Стрекоза, краса-девица, лето красное пропела, фанов тысячи имела. Безголосая она… но крута. Папа стрекозил. За бабки раскрутил. Потомкам Муравьёвым мстил…

Квартет играли, как и встарь. Мартышка, Осёл, Козёл и Косолапов Мишка. Мальчишки! Не клеилась у них игра, хотя и тренером купили Соловья. Осёл обиделся и в децелы ушёл, гриву косичками заплёл… А ведь могли бы вчетвером в министры. Премьеры… Евро… Интуристы…

Мартышка, Мишка и Козёл тоже ушли. В мошенники. В отпетые… Но соплеменников там было до черта. Там фабрика. Три месяца - Звезда!

Козёл Козу себе нашел. Запел дуэтом. “Агу…” Воркун… И поженились… И пели, что ещё не спето… В любые праздники, в канун…

Мартышка тоже, с Мишкой, затеяли дуэт. Под липой. Она поёт, а он смычок дерёт… Он сиплый. Пересели… Напились… и спьяна: “Утро доброе страна!” Но кончилось терпение… Мартышкин труд пропал зазря. Распалась “академия”…

Лисица, обожравшись сыром, села на фруктовую диету - виноград. Который бабка не смогла. Который без излишних трат ей доставляли с заграницы. Лисица петь уж больно мастерица. Не то, что та Ворона. Хотя и белая, исчезла с небосклона шоу-тусовки. Нет лисьей хватки и сноровки…

А Лебедь, Рак и Щука - совсем другая штука. В певцы не лезли. Из поколенья в поколенье воз тянули. Всё, что в нём было, растянули. “Кто виноват из них, кто прав, - судить не нам…” Пуст воз… но и поныне там. А Моська, так и ходит за Слоном… а говорили, что: “Наш дом…”

И оптимист, и пессимист за жизнь поговорить имеют право о тех, кто воз Державы тянет вниз, кто тянет влево, тянет вправо… “Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт, и выйдет из него не дело - только мука”. Не избежать повтора, коль у правнуков и внуков партитура - втора…

После надоевшей советской тусовки большинством голосов "светской" массовки культуру Запада взяли за основу. Шопинг-допинг, шейпинг-фитнес, дог-ток, гоп-стоп из всяких ноу иль хау, в общем - шоубизнес. Революции культурной жирондисты: "Броня крепка и танки наши быстры. Грязи не боятся!" Но за бравадой поп-рокзвёзд разврат и тлен таятся. Лондону по-фигу российское. Да и нам по барабану "ихнее" английское… Если разобраться…

Своя у них была тусовка. Своя была у них трактовка. Блок, Зощенко, Есенин, Пастернак… Давил цензурный экслибрис, (принадлежит цензуре знак "когда, кого и как"). От литературы госнаместник завсегда был в нужном месте, в историческом процессе. "Процесс пошёл…" Но как? Вновь созданная каста от искусства "мочит" жёстко златоустов (всех, умею!щих писать). Им не занимать. С учёным видом знатока, презервативы сушат на заборе. Порнографов проходят в школе… Распевает группа "Ленинград"… Сплошной мат…

На дне, в песке его сыпучем, он Гадом не был. Но ползущим среди умеющих летать (которые могли уже писать). Писал… Создал творенье “Мать”… Волнения и чаянья народа (по сословиям, по роду…) на чистую (морскую) воду вывел: "Над седой равниной моря…" Единение и брань… Запечатлел людскую грань. Люди делают погоду (кто на долго, кто по году…) У самой природы нет плохой погоды… Когда-то "МАТЬ" по своей воле… "Новое время!" - и не боле. Без надобности почитать… "Мать"…

Мать не стара ещё была. Но и не так уж молода. Шестьдесят шесть. И были намеренья… А сыну было тридцать два. Своя семья, свои дела… не замечал, что мать одна. Ведь за сестрой ходила, как дуэнья. Ночами длинными не спала, печаль подушке изливала. В себе держала все невзгоды, беды. Сын ей писал. Про жизнь не врал. Пытался… но не помогал. Двоих детей растил. На дивиденды…

Мать по-тихому ушла. Перед отходом всё ждала… Болезнью нехорошею болела. В своих болячках и слезах, в своих желаньях и мольбах молча страдала… и перетерпела. Но перед тем как отойти, ещё тогда, на полпути… заклятьем заклеймила сына: "Пусть будешь гож и пусть пригож, и пусть по-правде всё, а не нарочно. Но наяву, а не во сне, пусть твои дети так к тебе, как ты ко мне…" И умерла… Досрочно.

Сын горевал, переживал, как надо почести воздал… Годы прошли. Боль от потери притупилась. Сам до преклонных лет дожил. Но не болел, в расцвете сил… Заклятье мамы не забыл. И оно сбылось…

(М. Горький).

Намаявшись с дороги, Иван отключился сразу же, но не окончательно. Прозвучавшая команда: "Кажется, начинается", - исходящая откуда-то изнутри округлого живота, побудила к действию. Через сорок пять секунд Иван в полной боевой готовности открывал входную, точнее, выходную дверь. Последовавшая команда: "Отпустило… не надо…" - была воспринята, как "Отставить!" Дисциплинированный в ВДВ Иван вернулся в исходное положение. Через полчаса повторилось, но Иван уже не раздевался. Предродовой тренинг-семинар продолжался в течение последующих сорока пяти минут. На четвёртом повторе Дворецкий всё-таки умудрился выскочить за дверь и, домчавшись до телефона-автомата, пожаловался в темноту: "Заберите… спать не даёт!" Чёрная эбонитовая трубка допросила его с пристрастием, и Иван честно ответил на все поставленные вопросы: фамилия, адрес, пол… но когда она начала спрашивать по-женски, Иван рассердился: "Приезжайте, мать вашу… Нашу сами посмотрите!" Уловив профессионально-властные командирские нотки, трубка испугалась и прислала бригаду. Бригада увезла роженицу, которая в волнениях за дочь: "Как она без меня?" - совсем забыла о сыне, который должен был всенепременно… Иван напомнил и остался со сладко сопящей дочерью, не подозревающей о проделанных папой мероприятиях.

Сияющая харя лица ответственного лейтенанта Дворецкого затмила утреннее солнце и ослепила "старшего ответственного" по батальону. Взвалив на себя всю ответственность за вторую инженерно-сапёрную роту, он поздравил Ивана с прибытием молодого пополнения, а Нёху с братиком, и безоговорочно отпустил.

"К маме поедем!" - сообщил Дворецкий Нёхе, расстроенной несостоявшейся встречей с Армией. Но мама - лучше, и она согласилась. По дороге к родильному отделению Иван заезжал в офицерские семьи отдыхающих сослуживцев, делился распирающей его радостью и попутно уточнял: "Что с собой иметь надо?" Семьи искренне разделяли свалившуюся на Ивана радость, офицерские жёны советовали, а офицеры, отставив прямой локоток: "За тебя и новорождённого десантника!" - поздравляли, приглашая неполную семью Дворецких на праздничный обед: "Чтоб на обратном пути - обязательно!"

Строгая тётка в белом халате отобрала собранную по рекомендациям передачу, категорически не пустила Дворецкого с дочерью в родильное отделение для воссоединения с полноценной половиной семьи и, невзирая на изощрения Ивана в искусстве дипломатии, послала. Иван и Нёха пошли. К окну пошли, к которому послала. Света выглянула и, устав от бурной Ванькиной пантомимы, дала указание одним указательным пальцем: "Нёху береги!" Иван сберёг.

Отбив две телеграммы в южно-украинский город: "Жму вашу мужественную руку. Я родился! С чем вас и поздравляю! Целую, Алексей Иванович Дворецкий!" - Иван повёз дочь на званный обед. Но поскольку званный был не один, он подолгу на одном месте не задерживался, а поскольку мест было много, то возвращался в осиротевшую квартиру заполночь, переполненный высокими чувствами… У подъезда его парализовала тревожная мысль: "А где Нёха?!" Оглянувшись, успокоился: "Бережённого Бог бережёт". Дочь по-военному дремала на санках, полусидя, не предав Родину и не потерявшись. "Молодец, Дворецкий!" - похвалил Иван Нёху и угомонился вместе с дочерью на семнадцати квадратных метрах, сохранивших материнское тепло.

Иван как-то сразу, не задумываясь, знал, что сына Алексеем назовёт. Даже тогда, когда дочь вне очереди родилась, за что и получила созвучное имя Алёнушка. Потому, как в сказке: "Сестрица Алёнушка, братец Алёшенька и папа Иванушка". После "обмытия ножек" в сугубо армейском коллективе и признания появления на свет Алёшеньки из сказки: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…" - приехали, бабки, дедки, тётки. Засвидетельствовали, констатировали и уехали. Ближе Иван не подпускал. Он сам пеленал, стирал, вставлял в попку стеклянную трубочку, чтобы животик не пучило, подкармливал с ложечки, делал общеукрепляющие кости развивающие упражнения: "Опаньки, опаньки, чтобы не болели костоньки…" У десантника кости должны быть крепкие…

Надвигающаяся командировка на этот раз не выбила Ивана с накатанной им же самим колеи отцовства. "Вы тут немного без меня, а я сориентируюсь и дам знать. Приедете". Света не возразила: "Как скажешь". Так и порешили.

Победившая в социалистическом соревновании по итогам зимнего периода обучения вторая инженерно-сапёрная рота под предводительством и при участии командира роты, капитана Крестца, получила право на участие в строительстве учебного центра ВДВ общесоюзного значения "Казлу-Руда". Крестец поехал в отпуск, а Иван - обустраиваться. Обустроились. Рота - в деревянно-щитовой казарме дивизионного учебного центра, Иван - в лесу, который продолжали расчищать для строительства взлётно-посадочной полосы. Из отдельных фрагментов расчищенного леса Иван сруб построил и выписал семью. Семья приехала. И подъехавший Крестец сруб построил. И его семья подъехала. И офицеры сапёрного батальона братской Кировабадской дивизии построили. И их семьи приехали. И вырос на опушке литовского леса несанкционированный международный военный городок. Весело было в городке. По вечерам. Днём жарко было, а вечером - весело. На вечеринках. Но Иван, оставив веселье на Свету, уходил с сыном в лес, баюкая на руках: "А гу-гусеньки гу-гу. Я твой папа, ты мой сын. А гу-гусеньки гу-гу, по фамилии Дворецкий…"

Света как-то сразу привыкла к полевым условиям и умело вела хозяйство, создав внутри деревянного сруба домашний городской уют. Приехавший по ягоды тесть даже удивился: "Шо цэ тут хлопци робыться? Як вы тут жывэтэ?" Москвич-408, зарегистрированный на Крестца и находящийся в его полном владении, тоже произвёл на тестя впечатление, особенно когда автовладелец давал первый урок вождения своей дрожащей супруге Вахе. Забуксовав в песке, Ваха наивно поинтересовалась, высунув голову в окошко: "А почему она не едет?" Крестец, упёршись в зад автомобиля, потея, налегал: "Первую включи и газуй потихоньку!" Ваха газанула, автомобиль рванул, Крестец врылся лицом в песок. "На вторую переключаться?" - ощутив радость движения, вопросила счастливая Ваха. Крестец тоже рванул с низкого старта, догоняя удаляющийся автомобиль с дражайшей и на ходу проорал соответствующий инструктаж: "Я тебе, твою мать, переключусь!" Ваха испугалась, машина заглохла и всё обошлось.

Как-то на очередной вечеринке Крестец ляпнул: "Витас Победу продаёт". Витас - лесник местный. "Победа" - автомобиль. Продаёт - идея, которая запала тестю в голову и он купил, зарегистрировав на Ивана. Оставив "Победу" зятю в обмен на Алёнушку, тесть уехал. Свету и сына Дворецкий не отдал. Сам привёз. В отпуске. На личном транспорте, совершив автопробег "Псков - Николаев". В отпуске тоже пошёл на компромисс. После категоричного возмущения тёщи: "Как это ты, убийца, маленьких детей повезёшь на этом драндулете?!" - Дворецкий поставил "Победу" на платную стоянку и увёз семью железнодорожным транспортом.

Переняв у матери спокойствие, взамен южного отцовского темперамента, Лёшка не был уличным мальчиком, но отцовские мозги просились наружу, и он учился, воспринимая окружающее всерьёз и надолго.

Как-то придя домой, и выслушав нарекания Светы на недисциплинированность молодого дворецкого поколения, Иван приподнял Лёху одной рукой, прислонил к стенке и вторую протянул Алёнушке: "Принеси гвоздь и молоток, прибью этого виновника к стене, чтобы больше не озорничал".

Алёша с тех пор, как родился, всегда был без вины виноватый, т.к. во всех совместных проделках Алёна уступала пальму первенства младшему брату при родительском разборе, и Алёша безропотно брал всю вину на себя, не закладывая сестру, как и подобает настоящему десантнику. На шутку отца он отреагировал весело, но когда находчивая военная девочка принесла, что просили, разрыдался как-то изнутри, приняв всерьёз. У Дворецкого сжалась душа в комок нервов, и больше он так никогда не делал. А находчивая Алёна, переняв предназначавшийся Лёхе отцовский темперамент по случаю досрочного рождения, даже нашла Свету и Ивана на новогоднем балу в Доме Офицеров, где Иван по просьбе худручки замещал выбывшего из строя Деда Мороза. А ведь договаривались: "Ты уже взрослая девочка. Посидишь с братом…" И согласилась ведь…

Иван брал с собой Алексея на все полевые выхода. Зимой краткосрочно, для ознакомления, а летом на весь сбор. Командир батальона присвоил молодому, в три с половиной года от роду, Дворецкому звание "лейтенант". Хотел - "капитан", но Дворецкий, который постарше, запротестовал: "Не может сын старшего лейтенанта капитаном быть. У капитана свой сын есть. И старшим лейтенантом не может, поскольку отец - старший". Присвоили "лейтенанта" за то, что статью из Устава прочитал: "Обязанности командира перед построением и в строю". С выражением прочитал. Не верил никто, что читать может. А он мог. И стрелять мог, и заряды одиночные подрывать и материальную часть знал…

Учился Лёха. Сначала у отца, в Армии, потом в школу пошёл. В общеобразовательную. Пятёрки домой носить начал, которые отец не добрал. Как с первого класса начал, так с золотой медалью и закончил. И в Армии успевал (на каникулах). И институт с красным дипломом. В аспирантуре ничего не дали. Обидели. Защищаться пришлось. Досрочно, через полтора года. Лёха себя никому в обиду не дал. Да и двадцать три года уже. Пора. Защитился. Кандидатом наук стал, потом доцентом, но это потом. И всё это всё - глубоко потом…

Отцу "капитана" присвоили. Да и пора уже, хоть и графа - пятая. Три года - на взводе, три года - заместитель командира роты. Это - уже шесть… А тут как раз долги интернациональные раздавать начали по решению Партии и Правительства. Партия решила: "В Афганистан надо!" Армия ответила: "Есть!" И десантники ответили: "Есть". И приземлились, и захватили… и офицеры батальона за границу в "командировку" ездить начали. Ивана не пустили. Сказали: "Ты здесь нужен". И Иван поверил. Уже глубоко потом выяснилось, что это евреев берегли. Не выпускали из страны. За железным занавесом держали, держали, а как додержали до нужной кондиции, железный занавес приоткрыли и против арабов выпустили, мол, "знай наших". Но это - политика. Большая политика. Иван был вне политики. И правильно делал. Потом это узаконили. Так и сказали: "Армия вне политики!" Это когда много партий развелось… Армия, она к единоначалию привыкши…

Не в этом суть. Суть в том, что жизнь на месте не стоит, растекаясь по посёлкам, весям, городам… и городкам. Военным городкам. Попал и Иван с семьёй в течение и поплыл, кружась и ныряя в бурном потоке военно-городошной жизни, которая типична для большинства военных… городков.