Зияющие высоты
Год назад скончался Александр Зиновьев… Его книги – исповедь философа истинно русской судьбы. Вот ее вехи. В сельской
школе костромского села Пахтино ежедневно пустели парты – дети вместе с раскулаченными родителями выселялись на Север…
Из-за однофамильца Зиновьева его дразнили "врагом народа". А уже в 1939 об этом ему объявил следователь райотдела НКВД. С
этапа он бежал, дождался лета 1941 и пришел в военкомат, где никто не интересовался его биографией, и был направлен в
маршевую роту. Служил кавалеристом, танкистом, потом стал пулеметчиком штурмовика Ил-2. Вылетал на боевые задания 31 раз и
возвращался – для штурмовой авиации это не типично… Но уцелел: всего два ранения и не самый важный орден.

Потом пять лет учебы на философском факультете МГУ и начало судьбы истинного философа. Вместе с Мерабом Мамардашвили и
Георгием Щедровицким Зиновьев вошел в основатели Московского логического кружка. Когда на дворе был 1976 – судороги
"развитого социализма" – в Швейцарии с оглушительным мировым резонансом вышла его книга "Зияющие высоты". У преуспевающего
профессора Зиновьева отобрали все звания и должности и выпроводили из страны. Извилистые дороги эмиграции привели его в
Мюнхен, а российское гражданство возвратили лишь в эпоху Горбачева.

А судьба тем временем продолжала вести его тернистыми путями. В период перестройки и трагического крушения Советского
Союза Зиновьев не пошел на службу к новым хозяевам жизни – либеральным идеологам Европы и США. ОН квалифицировал
глобализацию как становление планетарного "человейника", как складывание общества тотального государственного контроля и
всепроникающего сыска. В 2000 году он, который не пришелся ко двору и на Западе, в обществе вековых демократических свобод,
вернулся в Россию.

Современный Запад основан на господстве религиозных программ "богоугодности личного обогащения" и на следовании моде
постоянного возрастания уровня жизни любой ценой. Постоянный жизненный страх оказаться на обочине жизни, вынуждающий
человека все более интенсивно продавать собственный труд, дополняется при капитализме мощнейшей системой идеологического
манипулирования: "Люди стремятся официально выглядеть тем лучше, чем хуже они становятся на самом деле". Социализм не в
меньшей, а в неизмеримо большей степени соответствует "естественной природе" людей.

Зиновьев не упрощал однако и понимания сути государственной власти советского типа. По его убеждению, она была единственно
возможной формой существования СССР. Партия же являлась "сутью государственной власти, ядром всякой власти и объединением
всех форм власти в единую систему… Это единственная сила, способная сохранить порядок в обществе… Насилие есть
равнодействующая свободных воль индивидов, а не злой умысел тиранов. Тираны такие же пешки в руках добровольно вырастающей
власти, как и их жертвы".

По мнению Зиновьева, верхушечная, или капиталистическая, "революция сверху" в России вряд ли осуществима. Инициативный,
"экономический человек" в СССР на протяжении жизни ряда поколений был вне закона... Философ всегда скептически относился к
возможности западно ориентированных политиков осчастливить страну. Так, один из консервативных персонажей его книги
утверждал: "Если хочешь посеять в рядах прогрессистов панику, предоставь им внезапно полную возможность делать прогресс. И
через некоторое время, когда им покажется, что они задавили нас, реакционеров, бери их голыми руками и делай из них еще
больших реакционеров, чем мы сами… Прогрессивные силы растеряли открывшиеся перед ними возможности по пустякам – на
взаимные склоки, степени, должности, премии, поездки, квартиры".

Зиновьев был ученым, безжалостно препарировавшим социализм, но не с целью восславить его общественный антипод –
капитализм. Он, пожалуй, был первым европейски образованным мыслителем современности, предложившим искать "третий путь"
развития – не по маршруту Кремля, но и в стороне от тропы Белого дома. Он много критиковал коммунизм и писал в
"Катастройке": "Можно сказать, что началась оргия любования своими язвами и хвастовства ими перед Западом". Он никогда не
согласовывал свои идеи с демократическим этикетом и потому не стал желанным гостем на празднике либеральной эйфории.
Зиновьев много писал о "великом эволюционном переломе" будущего. И не угождал тем, кто упоенно видит в Москве "Третий Рим".

Парадоксальные порой, но всегда трезвые формулы Александра Зиновьева еще не раз привлекут к себе и продолжают волновать
людей, для которых жизнь не есть свод директив, а тем более почитание конформизма. Честный, резкий и несгибаемый, он еще
долго будет жить для всех, кто искренне пытается осознать нашу жизнь.
Татьяна РУМЯНЦЕВА, профессор БГУ, "СБ"