Слово Митрополита Сурожского Антония поможет тому, кто честно и искренне пытается добраться до
сути “вечных вопросов”, встретить Бога Живого. Его слово убедительно в своей беспощадной
простоте и цельности.
Предлагаем вам отрывок из цикла живых бесед, которые митрополит Антоний вел в религиозных
передачах русской службы Би-Би-Си:

ТВОРЧЕСТВО - СВОБОДА - ЛЮБОВЬ

Сотворив мир в шесть периодов (которые в Библии условно названы днями), на седьмой день Он
почил от Своих трудов. Седьмой день - это весь период истории от момента, когда завершено
творение, когда человек совершен, сотворен, поставлен в сердцевине мироздания; я думаю, что
именно в этот седьмой день человек вступает в свою творческую деятельность. Может быть,
свойство человека, яснее всего делающее его родным Богу, это творчество, способность творить.

Максим Исповедник говорит в своих писаниях, что человек принадлежит двум мирам: с одной
стороны, он взят из земли, то есть является как бы последним звеном земного творчества Божия.
Но с другой стороны, Бог вдохнул в него жизнь - причем не просто животную жизнь, но то дыхание
жизни, как говорится в Библии, которое делает его способным познать Бога, полюбить Его,
прислушиваться к Нему, входить в гармонию с Ним. И вот благодаря тому, что человек создан
таким, он может все земное приобщить к духовному, и в конечном итоге - к Божественному. Это
задача человечества. Мы этого не совершили, мы заблудились на нашем пути, но эта задача
остается перед нами. Мир, который мы создали - безобразен, ужасен; мы уклонились с пути и пошли
дорожками эгоизма, страха, жадности, нелюбви и т. д.

Наша задача в том, чтобы вернуться к первоначальному замыслу Божию; и сам Бог вошел в этот
мир, чтобы возглавить наше творчество. Мы можем у Самого Бога научиться, как человеку надо
жить, потому что Бог в лице Иисуса Христа стал человеком и показал нам, как живут, или вернее,
как может жить человек, который достоин своего человеческого звания. И это один из самых
вдохновляющих моментов Евангелия: нам показана не только любовь Божия - нам показано величие
человека, показано, что человек может вырасти в меру Божественности и через это стать способным
все, Богом созданное, привести к той полноте проявления, к которой оно призвано.

Но на этом пути стоит очень страшная вещь: свобода, человеческая свобода, и это нам надо
продумать. Свобода может быть или творческой, спасительной, или - гибельной. Она может быть
произволом или освобождением, в зависимости от того, как мы ее понимаем и как ею пользуемся.

Казалось бы, над значением этого слова и задумываться не надо: быть свободным - это иметь
право и возможность делать, что хочу. Однако, такой свободы вообще на свете нет, - ни
биологически, ни общественно. Биологически мы можем быть только тем, чем рождаемся; общественно
мы тоже в значительной мере определены. В каждой стране есть какие-то очень ясные границы; они
могут быть страшно узкие или более широкие, но всегда где-то кончается наше право делать то,
что нам хочется. В чем же тогда свобода? Если я биологически, психологически, общественно и
политически во всех отношениях обусловлен, где же может быть речь о свободе? И вот мне хочется
задуматься вместе с вами над значением этого слова.

Я начну со слов, которые мы употребляем, обозначая свободу. Первое слово - латинское libertas.
Для нас теперь слова, исходящие из этого корня, означают почти что произвол, во всяком случае -
огромную долю самоопределения. Но в Древнем Риме слово libertas означало, с точки зрения закона
и практики, положение свободнорожденного ребенка в отчем доме. Свобода, которая дает человеку
возможность распоряжаться, владеть обстоятельствами и собой, приобретается трудом, дисциплиной.
Поэтому в отношениях отца и сына была строжайшая иерархия: отец учил сына и физически и душевно
и умственно быть хозяином своего тела и судьбы; а это дается не произволом, а настоящей
тренировкой. Вот такой тренировке, душевной и физической, и подвергался каждый
свободнорожденный ребенок ради того, чтобы в свое время занять в обществе ответственную и
творческую позицию. Поэтому право на свободу от рождения не означало права помыкать
окружающими. И тут с понятием свободы соединяется то, чего мы, казалось бы, менее всего
ожидали, а именно - послушание.

Обыкновенно мы думаем о послушании как о подчинении, порабощении. Но послушание - вещь гораздо
более глубокая и важная. Слово это происходит от “слушать”. Послушен тот, кто признает в другом
человеке - в матери, отце, учителе, старшем товарище - более глубокий, более цельный опыт,
нежели собственный, и кто сердцем и волей вслушивается в то, что они говорят, что они думают,
вслушивается в их жизнь с тем, чтобы приобщиться к тому, чему они научились от жизни, усвоить
их опыт. Таким образом, послушание заключается не в том, чтобы раболепно отдаться воле другого
человека, а в том, чтобы вглядываясь в его образ, вырасти в его меру и, возможно, его перерасти.

Слово, которое употребляется в германских языках (Freiheit по-немецки, freedom по
по-английски), корнями уходит в санскритское слово, которое в глагольной форме значит “любить”
и “быть любимым”, а как существительное означает “мой любимый”, “моя любимая”. Разве не
замечательно, как эти древние народы уловили, что подлинная свобода - это такое отношение, в
котором царствует взаимная любовь, где ни один не порабощает другого? Такая свобода и есть плод
любви. Но какой любви?

Мы все знаем, что люди обычно называют любовью теплое чувство, ласку, порой - чувство, которое
рождает в нас желание владеть другим человеком, обладать им. Это может зайти очень далеко. Есть
у английского писателя Льюиса произведение: переписка старого беса с молодым племянником,
которого он учит приемам искушения людей. И между прочим, этот старый бес говорит: “Я не могу
понять Христа. Он говорит, что любит Свою тварь - и оставляет ее свободной. Вот я тебя,
бесенок, люблю; это значит, что я хочу тобой обладать, хочу тебя держать в своих когтях, я
хотел бы тебя съесть, переварить, чтобы тебя вне меня не было вовсе...”

О такой любви многие из нас, к сожалению, знают. И тут мы можем почувствовать разницу между
этим лживым понятием любви и любовью, равнозначной свободе. Такая любовь говорит другому: “Ты
так драгоценен, так прекрасен, так много значишь для меня, что я не имею никакого права тебя
ограничивать, кромсать, уродовать, подгонять под себя. Я всеми силами своего существа буду
служить тому, чтобы ты развился в полную меру своих возможностей; я не буду преградой стоять на
твоем пути, а буду только способствовать, чтобы ты стал в полной мере той красотой, тем чудом,
каким ты можешь быть...” Вот это свобода совершенно другого рода - многие ли ее знают?..

Свобода не в том, чтобы человек мог делать все, что ему вздумается, но в том, чтобы он в самом
настоящем смысле слова был самим собой, всем тем, чем он может быть, чтобы он развился до
совершенной своей полноты. Такую свободу всякий человек носит в своей душе: стремление быть
самим собой, развиться до полного своего величия, стать достойным звания Человека.

Бог сотворил нас свободными, и за это можно Его благодарить всю жизнь, как бы ни складывались
обстоятельства этой жизни. Потому что не обстоятельства мешают человеку быть свободным в
истинном смысле: быть самим собой, полным творческой силы, быть способным любить не только
своих друзей, родных, близких, но и ценить за уроки своих врагов. И для того, чтобы это
осуществить, всякий человек может строгой тренировкой, постоянным усилием научиться быть сыном
Божиим по образу Господа Иисуса Христа.