцы философии, а что до наших открытий в психологии,
то многие сложные психические процессы давно были описаны в древнем Китае.
Сам психоанализ и связанные с ним течения мысли, которые мы считаем
специфически западным явлением, - представляют собой лишь усилия новичка в
сравнении с искусством йоги, существующим с незапамятных времен на Востоке.

Сущность духовной проблемы сегодняшнего дня содержится для меня в том
очаровании, которое вызывает душа у современного человека. Пессимисты
назовут это знамением упадка, оптимисты увидят предвестие далеко идущих
духовных перемен. В любом случае, это значимый феномен. Он заслуживает еще
большего внимания, поскольку коренится в глубинных социальных стратах,
затрагивает то иррациональное, те неисчислимые психические силы, которые,
как показывает история, преображают жизнь народов и цивилизаций, преображают
непредвиденно и непредвидимо.

Эти силы, по-прежнему невидимые для глаз большинства, лежат в основании
сегодняшнего интереса к психологии. Мне кажется, мы едва ступили на порог
новой эпохи духа, когда требования духа становятся столь же императивными,
как и нужды социальной жизни.

Очарованность душой приносит новую самооценку, переаттестацию фундамента
человеческой природы. Мы не удивимся, если это приведет и к новому открытию
тела. Тело претендует на равное признание; оно очаровывает точно так же, как
и душа. Если бы мы держались старого антитезиса сознания и материи, то
подобное положение дел казалось бы нетерпимым противоречием. Но если мы
свыкаемся с таинственной истиной, что дух есть жизнь тела, глядя изнутри, а
тело есть внешнее проявление жизни духа (на самом деле два суть одно), то
нам становится понятно, почему стремление выйти за пределы нынешнего уровня
сознания воздает должное и телу. Понятно и то, почему признание прав тела не
терпит философии, отрицающей его во имя духа. Эти требования физической и
психической жизни, несравнимо более сильные, чем в прошлом, могут показаться
признаком декаданса, но они могут означать и обновление, ибо, как говорил
Гельдерлин:
 Там, где опасность,
 Растет и спасенье.
И мы видим, как западный мир набирает скорость - американский темп - это
прямая противоположность Востоку. Возникает беспрецедентное напряжение между
внешним и внутренним, объективной и субъективной реальностями. Возможно, это
последняя отчаянная попытка вырваться из-под темной власти природного
закона, чтобы одержать еще одну героическую победу пробужденного сознания
над сном наций. На этот вопрос даст ответ только история.

Юнг К. Г. "Архетип и символ". М., 1991. С. 205 - 222


Мне говорят, а я уже не слышу,
Что говорят. Моя душа к себе
Прислушивается, как Жанна Д’Арк.
Какие голоса тогда поют!

И управлять я научился ими:
То флейты вызываю, то фаготы,
То арфы. Иногда я просыпаюсь,
А все уже давным-давно звучит,
И кажется - финал не за горами.
 .......................................................
Но стоит взяться мне за карандаш,
Чтоб записать словами гул литавров,
Охотничьи сигналы духовых,
Весенние размытые порывы
Смычков, - я понимаю, что со мной:
Душа к губам прикладывает палец -
Молчи! Молчи!
                И все, чем смерть жива
И жизнь сложна, приобретает новый,
Прозрачный, очевидный, как стекло,
Внезапный смысл. И я молчу, но я
Весь без остатка, весь как есть - в раструбе
Воронки, полной утреннего шума.
Вот почему, когда мы умираем,
Оказывается, что ни полслова
Не написали о себе самих,
И то, что прежде нам казалось нами,
Идет по кругу
Спокойно, отчужденно, вне сравнений
И нас уже в себе не заключает.
(Арсений Тарковский)

Сайт газеты "Чистый Мир"