Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Аналитика, эссе, интервью в Русском Журнале / Сумерки просвещения


Служба Рассылок Subscribe.Ru
Русский Журнал. История современности
Все дискуссии "Истории современности"



Елена Голубева
Умри, но не учи глаголы без любви?

Недавно на уроке москвоведения в третьем классе я решила в кои-то веки навести порядок. Отбросив демократизм, я принялась тиранствовать и пересаживать болтунов и террористов, ликвидируя особо горячие точки. Вопреки обыкновению, я не поддавалась на уговоры и жалобы, действуя совершенно неумолимо. И тут раздался отчаянный возглас: "Ну почему, почему взрослые заставляют нас делать, что хотят?!" В этих словах было столько чувства, что я на мгновение остолбенела. Надо было как-то реагировать. Надо было как-то объяснить пытливому бунтарю, что у взрослых больше жизненного опыта, что они хотят детям добра и тому подобное... Но посмотрев на злое личико, я неожиданно для себя выпалила: "Да потому что я - твой начальник!" Тут остолбенел уже не только юный протестант, но и весь кла! сс. "Как начальник?" Такого им еще никто не говорил. Учительница - это друг, мудрый советчик, временами - моя вторая мама. Но я вдохновенно продолжала: "Да, начальник. Вот ты вырастешь, пойдешь работать на фирму, и у тебя будет начальник. Разве ты ему станешь говорить: "А что это вы здесь раскомандовались?" Класс возликовал: "Он тебя уволит!" Мальчишка фыркнул, но все же не хотел сдаваться: "А я сам буду начальником!". - "Тогда над тобой будут еще более строгие начальники". Дети зашумели, проявляя поразительную осведомленность: "Налоговый инспектор! Санитарный врач! Президент!". Самый рассудительный веско бросил нарушителю спокойствия: "Станешь президентом - тогда можешь не слушаться". И раскрыл учебник на нужной странице.

Остаток урока прошел на редкость продуктивно.

Я пришла в школу три года назад без малейшего педагогического опыта, но со смутными воспоминаниями о первых годах перестройки, когда по телевизору регулярно показывали встречи с учителями-новаторами в Концертной студии Останкино. Какой волшебной музыкой звучали тогда слова "педагогика сотрудничества". Вспоминая собственные школьные годы, я с горечью думала: "Ну кто, кто с нами сотрудничал? Да никто!"

Сейчас это словосочетание не в ходу. Однако в начале своей учительской деятельности я пыталась создать атмосферу какого-то если не сотрудничества, то хотя бы элементарного дружелюбия. Очень скоро мой идеализм капитулировал под натиском грубой реальности. Для сотрудничества необходим минимум условий, и одно из них - общность целей. На достижение этого условия, как правило, и уходит весь запал учителя.

Казалось бы, у учителя и ученика действительно одна цель: учитель хочет научить, ученик - научиться. Хрестоматийное подтверждение этой истины - Ломоносов, преодолевший тысячу заснеженных верст. Но есть столь же хрестоматийный пример - розги, без которых не существовала ни одна школа ломоносовского времени. Титаническая тяга к знаниям единиц соседствовала со столь же титанической работой по преодолению отвращения к учебе у большинства. И соседствует до сих пор.

Оглядываясь на три года своего учительства, я вижу вечный бой, который, в отличие от поэтической версии, мне и снится тоже. Ученик приходит на урок с одной задачей: провести данные сорок пять минут с максимальной пользой. То есть обменяться новостями и идеями, порисовать, послушать плейер, поиграть в сотки. В кабинете завхоза я видела внушительную гору конфискованных соток: администрация своими руками подписала разрешение на открытие в вестибюле ларька, где наряду с тетрадками бойко торгуют сотками. Судя по масштабам конфискации, насыщения рынка этим товаром в ближайшее время не предвидится.

Учитель - это человек, который садистскими методами пытается украсть драгоценные минуты наслаждения и что-то вдолбить в голову. Вот этого ни в коем случае нельзя допускать. Даже если отобраны все средства развлечения, можно просто застыть и отключиться, впасть в транс, отправиться в мысленное путешествие с приключениями. Но чему удивляться? Разве сами мы не играли на уроках в "морской бой"? Не доходили до высокой степени совершенства, упражняясь в "балду"? Не рассматривали завороженно воробьев, копошащихся на подоконнике? Кто этого никогда не делал, пусть первый бросит в меня камень.

А учитель между тем совершенствует средства нападения. Взывает к совести - раз. Грозит контрольными и экзаменами - два. Все это очень неприятно, потому что учитель прав, и мы это понимаем. Рассказывает о том, сколько денег мы потом потратим на всякие курсы, тогда как сейчас нас учат бесплатно. И это правда, но вдруг у нас тогда, в будущем, появится много-много денег, и их будет совсем не жалко, а сейчас мы истратим на учебу неповторимые мгновения детства? Наконец, учитель пускает в ход самый садистский прием: придумывает что-то интересное, когда хочешь - не хочешь, а слушаешь, раскрыв рот. Такие бесчестные методы борьбы следовало бы запретить какой-нибудь конвенцией.

Напрасно думать, что дети не понимают, какое благо - бесплатное образование. Понимают и чувствуют себя заказчиками. Они не преминут со страдальческим видом рассказать родителям или администрации об учителе, склонном опаздывать или развлекать их посторонними разговорами. Они очень придирчиво оценивают качество работы учителя. Например, восьмиклассница с толстым слоем яркого макияжа жалуется мне, что учительница москвоведения не умеет обращаться с детьми и относится к ним, как к взрослым. То есть, я поняла, что, играя, болтая и мечтая, наши питомцы не забывают зорко следить за тем, чтобы учитель выкладывался по полной программе и не халтурил.

Так или иначе, сотрудничества не получается, хоть плачь. Рано или поздно учитель пускает в ход заменитель тех самых хрестоматийных розог ломоносовского времени - двойки. Когда я первый раз поставила двойку в журнал, мне послышался омерзительный шлепок прута по нежному телу. Я переживала целый день. Но на следующее утро мальчишка торчал под дверью моего класса, горя желанием рассказать вчерашнюю тему, и сделал это блестяще. Тогда мне стало стыдно не оттого, что я вчера совершила этот жестокий акт, а оттого, что не делала этого раньше.

Взаимоотношения учителя и ученика сложны и запутанны. С одной стороны, ученик - это требовательный заказчик образовательных услуг, которые должны поставляться в максимально приятной педагогической упаковке (ребенок может заявить учителю, что тот поступает непедагогично). С другой стороны, ученик - это лукавый раб, работающий только под страхом наказания. Учитель одновременно предоставляет услуги и выполняет функции безжалостного плантатора, который, потрясая кнутом, заставляет эти услуги принимать. Пожалуй, ни одна другая сфера человеческой деятельности не порождает столько противоречий.

Все эти открытия совершенно запутали меня, и только случай, рассказанный в самом начале, яркой вспышкой осветил педагогические дебри моего разума. А может, мы не сотрудники, или, вернее, не совсем сотрудники? Может, все-таки наши отношения больше походят на отношения начальника и бригады, и это надо признать?

Я пишу эту незатейливую сентенцию, чувствуя себя законченным еретиком. Из разговоров с коллегами я успела выяснить, что основой педагогического успеха является безоговорочная любовь детей. "Ее дети не любят", - сочувственно говорят про коллегу.

Впервые я услышала об этом от родственницы, пожилой провинциальной учительницы. Придя работать в школу и столкнувшись с первыми трудностями, я попросила ее поделиться секретами мастерства. Вместо этого я услышала патетическую проповедь о детской любви, сопровождавшей ее всю жизнь. Эта самая любовь представала в ее описании как мистическая данность - либо она есть, либо ее нет. Когда я засомневалась в истовой любви моих учеников ко мне, она тяжело вздохнула, посчитав мое положение безнадежным.

Лет 20 назад, навещая внуков в Москве, она решила приобщиться театральной жизни и отправилась в ТЮЗ. Там давали сатирическую пьесу о школе. После спектакля предложили желающим остаться и принять участие в обсуждении. Стоит ли говорить, что моя боевая родственница не могла не воспользоваться такой возможностью. Драматург безошибочно идентифицировал ее среди сильно поредевшей публики. "Вы, наверное, учительница. Каково ваше мнение?". "Что я могу сказать? - начала она свое безыскусное, но искреннее выступление. - Вот вы представляете учителей в смешном виде. Дети посмотрят и не будут учителей уважать. А чему же тогда учителя смогут их научить?". Меня тогда это позабавило: сначала "уважать себя заставить", а остальное приложится само собой. Что-то мне это напоминало. Вскоре я поняла, что именно: образ вождя в советском искусстве.

Забавно: продавца можно представить в смешном виде, не беда, если покупатель не будет его уважать. Нет никаких возражений против нелепых садовников, забавных ученых, уморительных постовых. Но образ смешного учителя подрывает основы ремесла - это все равно, что с экрана назвать имена, адреса и явки действующих резидентов.

Сейчас я часто вспоминаю свои школьные годы. Уважали ли мы учителей? Я бы сказала так: мы не испытывали к ним неуважения. Среди них не было жуликов или растлителей. Скорее всего, в их среде не обходилось без подхалимов, стукачей и сплетниц, но нам это было неведомо. Единственным человеком с довольно явным пороком был физкультурник, который частенько приходил на первые уроки, пошатываясь, кидал нам мяч и засыпал до звонка. Не могу сказать, чтобы мы не уважали его. Даже та виртуозность, с которой он размещал свое массивное тело на узенькой скамеечке, свидетельствовала о его спортивном профессионализме. Мы его жалели и никогда не выдавали.

А вот что касается любви... Я могу точно сказать, что мы не любили никого из учителей. Было только одно исключение: в 9 классе к нам в школу залетела из дальних краев не похожая ни на кого женщина, и все девочки, как по команде, влюбились в нее. Она проработала всего год и упорхнула, оставив после себя тающую атмосферу болезненного гимназического обожания, но я вовсе не уверена, что мы с той же страстностью не возненавидели бы ее за какой-нибудь ничтожный неверный шажок: кумир не должен ошибаться. Сейчас я меньше всего хотела бы оказаться на ее месте. Да будет мне позволено перефразировать классика: минуй нас пуще всех печалей и детский гнев, и детская любовь...

Мне не случайно пришло на ум сравнение с вождями. Политологи вывели три типа авторитета лидера: традиционный (монархи), харизматический (вожди) и технократический - тип современного лидера-прагматика. Мне представляется, что школа ориентируется на первые два. Можно установить незыблемую традицию уважения и любви, когда сама мысль о том, что учитель несовершенен, представляется грехом и вызывает угрызения совести. Можно предложить учителю создавать себе харизму, всеми силами завоевывать любовь детей, а если не получилось - пенять на себя. Оба этих подхода основаны на идее, что учитель лучше, умнее, выше, за что и предлагается его уважать и любить, смиренно осознавая собственное несовершенство. В результате классу к 7-му в душе вызревает бунт под нехитрым девизом: "Сами-то вы хороши!", который к 8-му перерастает в рационалистическое движение "Мы уже взрослые, такие же, как вы".

Мне довелось обжечься на попытке уважать последний лозунг, ибо он понимается ребятами исключительно односторонне. То есть вы относитесь к нам, как к взрослым, а мы с вами будем себя вести, как дети. Например, учитель может, как это принято между взрослыми, с интересом отнестись к увлечению ученика. Будьте уверены, что скорее всего на вас обрушится словесный водопад или лавина электронной почты с восторженными рассказами о своих достижениях в этой области. Если же учитель, как это, опять-таки, принято между взрослыми, попытается из вежливости вставить два слова о своих интересах, его ждет в лучшем случае недоуменное молчание, в худшем - взрыв ярости: а при чем здесь это, ведь мы же говорили обо мне! Приходится объяснять, что во взрослом мире принято хотя бы для виду проявлять интерес к собеседнику, и те времена, когда ты вызывал восхищение публики, встав на стул и прочитав стишок про мишку, вроде бы уже прошли. Возможно, приступ гнева после этого утихнет, но врага в! ы себе наживете.

Я допускаю, что такого рода инфантильность порождается именно тем типом взаимоотношений между учителями и учениками, который принят в школе. Не исключено, что прагматический подход к этому вопросу поможет ребятам спокойнее взрослеть и избавит от некоторых комплексов. Такие взаимоотношения могут строиться на следующей идее: "Ты не хуже и не лучше меня, просто так сложилось, что сейчас я - твой начальник. Я кое-что знаю в своем предмете и знаю, как помочь тебе овладеть им. Поскольку я сейчас твой начальник, ты должен выполнять мои распоряжения, иначе я не смогу оценить результаты твоего труда отметками, как начальник твоего отца оценивает результаты его труда в рублях или долларах. Я знаю, что ты не хочешь работать, это нормально. Люди, как правило, не хотят работать, но хотят зарабатывать. Не обязательно меня любить, можешь даже не уважать меня, просто делай то, что я говорю, и может, когда-нибудь ты станешь директором школы и моим начальником".

Помимо прочего, такая система отношений способна помочь ребятам получить представление о том жестком мире, в который им предстоит войти и где им предстоит завоевывать расположение коллег и начальства. Я помню парочку кошмарных старшеклассников, которые могли бы рисовать на своих рюкзаках сердечки, отмечая количество спровоцированных ими гипертонических кризов и сердечных приступов. Меня поражала их болезненная ненависть ко всем без исключения учителям, да и к большинству одноклассников. Несмотря на свои внушительные размеры, щетинистые подбородки и вполне сформировавшиеся скверные характеры, эта пара неизменно вызывала следующие реплики в учительской: "Он несчастный ребенок, отец с ними не живет". Я же невольно задумывалась: кому через год-другой несколько лет будет интересно, что этот поганец, который допек половину сотрудников фирмы, в 14 лет пережил душевное потрясение из-за того, что отец-бизнесмен ушел в другую семью, оставив мальчику половину состояния?

Я ничего не имею против, если амбициозные подростки, скрупулезно планирующие карьеру и штудирующие Карнеги, будут оттачивать свое умение завоевывать расположение начальства на учителях, вместо того чтобы бескорыстно хамить им. Я готова подарить свою начальственную благосклонность любому начинающему карьеристу, регулярно выполняющему домашние задания и выучившему все неправильные глаголы. Однако большинство коллег меня бы не поняло. Однажды я с похвалой отозвалась о старательном и вежливом одиннадцатикласснике. На меня обрушилась вся учительская: "Да вы знаете какой он? Он же учится ради карьеры! У него уже все спланировано на несколько лет вперед!" - с отвращением говорили учительницы. Я была поражена: хороший ученик должен быть или не от мира сего и учиться ради чистого искусства, или старательно скрывать свои амбиции. Откровенный оболтус вызывает гораздо больше симпатий - этакий альтруист, который бездельничает потому, что не думает о карьере.

При традиционной системе школьных отношений у детей всегда есть оправдание для разгильдяйства: "Мы не любим эту учительницу". А бедная учительница, хоть и продолжает свою нелегкую деятельность, но теряет всякую уверенность в себе, поскольку не сумела добиться того, что считается главным, - пресловутой любви учеников. По твердому убеждению моей многоопытной провинциальной родственницы, в этом случае надо искать другую работу.

До школы я много лет проработала... бюрократом. Мне это не нравилось, и я часто меняла работу, стараясь найти место, где водятся идеальные бюрократы. Когда-нибудь я напишу книгу, обобщающую столь богатый опыт. А пока я вспоминаю своих многочисленных начальников. Некоторые из них были достойны уважения, некоторые - нет. Ну а что касается любви, то это вообще тема отдельная и весьма богатая... Однако основой отношений была субординация, которая значительно облегчала все межличностные проблемы. Никому не приходило в голову сказать: "Я вас не люблю, поэтому не буду вам подчиняться". Или: "Вы не смогли найти ко мне подход". Что-то подобное приходилось видеть лишь в советских "производственных" фильмах о борьбе принципиальных парней с плохими начальниками. Но времена меняются.

И любовь, и уважение - прекрасные чувства, но может не стоит возводить их в абсолют? В книгах Лидии Чарской мило рассказывается о том, как институтки обожали учителей и классных дам, как перевязывали мел розовыми ленточками и делали другие изящные сюрпризы. Ах, одноклассницы княжны Джавахи готовились стать в худшем случае гувернантками, в лучшем - примерными женами, но не менеджерами и пиарщицами. Если бы в школе не витала эта идея любви, многих учителей и учеников устроил бы деловой, прагматический стиль отношений.

Я заранее предвижу возражения на свои запальчивые заметки, и главное из них будет таким: "Вам не важна любовь детей, потому что вы сами их не любите. Великие педагоги призывали любить ребенка". Может, я безнадежна как педагог, но, по моему убеждению, любить всех без исключения детей - это все равно, что любить всех без исключения людей, то есть чувство, доступное святому, но при этом отдающее небесным холодом. Среди детей, особенно среди подростков, есть такие, любить которых - испытание даже для их собственных родителей. Я - человек со своими слабостями, одни дети мне симпатичны, с другими я воюю, но переживаю за всех без исключения. И мне так хочется, чтобы они, наконец, выучили неправильные глаголы...





Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов"
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное